Шамиль ещё раз не торопясь, с наслаждением оглядел зелёную долину, закинул на плечо автомат и усмехнулся – лихое было время. Слава высшим силам, что он уничтожил в себе слюнтяя Александра, оставив только новую, высшую ипостась – Шамиля! Он стал царём и богом для своих людей и останется им навеки.
В его подчинении были славяне, принявшие новую веру, упёртые прибалты, были чеченцы и дагестанцы, ингуши и балкарцы, были чистокровные арабы. Солдаты и дочери удачи, искатели приключений, повелители своей судьбы и хозяева чужих судеб. "Хозяева чужих судеб" – это величание особенно нравилось людям Шамиля. И оно было верным. Жили простые мирные люди, любили, строили планы, воспитывали детей и внуков, а потом приходили они, "хозяева судеб". Они рушили чужие судьбы. Ни в чьих планах их не было, а они приходили, убивали и грабили. Они ловили кайф от своей "борьбы за идею". Только идеи никакой не было. Просто это был драйв, который наполнял вены адреналином! На остальное – плевать вязкой слюной!
Северный Кавказ изнемогал от этой волчьей стаи.
Из Москвы, из крупных городов России кавказские кланы передавали боевикам деньги и оружие. Шамиль деньги переправлял за границу. Оружие продавал и снова переправлял деньги за границу. Так накопил себе на особняк в Палестине.
А куда ещё податься боевику-террористу после лихих дел? В Турцию? Можно, но… как оно ещё повернётся потом – Турция всё-таки страна почти цивилизованная. В Саудовскую Аравию? Шамиль не был ревностным мусульманином – скучно молиться пять раз в день, если ты родился советским ребёнком, воспитывался по русским понятиям в детсаду и школе.
Он был ярым адептом своей веры лишь в одном – безжалостной кровожадности!
Шамиль снова усмехнулся, пропустив сквозь мозг миллионы сомнений и дум, вяло взмахнул рукой отдыхавшему отряду – его люди, грязные, не мытые, многие во вшах, вздыхая и ругаясь, стали подниматься – требовалось идти по перевалу, чтобы ночью миновать российско-грузинскую границу – там уже таиться не требовалось.
Шамиль тряхнул головой – мысли в голове роились сумасбродные. Он ведь сам был богатый "мэн". Теперь, когда он решил бросить войну, требовалось вести себя респектабельно, выдавая за успешного бизнесмена. А что, палестинский финансовый магнат Шам-эль-Арат. Разве плохо? Он обдумывал этот псевдоним сырыми ночами среди гнилых, истлевающих буреломов северокавказских лесов…
Особенно много денег он наварил на фальшивых долларах – мешками сплавлял их в Москву за треть цены. Типографию федералы уничтожили лишь позавчера. Да, с Россией его уже ничто не связывало. Нет, стоп! Был один человечек. Если с ним не разделаться, как с гнилым ноющим зубом, он своим существованием вгонит его в гроб.
– Арсан! – Шамиль позвал крупного, налысо бритого здоровяка. – Возьмёшь свою пятёрку и вернёшься. Найди Камнева.
– Убить?
– Нет. Захвати его и доставь… туда, в Палестину.
– Почему раньше не говорил?
– Думал.
– Убить его, и дело с концом.
– Может, ты и прав, но это сделаю я. Иди. За дело получишь сто тысяч зелёных.
– А мои люди?
– Сам с ними вопрос реши… Выполняй.
Арсан рыкнул, и из вереницы усталых, поднимающихся по склону боевиков спустились к нему пятеро. Он коротко передал им приказ Шамиля. Они оглянулись на задумчивого предводителя, огладили лица: "Аллах акбар!" – и поплелись обратно – вниз, в долину. Арсан махнул на прощание Шамилю рукой. Шамиль вздохнул – тяжёлое он поручил им дело, но важнее его не осталось для него на свете. Месть есть месть. Шамиль был уверен в Арсане на сто процентов – он волком прорысит по ночному лесу, ужом проскользнёт в высокой траве, растворится со своей пятёркой в давно живущих мирной жизнью микрорайонах. Спустя день-два Арсан найдёт Камнева (отдельная спецгруппа ФСБ ещё квартировала на территории воинской части внутренних войск) и сумеет выкрасть лихого майора.
А дома – в Палестине – Шамиль припомнит злодею всех своих загубленных друзей и сподвижников. И себя самого.
Майор влез не в своё дело, влез сам, по собственной охоте. Он специально, как гончий пёс, кружил вокруг, пылая жаждой порвать горло "новому Шамилю". Урод. Винил Александра в том, что было не важно…
Шамиль уйдёт на заслуженный отдых только после смерти этого дурака – изощрённой, дикой смерти, чтобы тот содрогнулся от ужаса в последнюю секунду и проклял себя за то, что сделал своим главным врагом Шамиля Аратского…
"Майор Камнев, скоро для тебя всё кончится. Совсем скоро, – вертелась в мозгу Шамиля навязчивая мысль. – И я послушаю тебя перед твоей страшной смертью! А после унижу и надругаюсь самым ужасным образом. И ты будешь молить о пощаде, и я, получив наслаждение от твоих мук и страданий, может быть, окажу милость… Может быть!.."
Отряд заночевал на самой границе. Хотели перейти в Грузию ещё в вечерних сумерках, но, как назло, наткнулись на армейскую разведку спецназа – таких бродячих разведотрядов федералов в последнее время развелось сверх всякой меры – выискивали последние базы солдат удачи и наводили на них авиацию. А после территорию "зачищали" местные милиционеры. Так было и в этот раз – десяток федералов, увешанных маскировочными сетями и ветками, словно ожившие лесные чудища, не отвечая на яростную стрельбу людей Шамиля, кричавших от страха и волнения, растворились в густых зарослях, а минут через десять налетели "чёрные акулы" или "аллигаторы" (чёрт их разберёт!), и лес превратился в кипящий огненной лавой ад.
Из вихря огня и смерти ушло не больше двух десятков бойцов. Раненых перевязали. Они осложняли переход границы, и Шамиль велел ночевать в России не разжигая костров, чтобы, не дай бог, не обнаружить себя. Вдоль границы сновали наряды пограничников – ещё один такой налёт, и за границу не уйдёт никто!
Шамиль сидел в натянутой для него палатке, фонариком водил по карте – дальше, уже в Грузии, он поведёт людей по ущелью к посёлку, где сдаст раненых в тайно размещённый там полевой госпиталь, а со здоровыми на "газелях", не таясь, отправится в Тбилиси…
Был такой эпизод в его "подвигах" – уже в величии славы и силы он возжелал дочь старейшины Гаяра. Старик отказал. Отказал, чтобы ему пусто было на небесах, из-за того, что Шамиль был славянином. Этот отказ был как пощёчина, как выплеснутые помои в лицо.
Верный Арсан зарезал старейшину, а его смазливую дочь выкрал – теперь она ходила беременная по мраморным полам палестинской виллы Шамиля, готовясь родить Сашке Русскому наследника. Смерть старика свалили на милицию. Для пущей убедительности расстреляли всех его несовершеннолетних сыновей и обронили рядом с трупами российский шеврон.
Такую услугу следовало щедро оплатить – Шамиль организовал нападение на финансовую часть подразделения внутренних войск, а все деньги, в тугих, защитного цвета вещмешках, подарил Арсану.
Но далеко уйти они не успели. Словно коршун, налетел вездесущий майор Камнев.
Был бой, и Шамиль, впервые за долгие годы, мог завалить урода, который охотился за ним так яростно и упорно… Тогда подвёл автомат, и вогнать пулю майору между глаз не удалось… Зато тот уложил многих друзей Шамиля, верных его соратников, поборников вечной войны с Россией…
Теперь у Шамиля в отряде было много арабов, которых он навербовал в Палестине ещё до "парада арабских революций", и федералы объявили приход его группы иноземным вторжением. А раз так, то на Шамиля снова кинули спецгруппу во главе с майором Камневым – в ФСБ знали о его непримиримой ненависти к Шамилю Аратскому, и майор Камнев был идеальным ловчим "последнего волка".
Передовой отряд под командой Камнева загнал людей Шамиля сюда, на границу, он сам, майор-урод, лично уничтожил типографию, печатавшую фальшивые доллары, и Шамиль знал, что, если сейчас не уйти, убьют и его. Он лично убьёт, этот ублюдок!.. Но он верил Арсану. Поэтому был шанс, что майора захватят.
Тогда Шамиль успокоится окончательно, и ему не придётся больше возвращаться на уже опостылевший, истерзанный Северный Кавказ, чтобы устранить эту единственную преграду к своей новой жизни. Ты начал новую жизнь, а старая не хочет отпускать! Какое великое противоречие!
Выйдя из палатки, Шамиль присел на корточки, наломал веток и запалил костерок – никто из его людей не посмел напомнить ему, что огонь может выдать их стоянку. Он сидел, ломал ветки, подбрасывал их в прожорливый огонь и думал, что месть – благородное чувство. Расправа над подонком – единственное дело, которое осталось не выполненным Шамилем в его войне против страны, которая его обманула. Убив ублюдка, он закончит свою войну… Навсегда…
Глава 3
– О, мамочка! Мама! – Лариса заламывала руки и глядела заплаканными глазами в исписанный фресками потолок. – Он убил его! Убил моего зайку!
Вдруг Лариса оборвала стенания и воззрилась на вошедшего в холл высокого, степенного, седоволосого мужчину. Мужчина был в идеальном сером костюме-тройке, белоснежной рубашке и цветном галстуке. На мизинце холёной руки блеснул золотой перстень крестного отца – насмотревшись в своё время саги о всесильной коза ностра, Иван Данилов построил свою "организацию" наподобие сицилийских преступных сообществ. Поклонения требовал такого же, как в голливудских киноэпопеях.
– Папа! – взвизгнула Лариса. Она бросилась к мужчине, рыдая и вытирая глаза носовым платком, порываясь сказать ещё что-то, но слёзы душили и не давали говорить.
– Дочка. – Мужчина властно и строго сжал плечи Ларисы, отстранил от себя, тряхнул. – Успокойся. В чем дело?
– Папа, Савва убил моего зайку! Убил! – Лариса готова была вновь впасть в истерику, тряся рукой и указывая за диван.
"Крёстный отец" разглядел окровавленный трупик кролика, того самого, который был любимцем дочери. Гадкая выходка Савватея требовала строгого разговора с зятем.
– Он раздавил его случайно?
– Нет! Специально! Всё из-за проклятой потаскухи Балаян! Он приехал взбешенный домой, велел расправиться с нашим садовником, а потом убил – затоптал моего бедного зайку.
– Хм, – задумался "дон" Данилов. Велел дочери: – Успокойся. Я поговорю с Саввой. Где он?
– В своей проклятой газете!
Отец Ларисы вышел на крыльцо, поманил к себе одетых в строгого покроя костюмы дуболомов, жующих жвачки подле старинного дорогущего лимузина.
– Борис, Гога, поезжайте в редакцию и привезите сюда ублюдка Савву и его сучку Балаян!
Дуболомы, без лишних уточнений, дружно погрузились в лимузин и покатили прочь… Через четверть часа Савватей Суев, пачкая свои белые брюки, ползал на коленях перед "крёстным отцом".
– Папа! Я всё объясню!
– Савва, ты дурак, – строго вещал "крёстный отец". – Мою дочь ты променял на жалкую шлюху. Ты заставил меня усомниться в тебе.
Лола Балаян, гордо стоявшая тут же, удерживаемая за плечи здоровенным двухметровым Борисом, дернулась, как от пощёчины.
– Я не шлюха! Я порядочная женщина. У меня есть муж, и я храню ему верность.
Данилов, усевшись в кресло, на слова Лолы взмахнул своей узкой ладонью:
– Замолчи, женщина! Я не верю ни одному твоему слову. А тебе, Савва, я покажу, как следует обращаться со шлюхами. Уложите её на стол.
Лола взвизгнула.
Бандиты, невзирая на её сопротивление (а она выла, царапалась, пиналась и плевала им в лицо), уложили её на чистый письменный стол (дело происходило в кабинете), развели в стороны ноги и задрали платье, обнажив соблазнительные белые трусики.
Савватей застонал от желания. Проклятая Лола! Эта аппетитная загорелая зеленоглазая малышка сводила его с ума.
Данилов был спокоен. Он шевельнул одним только пальцем.
Дуболом Гога, гадливо улыбаясь, извлёк из кармана своей жилетки пинцет и показал его всем.
– Не делайте этого! – завизжала Лола. – Пинцет не стерилен! Вы меня заразите! Я сама… Сама её достану.
Данилов милостиво кивнул.
Лолу отпустили. Она села на столе, брезгливо глядя на Савватея, запустила тонкие пальцы себе под трусы, покопалась там секунду и вытащила адскую машинку. Савватей содрогнулся и передёрнул плечами – старые воспоминания о болезненном действии этого механизма оказались живы и очень реальны. Кровь в венах стыла от мысли, какой страшной пытке он мог подвергнуть себя, если бы в порыве страсти неосторожно проник в лоно Лолы своим членом.
Савватей ещё раз передёрнул плечами.
Лола снова посмотрела на него с презрением и швырнула машинку в Савву. Он едва успел увернуться.
Лола покорно улеглась на стол и развела ноги в стороны, готовая принять в себя любого.
– Я же говорил, что она шлюха! – заявил Данилов. – Ты зря думаешь, Лолита, что я велю своим телохранителям овладеть тобой. Секса не будет! Ты не будешь резвиться на моих глазах.
Борис и Гога разочарованно засопели.
Лолита удивлённо повернула голову.
Данилов рассматривал свой перстень на мизинце.
Савватей пополз на коленях к тестю:
– Папа, позволь мне опустить эту шлюху. В назидание.
– Савва, ты не просто дурак. – Данилов говорил монотонно. – Ты идиот. Ты полный придурок. Ты смеешь думать, что я позволю тебе, на моих глазах, изменять моей дочери? Я чту семейные традиции. Русский мужчина без семьи – ничто. У него должны быть жена, дети, и он должен посещать церковь. Хотя бы изредка… Когда, Савва, ты был в церкви?
Савватей ошалело оглянулся на не менее ошалевшую от всего Лолиту.
– Я…
– Да, ты, чёрт подери! – Данилов вдруг взъярился и хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.
Савватей подобострастно задёргал шеей.
– Савва, зачем ты изувечил садовника?
– Он пялился на Ларису, на мою любимую супругу, – я велел отрезать ему член. Он негодяй! Он ничтожество!
Данилов засмеялся и посмотрел на своих телохранителей. Те тоже заулыбались, не зная ещё, что вызвало веселье босса – то ли выходка Суева, то ли дерзость садовника.
– Савватей, если он пялился на мою дочь, ему надо было выколоть глаза, осёл! При чём тут его член?
Борис и Гога заржали жеребцами, давая понять, что им всё ясно с интимной жизнью Суева.
Савватей набычился. Рассказать правду, почему садовник лишился члена, он не смел и не желал. Он исподлобья метнул взгляд на Лолу – та всё ещё сидела на столе, скрестив ноги, и презрительно смотрела на него. А всё мерзкий тесть. Савватей ненавидел их всех – тестя, его дикарей Бориса и Гогу и сучку Лолиту. И ещё жену Ларису. Лорика. Прозвище придумала себе идиотское. Он отплатит им всем! Всем!
Отсмеявшись, Данилов уже добродушно велел Савватею:
– Не забудь купить Ларисе нового кролика. Чем провинился бедный зверёк, придурок?
Савватей обиженно молчал. В его ситуации это был самый лучший способ защиты.
Данилов взглянул на Лолу:
– Хватит сидеть на столе. Слазь и приведи себя в порядок. Будем обедать. Повар обещал какой-то изумительный соус к жаркому.
Лола, поняв, что ничего худого с ней не сделают (по крайней мере, сейчас), спрыгнула со стола и оправила платье.
– Господин Данилов, я тороплюсь. Простите меня. Не могу принять вашего приглашения к обеду. Я очень тороплюсь.
Данилов улыбнулся:
– Никуда ты не пойдешь! И ты, и Савва поедете со мной. Я ещё не наказал вас. А если я решил кого-то наказать, решения не изменю!
Савватей задумчиво оттопырил губу – что-то старик разошёлся на этот раз, как бы не убил по своей стариковской дурости. Оставит свою дочь вдовой, а та, тварь, будет радоваться и хлопать в ладоши. Нет, как всё-таки хреново быть мафиози – постоянно дрожишь за свою шкуру – убьют, не убьют?
В мозгу Савватея прочно угнездилась мысль, что, пока он не уничтожит эту шваль, которая портила ему существование всю его сознательную жизнь (он метнул взгляд на Данилова, а потом на фотографию жены в рамке на столе), он не сможет избавиться от животного страха, не сможет жить нормально, как все порядочные люди.
Данилов взглянул на зятя, затем тоже посмотрел на фотографию дочери в рамке и вздохнул:
– Бедная Лариса.
Какие мысли в голове старика были относительно его, Савватей не смел догадываться…
Глава 4
Группе Арсана не повезло – в городе майора Камнева не оказалось.
– А где он? – Арсан сидел в кабинете начальника отряда местной полиции Вахи Уягова – в прошлом Арсан и Ваха были одноклассниками и вообще до прихода к власти ветреного генерала Дудаева считались друзьями.
Говорят, если бы Ельцин вовремя дал Дудаеву новую генеральскую звёздочку на погоны и определил командовать одним из сибирских военных округов, в России не было бы ненужных битв на Кавказе, и десятки тысяч жизней не прервались так нелепо и страшно. Но случилось то, что случилось, – Арсан стал сепаратистом и бандитом, кем оставался по сию пору, а Ваха уехал к деду в Петербург, благополучно пересидел в стороне всю бучу, сохранив "чистую репутацию", и теперь, вернувшись, занимал крутой кабинет, имел солидный оклад, погоны и пользовался почётом.
– Фээсбэшники вчера убыли в расположение своей части, в Центральную Россию… Что им здесь делать?.. Вас же разбили! Опа-па-а! Герои!
– Не трави мне душу!
– А твой майор прямиком отправился в мой любимый город Санкт-Петербург в плановый отпуск. Там у него, кажется, бабка или тётка…
– Ты откуда всё знаешь? Ты мент, а не разведка!
Ваха показал руками:
– У нас тут всё вместе.
– И как я туда попаду? – Арсан устало отёр щетинистый подбородок. Он планировал обделать всё быстро, а тут… И не приедешь к Шамилю в Палестину с пустыми руками – наорёт, обзовёт страшными словами, и отправит обратно, и денег не даст столько, сколько пообещал сейчас.
– Деньги с собой есть? – Ваха прикурил от массивной настольной зажигалки в виде стального паровоза (подарок районной администрации за успешную борьбу с местными экстремистами).
– Куда в нашем деле без денег! Тебе надо?
– Людям… – Ваха подумал. – И мне дай. Я поговорю кое с кем, расплатишься, получишь реальные паспорта, тебя проводят до Волгограда.
– Хорошо. Столько хватит?
Ваха, улыбаясь, спрятал доллары в нагрудный карман полицейского кителя.
– Позависай в тихом месте пару дней, потом я пожму тебе руку и скажу: "Счастливого пути, дорогой!"
Через четыре дня Арсан и его архары, одетые в кожаные куртки, стояли на Невском проспекте и, дымя сигаретами, дерзко оглядывали красивых петербурженок в коротких юбках и модных пальто. Чувствовали они себя как дома.
– Эх, зря мы там воюем, – подвёл итог своим ощущениям Тапид, друг и главный помощник Арсана.
Проносившаяся мимо полицейская патрульная "тойота" тормознула, но, видимо, крутой вид горцев отпугнул полицейских – приняли за местных, помчали дальше.
– Давно не был в большом городе, – сказал Тапид.
– Цивилизация.
– Эй, девушка, скажи, время сколько?
Высокая, богато одетая девица, выгнув бровь, надменно фыркнула, но, улыбаясь, изогнула свою изящную лапку с часиками, поворачивая к себе циферблат:
– Семнадцать минут пятого.
– Спасибо. Слушай, ах, какая ты красавица!
Снова насмешливо фыркнув, девица зашагала прочь.
– Ай, как хорошо. – Тапид вздохнул полной грудью. – Дома я. Нет, Арсан, сделаем дело – кто куда, а я сюда – в Россию вернусь. Чё я забыл в той Палестине? Шамилю надо – пусть там сидит.
– Расслабься. Я смотрю, у тебя голова кругом пошла после леса!