* * *
Роман, так и не уснувший в эту ночь, лежал на спине и неподвижным взглядом смотрел в грязный потолок. Не спали и другие обитатели камеры. После того как четверо вертухаев, проклиная Лысого, который испортил им спокойную ночь, вынесли из камеры труп, братки некоторое время вспоминали в темноте положительные стороны усопшего, но, поскольку их по понятным причинам было не так уж и много, то разговор быстро закончился и наступила тишина. Однако никто не спал, и когда в камере зажгли свет, Роман увидел, что все остальные лежат, как и он сам, на спине и сверлят глазами потолок.
Мысли у Романа были самые что ни на есть мрачные.
Стоило ему обрести какую-никакую надежду после того, как Лысый пообещал посодействовать ему в судьбе Арбуза, как все рухнуло. Смерть Лысого была последней каплей, и Роман пал духом.
Все.
Арбуз теперь пропадет ни за что, а сам Роман…
Что будет с ним, одному богу известно, но, наверное, мало не покажется.
Вряд ли те люди, которые организовали ему арест и пресс-хату, отступятся от своих намерений. Если это "Воля народа", а кроме нее, некому, то Роману крышка. Эти ребята просто так с него не слезут. Слишком много крови попортил им Роман. А если посчитать деньги, которые из-за него потеряла эта подпольная организация, то Роман в их глазах заслуживает четвертования, повешения, посажения на кол и гильотины. А до этого - весь остальной средневековый наборчик - иголки под ногти, пытка огнем, сдирание кожи со спины и прочие радости.
Роман представил, как мрачные чиновники говорят между собой: ну, раз с пресс-хатой ничего не вышло, придется его отпустить. От такой глупости Роману стало смешно, и он истерически захихикал.
- Ты чо? - испуганно спросил один из братков.
- Да так, - Роман усилием воли подавил дурацкий смех, - это у меня просто слегка крыша поехала. Если начну по стенкам прыгать, вяжите меня крепко, только вертухаев не вызывайте.
- А чо, с тобой такое бывает? - обеспокоенно поинтересовался браток.
- Пока не было, - ответил Роман, - но тут, понимаешь, такое дело… Получается, что Лысый мог мне помочь, а теперь - сам видишь. Лысый на небесах, а я в "Крестах". И никто не узнает, где могилка моя. А кроме того, пропадет один хороший человек.
- Ну, тут уж как выйдет, - философски произнес браток, - а ты все-таки это, поспокойнее, не бесись.
- Ладно, попробую, - ответил Роман и закрыл глаза.
И тут же, к своему удивлению, почувствовал, что засыпает.
* * *
Разбудил Романа ставший уже знакомым лязг ключа в двери.
Открыв глаза, он потянулся и, повернувшись на бок, увидел в дверях все того же Тарасыча и двух стоявших за его спиной молодых вертухаев.
- Пошли, певец. С вещами, - сказал Тарасыч.
- А у меня и вещей-то нет, - ответил Роман, поднимаясь с койки.
- Тогда без вещей, - сказал Тарасыч.
Потянувшись, Роман встряхнулся и спросил:
- Ну и куда на этот раз?
- Увидишь, - усмехнулся Тарасыч. - Попрощайся с братками.
- А что, уже расстрельная команда прибыла? - поинтересовался Роман, закурив сигарету из чьей-то пачки, лежавшей на столе. - Последний парад наступает?
- Парад ему… - проворчал Тарасыч. - Кончай болтать, пошли.
Вертухаи за его спиной нетерпеливо переступили с ноги на ногу, и Роман, вздохнув, сказал:
- Покедова, братки! Если не вернусь, считайте меня…
- Хорош языком чесать, - сказал Тарасыч и потянул Романа за рукав.
Выйдя в коридор, Роман заложил руки за спину и зашагал в указанном направлении. Через несколько минут, пройдя через множество решетчатых дверей в сопровождении трех вертухаев, которые подсказывали, куда свернуть, он оказался во дворе, затем в проходной и наконец, к своему великому удивлению, на Арсенальной набережной.
Ярко светило солнце, по Неве проплывал белый пароходик, с которого доносилась праздничная музыка, а напротив "Крестов", опершись локтем на гранитный парапет, в позе скучающего щеголя стоял толстый и наглый Лев Самуилович Шапиро.
Лёва Шапиро, вечный директор Романа Меньшикова.
Переход от вонючей и темной камеры к ясному солнечному дню был настолько неожиданным, что Роман перестал понимать, что происходит.
Только что, то есть два дня назад, его приволокли в "Кресты" и без всяких объяснений и бюрократических проволочек засадили в камеру. Просто с улицы - и сразу в камеру. Потом прессхата, далее - неожиданная смерть Лысого, и раз!
Пинком под зад - и на улицу.
Его просто выставили из "Крестов", как напившегося алкаша из пивбара.
Бред какой-то…
- Ну и что? - донесся с противоположной стороны дороги голос Шапиро. - И долго ты будешь там стоять? Может быть, хочешь попроситься обратно?
Роман взглянул на Шапиро и, посмотрев, как положено, - сначала налево, а потом направо, - перешел дорогу.
- Здорово, зэк! - радостно провозгласил Шапиро, протягивая Роману пухлую ладонь.
- Здорово, кровопийца, - ответил Роман, пожимая руку Шапиро и чувствуя, как окружающее снова приобретает свойства натуральной реальности.
- Что-то вид у тебя не очень-то жизнерадостный, - без особого огорчения заметил Шапиро. - Поехали-ка перекусим.
- Вообще-то для начала я бы помылся, - сказал Роман.
- Ну так мы к тебе и поедем, там и помоешься, и похаваешь, - Шапиро взял Романа под руку и повел его к стоявшему в сторонке серебристому джипу с затененными стеклами.
- Это чья машина? - поинтересовался Роман.
- Моя, - гордо ответил Шапиро. - Куплена на честно заработанные тобой деньги.
- Ах ты сволочь! - возмутился Роман, залезая в джип. - Я, значит, на нарах парюсь, а ты себе джипы покупаешь?
- Я, в отличие от тебя, не могу позволить себе шататься по всяким сомнительным местам вроде этих "Крестов". Мне делами заниматься надо.
- Ну, негодяй! - Роман усмехнулся. - Какой же ты негодяй!
- А если я негодяй, - ответил Шапиро, усаживаясь за руль, - то что же ты меня не выгонишь? Взял бы себе директором какого-нибудь Сидорова…
- Нет уж, - сдался Роман, - мне другого не нужно.
- Вот! - Шапиро поднял толстый указательный палец. - Вот она, истина! А раз не нужно, то и не чирикай.
Шапиро осторожно отъехал от поребрика и резко дал газу.
- Эй, ты поаккуратнее! - запротестовал Роман. - Ты что, хочешь меня угробить?
- Ни в коем случае, - ответил Шапиро, ловко объезжая зазевавшийся "Мерседес", - ты мне пока что живой нужен. Разве что потом, когда перестанешь писать песни…
* * *
Оказавшись дома, Роман первым делом пошел в душ, а Шапиро направился к холодильнику и, открыв его, достал бутылку пива.
- Отвали! - сказал он вертевшемуся у ног Шнырю, - тебя я сегодня уже кормил.
В это время раздался звонок в дверь, и Шапиро в сопровождении Шныря отправился открывать. Посмотрев в глазок, он усмехнулся и отпер дверь.
На лестничной площадке стояли Лиза и Боровик.
- Заходите, гости дорогие, - нараспев произнес Шапиро и оступил в сторону, - хозяин изволит принимать душ, а я тут один как перст…
- Как перст в носу, - добавила Лиза, проходя в квартиру.
- Или как перст еще в одном месте, - сказал Боровик, входя следом за ней.
Пожав руку Шапиро, Боровик прошел в комнату, а Лиза, подойдя к двери в ванную, приложила губы к щели и сказала:
- Ромка, я пришла!
- Ага! - донеслось из ванной. - Сейчас я смою с себя тюремную нечисть и выйду.
- Можешь не торопиться, - ответила Лиза, - я тут пока кухонными делами займусь.
Шапиро широко улыбнулся и сказал:
- Зрелище, радующее душу, - женщина на кухне.
Лиза угрожающе посмотрела на него и ответила:
- Зрелище, радующее женщину, - Шапиро на полу с головой, разбитой чугунной сковородкой.
- А у него нет чугунной сковородки, - радостно воскликнул Шапиро, - у него они все тефлоновые, а тефлоновой сковородкой можно разве что Шныря прибить.
Шнырь, услышав свое имя, открыл рот и громко мяукнул.
- Отвали, - повторил Шапиро, - ты сегодня и так уже две банки "Вискаса" сожрал.
* * *
- Я ровным счетом ничего не понимаю, - сказал Роман, накладывая на тарелку жареную рыбу. - Позавчера меня схватили на улице и без разговоров посадили в камеру. Заметьте, при этом я не увидел ни одной бумажки. Вообще ни одной. Я не разбираюсь в этом, но должен же быть какой-то ордер на арест, какой-то протокол задержания, потом в "Крестах" - сдал, принял, опись, протокол… А тут - прямо как в средние века: хвать - и в темницу! А потом - пошел вон. Черт знает что!
- Ну, кое в чем ты прав, - ответил Шапиро. - Во-первых, ты действительно ничего не понимаешь и ни в чем не разбираешься. И насчет средних веков - справедливое замечание.
Он зацепил из вазочки полную ложку хрена и ляпнул его на свою тарелку.
- Несколько лет назад, в одной статье, написанной, очевидно, умным человеком, кстати, его фамилия - Дымшиц…
- Ну понятно, - ядовито усмехнулся Роман, - если Дымшиц, то несомненно умный.
- Твои антисемитские наклонности мне давно известны, - парировал Шапиро, - и поэтому я не обращаю внимания на эти жалкие беззубые выпады. Между прочим, как ты думаешь, может ли быть умным человек с фамилией Забодайкорыто? Или, например, Козодралов?
- Таких фамилий нет, - сказала Лиза, - это только в фельетонах бывает.
- А вот и неправда ваша, - ответил Шапиро, - специально принесу умную книгу, в которой проводится анализ фамилий и соответствие их умственным способностям людей.
- Ага, - хмыкнул Роман, - а написал ее не иначе как какой-нибудь Гольдштейн.
- Ничего подобного, - Шапиро поджал губы, - ее написал Лурье.
Все засмеялись, а Шапиро надулся и сказал:
- Не буду ничего рассказывать. Ну куда я попал? Кругом одни гои, и каждый хочет уязвить бедного еврея…
- Ладно, бедный ты наш, кончай прибедняться! - Роман положил себе еще рыбы. - Мы внимательно тебя слушаем. Так что там этот Лившиц?
- Не Лившиц, а Дымшиц, - Шапиро вздохнул. - Да-а-а… Так вот. Сама статья - ничего особенного, обычный анализ происходящего, сейчас такие анализы делают все, кому не лень. Но одна фраза! Совершенно гениальная фраза. Он сказал: взяточничество и протекционизм в России сегодня находятся на феодальном уровне. На феодальном, понимаешь?
- Ну, понимаю, - кивнул Роман.
- Ни хрена ты не понимаешь, - Шапиро махнул рукой, в которой была зажата вилка, и Боровик инстинктивно отстранился. - Ведь этот Дымшиц сказал только про взяточничество и протекционизм, но из этого логически вытекают все прочие феодальные штучки. Например, то же телефонное право. Вот ты удивляешься, как это тебя без соблюдения всяких формальностей упекли в "Кресты", а потом так же элементарно выставили за дверь. Удивляешься?
- Удивляюсь, - согласился Роман.
- Вот. А ведь это так просто! Иван Иваныч позвонил Петру Петровичу и попросил его об услуге. Тот, в свою очередь, передал эту просьбу кому следует, потом дальше, еще дальше - и готово дело: Роман Меньшиков сидит в камере. Все повязано, подмазано, заметано и покрыто. И никаких бумаг. На бумаге существует только закон. А про закон в нашей стране ты можешь забыть. И выпустили тебя точно так же - без всякого там закона. По телефонному звонку. И не было в "Крестах" никакого Меньшикова! Это всем просто приснилось. Понял?
- Ну, понял, - Роман вздохнул. - А откуда же пошли те звонки, по которым меня выпустили?
- Вот! - Шапиро воздел палец, похожий на большого опарыша. - Вот где собака порылась!
- Ну и где же она порылась? - спросила Лиза, которая с интересом слушала разглагольствования Шапиро, не забывая, впрочем, про жареную рыбу.
- Только ради вас, юная фройляйн, - умильно прожурчал Шапиро, повернувшись к ней, - только из восхищения вашей молодостью и красотой я расскажу историю освобождения ничтожного паяца из мрачной темницы. Сам он в силу своей ограниченности и самоуверенности просто не в состоянии оценить преданность и верность своего директора, который, не щадя своего кошелька и самой жизни, вступился за жалкого исполнителя блатных куплетов, попавшего в переплет.
- Красиво излагаешь, собака! - Роман восхищенно покрутил головой. - Только держи свои толстые руки подальше от молодой и красивой юной фройляйн.
- Больно надо! - ответил Шапиро, посмотрев на свои руки. - Между прочим, руки у меня вовсе не толстые. Они - большие.
- "А для чего тебе такие большие руки? - спросила Дюймовочка", - вставил реплику Боровик.
- Какая Дюймовочка?! - Шапиро схватился за голову. - Боже ж мой, куда я попал!
Лиза звонко захохотала, а Роман, укоризненно посмотрев на Боровика, сказал:
- Саня, я понимаю, в уставе спецслужб этого нет, но там была не Дюймовочка, а Красная Шапочка.
- Какая разница, - Боровик небрежно отмахнулся, - мне все одно - что Дюймовочка, что Красная Шапочка или, например, Марья Царевна. Сказки!
- Сказка - ложь, да в ней намек, - назидательно произнес Шапиро. - Но я не понял, вы будете меня слушать или нет?
- Будем, - заверил его Роман и налил себе пива. - Давай грузи!
- Грузи… - проворчал Шапиро. - Что за выражения! Ну да ладно. Я не буду расписывать в красках, с какими трудностями мне пришлось столкнуться, скажу только, что они были. Между прочим, у Шапиро тоже имеются связи, только он не треплется о них на каждом углу… В общем, имея представление о твоих делах, старый Шапиро сразу смекнул, откуда ветер дует, и предпринял соответствующие действия. Результатом этих действий стало то, что один из сидящих в "Крестах" уголовников немедленно взял на себя участие в организации побега известного нам Чернова, а несколько чиновников из тех же "Крестов" так же немедленно оформили его признание и перевели все стрелки, в результате чего Роман Меньшиков оказался никому не нужен. Но не все так просто. В цепочке, ведущей к заказчику, а именно, к "Воле народа", нужно было найти звено, которое взяло бы на себя ответственность за неисполнение заказа. И такое звено нашлось - ни много ни мало сам начальник "Крестов". Естественно, каждому из тех, кто организовал твое освобождение, пришлось заплатить…
- И сколько ты раздал?
- Сто сорок тысяч долларов, - радостно ответил Шапиро.
- Ладно, вычти из моих гонораров, - покладисто произнес Роман.
- Так ведь уже вычел! - еще более радостно воскликнул Шапиро.
- Вот свинья! - засмеялся Роман. - Он уже вычел!
- А ты как думал? - удивился Шапиро. - Я же не мог позволить себе сделать тебя своим должником.
- Скажи лучше, что не мог позволить себе потратить собственные деньги на своего же кормильца и поильца.
- А хоть бы и так, - высокомерно произнес Шапиро. - Может быть, ты хочешь, чтобы они вернули деньги и забрали тебя обратно?
- Ладно, ладно, - засмеялся Роман, - будь потвоему. Я даже готов по достоинству оценить твою заботу обо мне и всенародно принести тебе благодарность.
- Ну давай, приноси.
Шапиро приосанился и посмотрел на Романа сверху вниз.
Роман усмехнулся, налил себе рюмку водки и встал.
- Уважаемый Лев Самуилович! - торжественно произнес он. - От имени себя лично, а также от имени присутствующих здесь моей любимой женщины и моего лучшего друга сердечно благодарю вас за спасение меня из грязных и кровожадных рук неизвестных злодеев.
Он подумал и добавил:
- Азохен вэй!
- При чем здесь азохен вэй? - удивился Шапиро. - Впрочем, не важно. Благодарность принимаю. Кто бы мне водки налил?
- А сам что - уже не можешь? Твои большие руки устали двигаться?
- Вообще-то могу, - Шапиро пожал плечами и взялся за бутылку.
Налив себе, Лизе и Боровику, Шапиро встал и сказал:
- Аллаверды! Я с трудом сдерживаю скупую мужскую слезу, слушая твои проникновенные слова. Поэтому - будь здоров, скотина!
- И тебе того же, животное! - ответил Роман.
Чокнувшись, все выпили, и Роман снова сел в кресло.
Шапиро задумчиво повертел рюмку в пальцах, будто желая добавить что-то к сказанному, но тоже опустился на свое место.
- Ну, что же, - Роман взял сигарету и закурил, - к вышесказанному добавлю только, что в "Крестах" я успел побывать в пресс-хате, и, как видите, без ущерба для себя, а также стать свидетелем безвременной кончины немолодого зэка по кликухе Лысый. Вот такие новости.
- Лысый? - Боровик прищурился. - Погодика… У него еще на правой руке наколка необычная - теорема Пифагора. Верно?
- Верно, - кивнул Роман. - А что такое? Ты его знаешь?
- Да так, ничего особенного, - отмахнулся Боровик. - Давай дальше.
- Дальше? - Роман нахмурился. - А дальше, господа хорошие, пора возвращаться к нашим баранам. А именно - к лучшим друзьям. Арбузто так у воров под стражей и сидит!
- Наконец-то! - усмехнулся Боровик. - А я думал, вспомнишь ты о нем или нет.
- Ну и дурак, что думал такое, - отрезал Роман. - Вот уж не ожидал от тебя!
- Ладно, - Боровик примирительно поднял ладони. - Ну так что, есть у тебя мысли по этому поводу?
- Мысли есть, как не быть… - Роман задумчиво посмотрел в окно. - Сходняк, стало быть, послезавтра. Значит, у нас имеется еще полтора дня…