Чему не бывать, тому не бывать - Анне Хольт 5 стр.


- Через неделю-другую из него вырастет сапожный цветок. А вот этот, - он выбросил второй сапог в корзину для бумаг, - нам не нужен. - И он быстрым движением переместил ее к себе в объятия. - Фабилиус не нуждается ни в каких сапогах. Вот так!

Он с грохотом открыл ногой дверь детской, на ходу снимая с Кристиане одежду. К счастью, она нацепила теплые вещи прямо на пижаму.

- Быстрее! - с придыханием приказал он. - Иначе наш гном запотеет до смерти. Я начинаю считать.

- Не надо! - восхищенно вскрикнула Кристиане и зарылась в одеяло.

- Раз, - сказал он. - Два. Три. Теперь волшебство начинает действовать. Теперь Фабилиус спит. - Он закрыл дверь с щелчком и пожал плечами. - Вот так!

Ингер Йоханне, потеряв дар речи, смотрела на него, держа на руках Рагнхилль.

- Так я всегда поступаю, когда мы с Кристиане остаемся одни, - сказал он, будто извиняясь. - Быстро и эффективно. Так что, ты думаешь, есть связь? Между убийствами Фионы Хелле и Вибекке Хайнербак?

- Ты укладываешь ребенка в постель вот так? - Ингер Йоханне недоверчиво смотрела на него.

- Да перестань! Она уже спит. Чистая магия. Пошли. - Он поднялся в кухню и начал убирать со стола. Выкинул остатки ужина в мусорное ведро, на ходу запихивая в рот руками жареную картошку. Пальцы лоснились от жира, и, когда он наливал себе еще вина, бутылка чуть не выскользнула из его рук. - Упс!.. Хочешь немного? Теперь ведь можно, ты же знаешь. Маленький бокал Рагнхилль не повредит.

- Нет, спасибо. Хотя... - Она осторожно уложила Рагнхилль в колыбельку, которую Ингвар наконец-то согласился переносить из комнаты в комнату, - теперь она стояла на диване в гостиной, ее было видно из кухни. - Может, действительно маленький бокал, - сказала Ингер Йоханне и села за стол. - Протри здесь, пожалуйста.

С будничным, почти равнодушным выражением лица она взяла те бумаги, которые Ингвар принес с собой домой. Папка была тонкой. На этот раз никаких фотографий не было. Пара рапортов, два написанных от руки замечания и карта Лёренског, на которой красным крестом был отмечен дом Вибекке Хайнербак, были сколоты вместе, но Ингер Йоханне не видела в этом никакой системы.

- Боюсь, все это вам вряд ли поможет.

- Мы только сегодня утром обнаружили тело!

- У тебя тут все рассортировано. Ты избавишь меня от фотографий?

- Да.

Голос звучал искренне, он сел рядом с ней, почесывая голову.

- Пока не сделали достаточное количество копий, - сказал он и зевнул. - Но ты ничего не теряешь. Ужасное зрелище. Особенно с...

- Да-да, спасибо. - Она протестующе подняла руку и покачала головой. - Ты все подробно рассказал по телефону. Очевидно, что в этих преступлениях есть общее - убийства в стиле гротеска. Обе жертвы причудливо изувечены.

У Ингвара появилась морщина между бровями. Он покачал головой, губы двигались, как будто он хотел что-то сказать, но сам не знал, что именно.

- Изувечены... - повторил он наконец. - Вырезать жертве язык - это, несомненно, можно квалифицировать как нанесение увечья. И что касается Вибекке Хайнербак...

На его лице вновь появилось выражение сомнения. Он поморгал, сощурившись, и помотал головой, будто сценарий с убийцей, вышедшим на охоту за женщинами-знаменитостями, был невыносим для его сознания. Он покосился на колыбель в гостиной.

- Как ты думаешь, она что-нибудь понимает из нашего разговора? - вдруг спросил он.

- Ну что ты! Ей нет еще трех недель.

- Ты же знаешь, что мозг впитывает все как губка. Может, у нее все это будет неосознанно храниться где-то в памяти. И наложит на нее отпечаток потом, вот что я имею в виду.

- Глупости! - Она протянула руку над столом и дотронулась до его щеки. - Ты боишься, что пресса права? Ты видел экстренные выпуски газет? - Он отрицательно покачал головой. Она не убирала руку. - Они устраивают из этого большой праздник. Их наверняка смертельно раздражает, что тело нашли только утром, а обнародовали информацию еще позже. Все эти экстренные выпуски - удивительная халтура. Набиты доморощенными размышлениями, неточными и даже ошибочными фактами, судя по тому немногому, с чем я ознакомилась. Они называют преступника "Убийцей знаменитостей".

- Или преступницу, - поправил Ингвар, взял ее руку и поцеловал ладонь.

- Или преступницу, да, перестань цепляться к словам. Выпуски новостей казались более трезвыми, но даже в них рассуждали о том, что где-то бегает сумасшедший, который охотится на красивых успешных женщин. "Вердене Ганг" нашел, помимо всего прочего, какого-то известного психолога, и тот нарисовал портрет женоненавистника, которого не любила мать, сексуально неуравновешенного человека с ограниченными возможностями. - Она тихо засмеялась и сделала небольшой глоток вина. - Знаешь, я только сейчас поняла, как это вкусно. Только сейчас, после того, как десять месяцев не брала ни капли спиртного в рот.

- Ты...

- Я знаю, прекрасная, - закончила Ингер Йоханне и улыбнулась. - Так что ты думаешь?

- О тебе?

- О связи. Вряд ли это случайность. Ты, Зигмунд, еще несколько человек - вы занимаетесь теперь обоими делами. Оба убийства...

- ...произошли в Лёренског, обе жертвы - женщины, обе известны, обе часто мелькают в средствах массовой информации, обе... - скороговоркой стал перечислять Ингвар.

- ...хорошо выглядят. То есть выглядели, - перебила его Ингер Йоханне. - Она повертела стакан в руках, прежде чем продолжить: - И в обоих делах убийца оставил нам послание - символическое осквернение трупа.

Она говорила медленнее, чем раньше, и тише, как будто была напугана собственными рассуждениями.

- Пресса пока ничего не знает о Коране, - сказал он. - Он был крепко закреплен скотчем между бедер. Это выглядело так, как будто убийца собирался запихнуть книгу в...

- Перестань!

- Ну хорошо. Книга приклеена скотчем к бедрам возле вагины.

- Или ануса.

- Или ануса, - удивленно повторил он. - Очевидно, это он и имел в виду! Up yours - что-то в этом роде.

- Возможно. Еще? - спросила Ингер Йоханне. Он кивнул, она вылила остатки вина в его бокал - к своему она до сих пор едва притронулась - и продолжила: - Если действительно искать общие черты в этих делах - кроме совершенно очевидных, - меня, конечно, поражает символика. Отрезать у человека язык и надрезать его - это настолько банально, настолько очевидно, что можно предположить, что убийца воспитывался на книгах про индейцев. "Мусульманская Библия" в заднице - тоже не особо замысловатое послание.

- Я не думаю, что наши новые соотечественники высоко оценят то, что ты называешь Коран Библией, - сказал Ингвар и потер шею. - Ты не можешь мне помассировать?

Она поднялась с безнадежной улыбкой, встала за ним, прислонившись к духовке, и положила руки ему на плечи.

Он был таким широким, таким сильным, мускулы прощупывались твердыми связками под удивительно мягкой кожей. Именно то, что он такой большой, поначалу и привлекло ее, она была очарована человеком, который весит сто пятнадцать килограммов и при этом совершенно не выглядит толстым. Когда они начали жить вместе, она старалась сделать его стройнее. Ради твоего же здоровья, говорила она - и сдалась через три недели. Ингвар не злился из-за того, что ему приходилось меньше есть, нет, - он приходил в отчаяние. Когда однажды вечером он вытер что-то, что могло быть и слезой, с тарелки с нежирной жареной треской, одинокой картофелиной и двумя приготовленными на пару ломтиками моркови, а потом ушел в ванную и оставался там до конца ужина, она прекратила усилия. Он ел все с маслом, почти все с соусом и считал, что обычный ужин всегда должен заканчиваться десертом.

- Еще, конечно, рано говорить, - сказала Ингер Йоханне, растирая мышцы между лопатками и позвоночником, - но ты бы поостерегся принимать как данность то, что речь идет об одном и том же убийце.

- Да мы не принимаем, - простонал он. - Еще! Чуть выше! Если совсем честно, то одной этой мысли достаточно, чтобы испугать меня до смерти. Я имею в виду... Оох, вот тут, да.

- Ты имеешь в виду, что, если речь действительно идет об одном и том же убийце, вы должны ожидать новых убийств, следующих жертв? - спросила Ингер Йоханне.

Его спина напряглась под ее руками. Ингвар распрямился, мягко отодвинул Ингер Йоханне в сторону и опустил рубашку. Из гостиной, будто легкие всхлипы, доносилось дыхание Рагнхилль, кот под окнами, очевидно, искал себе невесту у стены дома. Его нытье прорезало вечернюю тишину, и Ингер Йоханне показалось, что она слышит запах кошачьей мочи даже здесь, на втором этаже.

- Я ненавижу этих полудиких животных, - сказала она и села.

- Ты можешь мне помочь? - спросил Ингвар проникновенно, но весьма настойчиво. - Ты улавливаешь какие-нибудь общие черты?

- У меня слишком мало данных, ты же понимаешь. Мне нужно увидеть... Мне нужно... - Она разочарованно рассмеялась и развела руками. - Конечно, я не смогу вам помочь. У меня на руках новорожденный ребенок! Я в декретном отпуске! Понятно, что мы можем обсуждать все случившееся...

- В этой стране нет никого, кто разбирался бы в психологии преступника так хорошо, как ты. Здесь нет настоящих профайлеров, и мы...

- Я никакой не профайлер, - вспыльчиво возразила она. - Сколько раз я могу это повторять? Я смертельно устала от...

- Ладно, - прервал он и примирительно поднял ладонь. - Но ты все-таки чертовски много знаешь о профилировании для человека, который не является профайлером. И я не знаю никого, кроме тебя, кто учился бы в ФБР у одного из самых умных...

- Ингвар!

Вечером накануне их свадьбы он торжественно и клятвенно, положа руку на сердце пообещал никогда не спрашивать Ингер Йоханне о ее прошлом в ФБР. Они ужасно, бешено ссорились, она говорила слова, в умении употреблять которые он никогда раньше ее не заподозрил бы, он пришел в откровенную ярость, оттого что никогда не узнает о важной части ее жизни.

Но она не хотела ею делиться. Никогда и ни с кем. Дело было в том, что юная студентка психологии в Бостоне получила шанс участвовать в одном из профайлерских курсов Федерального бюро расследований. Лектором был Уоррен Сиффорд, ставший легендой еще тогда, когда ему было пятьдесят, обязанный этим как своим способностям, так и неудержимой склонности завоевывать сердца многообещающих студенток. Они называли его The Chief - Вождь, и Ингер Йоханне доверилась этому вождю, который был почти на тридцать лет ее старше. Постепенно она стала все больше верить в свою необычность. В то, что она избрана, и им, и ФБР, и что он, конечно, разведется со своей женой, как только дети немного подрастут.

Все пошло наперекосяк. Когда она это поняла, чуть не рассталась с жизнью. Тогда она села на первый самолет в Осло, три недели спустя начала изучать право в университете и сдала государственный экзамен в рекордные сроки. Имя Уоррена Сиффорда она пыталась забыть в течение тринадцати лет. Время, проведенное на курсах ФБР, месяцы с Уорреном и катастрофа, приведшая к тому, что Вождя в качестве наказания на полгода засадили за канцелярскую работу, пока все не будет забыто, - все это было отдельной главой в ее жизни, о которой она время от времени вспоминала, нехотя и всегда с ужасом, но о которой никогда, ни при каких обстоятельствах не хотела говорить.

Проблема была в том, что Ингвар был знаком с Уорреном Сиффордом. Последний раз они встречались прошлым летом, когда Ингвар участвовал в международном полицейском слете в Новом Орлеане. Когда он вернулся домой и мимоходом упомянул за обедом имя Уоррена, Ингер Йоханне разбила в припадке бешенства две тарелки, после чего выбежала в комнату для гостей, закрыла за собой дверь и плакала до тех пор, пока не заснула. В течение последующих трех дней он не услышал от нее ничего, кроме слов "да" и "нет".

Теперь он снова подошел угрожающе близко к тому, чтобы нарушить свое обещание.

- Ингвар, - резко повторила она. - Don't even go there!

- Успокойся. Если ты не хочешь помогать - не будешь. - Он откинулся на спинку стула и равнодушно улыбнулся. - В конце концов, это не твоя проблема.

- Перестань, - устало сказала она.

- Перестать что? Я просто констатирую факты. Это не твоя проблема, что известные женщины найдены убитыми и изувеченными в одном из окраинных районов Осло.

Он опустошил бокал и поставил его на стол, стукнув немного громче, чем следовало бы.

- У меня дети, - убеждающе сказала Ингер Йоханне. - У меня постоянно требующая внимания девятилетняя дочь и двухнедельный младенец. Мне хватает дел и без того, чтобы взять на себя большую ответственность в сложном расследовании убийства.

- Ладно. Ладно, я же говорю. - Он резко встал и достал две десертные тарелки из кухонного шкафа. - Фруктовый салат, - сообщил он. - Будешь?

- Ингвар, ну правда. Сядь, пожалуйста. Мы можем... Я, конечно, согласна разговаривать о твоих делах. Вот так по вечерам, когда дети спят. Но мы с тобой оба прекрасно знаем, что работа профайлера требует множества усилий и времени, так что...

- Знаешь что, - прервал он, ставя на стол тарелку со взбитыми сливками так резко, что сливки разбрызгались. - Смерть Фионы Хелле - непростое дело. Трагическое. Мама маленького ребенка, жена, слишком молодая для того, чтобы умирать. У Вибекке Хайнербак детей, как известно, не было, но мне все равно кажется, что двадцать шесть лет - это рановато для смерти. Но бог с ним. Люди умирают. Людей убивают.

Он потер переносицу, у него было ровный прямой нос, ноздри которого выразительно подрагивали в тех редких случаях, когда он по-настоящему злился.

- Людей, черт побери, в этой стране убивают каждый второй день, - продолжил он. - Это меня возмущает, это... это меня... пугает... - Он остановился, удивленный собственным выбором слов, и повторил: - Пугает. Я боюсь, Ингер Йоханне. Я ничего не понимаю в этих делах. Но в них столько похожего, что единственное, о чем я могу думать, это...

- Когда убьют следующую жертву? - помогла Ингер Йоханне, поскольку он опять не смог закончить предложение.

- Да. И поэтому я прошу о помощи. Я понимаю, что многого требую. Знаю, что тебе хватает дел с Кристиане, и Рагнхилль, и твоей мамой, и домом, и...

- Хорошо.

- Что?

- Я согласна. Я посмотрю, что у меня вообще может получиться.

- Правда?

- Да. Но тогда мне нужны все факты. По обоим делам. И мы должны условиться прямо сейчас: я могу отказаться, когда захочу.

- Когда захочешь, - кивнул он утвердительно. - Я тогда... Я могу вызвать сейчас такси, съездить на работу и...

- Уже почти половина одиннадцатого.

Хоть ее смех и звучит робко, но все-таки она смеется, подумал Ингвар. Он внимательно всматривался в ее лицо, пытаясь отыскать следы раздражения, но видел только ямочки на щеках и продолжительный искренний зевок.

- Пойду посмотрю на детей, - сказала Ингер Йоханне.

Ему нравилось наблюдать за тем, как она ходит. Она была стройная, но не худая. Даже сейчас, спустя всего две недели после родов, она двигалась с мальчишеской проворностью, которая заставляла его улыбаться. Бедра были узкие, плечи прямые. Когда она наклонилась к Рагнхилль, волосы мягко упали ей на лицо. Она заправила их за уши и что-то сказала. Рагнхилль легко посапывала.

Он прошел за ней в комнату Кристиане. Она осторожно открыла дверь. Девочка спала ногами на подушке и размеренно дышала, одеяло лежало под ней, укрывалась она пододеяльником. Комнату наполнял легкий запах сна и чистого постельного белья. Ингвар обнял Ингер Йоханне.

- Ну что? Ведь получилось, - прошептала она, и он слышал, что она улыбается. - Магия сработала. Спасибо.

- За что?

Ингер Йоханне не ответила. Ингвар не отпускал ее. Беспокойство, которое она пыталась подавить целый вечер, вновь охватило ее. Она почувствовала его приближение еще днем, когда Ингвар позвонил, чтобы коротко объяснить, почему он опаздывает; однако тогда ей удалось на время отвлечься. Она всегда была такой беспокойной. Она беспокоилась из-за детей; из-за мамы, которая в свою очередь волновалась об отце - у него был уже третий сердечный приступ, и он не всегда мог вспомнить, какой сегодня день; из-за своих исследований, хотя не была уверена, что когда-нибудь к ним вернется. Из-за кредита на дом и неисправных тормозов на машине. Из-за безалаберности Исака и войны на Ближнем Востоке. Причины находились всегда! Днем она открыла одну из своих многочисленных медицинских книг, чтобы узнать, являются ли белые пятнышки на передних зубах Кристиане симптомом того, что она пьет слишком много молока, или какого-то другого нарушения в питании. Беспокойство, угрызения совести и чувство неуспеха - для нее это было нормальное состояние, с которым она постепенно научилась жить.

Но тут было что-то другое.

В полумраке, чувствуя спиной тепло тела Ингвара, прислушиваясь к почти неслышному дыханию спящего ребенка - напоминаниям о каждодневном счастье и защищенности, - она силилась определить источник тревоги, которую ощущала, источник чувства, будто она знает что-то, чего никак не может вспомнить.

- Что с тобой? - прошептал Ингвар.

- Ничего, - тихо ответила она и, выйдя, осторожно закрыла за ними дверь в детскую.

Она уже много лет не решалась пробовать в самолете кофе, но в этот раз по салону распространялся поистине восхитительный аромат.

Стюард, который обслуживал ее ряд, весил, должно быть, больше ста килограммов. Он потел, как свинья. И хотя неаппетитные темные круги пота на светлой ткани рубашки должны были бы ее раздражать, мужчина стюард ее всем устраивал. Однако если быть совсем честной, она предпочитает более женственный тип, размышляла высокая, сильная женщина, смотревшая на юго-запад через свое панорамное окно на холме над Вильфранш-сюр-Мер. Как правило, стюарды ходят, как-то по-особенному раскачиваясь, как геи, к тому же пользуются парфюмом, который больше напоминает по-весеннему свежие дамские духи, чем мужской одеколон. Этот кабан со светло-рыжей гривой был, право, заметным исключением. При других обстоятельствах она бы не обратила на него внимания, но запах кофе выбил ее из колеи. Она три раза просила принести ей последнюю чашечку-и улыбалась.

И вино сейчас ей тоже нравилось.

Она наконец-то выяснила, что цены на алкоголь, которые устанавливает норвежская государственная монополия, после того как вино со всеми предосторожностями доставляют в Норвегию, несмотря на наценку, остаются практически такими же, как здесь, на любой винной ярмарке в старом городе. Непостижимо, усмехнулась она, и тем не менее это так. После обеда она откупорила бутылку, за которую заплатила двадцать пять евро, и выпила бокал. Лучшего вина, пожалуй, ей никогда пробовать не доводилось. Продавец в магазине заверил ее, что оно не утратит своих достоинств, даже если постоит пару дней в открытой бутылке. Она надеялась, что он окажется прав.

Все эти годы, думала она, гладя себя по волосам, все эти проекты, которые никогда не приносили ей ничего, кроме денег и отвращения! Все эти знания, которые всегда использовались только для того, чтобы доставлять удовольствие другим!

Назад Дальше