– Хорошо говоришь. Не буду спорить с тобой, было такое. Только я так не поступал. Были, как ты выражаешься, шакалы, но, благодаря тебе, твоими стараниями, их уже сожрали могильные черви… Будем откровенны – ты меня ненавидишь, я тебя тоже. Скажу больше: если ты подохнешь, я очень обрадуюсь. Думаю, ты тоже возопишь от радости, если небо приберёт меня первым…
– Почему ты не убьёшь меня сейчас? – прямо спросил Антон.
– Ты меня слушал только что? – Лицо Шамиля искривила досада, серые зрачки глаз прорезала ярко-голубая паутина изморози. – Я тебе говорю – надо сделать важное, рискованное дело. Надеюсь, ты его сделаешь и там же подохнешь! Вот тебе всё прямым текстом… Такой у меня "коварный" план. Я говорю откровенно, ничего не скрывая, не пытаясь тебя обмануть.
– А если я его сделаю, это твоё "рискованное дело", и останусь в живых?
– Я тебя отпущу. Ещё и денег дам… Реально!
– Нужны мне твои гнилые деньги!
– Е-е! Не торопись отказываться, не узнав суммы…
– Меня это не волнует.
– Деньги нужны всем и всегда.
– Но не всякие деньги! Тем более, проклятые деньги!
– Всё, хватит демагогии! Твоя задача выжить, так сделай всё и выживи, и я тебя отпущу, а твой гонорар, так и быть, оставлю себе… На память… Буду тратить деньги и вспоминать о тебе…
Произнеся это, Шамиль напряжённо замер. Он собирался говорить с этим человеком совсем о другом, но теперь, когда он выполнял план Арсана, получалось даже лучше, чем предполагалось. Если как следует задурить голову этому ублюдку, то можно будет его руками убрать и Арсана с его людьми, и "дона" Данилова с его "дворовыми" бандитами, а после с удовольствием скормить главного врага хищникам.
Шамиль призывно шевельнул бровями:
– А? Договорились?
– Я не верю… Не верю, что отпустишь меня после всего.
– Правильно. Лично я не хочу тебя отпускать. Не могу – кровь в моих жилах кипит, когда вижу тебя живым. Ты должен ответить своей никчёмной жизнью за всё плохое.
– Ты зря говоришь, что жизнь моя никчёмная. Я столько людей спас от гибели, в том числе мирных жителей, которых ты в угоду своим амбициям убивал, – женщин, детей, подростков. Зачем ты это делал? Что пытался доказать? И кому? Мне?
Шамиль взмахнул рукой, не желая слушать, но Антон, тоже призывно подняв руку, продолжал:
– Выслушай до конца, раз привёл меня сюда из тёмной камеры. Я своих родителей не убивал!
– Ах ты, мразь! – сразу вскипел яростью Шамиль. Ещё этот шакал будет его упрекать! Закричал первое, что пришло на ум: – Ты убил мою жену!
Антон отшатнулся, взмахнув рукой:
– Я твою жену не убивал! Это ложь. Всё можно проверить!
– Её убили израильские военные. Выпустили ракету, которая попала в наш дом.
– А я при чём? – изумился Антон.
– При всём! – чуть не визжа, по-детски плаксиво отозвался Шамиль. – Если бы вы не лезли в кавказские дела, мне не пришлось бы вывозить жену в Палестину. У меня была бы семья, сын-наследник. Состояние.
– Добытое ценой крови российского народа? И почему мы не должны были унять этот бандитский беспредел на Кавказе? Тебя забыли спросить, что делать власти!
– Ты меня не поймёшь. Я другой человек, с другим мировоззрением, другим мироощущением, другим мировосприятием. Для тебя разбой преступление, для меня – удаль. Расскажу тебе притчу. Дело было при царе. Русские так же воевали с горцами, но были такие русские и такие горцы, которые пытались жить мирно. Пришёл как-то русский Иван к горцу Махиду, сели они, выпили, поели, поговорили по-доброму. Вечером пошёл Иван домой, Махид решил его проводить. Шли они, шли. Иван впереди. Махид сзади. Вдруг Махид говорит: "Стой, Иван. Я первым пойду!" – "Почему?" – удивился Иван. "Опасно. Я первым должен идти". – "Здесь тихая дорога", – не унимался Иван. "Не дорога, я для тебя опасен!" – "Ты?" – "Я". – "Мы же пили с тобой, ели за одним столом!" – "Это ничего не значит, – сказал Махид. – Нельзя поворачиваться к горцу спиной! Кровь играет! Не удержусь – зарежу!"
Антон молчал.
Шамиль решил, что он его понял.
Но Антон произнёс тихо, с грустной усмешкой:
– Саша, к чему ты это рассказал, ты же русский…
Глава 14
Данилов сидел в кресле посреди своего роскошного номера. Его руки лежали на коленях, обтянутых модной тканью брюк. На мизинце сверкал бриллиантом золотой перстень.
Дверь на балкон была распахнута. Легкий, свежий морской бриз колыхал занавеску из белой тюли.
Данилову было хорошо и спокойно. Ничего не хотелось, только сидеть вот так и смотреть, как ветерок треплет занавеску. А мысли в голове были легки, подобны этому дыханию моря, они текли размеренным потоком, не зацепляясь за что-то одно.
Резким движением отдёрнув занавеску, с балкона в номер вошла Лола. Она была в белом, совершенно прозрачном платье, сплетённом из толстых нитей наподобие сети, как всегда, прекрасная и свежая, с мокрыми волосами, словно только что вышла из бассейна.
Данилов не удивился, увидев Лолу. Он даже не задумался, как она оказалась на балконе. Он увидел её и сразу ощутил прилив мужского желания. Умиротворение рассыпалось как карточный домик. Спокойствие ушло. Руки сами тянулись к телу прекрасной пленницы. А она была уже совсем близко. Данилов ощутил гладкую материю её платья, тугое тело под ним.
Данилов дышал прерывисто. Желание обладать женщиной было как никогда сильным, злым, молодым. Он хотел задрать платье Лолиты, но не успел. Лола быстро опустилась на колени. Её руки уже расстёгивали ширинку на брюках Данилова, её губы лукаво улыбались. Этот чувственный, прекрасный рот сейчас откроется, и придёт сладостное наслаждение. Данилов представил, как всё будет, но видение исчезло.
– А-а-а-а!!! – заорал Данилов, мотая головой.
Он вскочил, тяжело дыша. Не сразу осознал, что спал. Сон был так ярок и реален.
Данилов сжал руками виски. Прекрасная Лолита должна умереть, погибнуть жуткой смертью. Пусть ответит своими муками за его муки, за эти кошмары, это желание.
Дыхание успокаивалось, переживания сна уходили, член расслаблялся, уменьшаясь. Но желание секса не ушло.
В спальню заглянул Гога. Данилов излил раздражение на своего телохранителя.
– Пусть принесут кофе.
– Уже несут. Я слышал, как вы постанывали во сне, и понял, что скоро проснётесь.
Данилов испытал ещё большее раздражение. Идиот видел, как он дёргался под покрывалом, мучимый желанием. Спросил хрипло:
– Как ведёт себя Суев?
– Плачет в шкафу.
– Выпустите его, отведите в душ, покормите. Сегодня ему предстоит отправиться в путешествие.
– Понятно.
– Как дела у Лолы Балаян?
– С утра пораньше – только рассвело – ходила в бассейн. Сейчас у себя в номере.
"Я видел её во сне с мокрыми волосами", – подумал Данилов. Он спустил ноги с кровати на прохладный пол, выстланный дорогим паркетом. На тумбочке у кровати затрезвонил стилизованный под старину телефон. Это могла быть только дочь Лариса. Для всех других этот телефонный номер был тайной.
Данилов взял трубку:
– Слушаю.
– Здравствуй, папа! – Голос Ларисы звучал чересчур счастливо. Опять спуталась с юным лакеем или новым садовником, – подумал Данилов. Дрянь и шлюха. Раздражение, уже затухавшее, снова резануло по душе. Зачем она звонит? Нехороший день сегодня будет. Начало поганое, и продолжение будет не лучше.
– Здравствуй, доченька. Как поживаешь? – Голос Данилова стал ласков, наперекор раздражению и обиде, которую он всегда испытывал по отношению к непутёвой наследнице.
– Поживаю неплохо. Но скучно. Совсем одна.
– Разве ты одна? – спросил с сарказмом.
– Одна. Ты ведь увёз Савватея с собой. Как он?
– Савва утонул.
– Что-о-о-о? – На мгновение Лариса замолкла, потом отозвалась каким-то грудным потухшим голосом: – Гадкая шутка… Папа, как ты можешь такое мне говорить! Я не верю.
Данилов усмехнулся. Чувствует, тварь, что её урод ещё портит воздух этой планеты. Они (моральные уроды) очень хорошо ощущают друг друга на огромном расстоянии, словно однояйцевые близнецы. Сказал с каким-то радостным, осуждающим негодованием:
– И правильно делаешь, что не веришь родному отцу. Что с ним станется, с жирным подлецом! Скажи, ты его правда любишь?
Лариса долго "переваривала" вопрос отца.
Данилов в это время думал про себя: "Никого она не любит и не способна любить, поэтому вариант с Шамилем будет самым отличным. Ей это "по барабану", а мне одна выгода!"
Лариса, наконец, отозвалась:
– Это важно, люблю я его или нет? Если ты помнишь, меня никто об этом не спрашивал, вы вдвоём всё решили. Точнее, ты один… Ладно, к чему ворошить прошлое?! Хм… Он меня сильно обидел. Ты обещал мне наказать Савватея… Но я люблю его по-своему и волнуюсь за него… Такой ответ устроит моего всемогущего отца?
Данилов, сам того не желая, рассмеялся – вон как его дочь величает!
– Дочка, я ещё не дотянул до титула "всемогущий". "Всесильный" – это ближе к моему рангу… Ха-ха. Спасибо, позабавила… А про Савву… Ты права, что он совсем не достоин такой великолепной женщины, как моя красавица-умница дочь…
– Что это значит? – взволновалась Лариса.
– Это значит, что тебе не мешало бы подумать, стоит ли дальше жить рядом с таким человеком, как Савватей…
– Папа, что-то случилось?
– Не дури! Я отправил его в командировку в одну африканскую страну с секретной миссией.
– Это опасно?
– Он опытный мужчина, Лариса, и давно работает со мной.
– Папа, у нас новость, – сообщила Лариса, – пропала жена Карена Балаяна – Лола. Эта стервоза всегда крутила своей задницей перед Саввой! Дядя Карена рыщет по краю. Ходят слухи, что Лола бросила Карена и сбежала с любовником. Если это правда, я свечку за неё в церкви поставлю!
– Дочь, дрязги в семье Балаяна меня не интересуют. Мне бы разобраться в твоих отношениях с Савватеем.
– Папа, мы взрослые люди и сами разберёмся в наших отношениях. Я хотела лишь, чтобы ты пристыдил Савву, а ты забрал его у меня, послал в какую-то дикую страну…
Данилову надоели ненужные словопрения – он сделает так, как считает нужным, и спрашивать ни у кого не будет, особенно у Ларисы.
– Так зачем ты звонишь?
– Просто так. Скучаю. Услышала твой голос, и на душе полегчало.
– Доченька, мне некогда, меня люди ждут.
– Ладно, не буду тебя отрывать от дел. Передай толстячку, что я очень жду его. Надеюсь, он исправился и теперь будет паинькой!
Данилов в мыслях "прибалдел": "толстячок", "туда-сюда", "шуры-муры"… Сейчас он устроит "толстячку" рандеву! Но отозвался своим обычным, ничего не выражающим старческим голосом:
– Передам, когда увижу. До свидания, Лариса.
Данилов опустил трубку на витые золочёные рычаги аппарата и поднял глаза на входящего с подносом Гогу. Кофе, булочка, сливки, персиковый джем.
– От чеченцев никто не приходил?
Гога поставил поднос-столик перед "доном" на кровать, утвердительно кивнул:
– Уже здесь, ждут в зале.
– Пусть ждут. Поем, потом поговорю с Суевым, а потом займёмся горцами. Приведи Савватея.
Данилов в одиночестве поглощал завтрак, отламывая от булочки кусочки и макая их в сливки, отправлял в рот, затем туда же следовала ложечка джема, и всё это великолепие вкуса гасилось глотком горького ароматного кофе. Истинное наслаждение. В молодости Данилов не вникал в тонкие нюансы таинства приёма пищи. Когда молод, есть наслаждения поважнее. Насытил желудок калориями и вперёд – в пекло борьбы.
Сейчас, когда там и тут покалывает и постукивает, когда каждый новый прожитый день воспринимается как подарок, наслаждение от еды сопоставимо с сексом. Поэтому появление Савватея в момент, когда очередной кусок булочки, после того как его обмакнули в сливки, попал в рот Данилова, а рука зацепила ложечкой джем, вызвало не только досаду и раздражение, но окончательно утвердило "дона" в том, что этот день действительно будет неудачным.
Данилов всё-таки слизнул с ложечки джем, бросил взгляд на Савватея. Отвратительный боров, бегемот. Так бы и заехал ногой в лицо.
Суев рухнул на колени и пополз к Данилову, пытаясь заплакать. Губы его тряслись, но выдавить слёзы никак не удавалось.
Данилову стало противно. Заведётся в семье такая слякоть, всё…
Он не выдержал и босой ногой толкнул Савватея прямо в лицо.
– Мразь!
Савватей опрокинулся на спину и взвизгнул:
– Папа-а!
– Заткнись, ничтожество! Если бы не моя дочь, я бы давно тебя порвал. Утри сопли и ползи сюда.
– Я не виноват. Не виноват. Я люблю вашу дочь. Я обожаю её. Я свой человек.
Савватей исхитрился, ловко вскочил на колени и в два прыжка оказался у постели хозяина, обнял его ноги и стал их целовать.
– Простите! Простите меня!
Сердце Данилова не смягчилось. Делая глоток кофе из миниатюрной чашечки, подумал про зятя: "Не хочет подыхать, дрянь такая, вон как пресмыкается".
Дверь скрипнула. Заглянул Гога. Увидев происходящее, испуганно прикрыл дверь. Данилов устало велел Савватею:
– Заткнись и отпусти мои ноги, они чище, чем твой грязный язык и липкие губы. Не мне ноги надо целовать, а жене своей. Жене! А не трахать шлюх в задницы.
– Да, да, – раскаивался Савватей, кивая.
– Что "да"? Ты думаешь, я поверю всем этим соплям? Уверен, ты сейчас плачешь и тут же думаешь, как меня обмануть.
– Нет. Никогда! Я жизнь свою за вас отдам! Хоть сейчас! – Савватей стал бить себя кулаком в грудь, преданно глядя на Данилова.
Данилов усмехнулся: "Понял, что пока не буду его убивать!"
– Успокойся. Не пристало мужчине плакать. Встань с колен. Я простил тебя. Целуй перстень.
Савватей, сразу перестав хныкать, проворно вскочил на ноги и с готовностью чмокнул толстыми губами бриллиант на перстне Данилова.
– Смотри-и, Савва! – Данилов погрозил пальцем. – Я делаю это только ради дочери. Я имел с ней сегодня непростой разговор по телефону… Если бы она не просила, чтобы я вернул тебя ей, даже не могу сказать, чем бы закончилось для тебя наша с тобой размолвка. Я мог обойтись с тобой жестоко. Ты мой зять, и твоя нравственность напрямую связана с честью моей семьи. Семьи, Савватей, и в узком смысле слова, где есть ты, я и Лариса, и в широком – где "семья" Данилова – это люди, которые доверились мне. Лариса любит тебя… наверное, есть за что… С другой стороны, ты предан мне, как никто…
– Так и есть! Я предан вам всецело! – заверил Савватей.
Данилов с прищуром следил за зятем, но по его одутловатому, заплаканному лицу трудно было определить – поверил он, что прощён, или только играет роль, прикидывая, под каким бы предлогом сбежать. Данилов должен был убедить Суева в своей полной к нему лояльности, чтобы страшный аттракцион, ожидающий толстяка в Кении, был для него ужасающим откровением. Данилов усмехнулся про себя – коварство тоже может приносить физическое удовольствие. А убедить Савватея в полном прощении могла только одна фраза, и Данилов её произнес:
– Я простил тебя, Савва, потому что тебя простила моя дочь. Докажи, что достоин нашего доверия, – убей Лолу.
Савватей онемел. Он лупал глазами, словно жаба, которую вынули из болота и крепко зажали в кулаке. Он соображал. Он понял страшный смысл произнесённых слов, но ещё не вник в их суть.
Данилов допил кофе, поставил чашечку на поднос и произнёс, помогая Савватею выйти из прострации:
– Она тебя совратила, из-за неё наше имя треплют по углам простолюдины. Такое прощать нельзя. Убей её… А если она тебе дорога – дорога до такой степени, что ты ещё размышляешь, услышав мой приказ, так стоит ли мне и моей доверчивой дочери прощать тебя? Прими смерть вместе с Лолитой. Выбирай. Или сам убьёшь её, или умрёшь рядом с ней, на её глазах.
Теперь у Савватея не осталось сомнений. Взгляд обрёл ясность.
– Я убью её.
– Вот и молодец. Но убить её надо не сейчас. Не нужно выбрасывать её с балкона или топить в море. На этот счёт у меня есть одна задумка. Один араб пригласил меня на сафари, в Кению. Ты видел этого араба, ты должен помнить… Я имею в виду горцев, что скрываются от федеральных властей и пытаются всем здесь запудрить мозги.
– Да, я помню.
– Убьёшь Балаян там, в Кении, во время охоты. Всю вину свалим на псевдоарабов.
– Понял. Как скажете. Прикажите – я и здесь её убью, мне всё равно! Я жизнь за вас отдам! Пусть меня египетские власти покарают, я готов на любые муки!..
– Не умничай. Держи язык за зубами, отдохни как следует, поешь. Сегодня, скорее всего, полетишь в Кению с "арабами" и кое с кем из наших, подготовите сафари. Через день или два прилечу я, на месте решим, каким способом уничтожить Лолу. Понял меня?
– Всё понял, мой "дон".
– Иди.
От разговора с Савватеем у Данилова разболелась голова. "Папой" он его называет, возмутился он. Сука… Иван Сергеевич выпил таблетку аспирина, не спеша оделся и вышел в зал, где его ожидали люди Арата. Разговор был деловым. Обсудили детали. После полудня горцы отправились в Кению. С ними полетели Савватей, Лолита Балаян, Гога и ещё трое бойцов из свиты Данилова.
Во время обеда в ресторане один из приближённых Данилова, Кирей, доложил, что вместе с горцами в Кению улетел русский. Некий Камнев. Появление неизвестного лица, тем более соотечественника, встревожило Данилова. Кто такой этот Камнев? Русский. Но какой русский? Законопослушный житель Российской Федерации? А может, укрывающийся от закона беглый преступник, с которым у горцев свои бандитские счеты? Или, что тоже весьма вероятно, этот Камнев может быть заграничным русским – потомком иммигрантов или уехавшим из России в трудные девяностые, тогда много хитромудрых му…в разбежалось по Америкам, Израилям и Германиям. Это мог быть и один из соратников Шамиля – горцы и русские воюют у себя на Кавказе. С другой стороны, и те и другие за границей считаются одной мафией – русской. Неужели знакомство с Аратом и его людьми совсем неслучайно, а он подослан и ведёт некую игру, направленную против организации Данилова? В отношениях с горцами нужно быть очень и очень осторожным.
Он поманил Кирея пальцем, велел:
– Вызнайте об этом русском всё.
– Понял, босс! – Склонив голову, Кирей поспешил прочь.
После его ухода Данилов долго пил яблочный сок из высокого стакана и задумчиво смотрел сквозь огромное окно ресторана на отливающее густой синевой Красное море.