В его ведомство несколько дней назад поступил довольно странный телефонный звонок из Хабаровска, от которого он попросту отмахнулся. Оказывается, кто-то из поселковых получил оплаченный заказ на уссурийского тигра, шкура которого якобы должна пойти в подарок российскому президенту от дальневосточных промысловиков-охотников.
- И… и что?
- Да ничего, - скривился словно от зубной боли Безносов. - Сам понимаешь, насколько все это дико звучало, что… Короче говоря, подумали, что все это сплошная лажа, чтобы наши силы распылить на время путины по тайге. М-да… Тем более что этот информатор даже не назвал ни имени своего, ни отчества.
Судя по растерянному выражению, Безносов никак не мог поверить в случившееся, а когда наконец-то до него дошел смысл известия, принесенного Сергеем, он выругался и тут же превратился в ответственного стожаровского охотоведа, который должен брать инициативу в свои руки.
- Значит, так, Серега! Мыс тобой шуруем на седловинку и посмотрим относительно следов. Вдруг что-то осталось, за что зацепиться можно будет. К тому же надо мужиков понадежнее подобрать из леспромхозовских, да волокушу смастерить для тигра. Вертолет вряд ли в той седловинке сядет…
К буреломному завалу у березовой полянки, где устроил свою запасную лежку пришлый в этих местах уссурийский тигр, они дошли довольно быстро. Безносов, которого в Стожарах называли просто Кеша, с генами предков-охотников впитавший отвращение ко всякому бессмысленному убийству, - а убийство тигра, шкура которого должна пойти в подарок, он именно таковым и считал, - по-хозяйски неторопливо осмотрел подвешенного на веревках зверя и только после этого подошел к разлапистой старой березе, в кроне которой была сделана засидка.
Не обращая внимания на стоящего поодаль Шаманина и что-то бормоча себе под нос, он обошел березу вокруг, зачем-то потрогал ладонью ободранный с одного бока ствол и, видимо удостоверившись в чем-то, повернулся к Шаманину.
- Одно могу сказать точно: тот, кто стрелял, не очень-то хороший охотник, но меткий, зараза. И если он действительно наш, стожаровский, найдем.
Он вернулся к окровавленной туше, достал из самодельного чехла тонкий, острый нож, раздвинул густую шерсть на загривке и, сделав надрез, выковырял застрявшую в позвонке пулю. Аккуратно обтер ее о брезентовые штаны и хотел было уже положить ее в карман, как вдруг лицо его напряглось, и он, покосившись на Шаманина, словно выдавил из себя:
- Слушай, Серега… а пулька-то моя.
- Чего-о-о? - не понял Сергей. - Ты чего буровишь-то? Или браги ночью перепились?
- Пулька, говорю, моя, - пропустив мимо ушей намек на ночную попойку под шум дождя, повторил Безносов. - Я таких несколько штук сделал. Еще по весне. Видишь заточку? Так это, если вдруг медведь-шатунишко встретится, чтобы сразу наповал…
Шаманин верил и не верил услышанному.
- А как же… как же она могла здесь оказаться?..
И он показал на тигра.
- Не знаю. Убей меня Бог, сказать не смогу.
- И все-таки?
Безносов сморщился, с силой потер виски.
- Знаешь… не хочу, конечно, грешить зря, но несколько таких пулек я одному человеку дал, из леспромхозовских. Он тогда пристал ко мне как репей: продай да продай, и даже водяры литруху выставил. Вот я и…
- Ты можешь говорить внятней?! Кому?
- Да ты его знаешь вроде бы. Тюркину. Он тогда как раз из трактористов в сторожа перевелся, на здоровье сильно жаловался. И его оставили на отработанной лесосеке технику сторожить. А я этот участок принимал как раз. Ну, разговорились как-то за чаем, он и признался, что шатунишку боится. Появился, мол, неподалеку бродит. Я и дал ему пяток патронов с такой вот насечкой.
- И что?
- Да ничего. Он обрадовался сильно, литр водки выставил, на том и расстались.
Безносов замолчал, угрюмо уставившись на тигра, молчал и Шаманин. Наконец спросил негромко:
- Ты его видел после этого?
- Конечно, - охотовед пожал плечами. - Кстати, лесосека та недалеко отсюда. Можно хоть пешком через сопку дойти, хоть протокой спуститься.
- То есть ты хочешь сказать?..
- Ну! - кивком подтвердил Безносов. - Этот гад безвылазно на своей лесосеке сидит, там его и спеленать можно будет.
- А это точно твоя пулька?
- Лучше не спрашивай, - в вымученной улыбке скривился Безносов. - Я же эту сердцевинку своими собственными руками подтачивал, и мне ли ее не узнать.
Когда в седловину поднялся бригадир вальщиков Евтеев, Безносов вкратце пересказал ему суть дела, и бригадир, недолго думая, решил спуститься с ним вдвоем по речной протоке к лесосеке, где, возможно, до сих пор мог находиться Виктор Тюркин, и, если удастся, задержать его до выяснения всех обстоятельств.
В общем-то, как резюмировал Евтеев, все было ясно и важно было только не упустить плечистого тракториста леспромхоза, который вдруг ни с того ни с сего подался с хорошо оплачиваемой работы в сторожа, теряя при этом немалые деньги.
Шаманин хмуро кивал, понимая охотничий настрой мужиков. Его беспокоило другое: отсутствие какого-либо оружия на таборе. Объявление о пожаре в Дальнем урочище застало парашютистов врасплох, собирались на скорую руку, - и никто из его команды даже "тулку" шестнадцатого калибра не захватил. А идти на пару без оружия на хорошо вооруженного преступника, которому за убитого тигра может грозить тюрьма, это не блинами с красной икрой баловаться.
- Может, кого-нибудь из моих парашютистов прихватить? - Шаманин поглядел на жилистого, но не очень плечистого охотоведа. - Все-таки шесть рук - не четыре кулака, надежней будет.
На что раззадорившийся Безносов только по плечу его похлопал:
- Обижаешь, однако, Серега. Вспомни, сколько я браконьеров взял? Да и лодчонка-то - резиновая, дай-то бог, чтобы двоих выдержала.
- Тебе видней, конечно, - не стал спорить Шаманин и, напоследок посмотрев на тигра, круто развернулся и зашагал к табору. Надо было успеть осмотреть по пути нижнюю кромку пожарища: не остался ли где очажок или тлеющий, не залитый дождем пенек.
Загребая сапогами выжженную низовым огнем землю, он вышел на пологую подошву сопки, где теперь только чернели одинокие, как воткнутые в кусок хозяйственного мыла спички, обожженные стволы валютного кедра. В отдельных местах все еще курился дымок, и здесь, видимо, придется оставить на окарауливание леспромхозовских мужиков, которые вместе с парашютистами горбатились на пожаре.
Цепко охватывая взглядом особо опасные места и взбивая сапогом черный, жирный пепел, Шаманин обходил особо опасные, вызывающие тревогу очажки, медленно продвигаясь по дымящемуся склону пологой сопки и мысленно набрасывая план окарауливания этого участка.
В общем-то, здесь все было ясно, и он уже подумывал срезать дорогу к табору, как вдруг его взгляд остановился на выжженном, черном, резко сужающемся клине, который своим острием как бы врезался в буреломную чащобу. Похоже, именно там и начался пожар, слизнувший чуть ли не весь склон сопки.
Сергей заторопился. Теперь-то ему стало окончательно ясно, что пожар этот случился не от разряда сухой грозы, - тогда картина была бы совершенной иной, - а явился следствием дела рук человеческих.
Выйдя на середину выжженного клина, он огляделся: никого и ничего, кроме обугленных деревьев да прогоревшей земли под ногами.
Выругался, давая волю своим чувствам и, загребая сапогами пепел, направился в дальний угол тупого треугольника, который своим основанием уходил строго вверх по склону. Здесь он внимательно осмотрелся, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы человека. В одном месте, почти у самой вершины треугольника, ему бросилась в глаза огромная лиственница. Поначалу он даже не смог сообразить, чем же она показалась ему подозрительной, просто догадался, что именно от нее и пошел пожар. Хоть и стояла она в глубине пожарища, но обгорела больше всех, и уже одно это говорило само за себя.
Внимательно осмотревшись, он почти наяву представил разыгравшуюся здесь драму. Какой-то недоумок развел под этим деревом костер и, видимо, то ли заснул, то ли пошел проверять сети, которыми в этом месте перекрыл протоку. А долго ли смолистому дереву схватиться огнем?
Шаманин подошел к обгоревшей лиственнице и вдруг остановился, насторожившись. Почти под самым корневищем чернел залепленный сажей и копотью глубокий, щелистый провал.
Принюхавшись, почувствовал запах, который перебивал даже вонь гари. Так сильно могла разить только сгоревшая рыба. Причем не килограмм и не два. И даже не десять.
Сразу же возникло ощущение опасности. Однако вокруг было совершенно спокойно, и только в кустах у реки трещала болтливая сорока.
Обойдя прогоревшую дыру, он увидел под слоем пепла обозначившиеся контуры массивной деревянной дверцы с кольцом. Потянул кольцо на себя, и снизу шибануло смрадом сгоревшей рыбы. Пробуя носком сапога земляные ступеньки, Сергей спустился в землянку.
Из щели, в которую вырвался на волю огонь, падал дневной свет, преломлялся в поднятой копоти, и от этого выжженное нутро землянки казалось каким-то нереальным.
Здесь не только хранили, но и коптили выпотрошенную от икры кету.
- Эй!.. Есть кто живой? - на всякий случай окликнул Шаманин, привыкая глазами к полумраку.
Ни звука.
Он осмотрелся еще раз и, стараясь не угодить в какую-нибудь дыру, прошел в дальний угол. Глаза уже успели свыкнуться с сумеречным светом, и он смог разобрать неплохо оборудованное убранство землянки.
Сиротливо чернела жестяная печка-буржуйка, открытая дверца висела на одной петле. Видимо, отсюда и вывалилась та самая головешка, от которой сначала занялся деревянный настил, затем огонь подкрался к нарам, остов которых сиротливо торчал напротив печурки, после чего схватился огнем грубо сколоченный стол, рухнувший вместе с большим эмалированным тазом, предназначенным для прогонки икры. Ну а потом уже схватились жирным огнем прокопченные тушки кеты, развешанные под потолком землянки. Улов, похоже, был богатым, мужичок просидел здесь, видно, не один день.
В глубокой нише, что темнела в дальнем конце землянки, Сергей разглядел несколько разбитых бутылей, из которых растеклась по полу темно-бурая, схватившаяся корочкой жижа.
Икра! Килограммов сто, если не больше.
М-да, дело тут было поставлено на широкую ногу.
Удивленно покачав головой, Шаманин представил, как хозяева этой землянки ставят на ночь крупноячеистые сети, а ранним утром, по солнышку, выбирают из ячей икорную кету, которая испокон веков идет сюда на нерест. А потрошили рыбу в отводной протоке, чтобы рыбинспектора на себя не навести.
Потрогав носком сапога икорную жижу, Сергей присел на корточки подле обгоревшего массивного стола. Рядом валялись лопнувшие пачки соли, останки ящиков из-под продуктов. Сиротливо отсвечивали зеленым стеклом пустые винные бутылки. Подняв одну из них, Шаманин смахнул с наклейки копоть, прочитал до боли знакомое название. Портвейн "Южный" - изделие местного производства.
- Пережрали, видать, ребятки, - пробормотал он и вдруг наткнулся взглядом на вещь, которая заставила его податься вперед. Около рассыпанной пачки соли лежал широкий охотничий нож с самодельной костяной ручкой.
Все еще не веря своим глазам, он поднял нож, рукавом протер рукоять, на которой проступили две коряво вырезанные буквы, и не в силах сдержаться, матерно выругался.
"СК". Пожалуй, он лучше кого бы то ни было знал, что это за "СК", оставивший свой автограф в землянке.
Сунул нож в карман и выбрался на воздух. Пока поднимался к табору, созрело окончательное решение: команде и летнабу пока что ничего не говорить, ну а дальше видно будет.
Глава 3
Сидя на веслах, Безносов вел верткую резиновую лодку вдоль пологого берега реки Стожарки, от которого, словно вспугнутые зайцы, разбегались невысокие лесистые взгорки. Плыли молча, и уже через час он подогнал лодчонку к заросшему густым березняком мысу, который острым углом врезался в широченную в этом месте песчаную отмель.
Евтеев вопросительно посмотрел на охотоведа.
- Дальше пешком пойдем, - пояснил тот.
- Чего так? - удивился Евтеев, который хоть и вырос в Стожарах, однако не очень-то разбирался в таежных премудростях.
- Боюсь, если Тюркин действительно на лесосеке, то может заметить нас на воде. Считай, что приплыли.
Безносов выпрыгнул из зашуршавшей по прибрежной гальке лодчонке и, пока Евтеев разминал затекшие от неудобного сидения ноги, вытащил ее подальше на берег. Как говорится, от греха подальше.
Виктора Тюркина они увидели сразу же, как только вышли к неровной кромке леса, за которой светлела огромная поляна с навесом для трейлеров, двумя хозяйственными постройками и деревянным вагончиком. Присев на корточки, тот качал ручным велосипедным насосом резиновую лодку. Рядом горбился большой, до отказа набитый замызганный рюкзак. Чуть сбоку, у стенки вагончика, стояли охотничий карабин, из которого, видимо, и был убит тигр, и старенькая двустволка двенадцатого калибра.
- Ишь, гаденыш! Основательно собрался, - пробормотал Безносов. - Видать, в Стожары намылился. От греха подальше, если вдруг на пожаре убитого тигра найдут.
Евтеев согласно кивнул, соображая в то же время, как бы без лишнего риска обезоружить мужика. Потом-то заломать его особого труда не составит, хоть и был тот мужиком крепким, жилистым, заматеревшим, да и весил, пожалуй, поболее бригадира. Однако два года службы в морской пехоте и три года там же - по контракту, - это пять лет почти каждодневных тренировок, что само собой говорит о многом.
- Сторож с-с-сучий! - сквозь зубы выругался Евтеев, прикидывая, как бы получше отвлечь его внимание и помешать спустить лодку на воду. Спустит - пиши пропало. На реке его, вооруженного карабином, хрен возьмешь.
- Слушай, Кеша, - повернулся к затаившемуся охотнику Евтеев, - а если мы сделаем так? Я сейчас поляну леском обегу, чтобы сзади зайти, а ты оставайся здесь. И как только я рукой махну, выйди, как бы невзначай, на край поляны и крикни что-нибудь. Можешь даже, поздороваться с этим гадом.
- Зачем?
- Надо как-то его от оружия отвлечь.
- Ясно, - кивнул Безносов, но тут же спохватился: - А что, если он стрелять начнет?
Евтеев пожал плечами.
- Стрелять… Вроде бы не должен. На кой хрен ему это нужно, если он будет видеть, что ты без своей пукалки. Короче, не боись. Я рядом буду.
Кивнув без особого энтузиазма, Безносов все-таки не удержался, чтобы не дать совет напоследок:
- Ладно, я-то здесь справлюсь, но и ты смотри, чтобы под ногами сучок какой не треснул. Если это действительно Тюркин тигра завалил, а больше некому, то он сейчас, как волк раненый, настороже держится и может так в глотку мертвой хваткой вцепиться, что мало не покажется.
- Не боись, Кеша, - успокоил Безносова Евтеев. - И не таких в Чечне брали.
- Чечня, мать бы вашу… - пробормотал Безносов: - Там Чечня, а тут тайга. И где один Тюркин с карабином пройдет, там трем чеченцам делать не хрена.
Однако бригадир его уже не слышал, тренированным легким шагом заглубляясь в тайгу.
Притаившись за необъятным стволом ели, обвитой перепутавшимися лианами разросшегося лимонника, Безносов наблюдал за леспромхозовским сторожем, который, казалось, делал обычную повседневную работу, методично качая воздух велосипедным насосом. И только изредка вскидывал голову, подолгу всматриваясь в свежий тракторный след, теряющийся в тайге. И это не могло не настораживать.
- Он ждет кого-то, что ли? - бормотал Безносов, время от времени поглядывая на противоположную сторону поляны, где должен был появиться Евтеев.
Тревога нарастала, и он вздохнул облегченно, когда увидел за деревьями знакомую камуфляжную форму и поднятую руку с зажатой в кулаке веткой.
Трижды глубоко вздохнув, Безносов вышел из-за спасительной ели, сделал шаг… другой и остановился на краю поляны.
От склонившегося над лодкой Тюркина его отделяло метров пятьдесят, не больше, однако тот продолжал все так же размеренно-спокойно работать насосом, и только отброшенный в сторону накомарник говорил о том, как он спешит.
И вдруг… Тот словно почувствовал на себе пристальный взгляд. Замер, оставаясь в полусогнутом положении, как вдруг резко выпрямился и наткнулся взглядом на Безносова. Моргнул глазами, словно отгоняя от себя наваждение, и вдруг, будто боясь удара в спину, отпрыгнул в сторону. Рывком схватил карабин, передернул затвор, загоняя в ствол патрон…
И снова замер.
Какое-то время он неподвижно стоял, широко расставив ноги и, видимо, лихорадочно соображая, не видение ли это, и если не видение, то что бы это могло значить. Палец на спусковом крючке, ствол направлен в грудь Безносова.
С такого расстояния не промахнешься. Даже если ручонки дрожат и глаза заплыли от непомерного количества браги.
Не шевелился и Безносов. Пожалуй, только сейчас он понял, какую смертельную игру они затеяли с этим человеком. То, что именно Тюркин завалил тигра в Дальнем урочище, сомнения уже не вызывало. И от осознания того, что загнанный в угол браконьер может выстрелить в любую минуту, Безносов вдруг почувствовал, как неприятнотоскливый холодок разлился под сердцем. В какой-то момент в голову торкнулась предательская мыслишка, что благоразумнее было бы развернуться сейчас да уйти, однако, не зная, как поведет себя в этой ситуации Евтеев, он продолжал стоять оцепенело под наведенным на него стволом.
Наконец он все-таки разжал ссохшиеся губы и негромко произнес, пытаясь звуком собственного голоса заглушить свой страх:
- Ты чего это? Не белены, случаем, объелся?
Тюркин молчал, стараясь разглядеть, нет ли еще кого-нибудь в зарослях лимонника.
- Ты чего, Витька? - уже более раскованно повторил Безносов. - Или не признал? Это ж я, сосед твой! Безносов, не узнал?
Видимо, убедившись, что в кустах и за деревьями больше никого нет, и в то же время не понимая, каким таким чудом здесь мог оказаться начальник районной охотинспекции, Тюркин чуток опустил ствол карабина. Долго, с прищуром, словно видел его впервые, рассматривал Безносова и вдруг усмехнулся кривой, вымученной ухмылкой:
- Безносов, говоришь? Теперь вот вижу, что ты действительно Безносов. Только я врубиться не могу, с чего бы ты это на лесосеку приперся?
Безносов чуток продвинулся вперед.
- Ну вот, узнал, слава богу, и то хорошо.
- И что скажешь, сосед? - хмуро спросил Тюркин, не снимая пальца со спускового крючка. - Ну же! Я слушаю тебя!
Показывая свое миролюбие и то, что он здесь один и без оружия, Безносов поднял правую руку.
- Да вот, понимаешь ли… за помощью к тебе пришел.
- Чего?.. - поначалу даже не понял Тюркин.
- За помощью, говорю, к тебе прислали… с пожара, - уже более уверенно проговорил Безносов, сделав еще один шаг вперед. - Техники не хватает. Парашютисты просили парочку тракторов пригнать.
- Пару тракторов, говоришь?..
Тюркин прищурился на Безносова и долго, с нарастающей неприязнью смотрел на него.
- Ты что, за идиота меня держишь? Если бы трактора понадобились, так за ними кто-нибудь из трактористов пожаловал бы.