– Десять дней. Как только я выписался из госпиталя, Майя им позвонила. Со съёмной квартиры пришлось съехать – денег не осталось. Для будущего ребёнка – никакого приданого. Вещей с собой – почти нуль. Только то, что было на них к моменту бегства. Потом я расскажу поподробнее. Но сейчас Ромка весь извёлся. Их ребята уехали в Тюмень, а Асю в таком виде он не хочет туда везти. Пока решает, следовать за отрядом или оставаться здесь. Тип Брагин, конечно, сложный, но как профи ему цены нет. Я бы с удовольствием взял его к себе в отряд, но никто мне этого не позволит.
– Почему не позволит? – Горбовский устроил подбородок на кулаке. – Мы этот вопрос, как следует, обсудим. Верно, Геннадий? – обратился он к Петренко. – У нас людей нет, а тут такой подарок!
– Сложно всё, Захар Сысоевич, – грустно возразил Петренко. – Против них выдвинуто обвинение в бандитизме, я уже выяснял. Но конкретно сегодня я вас прошу позволить Брагину принять участие в операции. Мы много потеряем, если ему откажем. Я ручаюсь за него. Кстати, о Романе высокого мнения Андрей Озирский. Они познакомились этой зимой и с тех пор часто встречались. Мы только сейчас узнали, какое с Андреем случилось несчастье, – продолжал Петренко. – В клинику звонили?
– Да, час назад, – коротко ответил Всеволод.
– Изверги какие, ты подумай! – обратился Петренко к Вершинину. – Не только живодёрством занимались, так ещё и протокол вели. Мол, ничего нам не будет, и выкусите, менты поганые! Сева, что там, в больнице, говорят?
– Андрей сейчас лежит под капельницей. Врачи боятся возможных осложнений, в частности, на почки, и хотят сбить температуру. Наш друг, разумеется, рвётся оттуда вон и уверяет, что у него всё в полном порядке. Чем закончится, сейчас сказать трудно.
– Я хотел бы его увидеть. – Вершинин потушил сигарету. – Дело в том, что Брагин очень волнуется. Я, конечно, тоже, но Роман прямо места себе не находит. Так хотел встретиться с Андреем, уже после событий, да всё не получалось. Они только раза поговорили по телефону…
– Не одному тебе хочется, – согласился Горбовский, передал блокнот Норы Вершинину. – Мне, например, тоже. Влад, ты только прочти весь этот кошмар! Ведь то же самое сейчас вытворяют с сорока другими людьми, и среди них есть женщины, подростки. У нас каждый час на счету, и времени на раскачку нет. Всеволод, пока суд да дело, я велел просмотреть полученные материалы. – Захар метнул быстрый взгляд на углубившегося в чтение Вершинина. – Много записей зашифровано. Ты не в курсе, ключ можно раздобыть?
– Думаю, что да. Там один шифр или несколько?
– Пока налицо один. Слайды с изображением людей Ювелира у меня, – вставил Петренко. – Надо размножить, разослать ориентировки по отделениям. Заодно проверить, не числятся ли они в их картотеках.
– Ювелир старался подбирать тех, которые ещё не числились, – твёрдо сказал Грачёв. – Захар Сысоевич, Геннадий Иванович, надо подождать, пока всё уляжется. Я по своим каналам получил известие, что в "малине" паника. Они не могут понять, кто убрал Келль и Мамедова, а потом и самого Ювелира с охраной. Да ещё опустошил сейф. Именно сейчас надо действовать особенно осторожно, а то у ребят могут нервы не выдержать. Отомстить-то хочется, а тут мы под рукой. Менты поганые, поднявшие окровавленную руку на святое! Единственное, что не терпит отлагательств, это "Лазарет Келль". Здесь речь идёт о людях, ежедневно подвергающихся изощрённым издевательствам. Тут уже надо переть, как танк. Список содержащихся в этом "лазарете", не нашли?
– Нет. – Петренко пальцами потёр переносицу под дужкой очков. – Либо они тоже зашифрованы, либо находятся в самом "лазарете". Мы с Турчиным и Алдоничевым смогли установить лишь то, что Уссер сказал источнику не всю правду. Трупы они не только кидали в болото, но и вывозили в такие места, где их сразу можно было обнаружить. Делали это ночью, а утром человека находили в сквере, на детской площадке, на газоне, на автобусной остановке и так далее. Один такой был найден на улице Новосёлов. Другой – в Коломягах, на Нагорной. У меня есть подозрение, что это – тоже жертвы преступных опытов. Александр Никитич подобрал и систематизировал все известные нам случаи, когда эксперты терялись в догадках. По крайней мере, ко всей этой дьявольской кухне имеет отношение гибель Дениса Двинина, обозначенного в блокноте как "Д.Д.-5". Почему именно пять, я пока не могу сказать. Но повреждения у него точь-в-точь такие, как описала Нора Келль. Разрыв брюшных мышц и перелом позвоночника, можете себе представить? Ему было шестнадцать. Двинин, конечно, был фарцовщиком – с одиннадцати лет, шатался с дружками по ресторанам. Начинал с продажи иностранцам флажков и значков, а закончил куда более серьёзными махинациями. Разумеется, при таком образе жизни до беды недалеко, и в середине августа он исчез. Никто из приятелей ничего не знал. Потом один вспомнил, что Двинин задолжал большую сумму, а отдать не мог. Не везло, мешали конкуренты. И вот – пропал. Тело никак не могли обнаружить, а в милиции просто сидели и ждали новых сведений. В начале сентября труп обнаружился на лестнице жилого дома, на правом берегу Невы. Скончался парень от болевого шока, примерно за двенадцать часов до этого. Все схватились за головы, потому что причина смерти была какой-то странной, ни на что не похожей. Почему возникли такие повреждения, тоже непонятно. Обычно похожая картина возникает при падении с большой высоты, но другие признаки это не подтверждали. Поняли только то, что Двинина где-то держали недели три, а потом убили весьма загадочным образом. Экспертиза не выявила наличия в организме алкоголя и отравляющих веществ. Вот пока и всё про "Д.Д.-5".
– Думаю, что когда мы возьмём этот "лазарет", там обнаружится не один пропавший. – Грачёв искоса взглянул на Вершинина. Тот, кусая губы, читал Норины записи, и лицо его с каждой минутой бледнело.
Горбовский поднял манжету, взглянул на часы:
– Двадцать семь минут уже прошло, а они, хитрюги, молчат! Заотдыхались хлопцы, работать пора. Всеволод, ты покличь их и вложи под хвосты перцу. Мы увлеклись, а они и рады сачкануть. – Захар нажал клавишу селектора. – Марина, будь добра, позвони в лабораторию и узнай насчёт снимков, сделанных утром с пожарного вертолёта. Как только выяснишь, докладывай мне немедленно. Поторопи их, если ещё копаются…
Окна решили не закрывать, так как на улице опять потеплело. Из-за большого количества людей в кабинете стояла невыносимая духота. Всеволод, прежде чем вновь сесть за стол, подошёл к тумбочке с графином и стаканами, поспешно принял пенталгин. Едва он отодвинул свой стул, как вошла Марина, держа на листе ватмана ещё не просохшие, липкие снимки, положила их на стол перед Горбовским.
Все зашумели, разом привстали со своих мест. Петренко потёр фланелькой очки, а Горбовский достал свои из футляра. Турчин прищурился, наклонившись над снимками, и только Вершинин смотрел в окно, сжимая в руках злополучный блокнот. Казалось, что он ничего не видит и не слышит.
– Маскировка превосходная! – восхитился Алдоничев. Он, опираясь на руки, нависал над снимками всем своим грузным телом. Залысины на его выпуклом лбу влажной светились под лампами дневного света. – Как вы находите?
– С виду – непроходимое болото, и к нему нет подходов. – Петренко обескураженно покачал головой. – Трудно будет сапёрам, да и ОМОНу тоже.
– Тем людям ещё труднее! – тихо, но яростно ответил Вершинин.
– Продолжим, ребята, времени у нас нет. – Горбовский несколько раз шмыгнул носом, будто у него начинался насморк. – Через два часа мы должны иметь план действий и приступить к его осуществлению…
* * *
Они управились быстрее – за час и сорок минут. Горбовский задержал Сашу Турчина, который после этого отправился вызывать сапёров. Остальные, шумно двигая стулья и застёгивая пиджаки, гуськом потянулись к двери. Всем хотелось вырваться из душного прокуренного кабинета в прохладный длинный коридор.
Захар тоже немного повозился с пуговицами на серо-голубом поблёскивающем костюме, потом окликнул Вершинина:
– Владислав Игоревич, я чуть было не забыл! Передай Брагину, что я разрешаю ему участвовать в операции "Лазарет". Полагаюсь на твою рекомендацию и мнение Андрея. Надеюсь, что никаких недоразумений не получится.
– Я тоже на это надеюсь, Захар Сысоевич. Я видел Романа в деле и до сих пор не могу забыть. Подтяни он наш с Мильяненковым личный состав до своего уровня, преступный элемент здорово огорчился бы…
– Значит, замётано. О месте и времени ты осведомлён. – Горбовский вдруг хлопнул себя по лбу. – Всеволод!
Грачёв, засыпая на ходу, нехотя обернулся:
– Да…
– Ты свой чемодан под столом забыл. – Захар смущённо улыбнулся, словно ему пришлось раскрыть чью-то интимную тайну. – Пусть тебя туда, к Лилии, кто-нибудь отвезёт. За руль тебе сейчас ни в коем случае нельзя.
– Я отвезу. – Вершинин понимал, что тащить тяжёлый чемодан пока не может, но синий "Жигулёнок" до проспекта Славы доведёт запросто.
– Тогда всего вам доброго, ребята! – Горбовский снова уселся в кресло, нажал клавишу селектора, вызывая Марину.
Тем временем Турчин в приёмной с кем-то возбуждённо говорил по телефону, Лицо его было какого-то странного, розово-голубого цвета – от лампы, горевшей прямо над головой. Невозмутимого Сашу было очень трудно довести до такого состояния, и Грачёв понял, что сапёров округ давать не желает. Раньше он немедленно включился бы в переговоры, но сейчас глаза закрывались сами, и держащая чемодан рука разжималась. Он почти двое суток не спал, и это было заметно.
Тем временем Александр Никитич всё же добился своего, мимолётно улыбнулся. Потом проверил, застёгнут ли его жилет под пиджаком, и сказал в трубку:
– Понял. Да, полковник Горбовский здесь. Одну минуту…
Грачёв, зевая в кулак, шагнул за обитую светлой кожей дверь, и тут же столкнулся с взволнованным, запыхавшимся Петренко. Начальник отдела уже успел где-то побывать, что-то узнать и вернуться обратно. Он вообще имел обыкновение присутствовать в несколько местах одновременно, появляться из всех четырёх углов и буквально проходить сквозь стены. Не знакомым с этой его особенностью людям казалось, что они имеют дело с целым коллективом, в то время как занимался ими один Геннадий Иванович.
– Хорошо, что вы ещё не ушли! Саша, договорился?
– Судя по всему, да. Пришлось пригрозить, конечно. У меня ведь в "девятке" много друзей осталось, и кое-кто сейчас даже в Кремль вхож. Похоже, подействовало. – Турчин, вспомнив свои мытарства, дёрнул щекой. – А разве может ОМОН идти на штурм без предварительного разминирования?
– У меня одно желание – ихними башками по этим минам поколотить, – отозвался Грачёв от двери. – Геннадий Иваныч. что там опять стряслось?
– А это уже мы без тебя решим. – Петренко опекал Грачёва, как раньше – его сводного брата. – Тебе давно уже спать пора. Вижу, что сосуды в глазах полопались. Так часто у повешенных бывает…
– На повешенного я сегодня очень похож, – согласился Грачёв. – Ладно, что не на утопленника. Но, правда, что там произошло? Я ведь всё равно не отстану.
– Мне, конечно, неловко перед уставшим Всеволодом и раненым Владиславом, но только что подъехали следователи из городской прокуратуры. Всплыли новые подробности по делу о белоостровском пожаре и о "Лазарете Келль". Не мешало бы поговорить с ними и Алдоничеву с Турчиным, потому что в их делах забрезжил свет. У меня такое впечатление, что все происшествия связаны между собой. Интересно будет узнать ваше мнение. – Петренко опять снял очки и принялся их протирать – в кабинете было всё ещё жарко и влажно.
– Я приведу Алексея Даниловича, пока он не уехал, – предложил Вершинин. – А что касается Турчина, то не знаю, освободился ли он. Кстати, что это за следователи? Вроде, вы сегодня никого уже не ждали.
– Да ты их не знаешь, не пересекался с ними ни разу. А насчёт Грачёва не уверен. Может, он и слышал про кого-то из них, – сказал Петренко. – Уж про Чиряева точно, потому что он работал вместе с Турчиным по пропавшим людям.
– Чиряева знаю. – Грачёву хотел зайти в туалет и вымыть лицо холодной водой. – А второй кто?
– Афанасий Фёдорович Загорулько. Его группа выезжала в Белоостров на пожар. Уже имеются кое-какие результаты.
– Очень интересно. – Грачёв впервые оказался на месте преступника, которому нужно было заметать следы.
Он сразу же проснулся, мобилизовался и приготовился слушать. Вряд ли, конечно, Загорулько мог даже в страшном сне увидеть в роли подозреваемого майора милиции Грачёва, но тот привык быть настороже, не полагаясь на чужую наивность или глупость. Хорошо, что на этой встрече не будет Горбовского – двоим хранить тайну тяжелее, чем одному.
Вернулся Вершинин вместе с Алдоничевым. Петренко тут же взял последнего за локоть:
– Лёня, выяснилось что-то новое про жену метрдотеля из "Астории"…
– Про Аделину Исаеву? – выкатил серые глаза Алдоничев. – Я думал, что уже глухо, как в танке!
– А вот и нет. Пойдём, с специально пригласил сюда ребят из прокуратуры.
– Это, конечно, хорошо, что следок опять мелькнул. – Алдоничев с жалостью посмотрел на Грачёва. – А тебе-то, Михалыч, так ли уж обязательно здесь присутствовать?
– Нет сомнений!
Грачёв встряхнулся. Уже не чувствуя в руке тяжести проклятого чемодана, он направился к выходу на лестницу. В кабинете, под лампами дневного света, сидели двое мужчин с одинаковыми чёрными "дипломатами" на коленях. Они расслаблялись в массивных кожаных креслах и уже успели задымить всё помещение "Кронверком".
Один из них, даже слишком гладко причёсанный блондин с выгоревшими за лето бровями, как раз зажигал новую сигарету. Из-под его серого джемпера торчал синий воротничок-апаш. Свет ламп отражался в коже новых осенних туфель на резинке – таких же чёрных, как и длинные импортные носки.
Другой следователь уже приканчивал в пепельнице чинарик. Это, как понял Грачёв, и был Афанасий Загорулько – полная противоположность Валентину Чиряеву. Он был весь встрёпанный, кудрявый, с проступающей плешкой и пушистыми усами. Крупный, пористый, блестящий его нос сейчас особенно бросался в глаза. Клетчатая кепка валялась тут же, на столе, В отличие от Чиряева, Загорулько даже не снял свою синюю куртку с капюшоном. Из-за него следователь казался горбатым и ещё более смешным.
Когда все расселись вокруг стола, Всеволод между делом ответил, что без обручального кольца здесь только он один. И почему-то ему очень захотелось стать таким же, как все, семейным, предсказуемым и спокойным.
– Ребятушки, что нового нарыли? – радостно потёр руки Алдоничев. – Я больше месяца потею над делом жены метрдотеля. Отсутствующий здесь по уважительной причине Александр Никитич Турчин бьётся над загадкой исчезновения Илоны Саламатиной-Стромберг…
– Очень интересные новости! – заинтриговал всех Петренко. – Как ты, Лёня, правильно заметил, я взял два ваших дела со стола Захара Сысоевича и принёс сюда – вон они лежат. А третье – дело Валерия Кавалерова, двенадцати лет. Он сбежал пятнадцатого августа из интерната в Пушкине, а двадцать пятого августа его видели в последний раз в Приморском районе…
– Валерий Кавалеров? – Неясная догадка мелькнула в мозгу Всеволода, но из-за усталости не смогла оформиться в полноценную мысль.
А ещё Грачёв вспомнил о платке с пятном крови Али Мамедова, переданном Тенгизу Дханинджия для проведения экспертизы. Сам Всеволод решил не мелькать сразу после громоподобных происшествий с окровавленным вещдоком в руках. Тенгиз же как раз вчера выезжал к кооперативным ларькам у станции метро "Московская", где был найден труп женщины-продавца.
Ларёк был разграблен практически подчистую. Всеволод не без оснований полагал, что для Тенгиза после вчерашнего будет куда естественнее обратиться в лабораторию с просьбой определить группу и резус-принадлежность крови на носовом платке. Никакой монограммы и прочих отметок там не было, и с этой стороны осложнений не предвиделось. Батоно клятвенно пообещал провернуть это дело как можно быстрее.
– Да, Валерий Кавалеров. Тот самый "В.К.-9", – угрюмо кивнул Петренко. – Что касается номеров, то я подумал и решил вот что. Нора Келль обозначала подопытных только по инициалам, и потому неизбежно должна была нумеровать тех, у кого инициалы совпадали. Получается, что тех, кто имел первые буквы имени и фамилии "Д.Д.", было, как минимум, пять. "В.К." – девять. "А.О." оказался первым. Он всегда и во всем был и остаётся премьером, – даже с некоторой гордостью заметил Петренко.
– Ясно. Похоже на правду. – Всеволод под столом сцепил пальцы в крепкий замок, словно раз и навсегда отгораживаясь от попыток разоблачить себя. – Значит, пацан тоже угодил в "лазарет"?
Оба следователя внимательно слушали, время от времени стряхивая пепел с сигарет в стоящую посередине стола хрустальную пепельницу. Некурящий Петренко был занят разговором, а Алдоничев и Вершинин понимающе смотрели друг на друга.