Лицо Ивонне Кнутсен менялось на глазах. Сначала покраснела переносица. Румянец быстро спустился на мертвенно-бледную кожу щек, разрисовав их узорами, похожими на бабочек. Дыхание стало глубже, и она сделала тщетную попытку подняться на кровати. Она облизала покрасневшие и пополневшие губы. В глазах, которые несколько секунд назад казались умершими раньше времени, появилось глубокое отчаяние.
Бернт осторожно поправил на ней одеяло:
- Не волнуйтесь.
- Бернт, - позвала она, тяжело дыша.
- Все устроится, - отозвался он.
Ингвар Стюбё подошел ближе. Он поставил локти на высокую спинку кровати и нагнулся к больной:
- Понимаю, это было тяжелое испытание...
Бернт Хелле его оттолкнул. Впервые в течение долгого безрезультатного расследования убийства Фионы Хелле он вел себя агрессивно. Он не успокоился, пока Ингвар не отошел на метр от кровати. Погладил Ивонне по волосам и произнес еле слышно, обращаясь только к больной, будто полицейских и не было в палате:
- Для меня было большим облегчением узнать об этом. Фиона была такая... Она, можно сказать, постоянно искала в жизни опору, которую потеряла. Я часто размышлял, почему? Меня это мучило. Неужели нельзя было все мне рассказать, спустя столько-то лет!
В его голосе звучала обида, он и сам ее расслышал и нервно сглотнул. Ингвар увидел, что он сильнее сжал руку тещи, прежде чем продолжить:
- Я думаю, что нам нужно поговорить. По-настоящему поговорить. Но сейчас, пожалуйста, будьте так добры, ответьте на вопросы Стюбё. Это важно, Ивонне. Сделайте это, пожалуйста.
Она тихо плакала. Слезы взбухали каплями в уголках глаз и потом, прочерчивая дорожку на висках, скрывались в волосах.
- Я не хотела... Мы думали...
- Не плачьте, - сказал Бернт. - Постарайтесь успокоиться.
- Ее жизнь была бы разрушена, - прошептала Ивонне. - Ей еще не было шестнадцати, она как раз должна была идти в гимназию. Отец ребенка... - Казалось, силы ее покинули. Тонкая струйка прозрачной жидкости вытекала из левой ноздри, она поднесла тыльную сторону ладони к лицу. - Он был дрянной мальчишка. Он сбежал, и было слишком поздно для... Я должна была, конечно, заметить, но я думала: переходный возраст, гормональный сдвиг, она поправилась...
- Ивонне, - позвал Бернт Хелле и попробовал удержать ее взгляд. - Послушайте теперь меня. - Она отвернулась от зятя и попыталась вырвать ладонь из его руки. - Послушайте меня, - повторил он таким тоном, как будто разговаривал со своей упрямой дочерью. - У нас с вами еще много времени на разговоры. Сейчас важно, чтобы полицейские получили ответы на все свои вопросы.
Ивонне отказалась от попытки освободить свою руку и лежала теперь неподвижно, обессиленная. Даже волосы, растрепавшиеся по подушке седыми клочками, выглядели безжизненными.
- Его зовут Матс Бохус, - внезапно сказала она своим прежним голосом, холодным и равнодушным одновременно. Родился тринадцатого октября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Это все, что я знаю.
Ингвар снова приблизился к кровати.
- И этот Матс недавно приходил к Фионе, - констатировал он, как будто ему и не нужно было подтверждение Ивонне.
Она все равно пробормотала что-то подтверждающее, не глядя на Ингвара.
- До Нового года или после? - спросил он.
- Перед самым Рождеством, - прошептала Ивонне. - Он был... он... - Поток слез, казалось, и не собирается останавливаться.
Бернт Хелле нашел в ящике ночного столика носовой платок и вложил ей в руку. Ей хватило сил лишь на то, чтобы слегка прикоснуться к уголку глаза.
- Я отослала ее тогда из дому, - вдруг сказала она. - Послала Фиону к моей сестре в Докка. Достаточно далеко, чтобы до соседей слухи не дошли.
Ингвар вздрогнул, потому что Ивонне рассмеялась. Звук был похож на карканье раненой вороны - хриплый, пронзительный и безрадостный.
- Она родила слишком рано, - продолжила Ивонне. - Меня там не было. Никого не было. Они могли умереть там вдвоем...
Она закашлялась. Бернт Хелле приподнял ее за плечи. Когда приступ наконец-то закончился, он осторожно вытер ей рот и уложил обратно.
- С мальчиком что-то было не в порядке, - отдышавшись, сказала она. - Но это было уже не наше дело.
- А что не в порядке? - спросил Ингвар.
- Он был слишком большой. Вялый, толстый и необыкновенно... уродливый.
На мгновение Ингвар представил себе Рагнхилль, какой она была, когда ее только-только достали из материнского живота, в слизи, беспомощную, страшненькую. Он поднес руку ко рту и откашлялся. Прищурился. Однако Ивонне Кнутсен вряд ли заметила его неодобрение.
- И что произошло потом? - почти неслышно спросил Бернт Хелле.
- Мы забыли, - ответила Ивонне. - Мы вынуждены были забыть. - Ингвар бесшумно отступил на шаг от кровати. - Мальчика забрали. Усыновили. Я, конечно, не знала кто. Так было лучше. И для него, и для Фионы. У нее впереди была вся жизнь. Для этого только необходимо было забыть.
- И вы смогли? Вы смогли забыть, Ивонне? - Бернт Хелле отпустил ее руку и сполз на самый край стула, будто готовясь уйти. Его левая нога мелко дрожала. Каблук ботинка стучал по покрытому линолеумом полу.
- Я забыла. Фиона забыла. Это было единственно верное решение. Неужели ты не понимаешь, Бернт! - вскрикнула она.
Ее пальцы царапали простыню в том месте, где только что лежала его рука. Он смотрел в сторону криво висящей на стене литографии. Потом откинулся на спинку стула и покачал головой, не отрывая глаз от абстрактного сочетания выцветших кубов и цилиндров.
- Ты должен попробовать понять, - просила Ивонне. - Фиона была слишком маленькой. Лучшим решением было отослать ее подальше, дать ребенку родиться и после этого просто забыть. Продолжать жить так, как будто ничего не произошло. Это было совершенно необходимо, Бернт. Я должна была думать о Фионе. Только о ней. Я была ответственна за нее, я была ее матерью. Мальчику было лучше со взрослыми родителями, с людьми, которые могли...
- И это произошло в конце семидесятых, - сказал Бернт и еще немного отодвинулся от кровати. - Как раз когда женщины добились фактического равноправия, Ивонне! Премьер-министром трижды избиралась Гру Харлем Брундтланд. Только и разговоров было что о защите окружающей среды, разрешении абортов и равном распределении должностей между мужчинами и женщинами, черт побери! - Он внезапно поднялся. Постоял над ней в полуугрожающей, полуотчаянной позе с поднятыми кулаками, затем запрокинул лицо к потолку и провел по волосам обеими ладонями. - А мы годами пытались зачать ребенка! Мы побывали во всех возможных клиниках и здесь, и за границей, мы пытались и пытались, и...
- Мне кажется, - резко оборвал его Ингвар, - что нам стоит придерживаться вашего собственного разумного предложения, Хелле. Потому что есть проблема, о которой нужно поговорить сейчас, и это нельзя отложить на потом.
Большой сильный мужчина смотрел на него удивленно, как будто он только сейчас заметил, что в комнате находятся полицейские.
- Да, - смущенно сказал он. - Да, конечно...
Он медленно обошел кровать и встал с другой стороны. Ингвар заметил, что под мышками у Хелле расползается влажное пятно.
- Что вы собираетесь сейчас делать? - спросил Ингвар.
Бернт Хелле ответил не сразу. Он тщательно поправлял картину. Немного в одну сторону, потом еще чуть-чуть назад.
- Я хорошо понимаю, что у вас еще много вопросов, - произнес он, по-прежнему стоя лицом к стене. - И я правда очень хочу помочь. Но сейчас я не могу здесь оставаться, поэтому ухожу.
Зигмунд загородил ему дорогу к двери.
- Я ведь не задержан, - сказал Бернт Хелле Зигмунду - он был на голову выше коренастого полицейского. - Отойдите.
- Пропусти его, - приказал Ингвар Стюбё. - Огромное спасибо за помощь, Хелле.
Вдовец не ответил. Дверь за ним закрывалась так медленно, что они долго слышали его тяжелые шаги по старенькому линолеуму, они удалялись по коридору и становились все слабее и слабее. Ингвар сел на стул, на место Хелле.
- Ну вот, остались только мы.
Больная женщина выглядела теперь гораздо хуже, чем в начале разговора. Лихорадочный румянец исчез. Лицо снова стало совершенно бледным, каким было, когда они пришли, но на него лег мертвенный, голубоватый оттенок. Глаза закатились. Нижняя губа подрагивала - и это было единственное доказательство того, что Ивонне Кнутсен все еще жива.
- Я понимаю, как вам трудно, - осторожно сказал он. - И я не буду вас долго мучить. Я просто должен знать, что случилось, когда...
- Уходите.
- Я только...
- Исчезните.
- Что он хотел? - спросил Ингвар. - Матс Бохус. Что произошло, когда он пришел?
- Идите отсюда.
- Он живет тут, в...
- Уходите. Пожалуйста.
Ее рука нащупала кнопку вызова, которая была скотчем прилеплена к кровати. Ингвар поднялся:
- Мне очень жаль. До свидания.
- Но, - запротестовал Зигмунд Берли, когда Ингвар взял его за руку и потащил за собой к двери, - мы же должны...
- Его зовут Матс Бохус, и мы знаем, когда он родился, - сказал Ингвар и обернулся.
Ивонне Кнутсен судорожно глотала воздух и снова и снова нажимала на кнопку вызова.
- Найти его несложно, - прошептал Ингвар, стоя в проходе.
Когда врач прибежал на непрерывные звонки, Ингвар снова потянул Зигмунда за рукав.
- Это не самая сложная задача на свете, - сказал он, как будто пытался убедить в этом себя самого. Он взглянул на часы. - Уже пятнадцать минут первого. У нас мало времени.
Но уличный воздух, холодный и режущий, с запахом еловых шишек и горящих дров, доносящимся из дома неподалеку, все-таки заставил его остановиться и постоять несколько минут, прежде чем он тяжело опустился на пассажирское сиденье.
- Сядь за руль, - попросил он Зигмунда, который удивленно занял шоферское место и вставил ключи в зажигание. - У нас мало времени.
Одиночество его больше не тяготило. Наоборот, он старался помешать людям приходить к нему. Они чуть ли не в очереди стояли. Родители, особенно мама, звонили по нескольку раз в день. Правда, от брата после той необъяснимой драки не было ни слуху ни духу. Зато все друзья, коллеги и более или менее близкие знакомые считали необходимым посетить Тронда Арнесена, чтобы нарушить его уединенную жизнь. Вчера двое старых товарищей по гимназии долго стояли у него под дверью с домашней лазаньей. Их, кажется, обидело то, что он их не впустил.
Он читал, что все должно быть наоборот.
В ярких женских журналах, которые он до сих пор не выкинул, было написано, что близкие, как правило, тактично молчат о трагической смерти в семье. Он читал, как смущенно отступают друзья перед безутешным горем родителей, которые потеряли ребенка.
Но у него все было не так. Все толкались вокруг. Его шеф сказал, что он не должен прятаться от ситуации. "Разберись со своей скорбью", - именно такое выражение он употребил, когда в день смерти Вибекке положил руку на плечо Тронду и предложил отвезти его домой. Тронд согласился, и было неловко не пригласить начальника зайти. Это был человек около пятидесяти, с зачесанными на лысину волосами и любопытным курносым носом на круглом лице. Шеф тайком разглядывал все в комнатах, как будто собирал впечатления, чтобы рассказать историю, вернувшись в офис. В конце концов он насмотрелся и ушел.
Еще одного известного человека нашли убитым.
Тронд отложил газету и вышел в кухню. В холодильнике было все, что могло понадобиться ему на выходных. Мама настояла на том, чтобы сходить в магазин. Он открыл пиво. Не было даже часа, но он уже запер дверь, вытащил батарейки из радиотелефона и выключил мобильный. Ему хотелось побыть одному до понедельника. Впервые со дня убийства Вибекке он ощутил что-то похожее на покой.
Тщательно скрываемые от полиции полтора часа были почти забыты. Он выпил полбанки одним глотком, прежде чем сесть в кресло со свежими газетами.
Даже "Афтенпостен" посвятила убийце, страшнее которого, судя по мрачным газетным комментариям, не бывало еще монстра в норвежской криминальной истории, большую часть первой полосы и две полосы внутри. Он был изображен в виде темного силуэта. На груди дизайнер поместил коллаж из фотографий Фионы Хелле, Вибекке Хайнербак и Вегарда Крога. Теперь больше не было разговоров о женоненавистнике, которого в детстве не любила мать. Сейчас склонялись к версии о честолюбивом неудачнике. Если уметь читать между строк, то в большой подборке интервью - с тремя известными психологами и одним полицейским на пенсии из Бергена - можно было прочесть, что убийцу следует искать, вероятно, среди выбывших участников программы "Остаться в живых", аутсайдеров "Фабрики звезд" или не прошедших отборочный тур на "Евровидение". Жестокий убийца, по всей видимости, получил свои пятнадцать минут славы и не смог справиться с ломкой, когда свет вдруг выключили. Так считали эксперты.
Вегарда Крога описывали как светлый талант, бескомпромиссного деятеля искусств.
Он был найден с ручкой в глазу.
Тронд рассмеялся так, что прыснул пивом на газету.
Вегард Крог был самой большой задницей на свете. Он презирал Вибекке и все, что за ней стояло. Не он один, разумеется; однако именно Вегард Крог почел своим долгом устроить целое представление в ответ на заявление Вибекке. Та высказалась о неспособности культуры приноравливаться к рыночным условиям. Взбешенный Вегард пришел к ним в Дом художника. Была пятница, довольно поздно, и там собралось много народу. Сначала он пытался спровоцировать ссору. Когда Вибекке повернулась к нему спиной и сделала неприличный жест - показала сидящим за столом изогнутый мизинец, он вылил пиво ей на голову. Начался страшный скандал. Тронд хотел заявить о происшествии в полицию.
- Крог хочет чувствовать себя важнее, чем он есть на самом деле, - сказала тогда Вибекке. - Он жаждет внимания, а я не собираюсь ему этого внимания оказывать.
С тех пор они не видели Вегарда Крога и ничего о нем не слышали, не считая тех случаев, когда он язвил по ее поводу в статьях. Ей было все равно, но Тронд приходил в ярость каждый раз, если ему на глаза попадалась эта мерзкая писанина. Когда Крога ненадолго пригласили в "Абсолютное развлечение", Тронд перестал смотреть "ТВ2".
Вегард Крог больше всего на свете хотел быть известным, подумал Тронд, и теперь ему, кажется, это наконец-то удалось.
Он допил пиво и пошел на кухню за новой банкой.
Он не собирался никуда выходить и решил напиться. Может, он примет ванну. Посмотрит фильм. Достанет пару таблеток из аптечки Вибекке и проспит полдня.
Те полтора часа были почти забыты.
- Ручка, - сказал Зигмунд Берли без выражения.
- Фирмы "Монблан", - подтвердил патологоанатом. - Модель "Богема". Дорогая, но удобная, судя по тому, что я читал в рекламе. Не стал ее убирать до того, как вы посмотрите.
Ингвар наклонился над трупом, прищурился и начал рассматривать лицо. Рот приоткрыт, на носу царапины. Неповрежденный глаз уставился на какую-то точку в потолке. Из второго торчала перьевая ручка. Обойдя стальной стол, Ингвар увидел, что ручка вошла в глаз под прямым углом к щеке. Глубоко, предположил он, потому что на поверхности осталось только пять-шесть сантиметров ее корпуса. Маленький драгоценный камень на колпачке сверкал рубиново-красным в ярком свете.
- Глазное яблоко вроде бы не задето? - вслух размышлял Ингвар, наклоняясь еще ближе.
Правый зрачок Вегарда казался пугающе живым, потому что был чуть скошен в сторону постороннего предмета. Казалось, Вегард Крог успел понять, что его любимая ручка нацелилась проткнуть его мозг.
- Ну, глазное яблоко по всей вероятности повреждено, это понятно, - сказал патологоанатом. - Однако убийца... не проткнул ручкой непосредственно глаз.
- Но он мог пытаться, - предположил Ингвар.
- Да. Ручка могла соскользнуть с глазного яблока. - Он включил лазерную указку, и красное пятно протанцевало по уголку глаза. - Сюда, конечно, легче попасть.
- Интересно, - пробормотал Ингвар.
Зигмунд Берли ничего не сказал. Он незаметно отошел от стального стола на пару шагов.
- Но он умер до того, как это произошло, - сказал Ингвар.
- Да, - подтвердил патологоанатом. - Его убили ударом по затылку. Как я уже говорил, я не проводил основательной экспертизы, потому что, насколько я понял, вы хотели сначала его увидеть. Но кажется совершенно очевидным, что его ударили сюда. - Красное пятно описало круг около спутанных темных волос на левом виске Вегарда Крога. - По всей видимости, он потерял сознание. После чего ему нанесли удар по затылку. - Патологоанатом почесал щеку и немного присел, чтобы его лицо было на уровне головы трупа. - Который его и убил. Сложно говорить, не поворачивая труп, и я не хочу этого делать, пока не выну ручку...
- Ничего страшного, - уверил его Ингвар. - Я могу подождать окончательного заключения. Но, значит, убитого ударили по затылку после того, как он потерял сознание в результате удара в левый висок. Чем?
- Чем-то тяжелым. Наверняка чем-то металлическим. Первое, что мне приходит в голову - это большой обломок водопроводной трубы. Когда мы обследуем его тщательнее, мы наверняка найдем в ране частицы, которые смогут дать нам более точное представление.
- То есть мы знаем, что с высокой долей вероятности речь идет об убийце-правше, - сказал Ингвар. - Нельзя сказать, чтобы это нам особо помогало.
- Правша?
- Били в левый висок, - рассеянно пояснил Ингвар. - Значит, правой рукой.
- Только если они стояли друг напротив друга, - сказал Зигмунд, который сосал пастилку и отошел уже почти к самой двери. - Если убийца подошел сзади, он мог...
- Они стояли лицом к лицу, - перебил Ингвар. - Так, по крайней мере, сказали эксперты, изучив следы. Спасибо за помощь.
Он протянул патологоанатому руку, тот пожал ее и сел за письменный стол в углу.
- Что это с тобой было? - спросил Ингвар, поддразнивая Зигмунда, когда дверь прозекторской закрылась за ними. - Ты видел вещи и пострашнее.
- Нет, господи, нет! Боже мой, ручка в глазу!
- Я не знаю, что хуже, - сказал Ингвар, нащупывая блокнот в кармане пальто. - Ручка в глазу, язык в красивой упаковке или Коран, который пытались засунуть кое-куда.
- Ручка в глазу, - пробормотал Зигмунд. - Чертова снобская ручка, засунутая в мозг - худшее, что я видел.
Случайный прохожий остановился на мгновение перед грандиозным зданием в районе Квадратурен. У прохожего было много дел. Если он не успеет на автобус, ему придется ждать еще полчаса. И все-таки он остановился. Было слышно, что в здании громко аплодировали, ему показалось даже, что он чувствует вибрацию земли, как будто энтузиазм, скрывающийся за солидными кирпичными стенами, был в состоянии привести в движение весь Осло. Мужчина посмотрел наверх. Он проходил мимо этого места дважды в день, на работу и с работы, пять дней в неделю в течение пяти лет; почти две с половиной тысячи раз он прошел мимо здания, которое долгое время было в таком упадке, что соседи хотели, чтобы его снесли.