Опустив глаза, она принялась внимательно изучать ноготь на указательном пальце правой руки, левой рукой отрывая заусеницы.
– Роберто всегда говорил, что его отец больше любит его двоюродного брата, Маурицио. Потому-то он так себя и вел – он просто хотел, чтобы отец обратил на него внимание.
– А как он себя вел?
– Ну, то и дело ввязывался во всякие неприятности в школе, грубил учителям, в общем, ничего особенного. Но однажды он подговорил приятелей завести машину без ключа, замкнув нужные провода, и угнать ее. Все было продумано: Роберто в это время находился в машине; они как раз остановились перед одним из его офисов в Местре. Роберто сидел на пассажирском сиденье и отвлекал отца разговорами, – все было задумано так, чтобы тот не подумал, что забыл оставить ключи в замке зажигания или кому-то их одолжил.
– Что же произошло дальше?
– Они прокатились до Вероны, оставили машину на одной из платных стоянок и вернулись домой на поезде. Машину нашли только через несколько месяцев, и пришлось вернуть деньги, выплаченные по страховке, да еще заплатить за стоянку.
– А как вы узнали об этом, синьора?
Слегка помедлив, она наконец произнесла:
– Роберто мне сказал.
Брунетти с трудом поборол в себе желание спросить, когда он ей это сказал. Вместо этого он задал другой вопрос, куда более важный:
– Это были те самые приятели, любители приколов?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду инсценировку похищения.
Она снова принялась изучать свой ноготь.
– Я этого не говорила. И если нашли тело, о чем тут говорить? Тут уж не до приколов.
Брунетти оставил ее слова без внимания и, немного погодя, спросил:
– А вы не могли бы назвать мне их имена?
– Зачем?
– Мне хотелось бы с ними поговорить.
Сначала Брунетти подумал, что девчонка откажется ему отвечать, но она вдруг выпалила:
– Карло Пианон и Марко Сальво.
Имена были знакомы ему из материалов дела. В полиции полагали, что похитители имели в виду именно их, говоря, что свяжутся по телефону с кем-то из близких Роберто, ведь Карло и Марко считались его лучшими друзьями. В момент похищения оба находились в Лондоне, посещали курсы английского языка.
Поблагодарив Франческу за предоставленные имена, Брунетти спросил:
– Вот вы сказали, что решили расстаться с Роберто, потому что у него были странные друзья. А другие причины были?
– Ой, да полно, – уклончиво ответила она.
Брунетти выдержал паузу; он хотел, чтобы она сама догадалась, насколько неубедительно прозвучал ее ответ. Наконец она выдавила:
– Ну, с ним было уже не так весело, по крайней мере в последнее время. Он был какой-то вялый, говорил, что плохо себя чувствует. Дошло до того, что он только и делал, что жаловался, как ему плохо, как он устал. В конце концов мне надоело слушать его нытье или наблюдать, как он начинает клевать носом прямо в машине; так что вот…
– А врачу он показывался?
– Да. Сразу после того, как сказал, что перестал чувствовать запахи. Роберто и до этого на дух не переносил табачного дыма, – он в этом плане был хуже любого американца, – но теперь он ничего не чувствовал, так что в конце концов решил показаться врачу.
– И что сказал врач?
– Что у него все в порядке. – Немного подумав, она добавила: – Небольшое расстройство, вот и все. Доктор выписал ему какое-то лекарство.
– И?
– Полагаю, лекарство помогло, – презрительно бросила она.
– Но он по-прежнему продолжал жаловаться на недомогание?
– Да. Все время повторял, как ему плохо, а доктора твердили, что он здоров.
– Доктора? Роберто еще к кому-то ходил?
– Думаю, да. Он упоминал о каком-то специалисте из Падуи. Вот тот-то и сказал Роберто, что у него анемия, и тоже прописал какие-то пилюли. Но вскоре после этого случилось… Ну, словом, то, что случилось. Роберто исчез.
– А вы-то сами как думаете, он был болен? – спросил Брунетти.
– Ой, да не знаю я, – она скрестила ноги, демонстрируя еще более оголившиеся ляжки, – вообще-то он любил быть в центре внимания.
Брунетти постарался, чтобы следующий вопрос прозвучал как можно деликатней:
– Он как-нибудь оправдывался перед вами, стараясь убедить вас, что действительно… м-мм… плохо себя чувствует?
– Что значит "оправдывался"?
– Ну, не замечали ли вы, что он в последнее время… м-мм… утратил к вам интерес?
Она посмотрела на него так, будто он свалился с Луны.
– Вы имеете в виду секс? – Брунетти кивнул. – Да, он потерял к этому всякий интерес. Вот вам еще одна причина, по которой я решила его бросить.
– А Роберто догадывался о ваших намерениях?
– Мне так и не представилось случая ему об этом сказать.
Брунетти потребовалось какое-то время, чтобы обдумать ее слова; наконец он спросил:
– А почему вы в тот вечер отправились на виллу?
– Мы задержались на вечеринке в Тревизо, и Роберто было неохота возвращаться в Венецию на ночь глядя. Вот мы и решили заночевать на вилле, а уже утром вернуться в город.
– Понятно. Помимо того, что он, как вы говорите, все время жаловался на недомогание, не было ли в его поведении чего-нибудь странного, необычного в течение последних недель перед похищением?
– Вы это о чем?
– Может, он переживал, нервничал из-за чего-нибудь?
– Нет, этого я не могу сказать. Правда, он то и дело срывался на мне, но он вообще не привык сдерживаться. Он там из-за чего-то повздорил со своим отцом, да и с Маурицио тоже.
– Повздорил? Из-за чего?
– Понятия не имею. Он никогда мне об этом не рассказывал. По правде сказать, меня не очень-то интересовали их семейные отношения.
– Но ведь Роберто чем-то заинтересовал вас, синьора? – Брунетти поймал ее взгляд и поспешно добавил: – Не сочтите за дерзость.
– О, с ним всегда было так весело. По крайней мере вначале. Да и деньжата у него водились.
Брунетти подумал, что второй довод синьоры был на самом деле гораздо важнее первого, но ничего не сказал.
– Ясно. А вы были знакомы с его кузеном?
– С Маурицио, что ли?
– Ну да, – кивнул Брунетти, а сам подумал: с чего это ей вдруг пришло в голову уточнять?
– Встречалась с ним пару раз. В доме у Роберто. И еще на вечеринке.
– Он вам понравился?
Она окинула взглядом висевшие на стенах гравюры и, будто сцены жестокости каким-то образом вдохновили ее, решительно отрезала:
– Нет!
– Почему?
Она надменно пожала плечами, не понимая, какое это теперь может иметь значение, спустя столько лет.
– Не знаю. Не скажу, что у Роберто был ангельский характер, но Маурицио… Этот вообще привык всегда всем указывать, как поступать и что делать. По крайней мере, мне так показалось.
– А вы видели его после того, как Роберто исчез?
– Разумеется, – ответила она, несколько удивившись его вопросу, – сразу после того, как это случилось, он был там, с его родителями. Да и потом, когда начали приходить эти письма, ни на шаг от них не отходил. Так что мы виделись.
– Я имел в виду: уже после того, как письма перестали приходить?
– Нет, ерунда, не о чем и говорить, если это то, о чем вы думаете. Мы время от времени встречаемся на улице, но нам с ним не о чем разговаривать.
– А с его родителями?
– И с ними тоже.
По правде говоря, Брунетти сомневался, что родители Роберто захотят поддерживать отношения с его бывшей подружкой, особенно после того, как она вышла замуж.
У него больше не было вопросов, но ему хотелось расположить ее к себе, на тот случай, если потребуется встретиться с ней еще. Брунетти взглянул на часы.
– Ну, не смею больше отрывать вас от вашего малыша, синьора, – почтительно проговорил он.
– Ой, да бросьте, не берите в голову, – отмахнулась она, и Брунетти поразило, как искренне у нее это вырвалось и как сильно его это покоробило. Он быстро поднялся на ноги. – Большое вам спасибо, синьора. Думаю, на сегодня все.
– На сегодня?
– Если в результате судебно-медицинской экспертизы обнаружится, что это труп Роберто, мы будем вынуждены возобновить расследование, и я подозреваю, что все лица, что-либо знающие о похищении Роберто, будут допрошены вторично.
Она скривила губы, давая ему понять, как ей это все надоело. Брунетти быстро прошел к выходу, не давая ей возможности выказать свое раздражение.
– Еще раз спасибо, синьора.
Она поднялась с дивана и подошла к Брунетти. Ее лицо снова сделалось похожим на маску, разом утратив все свое обаяние и привлекательность.
Она проводила его до двери, и когда они уже стояли у выхода, откуда-то из глубины квартиры снова донесся детский плач. Не обращая на него никакого внимания,она спросила:
– Вы дадите мне знать, если вдруг выяснится, что это Роберто?
– Разумеется, синьора.
Когда он спускался по ступенькам, дверь резко захлопнулась, и плач разом оборвался.
8
Выйдя на улицу, Брунетти посмотрел на часы. Двадцать минут первого. Он сел на паром, добрался до площади Сан-Леонардо и, следуя инструкциям графа, пересек ее и сразу повернул налево. В тени у входа в ресторан стояло несколько пустых столиков.
Когда он вошел, то увидел слева барную стойку, за которой на полке стояли большие оплетенные бутыли с вином; из их горлышек свисали резиновые трубки. Справа находились две двери с арочными проемами. Они вели в другой зал, в котором, за одним из столиков, расположенных у стены, сидел граф и читал местную газету "Il Gazzettino". На столике стоял бокал с чем-то, по виду напоминавшим просекко. Брунетти был весьма удивлен, увидев графа с "Il Gazzettino" в руках; это означало, что он либо переоценивал вкусы графа, либо недооценивал уровень самого печатного издания.
– Buon di, – поздоровался Брунетти, приблизившись к столику.
Увидев зятя, граф встал, не обращая внимания на то, что газетные листы посыпались на стол.
– Ciao, Guido, – откликнулся граф, протянув зятю руку и крепко ее пожав. – Рад, что ты все-таки пришел.
– Я ведь хотел с вами поговорить, помните? – напомнил Брунетти.
– О Лоренцони, да?
Брунетти отодвинул стул и сел напротив графа. Сознавая, что тело, найденное на поле, еще не опознано, он заглянул в газету, поймав себя на мысли, что хочет узнать, не просочилось ли это каким-то образом в прессу.
Граф перехватил его взгляд.
– Пока нет, – он аккуратно сложил газету вчетверо, – все так ужасно обернулось, не так ли? – спросил он, держа сложенную газету словно щит.
– Не так уж и ужасно, по сравнению с каннибализмом, инцестом и детоубийствами, – заметил Брунетти.
– Ты уже читал ее сегодня? – Брунетти покачал головой, и граф пояснил: – Как раз сегодня они написали о какой-то сумасшедшей из Тегерана, которая убила своего мужа, затем вырезала его сердце и сделала из него какое-то блюдо под названием "ab goosht". – И, прежде чем Брунетти успел открыть рот, чтобы выразить удивление или отвращение, граф продолжил: – Потом они все-таки пояснили, что за штука это самое "ab goosht": лук, помидоры, мясной фарш. – Граф покачал головой. – Не понимаю, для кого они это пишут? Кого может заинтересовать подобная мерзость?
– Читателей "Il Gazzettino", я полагаю, – улыбнулся Брунетти. Он давным-давно утратил всякие иллюзии по поводу вкусов так называемого "широкого круга читателей".
Граф бросил на него проницательный взгляд.
– Полагаю, ты прав. – Он швырнул газету на соседний столик. – Так что ты хотел узнать о Лоренцони?
– Сегодня утром вы сказали, что Роберто не унаследовал ни единого из отцовских талантов. Мне хотелось бы знать, в чем, по-вашему, заключаются его таланты?
– Ciappar schei, – ответил граф, неожиданно перейдя на венецианский диалект.
Услышав знакомое наречие, Брунетти сразу воспрял духом, почувствовав себя с тестем накоротке.
– Что вы имели в виду? Делать деньги? Как?
– Да как придется: сталь, бетон, грузоперевозки. Если тебе нужно что-то куда-то доставить, Лоренцони тут как тут. Если нужно построить дом, они с радостью продадут тебе стройматериалы по сходной цене. – Обдумав собственные слова, граф отметил: – Неплохой рекламный слоган получился, как думаешь, а? – Брунетти кивнул, и граф прибавил: – Хотя они, по-моему, не нуждаются в рекламе. По крайней мере здесь, в округе Венето.
– А вы поддерживаете с ними отношения? Деловые, разумеется.
– Несколько лет назад я пользовался их грузовиками для доставки тканей в Польшу и обратно, – не уверен, кажется, уже четыре года прошло, – думаю, это все-таки была водка. Но после ослабления контроля на границах и изменений в таможенных правилах я пришел к выводу, что гораздо дешевле доставлять грузы поездом, так что с тех пор у нас нет никаких общих дел.
– А ваши личные отношения?
– Как и с сотнями других моих знакомых в этом городе, – ответил граф и взглянул на официантку, которая в этот момент подошла к их столику.
На ней была надета мужская рубашка, заправленная в тугие джинсы. Волосы были острижены коротко, как у мальчика. И хотя на лице не было и грамма косметики, она едва ли походила на мальчишку: джинсы обтягивали далеко не мальчишеские бедра, а три верхние расстегнутые пуговицы рубашки недвусмысленно намекали на то, что она не носит лифчик (хотя ей это не помешало бы).
– Ваше сиятельство, – пропела она глубоким контральто, тепло и многообещающе улыбаясь, – как мы рады, что вы снова посетили нас! – Обернувшись к Брунетти, она и его одарила теплой улыбкой.
Брунетти вспомнил, что граф говорил ему, что ресторан принадлежит дочери его знакомого; и, похоже, старого знакомого, поскольку он спросил:
– Come stai, Валерия? – Брунетти поразило то, что, несмотря на дружеское "ты", вопрос прозвучал отнюдь не фамильярно. Интересно, как отреагирует женщина?
– Molto bene, Signor Conte. E Lei? – ответила она тоном, совершенно не соответствовавшим чопорности ее выражений.
– Прекрасно, спасибо, дорогая. Позволь представить тебе моего зятя, Гвидо Брунетти.
– Piacere, – поклонился Брунетти.
Девушка ответила ему тем же, сопроводив свои слова неизменной улыбкой.
– Ну-с, что ты нам сегодня предложишь, Валерия? – осведомился граф.
– Для начала я бы порекомендовала сардины в маринаде, – сказала она, – или latte di seppie. Сардины были приготовлены ночью, а каракатицу доставили с Риальто сегодня утром.
Наверняка в замороженном виде, подумал Брунетти. Рановато еще для свежей молоки, но что касается сардин, тут можно не сомневаться. У Паолы никогда не хватало ни времени, ни терпения возиться с сардинами – чистить их, а затем мариновать с изюмом и луком; так что, пожалуй, сардинки будут в самый раз.
– Что скажешь, Гвидо?
– Сардины, – решительно отозвался Брунетти.
– Хорошо. И мне тоже.
– Спагетти с моллюсками, – объявила Валерия, не столько советуя, сколько распоряжаясь.
Оба разом кивнули.
– Затем я предложила бы вам на выбор палтуса или морского черта. Все очень свежее, можете не сомневаться.
– А как они приготовлены?
– Палтус – на гриле, а морской черт запечен с белым вином, цуккини и розмарином.
– А он вкусный, этот черт? – недоверчиво спросил граф.
Вместо ответа она согнула указательный палец правой руки, приставила его к щеке и повернула, выразительно причмокнув губами.
– Все, убедила, – улыбнулся граф. – А ты, Гвидо?
– Я, пожалуй, все-таки возьму палтуса, – ответил Брунетти, подозревая, что название блюда звучит слишком уж претенциозно; наверняка этого самого черта подадут на огромной тарелке, где он будет соседствовать с морковными розочками или искусно разложенными листиками мяты.
– Как насчет вина? – осведомилась Валерия.
– У вас есть это замечательное шардоне, которое делает твой отец?
– Да, но мы пьем его сами, ваше сиятельство, а не подаем клиентам. – Увидев отразившееся на его лице разочарование, она поспешно добавила: – Но я все-таки принесу вам графинчик.
– Спасибо, дорогая. Я как-то раз пробовал его в гостях у твоего отца. До сих пор не могу забыть. Оно великолепно.
Она кивнула, подтверждая истинность его слов, и добавила будто бы в шутку:
– Только смотрите не проговоритесь Финанце, если ему вдруг вздумается сюда заглянуть. – И прежде чем граф успел как-то отреагировать, из другого зала раздался чей-то крик, и девушка тут же упорхнула.
– Неудивительно, что наша экономика по уши сидит в болоте, – проговорил граф с неожиданным ожесточением, – они делают лучшее в стране вино – и не могут подавать его клиентам! А все из-за какого-то дурацкого закона о процентном содержании алкоголя! Или из-за того, что какой-то идиот из Брюсселя решил, что оно по вкусу ничем не отличается от другого вина, производимого где-нибудь в Португалии. Господи, нашей страной правит кучка кретинов!
Брунетти, который всегда считал, что его тесть и сам принадлежит к этой правящей кучке, счел его слова по меньшей мере странными. Но прежде чем он успел прояснить его позицию по этому вопросу, вернулась Валерия с графином белого вина и бутылкой минеральной воды, которую, кстати сказать, никто не заказывал.
Граф наполнил вином два бокала и подтолкнул один из них Брунетти.
– Попробуй и скажи, что ты думаешь. Брунетти взял бокал и сделал глоток. Ему всегда претили рассуждения о "насыщенном бархатистом вкусе" или о "тонком фруктовом букете с нотками меда", и поэтому он ограничился одобрительным кивком.
– Замечательное вино. – Он поставил бокал на стол. – Расскажите мне о мальчике. Как я понял, он был не очень-то вам симпатичен.
За двадцать лет своего знакомства с зятем граф привык к его манере общения. Отхлебнув вина, он спокойно ответил:
– Я сказал, что он был самонадеян и глуп, что само по себе является весьма опасным сочетанием.
– А какого рода работу он выполнял для компании?
– Полагаю, он был у них кем-то вроде "консультанта", хотя с трудом могу себе представить, чтобы Роберто мог давать консультации по какому бы то ни было вопросу. Если, к примеру, требовалось отвести клиента в ресторан, Роберто был тут как тут. Мне кажется, что Лудовико надеялся, что общение с деловыми партнерами, разговоры о бизнесе как-то на него повлияют, он станет гораздо серьезнее.