- Дашенька… она же еще ребенок. Конечно, она ему нравилась, но ничего такого просто не было! Я бы и рада была рассказать, но ничего не было, понимаете!
- А вы поговорите лучше с нею самой, - посоветовала Марина. - Не сомневаюсь, это будет куда эффективнее, чем расспрашивать нас.
- Да говорила я с ней вчера, а толку-то? Ладно, с вами тоже каши не сваришь, только время зря истратила. Вот, подпишите свои интервью, и я побежала. Скорее всего, они не понадобятся, но я привыкла работать добросовестно, так что на всякий случай утром набросала.
Вика, не глядя, подмахнула странички. Марина, подняв брови, принялась читать. Сперва она явно опешила, потом улыбнулась, потом расхохоталась.
- Вы что? - раздраженно осведомилась Юля.
- Это пародия? Вы ведь это писали не всерьез?
- Это вы пишете не всерьез, потому что даром, а моя каждая строчка больших денег стоит, так что у меня все серьезно.
Журналистка все-таки обиделась, а глупая Маринка еще и подлила масла в огонь, равнодушно заметив:
- Вы же не думаете, что я это подпишу?
- Дело ваше. Охота прозябать в безвестности - пожалуйста. То-то никто вас и не знает. Вичка, если что клевое вспомнишь - звони.
И она упорхнула, оставив после себя крепкий аромат французских духов и табака.
- Позвони Даше, предупреди, что мы натравили на нее эту акулу пера, - мрачно попросила Марина. - А что нам оставалось?
- Ты дура! - кипя, вскричала Вика. - Ты хоть сама понимаешь, что наделала? Ты знаешь, какой тираж у этой газеты? А ты знаешь, что за сволочь эта Чернова? Это первый раз в жизни, когда она предлагает о ком-то хорошо написать совершенно бесплатно!
- Не бесплатно, каждая ее строчка больших денег стоит.
- Для нас бесплатно, балда! Собиралась нас хвалить и ничего с нас за это не брать. Такой форт один раз в жизни! А ты?
Марина слегка покраснела и неохотно выдавила:
- Ну, на тебе ведь это не скажется, правда? Или скажется?
- Да на тебе это скажется! Твоя карьера была на мази, а ты сама, собственной рукой! Трясет меня от тебя, вот что!
- Вичка, - жалобно произнесла собеседница, - ты же не читала! Да я и под угрозой пистолета не придумала бы тех ужасных ответов, которые сочинила за меня эта ваша Чернова. Там какой-то кошмар!
- Она пишет, как все. Ты что, газет не читаешь?
- Не читаю, - покаялась Марина. - У меня на них нервов не хватает.
Вика махнула рукой:
- На тебя и злиться-то толком невозможно. Ладно, будем надеяться, что пронесет. А Дашу действительно надо предупредить, тут ты права.
Однако она не успела снять трубку, как телефон зазвонил.
- Виктория Павловна? Это Наташа. Я по поводу похорон. Они будут завтра, и поминки тоже. Вы ведь придете? А у вас нет телефона Марины Олеговны? Она здесь? Она придет? Дядя очень уважал ее, честное слово. Вы его простите, хорошо? Я его простила.
- Она его простила, - передала Марине Вика. - А ты?
- А мне Ушастика очень жалко. Остальное-то все - чепуха. Вот, кстати, мы и выяснили, строил ли Преображенский против нас с тобою козни. Он вел себя с нами более, чем порядочно, и пел нам дифирамбы. А мы после этого будем покрывать его убийцу?
Виктория Павловна лишь вздохнула и набрала номер Даши. Отвечать на глупые вопросы она не собиралась.
Сцена 3. Антракт
Поминки проходили в ресторане Дома актера, народу была тьма, но из студийцев всего четверо: Вика с Мариной, Наташа и, как ни странно, Дашенька, бледная, измученная и без привычного Дениса за спиной. Заправляла действом Галина Николаевна, весьма элегантная в черном трауре, спокойная и уверенная. Дашенька явно не желала попадаться ей на глаза.
- Переживаешь? - сочувственно спросила девочку Виктория Павловна. - На тебе лица нет. Жаль его, конечно, но ты и себя пожалей.
- А за что мне себя жалеть? - со слезами в голосе возразила та. - Я столько обижала его, столько мучила! Вот сейчас думаю - зачем? Зачем я была такая злая? Могла бы мягче как-то, добрее, да?
- Да куда мягче? Уж ты ли у нас не добрая?
- Не добрая, нет. Иногда у меня не хватало терпения, и я срывалась. А ведь он гений, к нему нельзя было подходить с обычными мерками, правда? Ему надо было все прощать, все, а я! И ничего уже не исправишь, ничего!
У Вики защемило сердце, она нежно обняла Дашеньку за плечи. Та вдруг вздрогнула, напряглась, и Вика увидела, что через зал к ним направляется вдова.
- Рада, что вы смогли прийти, Виктория Павловна, - светским тоном поблагодарила она, приблизившись. - Правда, мой муж погиб в расцвете таланта из-за вашей безалаберности, но я не собираюсь вас винить. Вы ведь сделали это не нарочно, просто в силу своего неподходящего для руководителя характера.
Виктория Павловна с трудом выдавила:
- Я… я не… почему?
- В вашей студии вечный бардак, не правда ли? То открытые люки, то незакрепленные блоки. Вы руководитель, и соблюдение техники безопасности на вашей совести, а не на совести бедной затравленной Поляковой. Но не волнуйтесь, я не стану затевать против вас дело. От женщины, которая даже не умеет поддерживать в порядке собственный макияж, смешно требовать, чтобы она содержала в порядке студию.
"Неужели опять потекли ресницы?" - промелькнуло в голове у Вики. Думать о других, более страшных обвинениях не было сил.
- Вы ведь знаете, Галина Николаевна, что неправы, - тихо произнесла Марина. - Виктория Павловна очень хороший организатор, и накладок в студии было на удивление мало.
- Мне хватило и одной, - ядовито ответила вдова.
Возразить было нечего. Галина Николаевна вдруг подняла брови, словно увидела нечто неожиданное.
- Оказывается, и вы здесь, милая Дашенька? "О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней". Последняя любовь гения? Благодарю, что снизошли до нас. Я польщена.
- Галина Николаевна! - жалобно вскричала Даша. - Честное слово, я ничего такого не говорила! Когда я прочла газету, я чуть не умерла! Я не знаю, откуда журналистка взяла все это! Я говорила совсем другое, клянусь вам всем на свете!
- Юлия Чернова работает оперативно, - без выражения произнесла вдова. - Правда, она не сочла нужным побеседовать со мною, но это так естественно. Кому интересно мнение женщины, прожившей с мужем тридцать лет? Зато лишь позавчера человек умер, а сегодня вся страна уже знает, как он восхищался своим доморощенным дилетантом-режиссером и своею юною шлюшкой-подружкой. Только имей в виду, юная шлюшка, - в голосе зазвучала жгучая ненависть, чуть прикрытая холодом деланного равнодушия, - имей в виду, он знал тебе и мне цену. Ему требовалось молодое эластичное влагалище, чтобы выпускать туда сперму, вот он и использовал с этой целью тебя. А меня он любил. Я - его жена, единственная законная жена за всю его жизнь. Он никогда бы меня не бросил.
- У нас с ним ничего не было, - прошептала Даша, не смахивая слез, резко повернулась и побежала через зал к выходу.
Вика с Мариной ушли сразу вслед за ней.
- Даше не позавидуешь, - сочувственно прокомментировала Марина, оказавшись на улице.
- Видишь, даже ты ее жалеешь!
- Тут трудно не пожалеть. А ведь Галина Николаевна производила впечатление достаточно интеллигентной женщины!
- У нее просто сдали нервы. Смерть мужа… - пояснила Виктория Павловна, помрачнев от воспоминаний.
- А ты уверена, - оживилась собеседница, - что смерть мужа, а не газетная статья? Ты обратила внимание - она сперва обхамила тебя, потом Дашу, а меня не тронула. И, судя по всему, замечательная журналистка вас похвалила, а меня в лучшем случае проигнорировала. Однако оперативно они публикуют материал!
- Потому что Чернова очень влиятельная, а сведения интересные, хоть наполовину и вранье. Это я виновата! Мне надо было предупредить Дашу, чтобы держала ухо востро и ничего не подписывала, не читая.
Марина хмыкнула:
- А ты сама?
- Ну, я… - пожала плечами Вика. - Что такого она могла насочинять, чтобы мне повредить? Надо бы купить эту газету да почитать. Если там и преувеличиваются мои таланты, мне не жалко, это только кстати. А вот с Дашенькой… Ей ведь и в голову не пришло, что эта Чернова привыкла врать, как сивый мерин, и сочинять интервью сама! А Галину Николаевну можно понять. Прочитать такое о собственном муже - приятного мало. Только неужели она поверила вранью, она ведь видела правду своими глазами!
Марина вздохнула:
- Значит, ты была права и она более ревнива и менее наблюдательна, чем я предполагала. То есть повод для убийства у нее был.
- Не знаю. Тогда уж скорее я б на ее месте убила Дашу.
- Найдется другая. Если мужчину потянуло на молоденьких, он вряд ли остановится. О, идея! Галина Николаевна как раз и хотела прикончить Дашеньку, а случайно убила мужа. Вот теперь и переживает, еще бы!
Вика опешила:
- Ты что, совсем?
- А что? Чем плохи подобные опосредованные методы убийства, так это большой вероятностью ошибки. Если собственноручно бить тяжелым предметом по голове, то по крайней мере мужчину с женщиной не перепутаешь, а вот если попортил блок… Предположим, Галина Николаевна знала, что в подсобку должна прийти Даша. Знала - и соответственно подготовилась. Но Евгений Борисович тоже проведал о Дашиных планах и решил ее подкараулить, чтобы поприставать наедине. Пришел раньше нее, а на него вдруг - бац!
- Сама ты - бац! - возмутилась Виктория Павловна. - Маринка, ты издеваешься, что ли? То у тебя одно, то другое, и все друг другу противоречит. Ты бы уж остановилась на чем-то одном, а не путала нормальных людей.
- Если б я могла остановиться на чем-то одном, так работала бы Шерлоком Холмсом, - улыбнулась Марина. - Остановиться я как раз и не умею. Но в убийстве по ошибке есть нечто, убеждена!
Вика лишь махнула рукой. Ну, что с этими авторами поделаешь!
Дома навалились проблемы. На следующий день, во вторник, в семь вечера полагалось бы провести очередное занятие студии, и Виктория Павловна мрачно размышляла, кто же в сложившейся ситуации на него придет и вообще, как теперь быть. Оказывается, Евгений Борисович влиял на положение дел куда серьезнее, чем можно было предположить. Ну, например, изначально на завтра намечалось подробно обсудить премьеру и игру актеров, найти недостатки и избавиться от них. Теперь это лишалось смысла - пьеса вряд ли пойдет снова. После гениального убийцы-Преображенского никто не решится взять себе освободившуюся роль.
Предыдущая премьера - "Король Лир" - тоже благополучно пролетает. А то, что было до нее, в свете последних двух спектаклей мнилось дешевой поделкой, к которой стыдно возвращаться. Единственный выход - затеять что-то новое. Новое, оно всегда интересно, им легче увлечь, чем надоевшим старьем. Вот если б еще у Маринки завалялся очередной опус!
Телефонный звонок Марине несколько повысил Викино настроение, поскольку опус действительно завалялся и автор обещал прийти, дабы всем его прочесть. Правда, несколько нервировала мысль о Сосновцеве - неужто тот все-таки отберет помещение для своего идиотского биллиарда? Но нет, после статьи Черновой - вряд ли. Статья желтая, это факт, зато необычайно полезная. Виктория Павловна Косицкая там представлена как крайне талантливый режиссер, а Сосновцев упомянут в качестве руководителя новой формации, в одном лице сочетающий бизнесмена и мецената. Ему это понравится, он на лесть падкий.
Во вторник после обеда Вика решительно села за письменный стол, дабы хорошенько продумать стратегию и тактику своих дальнейших действий. Обстановка изменилась, к ней теперь необходимо должным образом приноровиться, и чем скорее, тем лучше. Однако затея не удалось - помешал неожиданный гость. Или милиционера неправильно называть гостем? Только Игорь Витальевич так смущался, явившись непрошеным, так извинялся, что воспринимать его вынюхивающим ментом Вика не могла. Марина бы на это ехидно заметила, что очень уж умен да профессионален наш Талызин, но Марина отсутствовала, а Вике подобная мысль в голову не закралась.
- Вы простите меня, Виктория Павловна! Ежели я не вовремя и вам помешал, то я… Но проезжал мимо и подумал… чем вас к себе вызывать, уж лучше… или…
- Вам чаю или кофе? - уточнила Вика. - Или борща?
- Ну, что вы! Я вовсе не хочу… будто бы навязался… я…
- Я варю очень вкусный кофе - конечно, если вы пьете крепкий. А борщ, признаюсь честно, готовил Лешка. Он сейчас в школе.
- Какого чудесного вы воспитали сына! В тринадцать готовить борщ - это уникально.
- Он сам воспитался, - машинально возразила Вика, несколько удивленная, когда же успела поведать Талызину о возрасте Лешки. - Ну, так что, Игорь Витальевич?
Хозяйствовать она не любила, зато кормить обожала. Нет, иначе - она не представляла себе, что можно выпустить из своего дома человека, не дав хотя бы чашки чая. А еще лучше - бесконечный кофе с бутербродами и сигарета за сигаретой.
- Кофе, - кивнул следователь. - Спасибо.
Виктория Павловна сварила кофе, выложила хлеб, масло, сыр и колбасу.
- Режьте сами, хорошо? А то один любит тонко, другой толсто. Да и вообще, я - сторонница самообслуживания.
- И хорошо. Я, кстати, тоже вроде вашего Лешки - умею борщи варить.
- Вашей жене повезло! - хитро среагировала Вика. Вот теперь по ответу выяснится, женат ли этот тип. Не то, чтобы ее это сильно волновало, однако любопытно.
- Не уверен, что являюсь большим подарком, - развел руками Талызин. - И сейчас вы в этом убедитесь. К сожалению, даже в такой приятной обстановке я вынужден думать о делах. Вы уж извините меня, Виктория Павловна.
- Это ваша работа.
- Да. Скажите мне, Виктория Павловна, накануне смерти несчастного Преображенского… то есть в пятницу… вы не припомните, не было каких-нибудь необычных событий? Инцидентов, обративших на себя всеобщее внимание?
- Нет, - твердо сказала Вика.
- А в тот самый день, то есть в субботу? Я имею в виду, разумеется, не смерть, а что-либо еще. Ничего особенного не произошло?
Вика наивно захлопала глазами:
- Ну, конечно, произошло! Премьера.
- Ну, премьеру помню и я, - улыбнулся следователь. - А еще?
И на легкое пожатье плеч с той же улыбкой ответил:
- А вы знаете, Виктория Павловна, что врать нехорошо?
- Нет, - моментально заявила она.
- Как - нет? - несколько опешил собеседник.
- Очень просто. Хорошо или нехорошо врать, зависит от обстоятельств.
- Да? Вы в этом уверены?
- Конечно. Вот, например, - оживилась Вика, - при встрече с приятельницей будет довольно странно, если я откровенно заявлю: "Ну, ты сегодня просто страшилище, а платье свое, кажется, отхватила на ближайшей помойке". Я и не заявлю, а наоборот, навру, что она прекрасно выглядит. И ей лучше, и мне. Разве нет?
- Вы имеете в виду элементарную вежливость, - догадался Талызин.
- И ее тоже. И вообще, всякое в жизни бывает. Зацикливаться на правде глупо.
- Но вводить в заблуждение следственные органы - тоже не самое умное, - спокойно заметил Игорь Витальевич.
"Влипла", - подумала Вика, а вслух сказала:
- Не понимаю, о чем вы.
- О происшествиях. Трудно поверить, что вы забыли, Виктория Павловна, об эпизоде, в котором сами принимали весьма деятельное участие. Я имею в виду открытый люк, куда чуть не провалился покойный Преображенский.
- А, вы об этом! - старательно засмеялась Вика. - Я и думать не думала. Вы не знаете театра, Игорь Витальевич. Подобных происшествий там пруд пруди, я и внимания на них не обращаю.
Она не понимала толком, почему ей так хочется скрыть правду, но ужасно хотелось. Не его это дело, хитрого двуличного мента, выпытывать подноготную честных людей и вмешиваться в их личную жизнь. Ишь, явился, будто просто так, а сам вынюхивает! Обсудить все с Маринкой - это одно, а с ним - совсем другое. Даже если предположить, что среди членов студии затаился убийца, почему из-за него должны страдать остальные? Только скорее всего, никакого убийцы нет.
- Значит, покушения на ваших артистов происходят постоянно? Вот где, оказывается, требуется стационарный милицейский пост, а мы-то, наивные, караулим на районных дискотеках!
- Ну, какие покушения, Игорь Витальевич, побойтесь бога! Сразу видно, что вы плохо знали Евгения Борисовича. Вы ведь его плохо знали? - уточнила Вика, памятуя о Марининых инсинуациях по данному поводу. Но вредный тип снова выкрутился, неопределенно осведомившись:
- Что вы имеете в виду, Виктория Павловна?
- Да то, что он был большой фантазер и любил привлекать к себе внимание. Такой уж у него был характер! Если б мы принимали всерьез все его заявления, с ума бы посходили. Я лично привыкла его успокаивать, а сама даже не вникать в причину. Вот теперь я действительно вспомнила, что-то такое было. А кто вам рассказал?
- И замечательно, что вспомнили, - обрадовался Талызин. - Расскажите, пожалуйста, теперь вы, и в подробностях.
- Ну, какие подробности! Случайно остался открытый люк, вот и все. А Евгений Борисович увидел и закатил скандал, якобы он мог туда упасть. Так не упал же! Если уж на то пошло, скорее мог упасть Кирилл, именно он должен был первым идти из левой кулисы, а случайно вышел справа.
- Да?
- Ну, да. Только Кириллу и в голову не пришло придавать этому эпизоду какое-то значение, он понимал, что это случайность. Кирилл, он нормальный, а Евгений Борисович… О мертвых ничего, кроме хорошего, но он был человек неадекватный, это вам всякий скажет.
- И тем не менее в данном случае оказался прав, - задумчиво заметил следователь.
- В каком смысле?
- На следующий день он все-таки погиб из-за аналогичного эпизода.
- Ну, - смутилась Вика, - случайное совпадение… бывает…
- В одно случайное совпадение я поверю, - словно процитировал Марину Талызин, - а два уже наводят на размышления.
- На какие размышления? - двинулась напролом Виктория Павловна.
- Размышления о сомнении в их случайности, - витиевато ответил Игорь Витальевич.
- А разве… разве есть основания?
- Некоторые - есть. По крайней мере, нет должной определенности.
- Вы хотите сказать, что кто-то нарочно скинул ему на голову блок, а до этого нарочно открыл люк? И вы это серьезно?
- Не стану утверждать наверняка, Виктория Павловна, но отметать данное предположение нет причин. Итак, мы с вами вспомнили, что в пятницу был оставлен открытым люк. Евгений Борисович не обвинял в этом никого конкретно?
"Если знает, так чего спрашивает? Из вредности?" - пронеслось в голове у Вики. В нее словно вселился бес противоречия, и она с вызовом заявила:
- Не помню. Я не вслушивалась.
Ей вдруг показалось, что поведение ее весьма Талызина веселит. По крайней мере, глаза его подозрительно блестели. Впрочем, голос был серьезен.
- Ясно, ясно. А необычных происшествий, случившихся в субботу, вы тоже не помните? Кроме премьеры и смерти, разумеется. Например, связанных с Наташей Бехтеревой?
- Наташа мандражировала перед премьерой, но ничего необычного в этом нет, - сухо пояснила Вика.
- Вы даже приезжали к ней домой.
- Конечно. Я была заинтересована в ее выходе на сцену.
- И что она вам рассказывала?
- Не помню, - закусив удила, повторила Вика. - Я ее успокаивала, а сама не слушала.