2
Ее поместили в прекрасной комнате для гостей с видом на парк. Роскошная мебель, на стенах английские гравюры. Каждый день ее будет навещать врач, на кухне специальный повар стряпает особо питательные кушанья строго по указаниям врача. Старая госпожа Риссиг, хрупкая дама лет шестидесяти, сидела у изголовья больной и читала вслух.
- Почему ты не с гостями? - удивился Георг Риссиг. Красл чувствовал, что барон едва сдерживает раздражение. - Ради тебя там исполняют Моцарта….
- Я не могу слушать музыку в обществе твоих друзей, Георг, - сказала пани Риссиг задумчиво. Словно не расслышав реплики матери, Риссиг представил Красла. Альбинка встретила его улыбкой. Все здесь очень к ней внимательны. Пани Риссиг обещала устроить Альбину в пансион в Броде. Она станет барышней…
- Мы здесь всем помогаем… - скромно сказала пани Риссиг.
- Но главным образом нашим друзьям и их детям. Ведь Павлата тоже был своего рода маленьким Риссигом, - усмехнулся Георг. - На чешский лад! Он бы далеко пошел, имел уже приличный доход.
Казалось, что теперь-то уж Красл может уехать со спокойной совестью. Альбина пристроена, убийца раскрыт. Деньги на памятник можно передать учителю, а в Праге обо всем доложить доктору Х.
- Ганку мы поймаем, - словно угадывая мысли Красла, произнес фабрикант. - Будьте спокойны, не оставим отравителя на свободе. Я уже потолковал с полицейским комиссаром. Завтра он доложит о результатах. А в Праге вы расскажите о наших трудностях. Надо не только сваговские выстрелы услышать, надо узнать, что их вызвало! Поверьте, такие ситуации скоро начнут возникать по всей стране, если правительство не наведет порядок своими средствами.
Пани Риссиг пригласила Красла послушать концерт. Но Георг советовал поспешить к пражскому поезду. Предложил собственную карету, чтобы поскорее добраться до Железного Брода.
- После сегодняшнего случая я бы на вашем месте ни за что не остался в поселке! Улана я вам выделить не могу, оружия у вас нет. Так что попрощайтесь с Альбиной - и в путь. Можете навестить ее, когда она будет в пансионе. Торжественно обещаю, что мы позаботимся об этой девочке.
Так Красл и не повидал гостей Риссига.
- Вы добрый человек, учитель, - растроганно прощалась с ним пани Риссиг. - Бог воздаст вам! Возьмите-ка на дорогу… - и вручила ему какую-то немецкую книжку. Стихи, наверное, Красл машинально сунул ее на сиденье в карете. Немецкой литературой он не интересовался.
- К трактиру! - крикнул он кучеру, помахал Риссигу, который лично - какая честь! - вышел проводить его до ворот.
3
Но далеко они не уехали. Завернув к поселку, карета, наткнувшись на что-то, перекосилась на одну сторону и остановилась: правое колесо отскочило. Кони перепугались. Кучер, спрыгнув с облучка, взял их под уздцы. Красл осторожно выбрался из кареты. Соскочившее колесо укатилось далеко вниз, к фабричному пруду. Хотя авария наделала достаточно шума, окна соседних домов остались закрытыми, никто не появился в дверях. Учитель расстроился. Кучер его провожать не пойдет, он отправится в замок за подмогой. Поднимать крик, звать на помощь - стыдно.
- Я пойду на конюшню, - сказал кучер, отпрягши коней. - Вы здесь будете ждать?
- Нет, я пойду в трактир…
Предстояло пройти самый худший участок пути. Красл ждал, что вот-вот снова полетят камни, раздастся свист злоумышленников. Он не обратил внимания на старого рабочего, уже сгорбленного, шедшего навстречу прямо по середине дороги.
- Добрый вечер, пан учитель…
Красл вздрогнул.
- Вы меня знаете?
- Ярек мне говорил о вас.
- Какой Ярек?
- Ярек Голан.
- Не знаю такого - Краслу почудилось недоброе. Он испуганно огляделся вокруг и увидел, что из тени выступил еще один рабочий, помоложе и повыше, одетый в заплатанную куртку, в кепке. Он походил на сотни других рабочих, выделяясь лишь чубом ярко-золотистого цвета. Понятно, почему напугалась Альбина, найдя возле мертвого отца пучок русых волос.
- Я Голан, - сказал он.
- Как вы выбрались из тюрьмы?
- А он убежал два месяца назад, - засмеялся рабочий постарше. - Никто с Яркой не совладает!
- Нам надо поговорить с вами, пан учитель.
- Зачем? Я тороплюсь. Еще опоздаю на поезд! И так я уже задержался здесь… - Голан-то совсем мальчишка, вчерашний школьник. На таких Красл умел прикрикнуть. - Не смейте меня задерживать!
- Пожалуйста, пан учитель… - Никто не побежал за Краслом, не подставил подножку, не нагнулся за камнем. Пройдя несколько шагов, он остановился.
- Сначала чуть не убили, теперь говорить хотите!
- Это не мы, пан учитель, - неторопливо подошел к нему Ярек. - Мы не носим оружия, иначе нам виселица обеспечена.
- Кто же тогда стрелял?
- Вот это мы и хотим выяснить, пан учитель.
- Но я-то при чем?
- Вы выяснили много интересного. Помогли нам.
- Вам? Мало вам было расстрела, хотите еще убивать и травить?
- Это не мы, пан учитель, - упрямо повторил Голан. - Ганка нам враг!
- Первый раз слышу!
- Так ведь сам он помалкивает, мало кто знает, что он выступал главным свидетелем обвинения на суде в Болеславе. Дал ложную присягу. Он ведь агент Риссига!
- Ганка - агент Риссига? Не может быть! - Ошеломленный новостью, Красл покорно пошел к ближайшему дому, на чердаке которого прятался Голан. Здесь их поджидал еще один молодой рабочий. Это был Шойе, скрывавшийся уже около шести недель. Он свободно говорил по-чешски.
- Ну и смелый же вы! - отдал ему должное учитель. Они зажгли свечу, прикрыв ее бумажным фунтиком, уселись в полутьме на какие-то старые ящики. Краслу вспомнилось кресло у Риссига - в нем было помягче. Зато здесь спокойнее.
4
- Мы собрались тут из-за Ганки. Нет сил терпеть среди нас это дерьмо! Риссиг давно уже ему платит! У него везде свои люди: и на почте, и в полиции, но мы думали, что знаем всех хозяйских фискалов. Когда в Болеславе Ганка выступил против нас, мы прямо остолбенели. Вот когда поняли, почему он так агитировал за восстание, хотел всем ружья раздать, провокатор…
- Он говорил, что скрывается в лесу, полиция, мол, его разыскивает, - вспомнил Красл.
- Врал он, хотел втереться к вам в доверие.
- Не полиция, а мы его искали уже которую неделю…
- И знаете, где он "скрывается"? - усмехнулся Шойе.. - В Либерце, в квартале, где находятся самые роскошные виллы. Носит белый воротничок и служит фактором в одном из магазинов Риссига.
- Многими служащими Риссига могла бы поинтересоваться полиция. Могли бы, к примеру, заняться директором здешней фабрики. Когда он служил почтмейстером, он по просьбе Риссига выкрал служебную секретную бандероль с материалами, разоблачающими махинации фабричного начальства. С почты его выгнали. А Риссиг назначил его директором фабрики и выиграл процесс, ведь доказательства были у него! И Ганка, и директор спокойно ходят на службу. А мы ничего не можем сделать…
- Но на этот раз Ганка не улизнет! Ведь мы доказали, что он убийца. Но насчет Риссига вы ошибаетесь, ребята. Какая выгода ему убивать Павлату и травить его дочь…
- Это мы узнаем, если вы нам поможете, пан учитель.
- Это мне нравится! При чем здесь я?
- Хотя бы ради Альбины. Ведь если раньше Риссиг хотел отделаться от нее исподтишка, теперь она попала прямо в волчье логово! Вы должны спасти ее, пан учитель… - голос Голана дрогнул.
- Ах вот как, теперь я должен вам помочь? Отлично! Где же вы были раньше? Вам ни разу не пришла в голову мысль навестить бедную девочку хотя бы ночью? Она умирает от страха за своего Ярека, а он даже записку ей не напишет!
Голан тяжело вздохнул, вскочил, стукнувшись лбом об балку.
- Я же не знал, что с ней, было на самом деле, поймите! На Большой Холм она не явилась, все говорят - струсила. Ни с кем ни слова, я думал, значит, совесть нечиста…
- Потому и не пришел к ней, пускай сама разбирается? Странные у вас понятия о любви, молодой человек!
- Я не волен делать что хочу, пан учитель. Люди все замечают, и друзья, и недруги. Что бы обо мне подумали? Бегает за девушкой, которая предала стачку. Я вам так благодарен, что вы оправдали ее перед всеми! Теперь мы должны ее уберечь. А еще перед всеми властями разоблачить настоящего убийцу Павлаты, да и миллионера Риссига заодно! Раз гибель восьми рабочих им как с гуся вода, пусть ответят хотя бы за одного лавочника! Заранее обдуманное убийство, на этот раз им не выкрутиться…
- Но зачем Ганке было убивать его? И вы думаете, с ведома Риссига? Недавно я с ним разговаривал, - учитель потер слипавшиеся веки. - Это образованный человек, не может быть, чтобы он одобрял убийство.
- Вот во всем этом и надо разобраться!
- Но мне послезавтра надо быть в Праге.
- Это и Риссигу на руку.
- Как это, не понимаю?
- Зачем, вы думаете, он нанимал людей, чтобы вам писали анонимки, бросали камни, стреляли в воздух?
- А чего ради он предложил вам собственную карету? Он ничего задаром не делает! Хочет поскорее от вас избавиться да без помех расправиться с Альбинкой. Вы для него - свидетель, который становится не в меру любопытным…
- Но ведь четверть кончается. Кто за меня отметки выведет? - возражая, Красл чувствовал, что никуда он пока не уедет, не сможет!
- Значит, карета сломалась не случайно? - спохватился он вдруг.
Голан только усмехнулся:
- У нас есть свои люди на конюшне… - Теперь он уже не казался таким юным и неопытным.
VI. Почему был убит Павлата
1
Ганка жил в вилле, которую снимал у пана Иоганна Унтермюллера, отставного банковского служащего конторы Риссигов (у них был еще банк в Вене, который возглавлял брат Георга).
Учитель сидел в парке на скамейке уже с шести часов. Никто не обращал на него внимания. Прилично одет, значит, не относится к бедолагам, что пытаются здесь спать. Таких сторожа гнали беспощадно. Красл же был похож на мелкого чиновника еще и потому, что неутомимо что-то писал в тетрадке. Этим утром в либерецком парке он начал свои записки о деле Павлаты, которые позднее наделали столько шуму.
Он бы не узнал Ганку, если бы не тихий свист Шойе, который подметал на углу мостовую. Ганка шествовал как важный барин, в черном костюме, какого у Красла отродясь не было, в черной шляпе, в лайковых перчатках, щегольски помахивая тросточкой. Растерянный учитель не сразу поверил, что перед ним действительно бывший друг детства. Да, платье меняет человека, и, пожалуй, еще больше может изменить человека его собственное о себе мнение. Ганка не налеплял фальшивых усов или бакенбард, не носил повязку на глазу и все же был неузнаваем, как после фундаментальной пластической операции. Исчезло выражение подавленности, появился уверенный взгляд, довольство сытого и обеспеченного человека, который ничего не боится. Венчик седых волос приглажен бриллиантином, этакий элегантный обладатель солидной ренты на утреннем променаде. Красл заговорил с Ганкой только на людной улице и когда перед ним возник Голан, так что стало ясно, что новоявленный рантье не убежит.
- Простите, что вам угодно? - Ганка изобразил высокомерное удивление. - Это какая-то ошибка! Моя фамилия не Ганка, - он говорил с легким немецким акцентом, как это было модно. - Меня зовут Шмидт. Показать документы?
- Спасибо, не надо! - На Ганку словно бы случайно налетел Голан. - Брось ломаться и помалкивай. Шойе стоит за тобой.
- Но позвольте, господа…
- Конечно, позволим, - подтвердил сзади Шойе и с улыбкой обнял Ганку как старого знакомого. Прохожие не оборачиваясь шли мимо, такие встречи не интересуют людей, особенно когда они торопятся на работу.
- Наверное, тебе будет неприятно, если вдруг появится полицейский.
- Тебе тоже! - рявкнул Ганка, уже не притворяясь.
- Так давайте зайдем в ресторан, - предложил Красл, порядком струхнувший, хотя из всех четверых лишь его не разыскивала полиция.
Ганка с деланным равнодушием пожал плечами, в последний раз огляделся, как бы разыскивая кого-то, потом подчинился. В ресторане он заказал сытный завтрак: какао, яичницу, масло и джем. Остальные удовольствовались чаем. Они сидели в углу, одни во всем зале. Видимо, вчера здесь был танцевальный вечер, уборщицы снимали какие-то бумажные украшения, пахло табаком.
- Хороших ты себе подыскал союзничков, Красл, - заговорил Ганка. - С ними далеко пойдешь! А ведь я тебя предупреждал не один раз.
- Ладно, Ганка, не кривляйся! - Голан положил на стол могучую правую руку, медленно сжал кулак. - Предлагаем тебе союз.
- В тюрьме, что ли? - насмешливо поинтересовался Ганка и намазал рогалик толстым слоем масла. - Думаешь, не попадешься? Тебя ведь все знают, небось из Либерца не выпустят!
- Это уж мое дело.
Чувствуя, что назревает ссора, Красл решил вмешаться. Ему хотелось проявить себя проницательным, опытным заговорщиком.
- Слушай, Ганка, вот ты уже не раз говорил о богатстве, которое можно ухватить. За деньги Риссига ты хотел отравить Альбинку. Не знаю, требовал ли ты денег у Павлаты. Во время стачки… впрочем, это уже неважно, на этот раз ты погорел…
- Ничего мне не будет!
- Думаешь, Риссиг будет защищать тебя ради твоих прекрасных глаз? Дудки! Мы тебя выследили, расскажем рабочим в Свагове. А Риссига ты знаешь - плевать он теперь на тебя хотел!
- Пан барон держит свое слово, - сказал Ганка, но все-таки отложил намазанный рогалик в сторону и впервые посмотрел Краслу в глаза. - Чего ты, собственно, хочешь?
- Я теперь имею влияние на Альбину, - начал Красл, продолжая изображать интригана. - Могу с ней делать что хочу. Только еще не решил что.
Ганка усмехнулся.
- Подожди смеяться, мы с тобой поделимся, если скажешь нам все.
- А что именно?
- Мы возьмем тебя в нашу компанию, - сказал решительно Голан. - От Риссига теперь крейцера не дождешься. А с нами можешь тысячи заработать…
Ганка несколько раз нервно сглотнул слюну, а когда заговорил, голос его звучал сипло и взволнованно:
- Это вы серьезно? После всего, что было в Болеславе?
- Когда есть деньги, не страшны ни тюрьма, ни власти… Сбежим в Силезию или даже в Америку! Поможешь нам - простим тебе все! И ты можешь исчезнуть вместе с нами.
- Мы знаем, что Риссиг к своим агентам относится не лучше, чем к рабочим, - добавил Шойе. Ганка, похоже, не заметил шпильку, он уже обдумывал новые возможности.
- Сведения я дам Краслу дорогой. Здесь опасно, каждую минуту могут помешать. По пути договоримся и о следующей встрече. - Он вопросительно взглянул на Голана. Тот, в свою очередь, пристально смотрел ему в глаза, раздумывая, замышляет ли Ганка новое предательство или на сей раз ему можно поверить. С минуту оба молчали. У Красла вспотели ладони, потом ему это торжественное состязание взглядов показалось смешным и неуместным.
- Можешь мне верить, - сказал Ганка, первым не выдержавший эту игру, похожую на детские гляделки. - Можете мне верить, - его голос дрогнул, словно он признал превосходство Голана. - Мне ведь тоже несладко было там, на суде, можете мне поверить. Я бы с удовольствием испортил Риссигу всю игру, но я ничего не мог сделать. Честное слово, ребята…
Краслу показалось, что теперь он говорит откровенно. Голан молчал с таким видом, как будто присутствовал на торжественном экзамене. Лишь под конец произнес:
- Ну а теперь можешь идти. Прощай!
Красл оказался с Ганкой на улице. Тот повел его на безлюдную площадь перед костелом, где и поведал ему тайну Павлаты.
2
- Кто убил его, я не знаю. Во всяком случае, не я. И поверь мне, я сначала не знал, что ношу Альбине отравленную еду. Чувствовал, что-то не так, но пришлось подчиниться. Понимаешь, им известно, что я был анархистом. Откажись я - пришлось бы сесть на несколько лет! У них есть документ, что я участвовал в покушении на наместника в Праге. Тогда мне было всего восемнадцать лет. Вот почему я побоялся спросить, почему это бульон для Альбинки имеет такой странный привкус. Из-за этой старой истории я вынужден предавать товарищей. Ведь за покушение можно и на виселицу угодить.
- Ты хотел рассказать о Павлате.
- Вот именно. - Ганка, оглянувшись, затащил Красла в костел. После заутрени в храме никого не было. Церковный сторож гасил на алтаре свечи. Ганка зашептал, как на исповеди.
- Павлата тоже работал на Риссига.
- Не может быть!
- Вместе с вдовой Бреттшнайдер он скупал по деревням всякие домашние изделия, а потом доносил Риссигу, что где слышал. Доносы фабрикант оплачивал получше, чем товары. Он прямо-таки полюбил Павлату. Нас, осведомителей, в замок никогда не пускали, и с бароном мы сами не говорили, только через директора. А Павлату приглашали, допускали на тайные совещания. И так было до июня прошлого года. А потом вдруг - нате вам! - выходит приказ следить за Павлатой! Такая вдруг перемена! Причем, имей в виду, на рабочих сходках Павлата выступал и деньги доктору Х. в Прагу посылал с ведома Риссига.
- А ты не ошибаешься?
- Ничуть! Хозяева считали, что "Ульи" доктора могут успокоить рабочих. А Павлате они могли спасти лавку. Когда в июне произошла эта петрушка с Павлатой, мне сразу пришло в голову - может, Павлата завладел какими-то важными для Риссига документами. Ведь Риссиг сам когда-то выкрал в Англии образцы сатиновой и тибетской ткани, которые потом начал вырабатывать сам и тем разорил своих конкурентов. Я и подумал, что Павлата украл у Риссига какие-нибудь образцы. Но после того расстрела в марте директор вызвал меня и повел речь совсем о другом. - Ганка заговорил еще тише. - Велел мне выпытать у Альбинки, куда ее отец спрятал Золотого Будду.
- Кого? - от неожиданности Красл почти вскрикнул. Сторож неодобрительно взглянул в их сторону.
- Золотого Будду, - беззвучно повторил Ганка, быстро перекрестился и вывел Красла из костела.
- Но что это? Что это может быть? - спросил Красл в полном недоумении.
- Я бы тоже хотел знать. Уж сколько раз спрашивал у Альбинки, сколько раз обшаривал и лавку, и комнату, когда она спала, нигде и помина нет ни о каком Будде из золота! Мне кажется, сам директор тоже точно не знает, что это такое - то ли золотая статуэтка, то ли что другое: золотой самородок, сберкнижка под таким девизом. Одно ясно - из-за этого Будды Риссиг потерял покой. Если бы лавочник спер у него статуэтку, он послал бы к нему полицейских, и дело с концом! Значит, Золотой Будда - образец новой ткани, девиз, в общем, что-то уж очень секретное, раз барон боится гласности. Вот и выходит, если бы не ты, Альбина мирно скончалась бы от тоски по отцу, а барон завладел бы лавкой и велел бы перепахать каждый метр, разобрать дом по кирпичику, пока не нашел бы чего ищет.
- Значит, ты решил, что я тоже приехал из-за Золотого Будды?
- Ну да! Могилы родителей, памятник только для отвода глаз. Ты и сам ни о чем не догадывался, но я-то знаю, что доктор что-то разнюхал. Иначе зачем посылать простого учителя в такую даль?.. Нынче на памятники деньги не больно-то тратят…