- Одну он вырезал, когда подбрасывал записку, а другую убил, когда сидел в засаде! - перебил дядю Иоганн. - А насчет почерка, вот сами увидите!
- Погоди, не горячись… Ворону нарисовали, по всей видимости, чужаки. Они поклоняются этому странному культу. А как твоя гипотеза объясняет, что доктор перевернул бочку? А как она объясняет, откуда в кузнице появился Феликс и как об этом узнал Франц? А чем Франц намеревался убить Феликса, если бы там не оказалось алебарды?
- Доктор пьян был! Мало ли что пьяному в голову взбредет! А Франц с Феликсом могли договориться о встрече в кузне. А…
- Мальчик мой, ты забыл главное. То, что я тебе недавно сказал. К убийству всегда ведет грех человеческий. И алчность, любовь к деньгам вовсе не грех Франца. Если он и убил, то совсем по иной причине…. Смотри-ка, что это за люди там едут?
По дороге медленно ползла телега с возвращающимися из деревни чужаками.
13
- Это чужаки! - воскликнул Иоганн. - Всё сходится! Если это был не Франц, значит, чужаки! Они считали Феликса предателем. Они нарисовали на заборе ворону. А кто ещё мог отрубать воронам головы? Только они! И Феликсу тоже хотели отрубить, но до конца не успели, Себа пришел и помешал. Потому и два удара было алебардой, а не один, ведь они не знали, что топор не настоящий, не боевой, вот у них ничего и не вышло! - Иоганн нырнул к кроне поваленного дерева и отломил суковатую палку. Недоуменный взгляд священника не остановил его. - На всякий случай, - сказал он отцу Иеремии. - Вдруг пригодится.
Отец Иеремия с трудом сдержал на губах улыбку:
- Я думаю, что всё было не совсем так, - мягко возразил он.
- Да как это не так?! Очень даже так! - Иоганн от возмущения взмахнул палкой и капелло романо слетела с головы священника. - Ой, простите, дядя! Я нечаянно!
- Я тебя, дружок, должен больше беречься, чем убийцы, - усмехнулся отец Иеремия, подбирая головной убор. - Ворону и вправду наверняка чужаки нарисовали, тут я не спорю. Но где у нас доказательство, что это как-то связано с убийством? Я думаю, просто совпадение. Откуда приезжие могут знать про то, насколько сильно Себастьян страдает от сиротства?
- Лесничиха сказала! - выпалил Иоганн.
- Анна… - задумчиво проговорил отец Иеремия. - У меня к ней есть несколько вопросов. Когда она ответит на них, что-то, возможно, и разъяснится в нашей истории. А что касается чужаков… то остаются открытыми всё те же вопросы: откуда они знали, что Феликс будет в кузнице? И если специально с ним договорились о встрече, то почему именно в этом месте? Почему Феликс расспрашивал Рудольфа о Генрихе? Зачем доктор Филипп разлил бочку воды? Кто украл деньги? Отчего учитель увидел Нину всю в крови? Случайно или нет убийство произошло именно сейчас, когда родителей Феликса нет в деревне? Хотя ты, несомненно, прав: записку Себастьяну написал, по всей видимости, убийца, и мы должны проверить почерк не только местных, но и каждого из приезжих. Смотри-ка, едут, давай, пожалуй, прогуляемся с ними до хутора лесничихи.
Отец Иеремия вместе с Иоганном вернулись на обочину дороги, однако чернобородый чужак, подъезжая к колодцу, не остановился. Напротив, он привстал, стегнул рыжую клячу и заорал: "Нннноооо!" - даже не взглянув на ожидавших его путников.
- Стойте-стойте, - закричал Иоганн и бросился наперерез кобыле, прямо под копыта. Мужик не притормозил, не закричал "тпруууу", а напротив, еще раз хлестнул лошадь кнутом. Однако юноша стоял на том месте, где дорога резко сужалась, превращаясь в лесную тропу, кляче некуда было свернуть, она остановилась, нервно фыркая и потряхивая головой.
- Возьмите нас с собой, - попросил отец Иеремия. - Мы не задержим, нам надо бы с Анной поговорить.
- Садитесь, - кивнул чернобородый, - только быстрее. Гнилое тут место. - пока отец Иеремия с Иоганном подсаживались в телегу, молодой чужак беспокойно озирался по сторонам.
- А тот призрак оказался свиньей молочников, - добродушно заметил священник.
- Да мы знаем, - ответил молодой чужак, тот, что посветлее; он ухмыльнулся. - Эта морская разбойница обогнала нас, как только мы в деревню въехали.
- Ее Себа с Альфонсом Габриэлем под пиратку раскрасили, - радостно сообщил Иоганн. - Они любят пошутить. И ничего страшного, так Йоахиму и надо, злой он. Альфонс Габриэль попросил у него поесть в давешнее воскресенье, а молочник отвел его в хлев, и еду положил в свиное корыто. Нельзя так человека унижать, правда ведь?!
- Да, славно ребята пошутили, - развеселился молодой чужак. - Так жлобам-молочникам и надо. Я как ихнюю свинью увидал, у меня прям душа в пятки ушла! Думал, что призрак. Страшный такой, прямо, как из преисподней выскочил. Тебя как кличут-то, парень?
- Иоганном.
- А я Мартин, а это - мой старший брат, Ганс.
- Я же говорил, что призраков не существует, - назидательно заметил отец Иеремия.
Бородач повернул голову:
- Привидение я сам видел, своими глазами, - сумрачно сказал он. - И это была не раскрашенная свинья. Раз обжегшись, в другой на холодную воду дунешь.
Телега уже подъехала к болоту. Тропа еще более сузилась, стала вязкой, под копытами лошади зачавкала вода. Только что светило солнце, и вдруг быстро потемнело. Иоганну стало казаться, что кто-то наблюдает за ним из черных кустов вереска, он поёжился и подвинулся ближе к дяде. "Хорошо, что я не бросил палку, - подумал он. - С оружием как-то спокойнее". Чернобородый слез с облучка, взял лошадь под уздцы и повел ее за собой в поводу.
- И где вы видели призрак? - поинтересовался отец Иеремия.
- В холмах, - медленно произнес Ганс. - Но говорят, он бывает и у колодца Рэнгу. Не прямо у дороги. Глубже в лес. Под старым вязом.
- И как призрак выглядел?
Чернобородый пожал плечами:
- Призрак как призрак, белый весь, прозрачный, страшный.
- И это было привидение мужчины или женщины?
- Женщины, - уверенно ответил Ганс.
- Может быть, заблудилась крестьянка из соседней деревни?
- Ну да, - согласился Ганс, - Может быть, и так. Только скажите: в какой из близлежащих деревень бабы летают по воздуху? - он поднял руку над головой. - Ее подол был выше, чем моя рука сейчас. И не я один ее видел. Не я один. А еще голова у нее была нечеловеческая, козлиная голова.
Внезапно Иоганн услышал какой-то странный громкий стук и испуганно вздрогнул. Он хотел спросить, слышат ли этот звук его спутники, но прежде чем задал вопрос, понял: это его собственные зубы выстукивают отчаянную барабанную дробь. Отец Иеремия, похоже, заметил испуг племянника и перестал задавать чужакам вопросы о призраках. Пару минут они ехали молча, в сгущающейся тьме нависающих над тропой темных мрачных крон. Вдруг с одного из деревьев с громким карканьем сорвалась стая ворон. Птицы, возмущенно каркая, закружились над телегой, а некоторые из них пролетали так низко, что задевали крыльями людей. Иоганн хотел взмахнуть палкой, но отец Иеремия остановил его, прикрыл голову племянника рукой. Мартин сорвал с себя куртку и отбивался от особо надоедливой вороны, которая норовила клюнуть его в лицо. Ганс опять забрался в телегу и погнал лошадь, несмотря на плохую дорогу. Недовольно галдящие птицы остались позади.
- А зачем вы воронам головы отрубаете? - услышал Иоганн чей-то незнакомый голос. Он оглянулся, но никого не увидел. "Кто это спросил?" - подумал он.
- Это не мы, - сказал Мартин. - Это козлоголовые нападают на детей Матери Вороны.
- Козлоголовые? - задал следующий вопрос незнакомый голос. Иоганн вновь оглянулся. Мартин смотрел почему-то на него и отвечал ему. "Это я сам спрашиваю, - подумал он. - Только почему-то слышу свой голос со стороны".
- Люди с козлиными головами, что призраками являются. Они наши враги.
Священник ободряюще похлопал племянника по плечу.
- Ганс, - спросил он, - это вы старший среди поклоняющихся вороне?
- У нас нет старших, - ответил чернобородый мужик. - Перед Матерью все равны.
Отец Иеремия вздохнул:
- А на заборе кузницы кто вырезал ворону?
- Тпрууууууу! Приехали! - вместо ответа произнес Ганс. И впрямь тропинка неожиданно вывернула к дому лесничихи. Иоганн никогда не был здесь прежде. Двухэтажный дом посреди леса смотрелся удивительно. Небольшой сад окружал его, ближе к забору теснился огород. Позади дома виднелись какие-то строения, похоже, здесь были и хлев, и сарай, и навес для хранения зимой сена. Иоганн выскочил из телеги и помог спуститься на землю отцу Иеремии.
14
Дом лесничихи был обнесен плотным высоким частоколом. Отцу Иеремии никогда прежде не доводилось здесь бывать, и он с интересом оглядывался по сторонам. Сразу же отметил про себя, что помимо широких тисовых ворот, через которые телега въехала во двор с востока, в дальнем конце северной стороны есть еще одни, поменьше - вероятно, существовал отдельный подъезд со стороны Дюстервальде, соседней деревни, откуда в праздничные дни стекался в церковь народ. И с западной стороны тоже виднелась небольшая калитка, тропа от нее, должно быть, вела в холмы. Там, насколько было известно священнику, и вовсе безлюдно, жилье здесь никто не строил - ни реки, ни плодородной почвы - все больше поросшие мхом скалы, и лес слишком редкий, но, по всей видимости, леснику по служебным делам приходилось бывать и за холмами, иначе зачем бы он проделал в частоколе отдельную калитку к западу?
Сам двор был обширен и заполнен всевозможными хозяйственными строениями. Светлый и ухоженный, с посыпанными мелким гравием дорожками, он окружал двухэтажный дом, оживляя это дикое место и внося в него уют. Угрюмый лес, подступивший к нему со всех сторон, шептал на неведомом языке листьев свои мрачные истории, придавая этому странному уголку цивилизации таинственность и некоторую торжественность. Небольшой плодовый сад и огород прижимались к дому с другой стороны от строений, огороженные низким заборчиком.
Ганс соскочил с телеги, стянул с нее мешок с провизией, водрузил его на плечо и, не сказав ни слова, не оглядываясь, решительно зашагал в глубину двора. Похоже, он сразу по приезде забыл о своих попутчиках.
- Отведешь лошадь в конюшню? - спросил Мартин Иоганна, взваливая себе на спину второй мешок. Юноша вопросительно глянул на дядю.
Отец Иеремия улыбнулся и кивнул головой:
- Конечно, очень хорошо. Вряд ли мы сможем как-то иначе отблагодарить Ганса и Мартина за то, что подвезли нас. Боюсь, вот только обратно придется пешком добираться. Я пока поговорю с Анной, а ты осмотрись, что да как.
Дверь в дом была распахнута настежь, и ставни на окнах отворены, дом выглядел бы совсем умиротворенно, даже уютно, но рядом с крыльцом отец Иеремия заметил ощеренную пасть заряженного волчьего капкана. Священник удивился и осторожно продвинулся к двери, за ней слышалось жалобное щенячье повизгивание и ровный рокот мужского добродушного баритона.
- Ты посмотри какой красавец! А какие зубы! А брыли! Ты видишь, какие брыли! А стать! Не успеешь оглянуться и с ним можно будет валить медведя! О-о, святой отец, добрый, добрый день! Вы только поглядите, кого я Анне привез! Настоящий меделянец! С ним никакие призраки не страшны! - священник, войдя в парадную светлую комнату первого этажа, увидел в ней лесничиху и кузнеца Генриха, который ласково трепал обвислые уши крупного тупорылого большеголового щенка. Тот испуганно взвизгивал и пытался куснуть кузнеца за руку. Кузнец лишь добродушно посмеивался. Священник поздоровался с хозяйкой и Генрихом, Анна тут же начала хлопотать у печи.
- Это вы от призраков поставили капкан у входа? - поинтересовался отец Иеремия. - В него ведь может человек попасть. Это опасно.
- Для того и поставили, чтобы этот призрак попался, - ухмыльнулся кузнец.
- По-вашему, призрак столь материален, что его можно так просто поймать?
- Ну, если он убил собаку, то стоит предположить, что он достаточно материален.
- Призрак убил собаку?
- Да, пес Анны погиб месяц назад. Его отравили. Бедняга умер в страшных мучениях. И в ту же ночь чужаки видели на холмах привидение.
- Но зачем ему убивать собаку?
- Вот уж не знаю, - усмехнулся кузнец. - Это лучше у него самого спросить. Но я думаю, что он очень даже материален. Во всяком случае, когда я поставил ловушки вокруг забора, он в одну из них сразу же угодил.
- Вы поймали привидение?
- Нет, не поймал, но испугал его основательно. Больше оно сюда не совалось.
- Расскажите об этом, - попросил отец Иеремия. И кузнец поведал ему, что после гибели собаки решил устроить ловушку: расставил за забором несколько капканов, соединил их между собой прочной нитью, поставил растяжки, а в основании капканов, под пружину, положил пистоны от гильз и насыпал черный порох. В ту же ночь кто-то полез во двор, зацепил растяжку, все капканы дружно ударили по пистонам, порох воспламенился, началась пальба. Все, конечно, проснулись, но призрака и след простыл.
- А кто первым оказался во дворе, когда сработала ловушка? - спросил священник.
Кузнец внимательно поглядел на него:
- Далеко смотрите, святой отец. Будьте осторожней. Особенно с мадьяром.
- С мадьяром?
- Да, чужаки тоже не дураки. Когда стали выяснять, что да как, оказалось, что именно мадьяра увидели во дворе первым. Народ повыскакивал, а он стоял посреди двора и махал руками, словно сказать, что хотел, но не мог. Не умеет мадьяр говорить, всё разумеет, но молчит. С той поры сюда больше никто не совался. А теперь вот граф Еремин подарил мне меделянца, с ним Анне не будет страшно. Это настоящий зверь, медвежатник, русской царской охоты порода. Осталось их немного, вся свора - в Гатчинском замке, но Еремину удалось вывезти из страны несколько псов, когда русский царь изгнал его на чужбину. И среди них - знаменитая сука Роли. Теперь она ощенилась, и скоро у Анны будет надежный защитник, гроза всех местных медведей. А, кстати, с чем вы пожаловали, святой отец?
Отец Иеремия замялся. Он не ожидал встретить кузнеца у лесничихи. Теперь ему первому предстояло рассказать неприятную новость Генриху.
- Я вынужден вам сообщить очень неприятное известие, - извиняющимся голосом произнес священник. - Дело в том, что Феликс, сын старосты, убит… его убили в кузнице сегодня утром. И подозрение падает на вашего подмастерье Себастьяна, именно его застали на месте преступления. Но я не думаю, что Себастьян убийца, - поспешно добавил отец Иеремия. - Чтобы ему помочь, мне надо во всем разобраться. Я приехал поговорить с Анной. А на обратном пути, если позволите, я побеседую с вами, Генрих.
- Тааааак, - мрачно протянул кузнец и опустил щенка на пол. - Я как чувствовал, что что-то случится…
15
На сосновом полене стояла миска с похлебкой. Рядом примостился один из чужаков - приземистый, коренастый, с густыми черными бровями - и торопливо поедал варево деревянной ложкой. Волосы незнакомца были коротко острижены, лицо изъедено оспинами, а слева, над ухом болезнь оставила голую безволосую проплешину. Издали он напоминал бродячую собаку, которой неожиданно бросили кость.
- Добрый день! - поздоровался Иоганн, но ответа не услышал.
Чужак лишь настороженно зыркнул на него из-под черных бровей и отвернулся.
Они находились на заднем дворе, за большим сараем. У стены сарая сложена была большая поленница, а дальше - за забором - начинались поросшие лесом холмы. По двору, за небольшой загородкой, не спеша, бродили куры, охотясь на пшеничные зерна и зазевавшихся червяков, да привалился к забору покосившийся короб отхожего места. Видать, чужаки для себя его и ставили. Иоганн еще раз посмотрел на отвернувшегося незнакомца и хотел было уже идти дальше, как услышал за своей спиной чей-то простуженный голос:
- Не говорит он.
Юноша обернулся и обнаружил, что к нему незаметно подошел Мартин. Один их тех двоих, что подвезли их с дядей до хозяйства лесничего. Подошел, поставил на землю ведро - точно с таким же отец Иеремия отправлял Иоганна поить привязанного на лугу бычка - и с любопытством посмотрел на юного сыщика. То ли из-за своей одежды, то ли по какой иной причине, но пока они ехали, Мартин казался Иоганну значительно старше. Только теперь юноша разглядел, что чужак если и старше его, то не больше, чем на пару лет.
- Совсем не говорит? - спросил он.
- Понимать понимает, а говорить не говорит, - уточнил Мартин. - Он из мадьяров, нездешний. Может, поэтому?
- У нас в Леменграуене грек один есть, - сообщил Иоганн по давней своей привычке подбирать всякому явлению пару. - По бумажке торгуется. Пишет свою цену, затем покупатель свою и так, пока не договорятся. Говорят, у него за год одних карандашей целая коробка уходит.
- Это какой грек? - заинтересовался Мартин. - Не старьевщик ли, у которого лавка возле водокачки? У Северного проезда?
Иоганн удивленно посмотрел на своего нового знакомого.
- А ты откуда знаешь?
- Так я напротив этой лавки живу!
Новость о том, что они с Мартином земляки удивила Иоганна безмерно. До этого чужаки виделись ему чуть ли не выходцами с экзотических Андаманских островов, о которых как-то рассказывал учитель Рудольф. Пусть и не такими черными, как андаманцы, но зато почти дикарями. А тут, оказывается, они жили с этим Мартином чуть ли не по соседству и даже, возможно, встречались - вон и общего знакомого с первых слов нашли. И в старых заброшенных укреплениях, что остались на северной окраине города, возможно, виделись - там все мальчишки лазят, несмотря на запреты родителей. Район, конечно, неспокойный. За водокачкой обитает одна беднота, клошары, как выражается на свой манер maman. Узкие улочки, маленькие домишки, слепленные чуть ли не из мусора, грязь, вонь и вечный запах перегара, которым несет, кажется, ото всех и каждого.
- А ты где живешь? - поинтересовался Мартин.
- Апфельштрассе, - ответил Иоганн. - Рядом с парком, ну с той стороны, где статуя Оттона Великого.
- Из богатеньких, значит, - презрительно сплюнув, произнес Мартин.
Яблочная улица действительно была самым престижным местом в городе. Тихий центр с аккуратными усадьбами богатых горожан, вылизанной мостовой и цветущими садами. И о том, что он там живет, Иоганн всегда сообщал с гордостью, а тут… Неожиданно для самого себя юноша смутился и начал сбивчиво объяснять, что живут они там не в своем доме, а, снимая квартиру, и только лишь потому, что maman преподает детям богачей французский. Получилось путано и неубедительно. Но презрительное выражение с лица Мартина исчезло, тот лишь вздохнул завистливо и коротко бросил:
- Повезло! - и почти тут же добавил: - А Ганс, это брат мой, всё не может устроиться. Один раз садовником взяли, да какой из него садовник? Через месяц выгнали. Всё случайными заработками перебивались. То в лавке какой товар поможешь разгрузить, то за лошадьми присмотреть, то еще что…