Она кивнула и с большой охотой, что он немедленно отметил, повисла на нем, прижавшись всем телом. "Женщина - непредсказуемое существо, - подумал он. - Кому - беда, а ей - удовольствие… Может, и правильно, зачем волноваться зря, когда рядом мужчина, который просто обязан ее защитить…"
В замочной скважине двери раздался скрип, сдержанное звяканье железа, потом легкий толчок… Затем короткий мат - по-русски - и реплика:
- Андрис, там изнутри закрыто. Но она дома.
- Звони.
- А чего?
- Телеграмма, скажешь, пусть откроет…
Раздался звонок. Турецкий приложил палец к губам Инги и зашептал ей на ухо, что надо делать. Звонок повторился, более настойчиво. Потом - словно раздраженно - несколько раз подряд.
Инга отошла вбок и начала шлепать по полу босыми ногами, приблизилась на прежнее место и сонным голосом спросила по-латышски:
- Кто там?
- Телеграмма! - ответили на родном языке. И она почти неслышно переводила Саше, а тот кивал и жестами показывал, что отвечать.
- Бросьте в почтовый ящик, утром выну.
- Срочная! Откройте, расписаться нужно.
Турецкий улыбнулся и подмигнул ей.
- Вам нужно, сами и расписывайтесь. А я сплю. Я раздета. Спокойной ночи… - и зашлепала по полу, словно удаляясь.
Пауза за дверью длилась недолго. Там тоже слушали звуки в квартире. Наконец, тишину нарушил новый поток матерщины - негромкий, видно, не хотели привлекать внимание соседей. В основном "речь" шла о том, что вот эта… спит… и все ей… а они тут… А в общем, "мысли" сводились к тому, что стрелять в дверь не стоит: шума много, и тогда она вовсе, не откроет. Что делать? Может, попытаться через крышу? Наконец, один посоветовал другому обойти дом вокруг: второй этаж - не так и высоко, а если крепкие водосточные трубы, то можно попробовать. Одна комната у Инги была угловой, об этом она и шепнула Саше. Но он полагал, что они попытаются по лестнице проникнуть в квартиру, так им покажется удобнее. Дверь можно теперь не сторожить.
Они тихо переместились в ту комнату, из которой была видна лестница.
Саша по-прежнему прижимал к себе Ингу и, словно машинально, чисто по-дружески, поглаживал ее плечо, талию, крутой изгиб бедра, - медленно скользил ладонью, будто успокаивая взволнованную женщину. А тем временем достал телефонную трубку и вызвал Лазаря. Тот отозвался и спросил, где они. Турецкий ответил, что они с Ингой уже в осаде. Уголовники пытаются проникнуть в квартиру, они знают, что Инга здесь одна, а про него им ничего не известно. Так что было бы очень неплохо, если бы оперативники немного поторопились. К слову, снаружи дома есть пожарная лестница, и одно окно у Инги выходит почти на нее. Оттуда и будет совершено проникновение в самое ближайшее время. Вернее, попытка. Потому что Турецкий собирается угостить их бутылкой охлажденного шампанского.
Лазарь посмеялся шутке и сказал, чтоб не слишком напивались, а холодное на ночь вредно. Но на всякий случай, пусть и ему немного оставят. На такой веселой ноте и закончился разговор.
Турецкий улыбнулся и спрятал трубку в карман. Бутылка стояла у его ног. И он отодвинул ее чуть в сторону, а сам слушал, ожидая, когда те обнаружат, наконец, пожарную лестницу. А потом им предстоит выяснить, возле чьих окон она приставлена. Значит, немного времени есть. О чем он и сказал Инге, предложив ей пройти в спальню и там лечь возле кровати на ковер. И не подниматься, что бы ни случилось. Но ничего, тем не менее, не должно произойти экстраординарного, так он думает. А там и оперативники подъедут.
- Слушай, а может, мы вместе… пойдем, приляжем?.. Сам же сказал: есть время.
- Чего? - он переспросил, прислушиваясь к шумам за окном.
- Ну., если выйти излома нельзя и надо ждать, так зачем просто так смотреть друг на друга? А ты все равно мой вечный должник. И пока не вернешь долг, буду тебя… ну, не слезу…
- С тобой понятно, - хмыкнул Турецкий.
- Ничего тебе, Сашка, непонятно. Если ты стесняешься, то я ничего не стесняюсь, и тебя, в первую очередь. А когда еще и в экстремальных условиях, то, говорят, такой секс ни с чем вообще сравнить нельзя… Ну, чего ждешь-то? Хватай и тащи! А я буду слабо сопротивляться!
- Не ори! С ума сошла? Они же услышат. У тебя нарочно, что ли, все форточки открыты?
- Так жарко! В доме дышать было нечем.
- Еще надышимся. Не знаю, чем они вооружены, но надо быть внимательными и осторожными, пока не приедут опера, ясно?
- А чего бояться? Если он полезет в окно, ты ж его "хряпнешь"?
- Еще как "хряпну"! - он засмеялся. - Ты - умница. Но все равно не шуми. Как только они полезут, ты сразу же уйдешь в ту комнату, и без разговоров, они ведь и стрелять умеют, а ночью нет ничего противнее и страшнее шальной пули.
- Ой, какой ты умный! Но лучше б нам все-таки…
- Потом, потом, все потом…
- Ловлю на слове!
- Ох, рыбачка… Лови уж, может, и поймаешь… когда-нибудь… чем черт ни шутит, а?..
Говорил он пустые слова, а сам чутко прислушивался к полутьме, слегка подсвеченной дальним фонарем.
Наконец, услышал внизу, подокном, негромкие голоса. Нашли… Но заговорили не по-русски. Турецкий выглянул и увидел три силуэта. Один из них быстро пробежал по окну лучом фонарика. Вот как! Задачка усложняется. Инга, по-прежнему прижимаясь к нему, начала медленно переводить. Речь у тех шла, конечно же, о том, какие из окон на этой стороне дома. Один из них быстро ушел за угол, видно, к подъезду, чтобы определиться поточнее и не влезть в чужую квартиру. Большой шум никому не нужен, шеф велел тихо действовать. Эту фразу Инга перевела последней, и Турецкий кивнул ей. Отдал телефонную трубку и попросил уйти в спальню и уже оттуда, как можно тише, передать эти сведения Лазарю - о темном джипе, троих бандитах, одного из которых зовут Андрис, и приказе "шефа". Пусть срочно выясняет, кто это?
А сам он оставался у окна. Они же быстро вычислят и полезут: двух мнений нет. Турецкий вспомнил, на каком расстоянии от угла дома находятся окна, и подумал, что от водосточной трубы, даже если она находится в идеальном состоянии, до оконной рамы им не дотянуться. Значит, остается только лестница.
Прикидывая "бандитские варианты", он сделал вывод, что налетчики они, конечно, никакие. Уж если б ему пришлось совершить такую операцию, он бы еще днем провел рекогносцировку и выяснил все необходимые детали. И про лестницу бы узнал, и куда нужные окна выходят, и на всякий случай, машину бы с люлькой для ремонта фонарного освещения подогнал бы, чтобы войти в квартиру, как минимум, с двух сторон одновременно. И вот еще, что странно, вероятно, среди нападавших есть и тот, кто в первой половине дня привозил средство для похудения. Как же он-то ничего не запомнил? Инга ведь его в дом пустила, даже на кухню провела. Что ж он, не заметил внутренних дверных запоров? Сам Александр Борисович, едва вошел в квартиру, первым делом обратил на них внимание. Хотя у него уже была своя внутренняя установка, как выражается Ирка, великий знаток психологии. Их все еще нет, а она, бедная, небось, переживает, и в голову лезут не весть какие мысли. Надо ей позвонить и объяснить, хотя бы в двух словах… Или не надо? Еще больше волноваться станет? Ну что делать? А! Пусть лучше Инга позвонит! Это выход…
- Ингушка! - шепотом позвал он, и та немедленно оказалась рядом с ним.
- Саша, я все рассказала, он говорит: держитесь и не сильно шумите, чтоб они не убежали раньше времени.
- А теперь ты так же тихо позвони Ирке и коротко проинформируй, что мы ждем оперативников. Только не пугай ее, а то еще примчится сдуру - на выручку, с нее станется…
Инга посмотрела на него почти в упор, глаза в глаза, и прошептала:
- Знаешь, я бы тоже прибежала к тебе. Вот как сейчас. Ой, Сашка, что ты со мной делаешь!
- Иди, иди, делом занимайся, спасительница…
Но она, не слушая, вдруг обхватила его шею обеими руками и с такой жадностью впилась в его губы, что едва сама на ногах удержалась. Он ощутил на своих плечах приличный вес ее тела и вскользь подумал, что настоящая женщина, пребывающая в состоянии аффекта, и должна быть тяжелой и сильной, как стальной капкан. Ага, это чтоб из мужика - дух вон!.. Черт его знает, о чем башка думает…
- Ну, готова? - шепнул ей. - Тогда иди, а то они, чую, сейчас полезут… А эти когда подъедут, Лазарь сказал?
- Говорит, скоро, они уже к Булдури подъезжают. Из Риги, что ли, едут? Минут через десять - пятнадцать, наверное. Как, продержимся, Сашенька? - и опять полезла целоваться.
Храбрая "девушка", натерпевшаяся, но не злопамятная - это большой плюс. Но ведь и Ирине не объяснишь словами эмоциональный накал ситуации! Ах, эти долги!..
- Иди, иди, - уже нетерпеливо попросил он Ингу, а сам приблизился вплотную к стенке у окна - со стороны лестницы. Когда тот станет открывать створку и, скорее всего, преодолеет подоконник прыжком, вот в этот момент он и должен "схлопотать" по затылку. Ни раньше, но и не позже. Тогда он ляжет тихо. Можно будет даже рукой слегка придержать, чтоб не валился с грохотом, а потом ласковым шепотком "пригласить" следующего. Двоих, на первый случай, достаточно. Главное, чтоб третий стрельбу не поднял по окнам.
Турецкий размышлял так же спокойно и деловито, как делает это опытный шахматист, разыгрывающий свой привычный гамбит с неизвестным ему, но, определенно, не сильным соперником. Просто бандит часто бывает непредсказуемым. Хотя раз они "изъясняются" и по-русски, значит, какая-то доля предсказуемости их поступков все же имеется. Проще говоря, можно проследить и предугадать последовательность их "телодвижений".
Ну вот и началось… Турецкий услышал скрипение ржавой лестницы под тяжестью поднимающегося человека. Затем несколько раз подряд негромко раздались скребущие звуки. За окном появился темный силуэт человека, который, держась одной рукой за стойку лестницы, другой хватался за проем форточки, чтобы проверить, вероятно, насколько прочно закрыто окно. Турецкий наблюдал за этими попытками и не мешал, как и не торопился прийти на помощь. Нет, помочь человеку, конечно, можно, даже нужно, но только в тот момент, когда он откроет раму и сунет голову в проем. Вот тут и пригодится охлажденное шампанское. И, похоже, все дело шло к тому.
Турецкий поднял бутылку, протер головку рукавом, чтоб меньше скользила в руке, и взялся поудобнее. Но вот звякнул верхний шпингалет - нижний был не закрыт - какая беспечность! - и оконная рама стала открываться. Рука снаружи цепко ухватилась за подоконник, за ней вторая, с фонариком, острый луч от которого скользнул по противоположной стене и уперся в пол. Самое то, что надо! И вот тут уже должна была сработать сноровка Александра Борисовича, "проходившего" подобные ситуации в своей "творческой биографии".
Очень вовремя в другой комнате охнула Инга, вероятно также наблюдавшая за развитием событий. А ведь не договаривались! Но луч фонаря метнулся в дверной проем: этот тип знал расположение комнат. Голова быстро пошла вперед, и Турецкий, шагнув сбоку, из-за плотной шторы, резко "приложился" бутылкой к бритому затылку, одновременно перехватив падающего человека за шею, и резко потянул на себя.
Там, внизу, могли видеть, хотя вряд ли - фонарик-то у них один, непредусмотрительно поступили, отправляясь надело! - как тело и ноги подельника скользнули в оконный проем и исчезли.
А Турецкий, скорее, для верности, добавил еще раз по затылку и оттащил в сторону, чтоб не мешал. Ловко, как всякий профессионал, обшарил карманы, брюки за ремнем на спине и достал пистолет. Подумал: хороший мальчик, правильно носит оружие! Затем взял фонарик и, подойдя сбоку к окну, прислушался. Снизу донеслось нетерпеливое:
- Ну, чего там?
Хотя спрошено было не по-русски, Александр понял смысл вопроса и, коротко сверкнув фонариком вниз, громким и хриплым шепотом произнес нечто, отдаленно напоминающее русское "давай!". Или "валяй!", а в общем, хрен его знает. И погасил фонарик. Вот ведь правильно учили когда-то: надо знать язык врага своего! Нет, бандитский-то он хорошо знал, но еще не решил для себя, уместно ли разговаривать на нем с "коллегами" по общему ремеслу с тем, который лежал у его ног и не подавал явных признаков жизни? Но, может, просто хорошо отключился, - сейчас не время было размышлять на эту тему. Надо готовить шампанское для следующего гостя…
И, как всегда, в плохом спектакле, актер "на выходах" ошибся и очень не вовремя подал свою реплику. Что в таких случаях бывает? Понимающие зрители смеются. Ничего не понимающие пытаются понять, в чем смысл произнесенной дури и почему смех. Но это был тот случай, когда понимающим сразу стало не до смеха. Невдалеке громко и противно "рявкнула" полицейская сирена. И двое внизу забеспокоились: не по их ли душу? А что, если Инга, - они ж знали, как ее зовут, милый режиссер постарался, - решилась позвонить в полицию и сообщить о надоедливых ночных "почтальонах"? Короче, надо было "делать ноги". О чем "нижние" и сообщили "верхнему" громкой хрипотой на непонятном для Турецкого языке. Но он решил доиграть до конца и, сверкнув вниз фонариком, точно так же сообщил нечто, напоминающее не "сейчас", а, скорее, истинно российское "ща!". Чем те собирались объяснять его задержку, один Бог знает. Но ждать не стали, а быстро побежали за угол дома, наверное, к своему джипу. Ну теперь их могут остановить только полицейские, Турецкий был бессилен. На его руках находились красавица и полутруп. Ни одной, ни другим он рисковать не хотел, да и не мог. И потому громко сказал Инге:
- Душа моя, не дашь ли ты мне какой-нибудь ремень покрепче?
- Сейчас. Свет можно зажечь? - спокойно спросила она - вот ведь выдержка! Счастлив тот мужик, который всерьез свяжет с ней свою жизнь…
И он немедленно сказал ей об этом. Она засмеялась и принесла ему узкий, но прочный, кожаный ремень. И пока он, уложив "стриженого-бритого" мордой - извини, Ингушка, - на пол, связывал тому руки за спиной, та смотрела с острым любопытством, как он это делал, а потом сосредоточенно спросила, не убил ли он этого? И добавила, что это - не тот, который был, тот - длинноволосый, а этот - молодой. А потом вдруг засмеялась - легко и беззаботно.
- Ты чего? - спросил Турецкий.
- Я передала Ирине то, что ты просил, и знаешь, что она мне ответила? - И на его вопросительный взгляд продолжила: - Она сказала, буквально, следующее: "Я так и знала, обычные Шуркины фокусы. Но ты-то хоть жива?" И, не дожидаясь моего ответа, добавила: "Ты там проследи, пожалуйста, за ним, чтоб он не очень зарывался. А я устала и спать хочу. Явитесь, Шурик знает, где ключ. Тебе я постелила, спокойной ночи"… Скажи мне, Сашенька, она у тебя нормальная?
- Более, чем, - он поднялся. - Просто она давно привыкла к "моим фокусам" и пытается таким образом защититься от постоянных стрессов. Я говорил: если б знала адрес, прибежала бы на выручку и тут же влипла бы в "историю". Но все это - искренне.
- Ты ее сильно любишь?
- А тебе зачем? Сопоставляешь уровни чувств?
- Нет, пытаюсь тебя понять.
- Так я ж ясен, как прозрачное стеклышко… А Эва- это особый случай. Нет, не особый, а единственный в своем роде.
- Угу… Было бы смешно, хотя и очень здорово, потребовать сейчас от тебя компенсации, о которой ты давеча так тонко намекнул. Но, кажется, уже и тут опоздали, пора дверь открывать. - Инга услышала совсем близкие звуки сирен и пошла в прихожую, но на пороге остановилась и обернулась к Турецкому, который поднимал с пола за скобу пистолет бандита. - Но не думай улизнуть. Придет час, и я тебе напомню о твоем долге. Ух, что я тогда с тобой сделаю, фокусник!..
Он посмотрел на ее решительную позу и прикинул, что они бы могли, конечно, успеть, если бы… успели, - и засмеялся.
- Ты вот что, закрой-ка на все запоры и шпингалеты свои окна и форточки, потом проветришь…
- Ты считаешь, что мне еще что-нибудь угрожает?
- Обязательно. Теперь ты для них куда более опасна. Ты - конец ниточки, за который они станут тянуть, чтобы выяснить, кто на них вышел. Поэтому собери и сложи в сумку все необходимые тебе и важные документы, а также многочисленные, как я понимаю, драгоценности. А в том, что они здесь еще раз появятся, я не сомневаюсь. Им же надо знать о судьбе пропавшего без вести "собрата". Так что будешь жить пока у нас, чем, говорю тебе ответственно и честно, подвергнешь сильному стрессу теперь и мою "чувственную" сторону неизменной, увы, натуры.
- Это почему же? - с вызовом спросила Инга.
- Сама не понимаешь?.. У меня давно не было такого решительного и бесстрашного партнера.
- Может, партнерши? - она хмыкнула.
- Слушай, что говорю. Партнерша - это в койке. Разницу сечешь, как выражается моя высокообразованная дочка?
- Кажется, понимаю. А что, мне надо гордиться? - и сама себе ответила, почти безнадежно вздохнув: - Наверное, придется, ох, Сашка, чтоб тебя…
И подумала, не высказав мысль вслух: "А вдруг это и есть тот реальный путь, который и поможет, в конце концов, добиться от него "компенсации"? Надо же, и термин придумал ведь… Компенсация!.."
Глава восьмая
БУРНАЯ НОЧЬ
В допросе пришедшего в себя Гуннара Пекелиса Турецкий участия не принимал. В полицию отправился Дорфманис, который в качестве адвоката вовсе не собирался защищать его, хотя тот воспрянул духом, услышав слово "адвокат", решил, наверное, что это шеф о нем уже позаботился. Но его быстро разочаровал следователь, сообщив, что адвокат ведет свое расследование причин смерти известной актрисы, погибшей по вине продавцов фальсифицированных средств для похудения.
В наличии у следствия имелся также джип марки "гранд чероки", принадлежащий Гуннару Пеке-лису. Двое его подельников, рванувших при первых же звуках полицейской сирены к машине, поняли, что удрать на джипе им не удастся, и бросили и его, и хозяина на произвол судьбы. Их толком и не искали: сразу занялись тем, которого Турецкий уложил в квартире, когда же дошла очередь и до двух других, тех уже и след простыл.
А джип, как и самого владельца машины, без труда утром опознал свидетель трагедии в Вайвари господин Вагнер. Он и повторил свой рассказ о том, чем занимался этот молодой человек, увезший сильно пострадавшего в аварии водителя в багажнике своей машине, без оказания тому срочной медицинской помощи. И не в больницу повез, как сказал его длинноволосый товарищ, потому что она находится в противоположной стороне.
Между прочим, при осмотре его джипа в багажнике были обнаружены небрежно замытые следы крови. У следствия не оставалось и сомнения, чья это кровь.
Короче говоря, теперь на Гуннаре висели уже два преступления, которые квалифицировались как особо тяжкие. Соответственно, ждало его и суровое наказание, не понимать этого мог только полный идиот, а Гуннар таковым себя не считал. Выход Представлен был ему только один, о чем и предупредил следователь: немедленное оказание существенной помощи следствию. К тому же и отобранное у него оружие - пистолет "беретта", разрешение на владение которым он представить не мог, проверялась специалистами-баллистиками на предмет идентификации.