Мотченко угрюмо смотрел на Кургузова. Теперь-то он точно знал не только истинную причину убийства Шаманина, но и то, кто именно стрелял в Шаманина с Кричевским. О дальнейшем можно было не расспрашивать.
И все-таки оставался один-единственный вопрос, который мог бы расставить все точки над "i" и который до последнего момента не задавал начальник милиции Сохатому.
- А теперь слушай сюда, Петр Васильевич, и постарайся напрячь свою память.
Видимо, понимая всю важность момента, но еще не понимая, что именно за этим последует, Сохатый дернулся, словно его прошило током, и на лице застыла маска внимания.
- Да, конечно… я постараюсь, - забормотал он, покосившись при этом на плотно закрытую дверь и, очевидно, думая, что ему предстоит какое-то очень важное для него опознание или же очная ставка.
Однако последовавший вопрос Мотченко заставил растерянно заморгать глазами.
- Ты сказал, что хорошо помнишь тот день, когда стреляли в Шаманина с Кричевским?
- Ну!
- И хорошо помнишь все последующие дни?
- Да что ж я, алкаш, что ли, распоследний, чтобы ничего не помнить?
- Значит, был в полном здравии и в полном сознании?
- Господи, да о чем вы говорите?! Конечно, в полном.
- И естественно, встречался в те дни со Шкворнем?
Очередное упоминание о хозяине вызвало на лице Сохатого страдальческую гримасу, и он утвердительно мотнул головой.
- Само собой. Куда ж я без его указаний мог деться? Склады-то его, Шкворня. А я там всего лишь коммерческий директор, а по-простому - кладовщик.
Он замолчал, и по его лицу пробежала тень ухмылки. Мол, что с меня взять? Маленький человечек, исполнитель.
- Вот и хорошо, - согласился с ним Мотченко. - В таком случае ты должен помнить тот синяк, что был на лице Шкворня.
Мотченко откровенно блефовал, сказав про возможный синяк, который мог остаться на лице убийцы, когда его, уже догнав в кедровнике, ударил Кричевский. Кулаком. Судя по всему, попав под глаз или прямо в сопатку, так как на костяшках его кулака остались следы крови. Возможно даже, что он успел ударить Шкворня два или три раза. И теперь Мотченко ждал, напряженно всматриваясь в глаза Сохатого.
Тот моргал, какое-то время молчал, насилуя свою память, и вдруг утвердительно кивнул.
- Ну!
- Что, "ну"? - подался к нему Мотченко.
- Синяк. Как вы говорите. Но синяк был маленький, а вот его сопатка…
- Что?
- Вроде как перелом был. Макарыч даже в больничку нашу наведывался. Помню, он еще тогда сказал, будто какой-то рулон в руках не удержал, когда на антресоль забрасывал, вот и досталось по сопатке.
Сохатый замолчал и уже более спокойно посмотрел на майора:
- А что?.. Этот синяк важный такой?
- Погоди, просто есть кое-какие соображения. И если все сойдется, тогда и поговорим.
Мотченко не договорил, но и без того было ясно, что у Сохатого появился еще один шанс обойти сто пятую Уголовного кодекса стороной.
В этот же день, но уже ближе к вечеру нарочный из Хабаровска доставил в Стожары пакет, адресованный "генералу Грязнову В.И.".
Догадываясь, что подобный адресат мог начертать своей рукой только его хабаровский коллега, зам. начальника краевого УВД полковник Юнисов, Вячеслав Иванович невольно хмыкнул и передал пакет Мотченко, с которым они уже завершали второй заход по кофе.
- Вскрывай!
- Да вы чего?! - изумился Мотченко. - Не имею права!
- Ладно, хрен с тобой, - хмыкнул Грязнов. - В таком случае бьем пари. Тюркин здесь или все-таки Шкворень?
- Думаешь, кто-то из них?
- Даже не сомневаюсь.
- Ну-у, ежели не сомневаешься… - задумался Мотченко. - Я бы предположил, что Тюркин.
- Почему?
- На тот момент он сопровождал почтовые вагоны на Москву и, судя по всему, мог являться основным перевозчиком той же икры в багажных вагонах, да и тот выстрел, который уложил директора вагона-ресторана, говорит о многом. Семь метров! Чтобы попасть с такого расстояния точно в лобешник?.. Короче говоря, большим докой в стрельбе из пистолета надо было быть.
- Что ж, логично, - согласился с ним Грязнов. - В таком случае, ставлю на пана Шкворня.
- На что бьем? - повеселел Мотченко.
- Как обычно, бутылка армянского.
Когда вскрыли пакет, Мотченко едва сдержался, чтобы не запустить трехэтажным матом.
Скуластое, словно по шаблону слепленное лицо, слегка скошенный и в то же время раздвоенный подбородок, нос "уточкой". Такие лица запоминаются раз и навсегда.
По реакции Мотченко можно было и не спрашивать, кого именно он признал в этом фотороботе, однако Грязнов не удержался, кивнул на лист бумаги:
- Шкворень?
- Да.
Пакет с фотороботом сопровождала коротенькая записка, подписанная Юнисовым.
"Вячеслав Иванович! Страшно рад вновь сотрудничать с Вами и, чем могу, помогу. Однако с вашим запросом относительно подарочной шкуры для президента - полный облом. Были подняты на ноги все промысловики и посредники, которые могли бы иметь к подобным заказам хоть маломальское отношение, однако никто ничего толком сказать не смог. К тому же выяснилось, что августовский телефонный звонок-предупреждение из Хабаровска, не считая "Гринписа", был дан всего лишь по двум районам: Стожаровскому да еще в твое Пятигорье. Предположительный вывод: тот телефонный звонок - чистой воды блеф, возможно даже провокация, расценивай его как угодно! Но его задача - настрополить милицию на предстоящее убийство тигра и, возможно, подобным иезуитским способом расправиться с кем-то из неугодных людей. Впрочем, окончательные выводы делать Вам".
Дочитав записку, Вячеслав Иванович передал ее Мотченко, и когда тот пробежался глазами, спросил:
- Ну и как?
Мотченко пожал плечами.
- Да как тебе сказать?.. Честно говоря, я тоже стал склоняться к этой мысли.
- Шкворень?
- Судя по всему, он. Правда, звонить мог любой из его людей.
- А цель?
- Ты же сам знаешь - Безносов. И не случись того пожара… - Мотченко махнул рукой и, поднявшись из-за стола, прошел к сейфу, достал из его нутра ополовиненную бутылку коньяка и две рюмки.
Подобные стрессы всегда решались самым доступным и в то же время самым надежным и действенным способом…
Эпилог
Прожив несколько лет в Пятигорье, Вячеслав Иванович имел полное право считать себя коренным таежником, однако на поверку оказалось, что он практически не знает психологию этих людей и так же далек от них, как и в те времена, когда возглавлял Московский уголовный розыск.
Для задержания стожаровского олигарха Шкворня прибыла группа оперативного реагирования краевого Управления внутренних дел, и когда следователь из Хабаровска предъявил обвинение сразу по четырем статьям Уголовного кодекса России, стожаровское "сарафанное радио" сразу же связало этот арест с тем заказом на шкуру уссурийского тигра, о котором, оказывается, не переставали шушукаться в поселке. И когда утром следующего дня Вячеслав Иванович проснулся от непонятного гула на улице, то поначалу даже не поверил своим глазам.
Окно его "люкса" выходило на центральную площадь, и то зрелище, которое открылось его глазам, не поддавалось описанию.
По обе стороны памятника Ленину, который показывал вскинутой рукой путь в коммунизм, точнее говоря, на окна самого пристойного в поселке административного здания, в котором разместилась районная управа и прочие близкие к ней структуры, стояло две колонны - одна поменьше, другая побольше, - из которых неслись крики, явно обращенные к стожаровским властям. Та, которая была поменьше, но зато более крикливая, состояла из каких-то полупьяных мужиков и женщин, надрывавшихся от криков в защиту "самого честного и порядочного человека на свете" Шкворня, и вторая - испуганно притихшая и смирная.
Случись подобное с кем-то и где-нибудь еще, Грязнов не поверил бы рассказчику. Но все это проходило перед его глазами, и сам он был в здравом рассудке и в памяти.
По другую сторону памятника "дедушки Ленина", сохранившегося с советских времен и весьма ухоженного, стойко держалась толпа мальчишек и девчонок, в руках которых шевелилось что-то живое и разношерстное.
Вячеслав Иванович сильно прижался лбом к стеклу.
Господи милостивый! Видимо, поддавшись какому-то единому порыву, вся эта ребятня вышла на площадь с самыми дорогими для них питомцами, готовая отдать их в подарок российскому президенту, лишь бы взрослые не убивали тех тигров, которые еще водились в их тайге и которыми они так гордились.
Щенки и разноцветные котята, кролики в клетках, огромная черепаха в руках крошечной девчушки, еще какая-то живность, которую невозможно было рассмотреть в толпе, но что более всего поразило Грязнова, так это тигр.
Огромный, в натуральный рост тигр из папье-маше стоял рядом с белобрысым вихрастым пацаном, и тот показывал крепко сжатый кулачок закрытым окнам стожаровской управы…
Грязнов с силой оттолкнулся руками от подоконника. Вот теперь уже можно было звонить Турецкому и возвращаться в Пятигорье. Или в Москву?..
Примечания
1
Статья 256 УК РФ - Незаконная добыча рыбы и пр.