– Не хуже, Левчик, не хуже, – зашипела на него Софья Андреевна. – Но в казино я не пойду. Там выигрывают единицы, и то, я полагаю, исключительно свои.
– А что? В свое время я в "очко" всех обыгрывал, – не унимался Леопольд, припомнив молодые годы, проведенные на "зоне". – Не знаю только, играют здесь в очко или нет?
– Играют, – успокоил его стоящий рядом Славский. – Только игра несколько иначе называется – "Блэк Джек".
– А по мне хоть как, – тихо пробормотал Краюшкин, отворачиваясь, чтобы Софья Андреевна не услышала. – "Блэк Джек"? Надо запомнить.
– Здесь же Тарковский снимал "Ностальгию", – не обращая внимания на Краюшкина, вещала Вероника. – Флоренция – это застывшая в камне музыка, вы сами сможете в этом убедиться, взглянув на собор Санта Мария-дель-Фьори, главный флорентийский собор. Этот собор, кстати, является третьим в мире по величине после собора святого Петра в Риме и собора святого Павла в Лондоне.
И правда, когда Вероника подвела нас к собору, некоторое время мы стояли с раскрытыми ртами. Собор поражал гармоничностью форм, нарядной и причудливой облицовкой из белого, розового и зеленого мрамора.
– Как красиво! – ахнули все как один.
До сумерек водила нас Вероника по городу. Мы были и на площади Синьории, которая является сердцем города, увидели Палаццо Веккио (старый дворец), отыскали в ряде скульптур, выставленных перед дворцом, знаменитую копию Давида работы Микеланджело.
Перед статуей Давида Куропаткин затормозил надолго.
– А… – только и смог выдавить он. Красота женоподобного Давида сразила его наповал.
– До тысяча восемьсот семьдесят третьего года на этом месте стоял оригинал, – по-своему поняла его затяжной вздох Вероника.
– Красивый, – с замиранием сердца застонал Веня.
Пожалуй, только я, Алина и Степа могли догадываться, о чем затосковал Куропаткин.
– А по мне так и не очень, – скривилась Катя и перевела взгляд на мужа. Давид явно проигрывал Вовику. – Если кое-что отбить, то этот Давид больше на девчонку будет смахивать, чем на мужика. Слишком уж он гладенький. И эти кудряшки…
Веня недоброжелательно посмотрел на Катю, но говорить ничего не стал.
Растянув губы в двусмысленной улыбке, Вероника сказала:
– Вы заметили, да? В те времена были другие каноны мужской красоты.
– Это значит, что тогда все мужчины были похожи на педиков? – наивно спросила Катя.
Веня нахмурился, сжав плотно губы.
– Думаю, нет, – поддержал дискуссию Славский. – Как может, скажем, кузнец или землепашец быть похожим на Давида? Вы можете себе представить, чтобы Давид пахал или ударял молотом о наковальню. Дело скорее в том, что многие художники эпохи Возрождения имели нетрадиционную сексуальную ориентацию. Не знаю, как Микеланджело, а Леонардо да Винчи точно был гомосексуалистом.
– Да ты что, – ахнул Краюшкин – А вот у нас… Ладно, проехали, – прикусил он язык, очевидно опять вспомнив о времени проведенном в местах не столь отдаленных.
– Интересная у нас экскурсия получается, – толкнула меня в бок Алина. – Кажется, Куропаткин не на шутку обиделся на Катю и Краюшкина. А чего обижаться? На нем же не написано, что он гей?
Я как бы невзначай повернула голову. Веня с недовольным лицом стоял в сторонке, демонстративно рассматривая соседнюю с Давидом статую. Делая вид, что происходящее рядом ему глубоко неинтересно, он все же прислушивался к разговору. У него шевелились уши – верный признак того, что они ловил каждый звук, исходящий от толпы. Несколько лет назад я подметила, что Веня слышит как сова. Мало того, что у него весьма острый слух, так еще его уши имеют редкую для человека особенность – поворачиваться на звук. Не буквально, конечно, а немножечко двигаться вверх-вниз.
"Губы надулись как у девчонки, собирающейся зареветь от досады, – подумала я, глядя на покрасневшего от обиды и смущения Веню. – Как бы он ничего не брякнул или наоборот не расстроился сверх меры?".
Я решила уже подойти к Куропаткину, но проблему сняла Вероника.
– А сейчас я отведу вас на мост Веккио через реку Арно, – пообещала она, уводя нашу группу от Давида и с площади. – Вы, кстати, знаете, что раньше на мостах строили дома? В то время дома на мостах были в цене, особенно у торговцев и мастеровых. По сей день на этом мосту расположены ювелирные магазинчики и сувенирные лавки. Конечно же, сейчас на мосту никто не живет, магазины на ночь закрываются, а раньше на первом этаже торговали, а на втором жили.
– Опять же никаких проблем с канализацией, – сказал кто-то из группы. Его поддержали дружным смехом.
– Верно подмечено, – согласилась Вероника. – Фекалии сбрасывались прямо в реку.
– Наверное, дурно пахло? – спросила Софья Андреевна, прикладывая платок к лицу, как будто до сих пор во Флоренции принято ночные горшки сливать в реку.
– Да уж, в те времена реки Европы, которые протекали через города, пахли отнюдь не фиалками, – сказала Вероника, подавив в себе смех.
Экскурсия закончилась только в восьмом часу. К этому времени мы изрядно проголодались и устали.
– Ужин в гостинице в оплату не входит, – предупредила я, когда часть туристов решила ехать с Вероникой в отель. – Можно поужинать в гостиничном ресторане за деньги или подыскать уютный ресторанчик в центре. Выбирайте. Если выбрать ресторанчик не на площади Синьории, то ужин выйдет дешевле, чем в гостинице.
Пять минут раздумий – и в итоге в гостиницу поехала одна Шматко, сославшись на то, что после шести она не ест и так устала, что нет больше сил ходить.
Должна признаться, что на этот раз группа у нас подобралась не дружная. Никто даже не предложил поужинать вместе, одной компанией. Первыми с моста улизнули Деревянко Катя и Вовик. Потом Носовы сказали всем "доброй ночи" и направились в центр. Славский, повертев головой, направился к близлежащим магазинам. Мало помалу ряды наши редели.
Притянув к себе подруг, я спросила:
– Вы не забыли об уговоре? Ты, Алина, берешь на себя Антошкину Валю, ну и Юру само собой. Ты, Степа, не отставай от Вени. Мне остается Куропаткин.
– С Софьей Андреевной в придачу, – тихо сказала Алина, бросая косые взгляды в сторону. – Кажется, у Краюшкина и генеральши первая семейная ссора. Все, я пошла, Антошкины уходят.
– Да и не забывайте о конспирации, – напомнила я.
– А как же без конспирации?! – с этими словами Алина вывернула куртку на изнанку (благо ее можно было носить так и так), кокетливо повязала на голову платок и напялила на глаза очки.
В таком виде она убежала вслед за Антошкиными. Я проводила ее взглядом и посмотрела на Леопольда Ивановича. Он заметно нервничал, пытаясь в чем-то убедить Софью Андреевну.
Я уже хотела подкрасться к ним поближе, но меня отвлек от наблюдения Куропаткин, неожиданно став сбоку от меня.
– Вы где будете ужинать? – спросил он.
– А? Что? Ужинать? Нет, я не могу. У меня дела в городе. Я обещала своей приятельнице занести ее подруге посылку. Тут недалеко, – сходу придумывала я, не спуская глаз с Краюшкина. – Но ты можешь пойти со Степой. Она тоже собиралась перекусить. Правда, Степа?
– Да. Ты, Веня, составишь мне компанию? – спросила Степа, сначала дико посмотрев на меня потом на Веню.
Я поняла свою оплошность. Какая же это будет слежка, если они уйдут вместе и сядут за один столик?
"А надо ли следить за Веней? Вене, конечно, Иванова не нравилась, возможно, он ее ненавидел, как конкурента, но не настолько, чтобы устранять ее физически. На него это не похоже", – мысленно оправдывалась я.
Год назад в Венином салоне "Донна Белла" взорвалась бомба. Первое, что мы подумали, что это были происки конкурентов. Веня до хрипоты нас убеждал, что такое в принципе невозможно. Есть конкуренция, где-то даже антипатия друг к другу, но чтобы взорвать… Никогда! Парикмахеры, стилисты – люди искусства. Каждый себя считает гением, а гений и злодейство – понятия не совместимые. Разве что так, по малости: на конкурсе шпильки стянуть у конкурента или лак подменить на дезодорант, или розетку для фена заранее испортить.
"Неужели он изменил своим убеждениям? Не верю", – глядя на Веню, я неосознанно качала головой. Честно говоря, мне вообще в данный момент идея слежки казалась бессмысленной. Я ее предложила от безысходности. Ну походим мы за этими тремя? И что? Посмотрим, как уни ужинают, ходят по магазинам, выбирают сувениры – пустая трата времени. Вот если бы у нас были мини-видеокамеры, которые мы смогли бы разложить по номерам наших подопечных. Авось кто-нибудь в разговоре себя бы выдал. Но камер нет, и поэтому придется превратиться в тени, чтобы раздобыть хоть какую-то информацию.
– Конечно. Составлю, – кивнул Степе Веня.
– Встретимся в гостинице, – сказала я на прощание Степе и переключила свое внимание на Краюшкина.
Глава 10
Софья Андреевна обиженно поджала губы и отвернулась от спутника. Леопольд Иванович фыркнул, что-то сказал одними лишь губами в ее адрес и, резво развернувшись на сто восемьдесят градусов, походкой свободного во всех отношениях человека зашагал по брусчатой мостовой. Прежде, чем свернуть в первую попавшуюся улочку и скрыться из виду, он оглянулся назад. Софья Андреевна все так же стояла к Леопольду спиной, ожидая с его стороны извинений. Скорей всего, она не догадывалась о том, что ее кавалер уже далеко от нее. Она была спокойна и надменна, уверенная в том, что ее вот-вот окликнут.
Увидеть разочарование на ее лице, мне не довелось. Заметив, что Краюшкин сворачивает, я припустилась за ним. Перед тем как нырнуть за угол, я достала из сумки паричок, который ношу в плохую погоду вместо шапки, и напялила его на голову. К сожалению, у меня нет такой куртки как у Алины, весьма необходимой для слежки. Ну да я понадеялась на то, что мужчины вообще мало обращают внимание, в чем недавно была одета дама. Спроси десять мужчин: "В чем из дома вышла ваша жена?" – девять из них ответить не смогут.
Краюшкин шел, не торопясь, рассматривая по пути витрины магазинов и вглядываясь в неоновые вывески, к тому времени уже горящие всеми светами радуги. Он что-то искал, это было ясно с первого взгляда. Миновав несколько бистро и уютных ресторанчиков – мы прошли квартала два, а то и больше, – я сбилась со счета, при этом поняла, что есть он не хочет.
Наконец-то он встал как вкопанный перед лестницей ведущей в подвальное помещение. Ура, мой подопечный нашел то, что искал! Еще раз задрав голову на вывеску, он потянул на себя тяжелую дверь, шагнул вперед и исчез из виду.
– Казино, – прочитала я, подойдя к двери, за которой исчез Леопольд Иванович. – Вот куда он рвался всеми фибрами своей души, и куда его не отпускала Софья Андреевна. – Ну что ж, казино так казино, – вздохнула я и шагнула за ним следом.
Прежде чем появиться в игорном зале, я посетила дамскую комнату, там смыла с лица всю косметику. Лицо стало бесцветным и не выразительным. Рыжий парик и полное отсутствие на лице макияжа сделали меня не узнаваемой. Во всяком случае, из Зазеркалья на меня смотрела женщина, в которой я себя узнать не смогла.
Я зашла в полумрак игорного зала и ничего нового для себя не увидела – итальянское казино мало отличалось от российского. Вытянутый в длину довольно большой зал был заставлен игральными столами, над столами висели на длинных шнурах плафоны, мягко освещающие зеленое сукно. В центре – большой стол для игры в рулетку, по бокам – столы для игры в покер, "блэк Джек" и другие игры, в которых я мало разбираюсь. В глубине зала, у противоположной от входа стены я увидела бар, а перед ним несколько столиков для желающих передохнуть от игры.
Поискав глазами, я нашла Краюшкина. Как и следовало того ожидать, он уже резался с крупье в "очко", простите, "блэк Джек". Наблюдая за игрой, я стала в сторонке.
Нельзя сказать, что Леопольд Иванович совсем уж не выигрывал. Выигрывал, но из десяти разыгранных партий только два раза он получил заветные фишки. Не прошло и двадцати минут, как все разменянные Краюшкиным фишки перекочевали в пользу казино.
Проигрыш Леопольда не остановил. Он достал бумажник, вытянул две банкноты по сто евро и протянул их крупье, взамен получил стопочку фишек. Через пятнадцать минут процедура повторилась. Краюшкин крупье – евро. Крупье Краюшкину – фишки. Через двадцать минут Леопольд еще раз пошел на обмен. Я уже хотела вмешаться, схватить его за руку, мол, одумайся, так все деньги проиграешь, но в последнюю минуту передумала. Как бы я объяснила Краюшкину, почему здесь нахожусь и почему так нелепо выгляжу? Разумеется, и слежка пошла бы насмарку.
Вскоре я немного успокоилась. Леопольд, проиграв шестьсот евро, деньги на фишки менять не стал, правда и уходить из казино не собирался. Он сел в баре за стойку и завис там надолго. Пришлось и мне переместиться поближе, сесть за спиной у Краюшкина на уютный диванчик и заказать себе бокал мартини, исключительно для того, чтобы не казаться белой вороной. Этот бокал я растянула на два часа. У меня была очень выигрышная позиция. Я находилась в тени. Даже если бы Краюшкин обернулся, он бы меня не узнал. В лучшем случае, заметил бы парик.
За это время неугомонный Леопольд умудрился опорожнить бутылку виски, заказывая по сто грамм и каждый раз расплачиваясь. Краюшкин сидел в одиночестве, к исходу второго часа норовя свалиться с высокой табуретки. Он тупо глядел на батарею бутылок и периодически заказывал себе новую порцию.
В какой-то момент у меня промелькнула мысль, что он решил встретить рассвет здесь, в казино, за стойкой. Мысль меня не порадовала. Я хотела есть, спать и у меня жутко болели от усталости ноги.
Я искренне завидовала Алине и Степе: "Эх, и сдался мне этот Краюшкин? Лучше бы я разрешила Алине за ним следить. Она-то уж точно уже в гостинице. Куда Антошкины могли пойти, на ночь глядя? Съели по пицце – и домой, в номер, баиньки.
Степе, с моей подачи, так вообще повезло. Веня не из гуляк. Шумным ресторанам и барам предпочитает домашний уют, тихую музыку и хорошие фильмы. Эти двое точно уже в гостинице".
Я уже начинала внутренне закипать, порывалась встать и уйти, но в этот момент к Краюшкину подсел жгучий брюнет с мохнатыми бакенбардами, закрывающими с каждой стороны по полщеки.
"Мафия бессмертна!", – сама того не желая, прошептала я.
И, правда, тип словно сбежал со съемок американского фильма о сицилийской мафии первой половины двадцатого века. Белый костюм, черная рубашка, белый галстук – словно негатив черно-белого фото. И эти бакенбарды! Голливуд отдыхает!
Кажется, Краюшкин подумал то же, что и я. Он встрепенулся и с уважением посмотрел на итальянца. А потом он заговорил по-русски! Не итальянец, конечно, а Краюшкин. Сначала монолог больше напоминал всем известную песню "Ты меня уважаешь?", но потом мне удалось услышать много чего интересного.
– Хорошая страна Италия. Россия и Италия – дружба навеки. Лев. Леопольд, – он так кивнул головой, что я перепугалась, как бы она у него не оторвалась.
– Оскар, – представился итальянец, догадавшись, что Краюшкин хочет с ним познакомиться.
– Очень приятно. М-молодо-ой человек, – растягивая гласные, Краюшкин позвал бармена, – нам по пятьдесят, пожалуйста. За дружбу! Чин-чин, – и схватив стакан, он потянулся к новому приятелю. Тот, как я поняла, на шару не дурак был выпить, чокнулся с Леопольдом, и того понесло: – Люблю Италию, как Россию. Люблю и все! Море, пальмы, кипарисы – все как у нас в Сочи. И народ у вас веселый, азартный. И у нас такой же. Как я, например. И игры у вас те же, что и у нас. Я знаешь, сколько у вас оставил? Вот столько, – Краюшкин полез в карман, достал пачку денег и раскрыл ее веером перед носом итальянца. Оскар одобрительно закивал. – И столько же пропью! С тобой, друг! – Тут я не на шутку испугалась, а вдруг и впрямь возьмет и пропьет? Но Краюшкин, повертев денежным веером и заказав у бармена еще по полтиннику, спрятал купюры обратно в карман. – Вот, хотел себя порадовать – не получилось. Проигрался. И с бабой поссорился. Не поняла она меня, не поняла, озлобилась, наговорила черте что, наверное, поэтому и проиграл. Все к одному, – тяжело вздохнул Краюшкин. – У меня такие планы были! Хотел отдохнуть, в Италию поехал… а чувство такое, что по этапу пошел. Ты только представь, я с самыми радужными мечтами в аэропорт приехал, а меня там прокурор встречает. Было бы за что… Ты меня слышишь? Прокурор! – для большей убедительности с нажимом повторил он. – У меня, брат, две ходки. Две! Первая так себе, а вторая… Не, ты не бойся, я не по мокрому. К тому же я завязал, честное слово. Но прокурор разве поверит? Не-ет! – Краюшкин стянул лицо в презрительной гримасе. – Ни за что не поверит. Я для них кто? Вор! Ворюга! Зэк! Влип я, брателло, по полной программе. Месяц назад меня в прокуратуру вызывали, как свидетеля. Лишь только потому, что я когда-то знал подозреваемого. Я к его делу никакого отношения не имел. Чист я! Чист! Но разве ж в прокуратуре поверят? Отпустили, скрепя сердце. И надо же какая встреча в аэропорту! Глазками меня сверлит, вспоминает, значит, за что я сидел. Сначала думал, может, пронесет, не узнает. Не, не вышло. Вспомнили и статью даже назвали, по которой меня за колючую проволоку бросили, сатрапы, – Краюшкин пьяно шмыгнул носом. – А давай выпьем?
Бармен налил им еще по пятьдесят, они чокнулись. Итальянец даже что-то там про пролопотал типа "ваше здоровье" и аккуратно влил в себя виски. Краюшкин, следуя русской традиции, резко перевернул в себя стакан с содержимым, крякнул и потянулся к соленым орешкам, зажевал одним из них, и продолжил исповедь.
– Не, ты не думай, что я прокурора испугался. Мне бояться нечего. В другое время, я бы прокурора послал, но не в этот раз…. Я уж так и этак перед прокурором. Ангелы наглее себя ведут… И все почему? Ни за что не догадаешься? Я ведь зачем в Италию поперся? Думаешь, нужна мне ваша Италия! Как у нас говорят – сапог сапогом. Мне дочка нужна! Хотел ближе с ней познакомиться – не вышло. Не признала папку, не захотела общаться, обиделась.
После этих слов сон с меня как рукой сняло. У Краюшкина есть дочь? Из-за нее он поехал в Италию? А ведь верно, он оформил визу, собирался лететь в Венецию, потом передумал и записался в группу одним из последних, как будто кого-то поджидал.
Краюшкин протяжно вздохнул. Итальянец муркнул что-то в ответ. Леопольд тут же стал оправдываться: