Томпсон остановился у таксофона напротив греческого ресторанчика. Набрав номер голосовой почты, он ввел код доступа и прослушал новое сообщение. В нем говорилось, что в школе почти представилась возможность убить Женеву, но вокруг было слишком много полиции. Далее упоминался ее адрес на Сто восемнадцатой улице и что неподалеку от ее дома, иногда меняя позицию, дежурят две машины: патрульная и еще одна без опознавательных знаков. Рядом с девушкой все время находятся от одного до трех офицеров полиции.
Томпсон запомнил адрес, затем стер сообщение и пошел дальше, пока не оказался у шестиэтажного жилого дома, даже более ветхого, чем домик Джин. Обогнув здание, Томпсон вошел через черный ход и поднялся по лестнице к своей главной конспиративной квартире. Войдя и заперев за собой дверь, он отключил систему защиты.
Здесь было немного уютнее, чем на Элизабет-стрит. Стены были отделаны светлой филенкой, явно очень старательно, имелся даже ковер, который пах так, как таким коврам и полагается пахнуть, мебели было явно больше – с полдюжины разных предметов. Квартира напоминала Томпсону комнату отдыха, которую они вместе с отцом по выходным пристраивали к своему бунгало в Техасе взамен унесенного смерчем трейлера.
Из большого шкафа для утвари он осторожно извлек две банки и перенес их на стол, насвистывая мелодию из "Покахонтас". Девочки были просто без ума от этого фильма. Открыв ящик с инструментами, натянул толстые резиновые перчатки, надел маску и защитные очки, затем принялся собирать устройство, которое завтра должно будет убить Женеву и всех, кто окажется с ней поблизости.
Щелк…
Мелодия в голове сменилась. Вместо темы из диснеевского фильма теперь звучала мелодия Боба Дилана "Молодой навсегда".
Закончив с адской машинкой, он внимательно ее оглядел и остался доволен. Убрал инструменты и вещи, прошел в ванную, снял перчатки и три раза вымыл руки. Свист постепенно стих, когда Томпсон вновь принялся прокручивать в голове сегодняшнюю мантру: "Вишня, виноград, молоко… Вишня, виноград, молоко…"
Он ни на минуту не переставал готовиться к тому дню, когда к нему вернется чувствительность.
* * *
– Ну что, мисс, как дела?
– Все в порядке, детектив.
Мистер Белл стоял на пороге комнаты, оглядывая заваленную учебниками и тетрадями кровать.
– Ого! Должен признать, расслабиться ты себе и правда не позволяешь.
Женева пожала плечами.
– Я сейчас ухожу домой, сыновья уже заждались.
– У вас сыновья?
– Да, двое. Может быть, познакомлю когда-нибудь. Если захочешь, конечно.
– С радостью, – сказала Женева, а про себя подумала, что этого никогда не случится. – Они сейчас дома с вашей женой?
– Сейчас они у моих родителей. Моя жена умерла.
От этих слов у Женевы кольнуло в сердце. За ними чувствовалась настоящая боль… хотя, как ни странно, внешне детектив свои эмоции не проявил. Казалось, будто он много и часто тренировался произносить эти слова без слез.
– Сожалею.
– Ничего, уже несколько лет прошло.
Женева понимающе кивнула.
– А где офицер Пуласки?
– Ушел домой. У него есть дочь, и скоро ожидается пополнение.
– Мальчик или девочка?
– Если честно, затрудняюсь сказать. Завтра он с раннего утра будет здесь, тогда мы его и спросим. Твой дядя в соседней комнате, и мисс Линч сегодня заночует у вас.
– Барб?
– Ага.
– Она славная. Рассказывала мне про своих собак и про некоторые телешоу. – Женева кивнула на учебники: – А у меня времени на телевизор не остается.
Детектив Белл рассмеялся:
– Определенно моим ребятам не помешало бы немного вашего влияния, мисс. Обязательно вас познакомлю. Ну ладно, если что, сразу зови Барб. – Он помедлил. – Даже если просто кошмар приснится. Я понимаю, одному, без родителей, иногда бывает не по себе.
– Я не боюсь оставаться одна.
– Не сомневаюсь. И все же, если понадобится, кричи. Для этого мы и здесь. – Он подошел к окну, выглянул, отодвинув одну занавеску, проверил, заперто ли окно, вернул штору на место. – Спокойной ночи, мисс. Беспокоиться не о чем. Мы обязательно поймаем этого парня. А лучше мистера Райма и его людей тут никто не справится.
– Спокойной ночи.
Ну наконец-то – уходит. Может, конечно, он действовал из лучших побуждений, но Женеве не нравилось, когда с ней так сюсюкают, и без лишнего напоминания о пережитом ужасе она тоже бы обошлась.
Собрав разбросанные по кровати книги, она аккуратной стопкой сложила их у двери. Если придется поспешно уходить из квартиры, то можно будет найти их без света, чтобы забрать с собой. Она всегда их так складывала перед тем, как лечь спать.
Пошарив в сумке рукой, Женева нащупала высушенный цветок, который ей подарила фокусница Кара. Некоторое время она рассматривала фиалку, затем вложила ее в книгу, лежащую на вершине стопки.
Сходила в ванную, умылась, почистила зубы, после чего тщательно вытерла перламутровую раковину, вспоминая с улыбкой, какой бардак царит в туалете у Киш. На обратном пути, в коридоре, она встретила Барб Линч, и та пожелала ей спокойной ночи. Вернувшись в спальню, Женева заперла дверь, затем, поколебавшись немного, чувствуя себя дурой, взяла стул и подперла спинкой дверную ручку. Переоделась в шорты с линялой футболкой, легла на кровать и выключила свет. Возмущенная, встревоженная, минут двадцать она пролежала на спине, думая о своей матери, потом об отце, потом о Киш.
Когда перед глазами начал всплывать образ Кевина Чини, Женева немедленно вымела его из головы.
Наконец мысли вновь привели ее к предку, Чарлзу Синглтону.
Как он бежит, бежит, бежит… Прыжок в Гудзон.
Его тайна… Что заставило его так всем рисковать?
Как же сильно он, должно быть, любил жену и сына!
Но в мысли упорно вторгался образ того ужасного человека, который напал на нее утром. О да, полицейским она и вида не подала, как сильно напугана… Натянутая налицо шапочка, глухой тяжелый удар, когда дубинка врезалась в манекен, шаги за спиной. А теперь еще тот второй – черный мужчина с пистолетом во дворе школы.
От таких воспоминаний сон сняло как рукой.
Женева открыла глаза и уставилась в темноту перед собой, вспоминая другую бессонную ночь, когда ей было семь лет. Она встала с кровати, пришла в гостиную и включила телевизор. Минут десять смотрела какой-то дурацкий комедийный сериал, и тут в комнату вошел отец.
– Ты что здесь? Зачем тебе это смотреть? – Он щурился и моргал от яркого света.
– Просто не спится.
– Тогда лучше почитай что-нибудь.
– Нет желания.
– Тогда я сам тебе почитаю. – Он подошел к книжным полкам. – Вот, тебе понравится, лучше книги я не читал.
Отец уселся в кресло, которое застонало и заскрипело под его весом, и Женева посмотрела на хлипкую книжицу в его руках, но названия разглядеть не смогла.
– Удобно устроилась? – спросил отец.
– Ага. – Она растянулась на диване.
– Закрой глаза.
– Не хочу.
– Так будет легче все себе представлять.
– Ну ладно. А что…
– Тсс.
– Ладно.
Книга называлась "Убить пересмешника". В течение следующей недели чтения перед сном превратились для них в ритуал.
Женеве казалось тогда, что лучше на свете книги нет, а к тому времени она успела прочесть или выслушать не так уж и мало. Она просто влюбилась в главных героев: овдовевшего, но невозмутимого, с несгибаемой волей отца; брата с сестрой (Женева всегда хотела иметь брата или сестру). Да и сама история, повествующая о мужестве перед лицом ненависти и тупости, завораживала.
История, написанная Харпер Ли, надолго врезалась в память. Забавно, когда ей было одиннадцать, она решила ее перечитать и открыла для себя много нового, а снова сняв книгу с полки в четырнадцать, поняла еще больше. В прошлом году, перечитав ее в очередной раз, она написала по ней доклад по английскому языку. На "отлично".
"Убить пересмешника" сейчас находилась в числе других книг у двери, приготовленных к немедленной эвакуации в случае пожара. Женева не расставалась с ней, даже когда не читала. Именно в эту книгу она вложила сухую фиалку – подаренный Карой талисман.
Но сегодня Женева выбрала из стопки другую: "Оливер Твист" Чарлза Диккенса. Улеглась на кровать, поставила книжку себе на грудь и открыла страницу, заложенную сплюснутой соломинкой (она никогда не загибала страницы, даже в дешевых изданиях с мягкой обложкой). Начала читать. Поначалу каждый скрип в стенах заставлял ее вздрагивать, то и дело всплывал образ человека с натянутой на лицо шапочкой. Но вскоре история поглотила ее внимание целиком. А еще около часа спустя ее веки налились тяжестью, и она погрузилась в сон, убаюканная не поцелуем матери или голосом отца, шепчущего молитву, а плавными переливами слов далекого незнакомца.
Глава 19
– Пора ложиться.
– Что? – Райм оторвал взгляд от монитора.
– Спать, – сказал Том. Он выглядел настороженным – иногда без большой перепалки детектива от работы было не оторвать.
Однако сейчас Райм спорить не стал.
– Да, спать.
Он чувствовал себя измотанным и подавленным. Когда появился Том, он читал сообщение от Джея-Ти Бьюшампа, начальника тюрьмы в Амарилло. В письме говорилось, что в подведомственном Джею-Ти учреждении фоторобот объекта 10-9 никто не узнал.
Райм надиктовал короткий ответ, поблагодарив адресата за помощь, и выключил компьютер.
– Сейчас, всего один звонок, и я сам запрыгну в постель, – сказал он Тому.
– Тогда я немножечко разомнусь, – ответил помощник. – Встретимся наверху.
Амелия уехала ночевать домой. Ей надо было проведать мать, которая жила недалеко от нее и последнее время хворала. Кажется, что-то с сердцем. Сакс часто оставалась ночевать у Райма, но у нее была своя квартира в Бруклине, где по соседству жили родственники и друзья. (Как, например, та женщина из патрульного экипажа, которая утром привезла к Райму девушек – Дженнифер Робинсон.) Иногда Сакс просто хотелось побыть одной, как и самому Райму, и такие отношения устраивали обоих.
Райм набрал номер, обменялся несколькими словами с матерью Сакс, пожелал ей скорейшего выздоровления. Затем трубку взяла Амелия. Райм сообщил ей последние новости по делу.
– С тобой все в порядке? – спросила Сакс. – У тебя какой-то озабоченный голос.
– Просто устал.
– Тогда отправляйся спать.
– Ты тоже. Приятных сновидений.
– Хорошо, Райм. Целую.
– И я тебя.
Отключившись, он подкатил кресло к доске с записями.
Однако сейчас аккуратные строчки, сделанные рукой Тома, его не интересовали. Он устремил взгляд на распечатку с картой таро, той самой двенадцатой, которая изображала повешенного. Перечитав текст, поясняющий значение карты, посмотрел на умиротворенное, перевернутое вниз лицо. Затем развернул коляску, подкатился к кабинке лифта, который связывал лабораторию со спальней на втором этаже, отдал голосовую команду и поднялся наверх.
Мысли о карте не шли из головы. Как и Кара, Райм не верил в паранормальные явления. Однако его поразило, что карта с изображением виселицы оказалась одной из улик по делу, в котором слово "висельник", возможно, играло не последнюю роль. Криминалисты обязаны досконально знать о любых способах смерти, и Райм, разумеется, хорошо представлял, что происходит, когда вешают человека: петля затягивается высоко на шее, у самого основания черепа. (Фактической причиной смерти при повешении было удушение, но не из-за того, что веревка сдавливала дыхательные пути, а потому, что нарушался нейронный канал, передающий сигналы от мозга к легким.) То же самое чуть было не произошло с ним самим во время несчастного случая, когда он проводил осмотр в подземке несколько лет назад.
Холмы Висельника… "Повешенный"…
Самым значимым в таком совпадении представлялось смысловое толкование: "Появление этой карты указывает на духовный поиск, который ведет к принятию решения, переходному периоду, смене жизненного пути. Часто карта предрекает подчинение обстоятельствам, отказ от борьбы, смирение с тем, что есть. Если она выпадает вам при гадании, следует прислушаться к своему внутреннему Я, пусть даже внутренний голос на первый взгляд противоречит здравому смыслу".
Забавно, если учесть, что в последнее время, еще до появления объекта 10-9 и гадальной карты, поисков на его долю пришлось немало… а сейчас ему предстояло принять решение.
"Смена жизненного пути"…
Не задерживаясь в спальне, он проехал в смежную комнату, "процедурную", где не одну сотню часов тренировался по программе доктора Шермана.
Остановившись на пороге, Райм уставился на тренажеры в полутьме комнаты: эргометрический велосипед, локомоторная дорожка. Затем опустил взгляд на правую руку, пристегнутую ремешком к мягкому подлокотнику "Штормовой стрелы".
"Решение"…
"Ну давай, попытайся. Прямо сейчас. Попробую пошевелить пальцами".
Тяжело дыша, он сосредоточился на правой руке. Ничего…
Плечи сразу поникли, и он уставился в комнату перед собой. Все эти изнурительные тренировки… Да, благодаря им у него увеличилась плотность костей и мышечная масса, улучшилось кровообращение, снизились риск инфекций и вероятность нервно-сосудистой дисрефлексии.
Однако истинный смысл всей физиотерапии сводился к тому, что доктора обозначают туманным словосочетанием "функциональное преимущество". Другими словами, в его понимании, чувствительность и способность двигаться.
Именно то, от чего он так отрекался во время сегодняшнего разговора с Шерманом.
Говоря откровенно, он просто соврал. В глубине же души, там, куда никто не мог заглянуть, он жаждал знать только одно: есть ли от бесконечных мучений в спортзале хоть какой-нибудь толк? Возвращается ли чувствительность? Сможет ли он заставить годами неиспользуемые мышцы вновь сокращаться? Сможет ли повернуть ручку настройки на микроскопе, чтобы разглядеть волосок? Сможет ли почувствовать руку Амелии в своей ладони?
Возможно, с чувствительностью дела обстоят не так уж и плохо. Но паралитики с травмами такой тяжести постоянно живут в океане фантомных болей и ложных ощущений, которые возникают в мозгу словно ради того, чтобы посмеиваться и дразнить. Иногда кажется, что по коже ползает муха, хотя никакой мухи нет. Или опускаешь глаза и вдруг понимаешь, что пролил на себя горячий кофе и в месте ожога кожа почти отслаивается. Тем не менее Райм был уверен, что немного чувствительности отвоевать ему удалось.
Что до главного приза – способности двигаться… Для больного с повреждением спинного мозга нет более заветной цели.
Райм снова уставился на свою правую руку, ту, которой со времени несчастного случая так ни разу и не смог шевельнуть.
Прямо сейчас, не откладывая, можно получить простой и однозначный ответ. Фантомные боли, ложные ощущения – к черту все! Только да или нет. И не нужны никакие магнитно-резонансные сканеры, измерители динамического сопротивления или что там еще для таких случаев приберегают врачи. Надо только послать к мышцам крохотный импульс и посмотреть, что получится.
Если сигнал доберется до цели, пальцы согнутся. Что в его случае было бы равносильно побитию мирового рекорда по прыжкам в длину.
Или сигнал натолкнется на цепочку омертвевших нейронов и угаснет, не дойдя до цели.
Да или нет?
Райм считал себя человеком стойким как физически, так и морально. Раньше, до несчастного случая, он с готовностью шел на все, что требовал от него долг. Как-то вдвоем с напарником они сдерживали около сорока беснующихся мародеров, которые норовили ворваться в помещение магазина, где только что произошла перестрелка. В другой раз всего в пятидесяти футах от засевшего в укрытии преступника, который палил по нему из пистолета, он прочесывал место происшествия в поисках улик, которые могли указать на местонахождение похищенного ребенка. А однажды, не побоявшись рискнуть карьерой, арестовал чиновника старше его по званию, который, позируя перед прессой, затаптывал следы преступления.
Но сейчас храбрость ему изменила.
Словно оцепенев, он буравил свою правую руку взглядом.
Да или нет?
Если он попробует согнуть палец и у него не получится, если не сможет добиться даже одной из маленьких побед, о которых говорит Шерман, значит, для него все кончено.
Волной нахлынет депрессия, и в конце концов снова придется звонить врачу… но не Шерману, а специалистам совсем в другой области – сторонникам эвтаназии из общества "Лета". Несколько лет назад Райм уже пытался покончить с собой, но тогда он был гораздо беспомощнее, чем сейчас. У него не было всех этих компьютеров, телефонов, систем, исполняющих голосовые команды. По иронии судьбы теперь, когда жизнь его стала комфортнее, он получил средства довести свой замысел до конца. Новый доктор оставит какие-нибудь таблетки или оружие в пределах его досягаемости.
Конечно, несколько лет назад у него почти не было близких людей. Сегодня, узнав, что он свел счеты с жизнью, Амелия будет просто раздавлена. Однако в их отношениях любовь и смерть всегда шли рука об руку. Коп до мозга костей, Сакс часто на задержании первой врывалась в квартиру подозреваемого, хотя этого никто от нее не требовал. Ее награждали за доблесть, проявленную при вооруженных арестах; на машине она носилась, забывая про тормоза; поговаривали даже, что она имеет склонность к самоубийству.
Что до Райма, когда они встретились, во время расследования одного очень сложного дела несколько лет назад, связанного со смертельной опасностью и насилием, он сознательно пошел на смертельный риск, и Сакс сумела это понять.
Том тоже вынужден будет смириться. (На первом же собеседовании Райм сообщил своему новому помощнику: "Я скорее всего на этом свете надолго не задержусь. Чек советую обналичивать сразу по получении".)
Тем не менее больно было думать, каким ударом окажется для них его смерть. Не говоря уже о том, что останутся нераскрытыми преступления, погибнут невинные люди.
Вот почему Райм тянул с обследованием. Если улучшений не обнаружится, он переступит черту.
Да?..
"Часто карта предрекает подчинение обстоятельствам, отказ от борьбы, смирение с тем, что есть".
Или нет?
"Если она выпадает вам при гадании, следует прислушаться к своему внутреннему Я".
И тут Линкольн Райм принял решение. Он отступится. Прекратит тренировки, забудет об операции на спинном мозге.