Пульхерия пошла на шум. В ванной горел свет. Джакузи была полной и бурлила словно кастрюля с кипятком над сильным огнем; кран в душе был открыт до отказа. Все обстояло так, словно кто-то хотел принять душ, а потом лечь в ванну, но по каким-то причинам этого не сделал. Дверь в спальню была приоткрыта, в ней было темно. Единственное место в квартире, где не горел верхний свет. Пульхерия подошла к двери и в нерешительности остановилась. Марина остановилась вместе с ней.
– Не ходи туда. Я боюсь, – прошептала она.
– Я тоже боюсь, но идти надо, – тоже шепотом отозвалась Пуля. Они словно чувствовали, что их ждет за этой дверью. – Останься здесь, – приказала она Марине.
– Мне страшно и любопытно одновременно. И эти два чувства во мне борются, – заявила та.
– Как это?
– Если я пойду туда, я умру от страха, а если останусь здесь – то от любопытства.
– И от чего тебе будет приятнее умереть? – улыбнулась Пульхерия.
– Есть такой анекдот: многодетного папашу спрашивают: "У вас так много детей, потому что вы их любите?" – "Нет, детей я не люблю, но вот сам процесс…"
Пульхерия громко рассмеялась и тут же осеклась. Эта небольшая разрядка придала ей решимости. Она распахнула дверь, нашарила на стене выключатель, щелкнула им, и комнату залил мягкий свет настенных светильников. Марина остановилась сзади, ожидая, когда Пуля освободит проход. Но та попятилась из спальни, и лицо ее побелело.
– Марина…
– В чем дело?
– Оксана…
Марина протиснулась мимо нее в спальню и остолбенела. Полуобнаженное тело девушки было прекрасным даже в смерти, но когда-то прелестное лицо стало неузнаваемым. Оно почернело от прихлынувшей крови, а горло покрывали синие кровоподтеки.
Оксану Шпак безжалостно задушили.
Глава девятая
Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.
Франсуа де Ларошфуко
Читая показания подруг, Штыкин с удивлением обнаружил, что они сходятся практически по всем пунктам, и различаются только тем, что показания Марины были сухие, четкие и лаконичные – именно это он имел в виду, когда говорил про армию, – а показания Пульхерии – пространными, с различного рода лирическими отступлениями.
Например, у Марины было написано: "В 19.00 вошли в гостиницу "Центральная", а Пульхерия к почти такой же фразе добавляет: "Гостиница старая, но с претензией на современность. Персонал – все больше пожилые тетеньки со старомодными начесами на голове, пользоваться новой оргтехникой не умеют, поэтому ее боятся".
У Марины: "Были на экскурсии в Кремле", а у Пульхерии: "Бродили по территории Кремля. Какие изумительные фрески, какая тонкая игра тонов и полутонов, строгое соответствие библейским сюжетам, мрачные лики святых и бесстыжая роскошь драгоценных камней и золотых окладов на иконах".
У Марины: "Посетили музей декоративно-прикладного творчества", а у Пульхерии: "Рядом со стилизованной под старину избушкой умытые дождем грядки с хреном и огурцами. В Суздале, по уверениям аборигенов, самые лучшие в мире хрен и огурцы. Мы привезли с собой пару банок. Приходите вечером, я вас угощу".
А сцена в ресторане… Марина пишет: "К нам подошел мужчина и пригласил меня на танец. Я ему отказала, и он ударил меня по лицу. На месте удара остался синяк". Пульхерия при описании этой сцены красок не жалеет: "Он подошел к нам – огромный, сильный, чувственный. К сожалению, на лице его отпечатки интеллекта практически отсутствовали. На лысом, как колено, черепе и в очках отражались огни светильников. От него исходила такая мощная энергетика, что ни одна женщина не смогла бы устоять под напором его мужской харизмы, но мы с Мариной, как два стойких оловянных солдатика, устояли и дали достойный ответ грубому самцу. Завязалась потасовка. Я дралась, как разъяренная тигрица, отстаивая свое право ужинать в тишине и одиночестве. Это была отчаянная битва за независимость. В результате этой драки пострадала моя подруга: ей засветили фингал".
"Если верить показаниям подруг, в момент совершения убийства они находились за много километров от Москвы. Не исключено, конечно, что они сговорились, у них было на это время, поэтому их показания совпадают. Их необходимо тщательно проверить", – решил Штыкин.
Он вызвал к себе Мамонова.
– Вот, Сережа, внимательно прочитай, что нам написали две подружки-хохотушки.
Пока Мамонов читал объяснения Дроздовской и Денисовой, Штыкин пил чай и размышлял: "Если факты, изложенные в них, подтвердятся, вся моя версия рассыплется как карточный домик. Сплошные нестыковки. Почему этот парень оказался на даче Денисовой? Тарасюк и Бульбенко показали, что они видели его впервые, и как он там оказался, они не знают. Соседи тоже ничего вразумительного не сказали. Правда, одна соседка видела днем раньше, как от дачи отъезжал серебристый джип, но что это за джип, она не знает, так как из-за дождя в последнее время редко выходит из дома. Проклятый дождь. Из-за него летом все сидят по домам и смотрят телевизор. Лучшей погоды для совершения преступления трудно найти".
Штыкин взглянул на Мамонова. Капитан быстро ознакомился с показаниями Марины Денисовой, при этом лицо его оставалось непроницаемо серьезным, но как только он взял в руки листочки Пульхерии, на его лице появилась довольная ухмылка. Когда он закончил читать, Штыкин спросил:
– Ну, что ты об этом думаешь?
– Здорово написано у этой старосветской помещицы. Гоголю понравилось бы.
– Сережа, я тебя не о достоинствах литературного произведения спрашиваю, а показаниях Дроздовской и Денисовой, – начал раздражаться Штыкин.
– А чего показания? Нормальные. Похоже, что тетки не врут.
– А вот это тебе придется завтра установить.
– Что установить? Что врут или что написали правду?
– Истину, Мамонов. Истину! Поедешь завтра рано утром в этот Суздаль, найдешь мне всех этих людей и снимешь с них показания. И чтобы завтра к вечеру твой рапорт лежал у меня на столе. И написан он должен быть не убого-корявым стилем, каким ты обычно пишешь, а нормальным литературным языком.
От неприятного зрелища у Марины подкосились ноги и к горлу подкатила дурнота.
– Пуля, меня сейчас вырвет, – прошептала она.
– Дыши глубже, – приказала Пульхерия подруге и выволокла ее из спальни.
Она усадила ее на диван в гостиной, быстро сбегала на кухню и принесла стакан воды.
– Мариша, возьми себя в руки. Мне тоже плохо, но я держусь. – Она присела на диван рядом с подругой.
– Такая молодая и красивая, – всхлипывая и роняя слезы, пробормотала Марина, – у нее могли быть такие красивые детки.
– Да, она могла еще долго людей своей красотой радовать…
Вдруг они услышали, как стукнула входная дверь.
– Тихо! – насторожилась Пульхерия. – Мариша, прячемся.
– Куда? – еле слышно прошептала побелевшими от ужаса губами Марина.
– За диван!
Только они рухнули на пол за спинкой дивана, как в комнату кто-то вошел. Вошедший не крался. Его шаги были громкими и уверенными. Он прошел в спальню. Пульхерия приподняла голову. Послышался характерный треск, словно что-то отдирали, приклеенное липкой лентой. Она увидела, что какой-то мужчина, одной ногой переступив через труп, склонился над прикроватной тумбочкой и что-то достает из-за нее. Он неловко повернулся, запутался в своих собственных ногах и упал прямо на распростертое на полу тело девушки.
Небольшой предмет, который он держал в руках, выпал, скользя по паркету, пролетел полкомнаты и остановился недалеко от того места, где лежали подруги. Это был диктофон. Пульхерия тут же сообразила, что неизвестный, как только станет его поднимать, сразу их обнаружит. Она встала на четвереньки, доползла до диктофона и легонько рукой подтолкнула его в сторону спальни. Диктофон пролетел метра два, пару раз крутанулся, как юла, на одном месте и остановился как раз в тот момент, когда мужчина, наконец, поднялся на ноги.
Незнакомец поднял диктофон, зашел в ванную комнату, выключил воду, затем свет и ушел, закрыв входную дверь на ключ.
– Полный абзац, – пробормотала Пульхерия, лежа на полу за диваном.
– Ты чего? – удивленно спросила Марина.
– Мы с тобой попались в мышеловку, как две бестолковые мыши. Кто-то очень мудрый сказал, что невезение – это наказание за глупость, – объяснила она.
– Почему?
– Марина, ты умная женщина, а все еще не догоняешь, что мы с тобой отдыхаем здесь, на полу, запертые в чужой квартире, а в соседней комнате отдыхает труп.
– Ой, мамочка!
– Ты прямо здесь грохнешься в обморок или сначала поднимешься и сядешь на диван? – поинтересовалась она у подруги.
– Не буду я ложиться в твой обморок, – со злостью запротестовала Марина. Она поднялась с пола и помогла встать Пульхерии. – Давай просто найдем ключи и уберемся отсюда, пока еще кто-нибудь сюда не пришел. Интересно, Пуляша, кто это был?
– Думаю, убийца.
– С чего ты взяла?
– Ты видела, как он равнодушно перешагнул через труп, точно это не мертвая девушка, а надувная резиновая кукла?
– Нет, не видела. Я глаза от страха закрыла.
– Тогда ты пропустила самое интересное.
– А ты его лицо рассмотреть сумела?
– Нет. Все произошло слишком быстро. Я старалась побыстрее оттолкнуть подальше от нас диктофон, чтобы этот мужик нас не обнаружил. Зато мы теперь с тобой знаем, что убийцей был мужчина, и он хорошо знал Оксану Шпак. А еще мы знаем, что здесь он был не впервые: слишком уж уверенно себя вел. К тому же пришел он сюда с единственной целью: замести за собой следы.
Марина встала и направилась в коридор.
– Куда собралась? – мрачно спросила Пуля.
– Хочу ключи поискать.
– Бессмысленно.
– Почему?
– Нас с тобой консьерж видел. Он также знает, где ты живешь. Так что совершенно бессмысленно отсюда уходить, а потом делать вид, что ко всему этому мы не имеем никакого отношения. Все это вызовет только подозрения.
– Тогда набирай "02".
– Успеем. Думаю, будет лучше, если мы сначала позвоним Кузьмину.
Глава десятая
Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.
Франсуа де Ларошфуко
И все же Пульхерия, прежде чем позвонить майору Кузьмину, решила осмотреться. Для начала она, держа руки в карманах плаща, прошлась по ящикам комода в поисках перчаток, но безрезультатно. Зато в одном из ящиков нашла несколько пар чулок с кружевной резинкой.
– Это чтобы не оставлять отпечатков пальцев, – пояснила Пульхерия.
Натянув на руки чулки, они начали обыск.
– Что ищем? – спросила Марина.
– Во-первых, ключи, во-вторых, хоть что-нибудь необычное: записные книжки, дневники, письма, – короче, все, что может пролить свет на это дело. Ты бери на себя гостиную, а я спальню.
– Фу, Пуляша, там же мертвая девушка.
– Ну и что? – равнодушно пожала плечами Пульхерия. – Она теперь безобидная.
– А дух ее остался. По комнатам бродит.
– Как тень отца Гамлета? Вернее, Оксаны Шпак, – усмехнулась она. – Бродит и к отмщению взывает. У-у-у!
– Тебе все шуточки, а я боюсь! – Мариша округлила свои и без того огромные глаза. – Бр-р-р, ни за что бы не пошла.
Пуля включила в спальне свет и огляделась. Спальня была не просто роскошной, а суперроскошной. Потолок ее был зеркальным, настенные светильники заливали мягким светом огромную кровать, покрытую атласным фиолетовым покрывалом. Шкаф-купе тоже имел зеркальные двери. "Пожалуй, с зеркалами в этой комнате перебор, – подумала Пульхерия. – Тело должно быть настолько совершенным, абсолютно идеальным, чтобы во множестве, отражаясь во всех углах, не раздражать своим несовершенством. Как же могла погибнуть столь красивая, столь совершенная девушка?"
Она мрачно посмотрела на зеркальное отражение того, что осталось от Оксаны. Заставить себя посмотреть прямо на ее труп она не могла.
Пульхерия тяжело вздохнула. "Что же в этой комнате странного?" – задала она себе вопрос и после минутного раздумья ответила: "Фотографии!" Здесь нет ни одной фотографии, ни на стенах, ни на тумбочках, ни на комоде. Пожалуй, в остальных комнатах тоже.
Здесь отсутствуют следы прожитой жизни, словно это гостиничный номер. Если бы эта квартира была новым домом Оксаны, тогда бы она перевезла со старой квартиры все свое прошлое. А может быть, она хотела начать жизнь с нуля, забыть о своем прошлом? Или уже перевезла свое прошлое куда-то в другое место?
Пульхерия открыла шкаф-купе. Ну, конечно! В шкафу было очень мало вещей. Подозрительно мало. Такая девушка, как Оксана, живя в такой дорогой квартире, должна иметь много одежды. Две блузки, пара пиджаков, юбка – и все!
Две пары туфель, сумочка. Пульхерия заглянула в нее: мобильный телефон, немного косметики, духи. Ключей от квартиры не было, записной книжки – тоже. Она положила телефон в карман плаща. Надо будет потом посмотреть его повнимательнее.
С возникновением мобильных телефонов отпала необходимость вести записные книжки. В маленькой коробочке вся твоя жизнь. Однажды у нее сломался телефон и пришлось его отдать в ремонт. Пульхерия помнит, что, оставшись без него, оказалась как без рук: в нем были все контакты.
Она еще раз осмотрелась. Особого беспорядка не было. Такой вид имеет спальня по утрам, когда хозяева просыпаются, откидывают в сторону одеяло, собираются пойти в ванную комнату.
Осталось проверить комод. То, что она в нем увидела, лишь подтвердило ее догадку:
Оксана собиралась с этой квартиры съехать. Все шесть ящиков комода были абсолютно пусты.
Тогда возникает законный вопрос: где вещи?
Пульхерия вернулась в гостиную. Марина сидела на диване и ела огромную грушу.
– Мародерствуешь? – усмехнулась Пульхерия.
– Ты же знаешь, что у меня на нервной почве зверский аппетит появляется. А ей она уже ни к чему. Слушай, может быть, пока мы не вызвали милицию, выпьем кофейку? Там в холодильнике такая классная клубника и сливки в баллончике. А еще икра и севрюга горячего копчения. Она сейчас такая дорогая, что я уже забыла, когда ее ела.
– Ну вот и не вспоминай, – решительно заявила Пульхерия. – Мы с тобой девушки порядочные, интеллигентные. Негоже нам пировать здесь в то время, как в соседней комнате лежит убитая девушка.
– Ты еще напомни, что у меня на даче ее дружка замочили, – ехидно напомнила Марина. – Я же не виновата в том, что во время стресса у меня увеличивается расход жизненной энергии. И мне просто необходимо ее срочное восполнение. Все равно же пропадет или ментам достанется, – продолжала канючить подруга.
– Ты все посмотрела?
– Все.
– Чемоданы или сумки с вещами тебе не попадались?
– Нет. Пуляша, там такой большой кусок севрюги. Мы с тобой только отщипнем немного. Никто и не заметит.
– Вдруг она несвежая? Еще отравимся…
Пульхерия заколебалась. Севрюгу она любила во всех видах. Этот предмет роскоши во времена застоя можно было достать по случаю или по великому блату. К празднику или дню рождения она всегда ухитрялась приобрести кусочек, зато сейчас никаких ухищрений не требовалось, севрюга лежала во всех супермаркетах и, для того чтобы ее купить, нужны были только деньги. Правда, немалые.
– С чего это мы отравимся? Она же в холодильнике.
– А вдруг она там давно и успела испортиться?
– Труп не испортился, а севрюга испортилась?
– Мы же не знаем, когда Оксана ее купила, – продолжала сопротивляться Пульхерия, но решительности у нее уже значительно поубавилась.
Марина поняла, что еще небольшое усилие, и Пуля сдастся.
– Пуляша, давай рассуждать логично. Еще два дня назад Оксана была жива. Так?
– Так.
– Если бы ты купила такую роскошь, то позволила бы ей испортиться?
– Никогда!
– Вот именно. Следовательно, напрашивается вывод: она приобрела ее незадолго до смерти. Кусок – огромный, следовательно, практически перед смертью.
– Ого, Ватсон, поздравляю, вы уже освоили дедуктивный метод! Уговорила. Пошли, побалуем себя севрюжкой.
Деликатес и правда оказался выше всяких похвал: нежный, малосоленый, ароматный. Подруги успели съесть по паре солидных бутербродов, и Марина отрезала еще два крупных куска, как в этот момент на кухню вошли два огромных милиционера с автоматами в руках. Из-за их спин, вытягивая тощую шею, выглядывал Стасик. Один из милиционеров был высокий и худой с незапоминающимся лицом, второй – просто огромным, с широченными плечами, коротко стриженной белобрысой головой и веснушками на курносом носу. Его лицо было бы по-мальчишески несерьезным, если бы не шрам, рассекший левую щеку по диагонали.
– По телефону "02" позвонили и сообщили, что в этой квартире лежит труп молодой женщины. Мы прибыли и находим здесь двух совершенно здоровых немолодых телок, которые жрут осетрину и не давятся, – сказал он неожиданно звонким голосом.
– Во-первых, это не осетрина, а севрюга, во-вторых, вам, что ли, оставлять, чтобы вы подавились? – беспечно спросила Марина.
Пульхерия наступила ей на ногу, но было уже поздно.
Здоровяк побагровел и с ненавистью спросил:
– Выходит, вызов ложный?
– Почему ложный? – спокойно ответила Пульхерия. – Труп молодой женщины лежит в спальне, а здесь две старые, если быть точными, коровы, ведь телки – это нерожавшие коровы, – уточнила Пуля, – едят севрюгу горячего копчения.
– Горохов, пойди проверь! – приказал здоровяк напарнику.
Пока тот отсутствовал, все молчали. Пульхерия с Мариной невозмутимо жевали, Стасик нервно теребил полу пиджака, с ужасом думая о том, что его теперь обязательно уволят. Милиционер вцепился в автомат обеими руками, точно собирался пустить его в ход, как только вернется напарник. Он исподлобья хмуро смотрел на жующих женщин. Рация на его портупее самопроизвольно включалась и выключалась, наполняя кухню искаженными голосами милицейской волны.
Вернулся Горохов и молча кивнул здоровяку.
– Какой цинизм: грохнули девушку и как ни в чем не бывало набивают здесь свои животы халявной севрюгой.
– Молодой человек, вы фильтруйте свой базар, пожалуйста. А то вам придется за него ответить, – вежливо попросила Марина.
– Ты чего, кошелка, раскукарекалась?
– Извините, но кошелки не могут кукарекать. Кукарекает только их содержимое в виде петуха или курицы.
Здоровяк смерил Марину с головы до ног недобрым взглядом и криво ухмыльнулся, от чего его обезображенное шрамом лицо стало еще более устрашающим.
– Согласен. Итак, чего ты, содержимое кошелки, в виде…
Мент на мгновение замер и уставился на Марину немигающим взглядом каннибала из самых недр экваториальной Африки. Все тоже замерли и напряглись в ожидании кровавой разборки. Пульхерия вдруг испугалась за свою подругу, так как почувствовала, что та на грани истерики. Той истерики, когда человеку становится все равно, все нестрашно. В этот момент у него исчезает инстинкт самосохранения, и он начинает повиноваться иным инстинктам, нечеловеческим и запредельным. В такие минуты человек оказывается по ту сторону добра и зла, на территории, где не соблюдаются Заповеди Божьи.
Милиционер, по-видимому, тоже что-то почувствовал и после небольшой паузы продолжил:
– …в виде курицы тут раскукарекалась.
– Имею право, – со злостью буркнула Марина.