- А это уж на ваше с Борей усмотрение. У меня готовых предложений нет. Этот четвертый должен, как мне видится, иметь крепкие ноги и руки. В общем, быть экспедитором, подметалой, уборщиком, швейцаром, официантом, если надо - вышибалой.
- Что, спиртное будем продавать?
- Нет, конечно. Мы же кафе открываем. Там нельзя спиртное.
- А посуду кто помоет? Лида?
- Лида моет посуду раз в три дня.
- Вроде бы ты был доволен молодой женой, - сказал Глеб без иронии.
- Недостатки человека суть продолжение его достоинств. Пойдем в гостиную, чтобы ты мог убедиться в последнем.
Глеб убедился, что накрывать на стол Лида умеет. И выглядит не всегда так неряшливо, как сегодня с утра. И девочка, их дочка, довольно мила. Но больше всего Пастухову понравился телевизор. Он висел на стене, экран у него был большим, квадратным и плоским.
- И давно, Виктор, у тебя эта роскошь? - спросил невольно.
- Пришлось купить, когда мама перестала вставать. Ты ведь помнишь, какая она была театралка. Вот так все о ней напоминает. Куда ни ткнись. Посмотришь кругом - все с ней связано!
- Мама и говорит, - вдруг прозвучал детский голос, - меняться нужно, пока бабушку не выписала милиция.
- Лена, смотри телевизор! - строго прошипела Лида.
Киреев развел руками:
- Нынешние дети - особенно поздние, мой случай - склонны размышлять... Свои выводы. А ведь ничего не понимает. С кем меняться, глупышка?.. При чем тут милиция... Бабушку не вернешь. Присаживайся, Глеб. Лида, вы бы поехали с Леной погулять в Нескучный сад. Возьми там, знаешь, на такси и кафешку.
III
Борис сидел, слушал и улыбался недоверчиво. Да, конечно, газеты он читает, программу "Время" не пропускает, материалы пленумов в системе партучебы прорабатывал. Все так. Перспективы Виктор и Глеб раскрывают широкие. Но словно стена какая-то стоит.
- Вы что, Боря, не доверяете нам? - с пафосом негодования вдруг спросил Киреев.
Не доверять Виктору Николаевичу и Глебу у Бориса оснований не было. Однако, как ни крути, в нэпманы зовут, если уж теперь принято называть вещи своими именами.
- А разве нэп, нэп, провозглашенный Лениным, - не дождавшись ответа, снова заговорил Киреев, - разве нэп не дал стране экономической передышки после тяжелейшей эпохи военного коммунизма? Разве новая экономическая политика, коль уж вы, Борис, хотите вести беседу привычными вам, молодежному работнику, категориями, не дала возможность нашей экономике создать платформу, на которой потом поднялись три кита - коллективизация, индустриализация, культурная революция?
- Нас все больше призывали быстрее коммунизм строить, чем военный коммунизм вспоминать... - неопределенно отозвался Борис. Но вот его голос посуровел: - И вовсе не был нэп платформой! Он был лишь одним из факторов быстрейшего восстановления народного хозяйства, о чем так и говорили на X съезде ВКП(б). Я знаю историю партии, Виктор Николаевич. А вы что же, считаете, что через семьдесят лет после Октября мы в такое положение попали, что опять надо новую экономическую политику устанавливать, чтобы поддержать экономику? Ни войны, ни разрухи мое поколение не знало.
Киреев беспомощно посмотрел на Пастухова-старшего и тихо возразил:
- Но застойные явления... Развертывание, пробуждение инициативы... Это в данный момент важно обществу.
Глеб откашлялся и деловито сказал:
- Ладно, митинговать до утра можно. Говори: согласен, нет - и дело с концом. Не у тебя одного диплом кооперативного техникума, имей в виду.
- А что ты меня понукаешь? - усмехнулся Борис. - Тут вот Виктор Николаевич интересовался, доверяю ли я вам. Доверяю. Но сомневаюсь. Не сомневаются только круглые идиоты.
- Я же говорил, мы не ошиблись в кандидатуре твоего брата. Он человек умный, знающий... - проговорил Киреев горделиво.
- Да не задабривайте меня... - почему-то огрызнулся Борис. - Я или решу, или нет. Морочить голову вам не стану. А чтобы решить, должен понять.
Вдруг дверь соседней комнаты распахнулась. На пороге маленькой спальни стояла жена Бориса, Люся, - голова поверх бигудей повязана старым японским шелковым платком, из которого там и сям торчали истершиеся люрексные нити:
- А что тут понимать? - заговорила она с откровенным возмущением. - Что тут понимать?! Тебе люди предлагают начать жить! Жить! Тебе тридцать шесть лет, а ты жил когда-нибудь? Я жила когда-нибудь? Мы что парню оставим? Долги? Тебе парню велосипед купить не на что! Тебе не надоело копейки считать? Нищета! Долги, долги, долги... Вы думаете, я не экономная? Или он пьет, что у нас денег нет? - не меняя крикливого тона, обратилась Люся к Кирееву. - Ничего подобного! Уж всяко изворачиваюсь, а он, - Люся резким жестом указала пальцем в сторону мужа, - еще до борьбы с этим самым алкоголизмом никогда в рот не брал! Он идейный, понимаете? Идейный! Поэтому сидит в этой Малаховке! У меня мои кровные инженерские сто шестьдесят - и на сапоги, и на яйца всмятку! И у него еще семьдесят пять под отчет и сто в аванс. А жизнь какая? Все прожираем. Все!
- Люсь, Люсь... - безвольно протянул Борис. - Посторонние в доме...
Видимо, к грозным эскападам жены он давно привык. Но Киреев понял, что в лице Люси он нашел мощного сторонника.
- Жизнь, Людмила Тимофеевна, во всем мире изрядно подорожала. Был я, скажем, в Венгрии, в ГДР. - Женщина посмотрела на Киреева с интересом и улыбнулась. - Кстати, о моих поездках. - Киреев обратился к Борису. - Я наблюдал там за сотрудничеством кооперативов с государством. Выгодно обеим сторонам. А основы... Основы незыблемы. Мы вам предлагаем почти четыреста рублей. - Он бросил быстрый взгляд на Людмилу, у той глаза потемнели от расширившихся зрачков. - Четыреста приблизительно, по нашим расчетам. Предприятие законное. Разумеется, дело будет делаться чистыми руками. Почему, собственно, мы и стремимся, чтобы в общем нас окружали свои люди. Кстати, нам нужен еще один человек. Экспедитор. У вас никого нет на примете?
Борис опять только усмехнулся.
- Да хватит тебе фыркать! - цыкнула на него Люся.
- Вам нужны люди особого склада, - тяжело вздохнул Борис, - умеющие через себя перешагнуть. Через представления, укоренившиеся понятия и так далее. Экспедитор нужен? - Пастухов-младший задумался. - Есть у меня один парень, у него "Волга"-пикап. Все, что осталось от былой славы. - "Опять, - отметил про себя Киреев, - эта тонкая, будто приподнимающая его, Бориса Пастухова, над женой, братом, гостем усмешка". - Спортсмен был неординарный. Но давно уже в тираже. А амбиции не смиряются с бытием. Их продолжает определять сознание кумира... "Виноградов, шайбу, шайбу!" - орали стадионы - от дворового, где мы мальчишками консервную банку пинали, до тех, где он гонял шайбу с известинским снеговиком...
- Ты что, про Кирюху Виноградова? - полуудивленно-полуобрадованно спросил Пастухов-старший.
- Про него.
- Как он сейчас? Это, - пояснил Глеб Кирееву, - наш старый сосед. Боря с ним еще в одном классе учился. Он хоть сейчас не пьет, а, Борис?
- Говорит, не пьет.
- "Торпеду" вшил?
- Нет. Пить не на что.
- А вообще это мысль... - сказал Глеб. - Борь, сведи нас накоротке.
- Свести могу. Слушайте, - он серьезно посмотрел на Киреева, и Виктор Николаевич наконец увидел в его взгляде интерес, - если у вас все тип-тон по официальной части, то и помещение есть?
- Если хотите, можем поехать посмотреть прямо сейчас.
- Борьк, поехали, пока парень в школе. Интересно же! - зачарованно проговорила Люся.
- Так... А оборудование? Я ведь отчего вспомнил про Кирилла. Не только из-за пикапа. Помните, после Олимпиады по Москве много сиротливых павильончиков под брезентом стояло? Там кухонное оборудование первоклассное было. Его списали. Свезли куда-то. Но оно не пропало. И вряд ли им пользуются. Я думаю, если оно записано за спорткомитетом, Кирилл мог бы помочь приобрести его. Это будет и дешево, и по-хозяйски.
- Ваше предложение, Борис, я расцениваю как косвенное согласие вступить в наше сообщество, - любезно проговорил Киреев. - Так куда мы сначала? К Кириллу? Или взглянем на будущее хозяйство?
- Согласие я дам, когда разберусь, на что вы там замахиваетесь... А Кирилл здесь рядом живет.
- Насчет оборудования, наверное, придется в Лужники тащиться... - с заминкой сказал Глеб.
Киреев посмотрел на него, сунул руку в карман брюк. Из красноватой денежной пачки отсчитал пять десятирублевых купюр.
- Вот на бензин, - сказал, протягивая деньги Глебу. - Первое время, пока с экспедитором не определились, придется же твои "Жигули" гонять.
Люся Пастухова жадными глазами проследила, как деньги из одних рук перешли в другие.
IV
Человек с лицом, на котором самым приметным был нос - одновременно и греческий, и кавказский, с горбинкой, - держал в руках ключи. Борис подумал, что таким - приземистым, худым - должен выглядеть ростовщик в "Скупом рыцаре" у Пушкина. Казалось, сейчас он своими ключами отомкнет эту неказистую, обитую оцинкованным железом дверь - и за ней окажется тот Сезам, который полтора часа назад описывали ему брат и Киреев. Разумеется, со всеми причиндалами Сезама - сундуками, дукатами, жемчугами и, конечно, джиннами в бутылках. "И верно, - думал Борис, - не выпустим ли мы этими "кафешками", "шалманчиками" джинна из бутылки? Арабские сказки утверждают, что джинны не всегда благодарили тех, кто срывал пробку с их "тюрьмы".
Человек с примечательным носом долго открывал дверь. Наконец она поддалась, навстречу пахнуло застойным воздухом. На полу в коридоре валялись какие-то упаковки, стояли прислоненные к серой стене жестянки, рамы, похожие на те, что используют художники для этюдов.
Они шли гуськом по изломанному коридору, приходилось заворачивать за угол. Миновали очередной угол - и в глаза ударил яркий свет.
- Стекло, бетон... - констатировал Глеб, оглядывая просторное помещение, четвертой стеной которого служила витрина от пола до потолка. - Тут зимой не околеем? Не Гавана, не Калькутта...
- У нас хорошо топят, - заверил человек со связкой ключей.
- Раньше тут был выставочный зал, - начал объяснять Киреев вполголоса. - Потом у художников что-то разладилось, арендатора не стало, вот Казимир Харитонович и предложил нам освоить данную целину. - Киреев расшаркался перед "ключником". - Как председатель правления, он оказал нам огромное доверие.
Казимир Харитонович скучно посмотрел на Киреева.
- Я ключики вам оставлю, - сказал он голосом невыразительным и пасмурным. - Вы, Виктор Николаевич, позже зайдите, распишитесь. - Уныло помолчал и добавил: - А там, глядишь, и за другие ключики распишетесь. Главное - начать. Успеха вам. - И, не уделив внимания остальным, пошел к темнеющему в стене проему.
В углу большого зала стояла одна табуретка. Виноградов, которого они успели захватить с собой, огляделся и, не стесняясь присутствия дамы, уселся на нее.
- Это еще про какие он ключи? От чего? От подсобок? - поинтересовался Глеб, глядя вслед уходящему.
- Да так... - неохотно бросил Киреев. - Пойдем,
посмотришь, где я мыслю кухню и кладовые. - Он кивнул на неприметную дверь.
В бывшем выставочном зале остались Борис с женой и Виноградов. Бывший спортсмен вдруг засмеялся:
- Ну вроде бы все пробовал, все перепробовал, только дворником не был. Теперь и это попробую.
- Если не прогоришь, - насмешливо сказал Пастухов-младший.
- А чего прогорать? Люди, видно, солидные. Раз за дело взялись люди солидные, чего прогорать?
- Ох, Кирюша...
- А ты не вздыхай, Боренька, - сказала Люся, - ты соглашайся. Может, от твоего согласия и зависит, прогорят они или нет. Ты ведь специалист!
- Вот именно! Я слишком хорошо знаю, что такое кооперация! - В голосе Пастухова-младшего послышалась горечь. - Глеб хорош только у плиты, организатор он никакой.
- Вот и стань организатором, - настаивала Люся.
- У меня для такой оргработы кишка тонка, милочка моя.
- Да не горячись, Борюня, - беззаботно сказал Виноградов. - Тут сразу видно, кто играющий тренер. Этот Виктор Николаевич все сорганизует. Будь спок. А от тебя, Борюня, требуется мозговой трест. Со мной тоже все понятно. Двигаться нужно, а этому соответствует вся моя профподготовка. Значит, кухню им достать? Расстараюсь, ей-богу, расстараюсь. Почему не попробовать, правда, Люсенька?
Люсе Виноградов был явно симпатичен. Особенно после того, как ей сказали, что он дважды выезжал с нашей сборной за океан.
Борис стоял у витрины, смотрел сквозь пропыленное до зеленой ряски стекло на прохожих. Им не было никакого дела до этого заброшенного пустого зала - они даже не смотрели в сторону этого дома. А ведь людям свойственно, шагая по улице, рассматривать витрины и окна. И Борису почему-то стало обидно. За тех людей, что выстроили этот зал. Наверное, не для того, чтобы тут разгуливали мыши, валялись ржавые ведра и густела пыль. За бесхозяйственность, которая торжествовала тут годами. За упущенные возможности. "А может быть, зря я скептически отношусь ко всему? - подумал он. - Что держит меня в Малаховке? Привычка к людям, с которыми сработался? Уверенность, что у нас в магазине честный коллектив? Да, пожалуй, именно это. Но на дорогу трачу почти два часа. На автомобиль, на свой домик в Малаховке я вовек не заработаю".
- Как играть кончил, - рассказывал Люсе Виноградов, - так будто все оборвалось. Вот не поверите... Пустота. Лягу спать - заснуть не могу. Объяснимо: нагрузок нет, не устал. Дурак я, конечно, сам виноват. Надо бы в инфизкульт, хоть в областной, хоть на заочный... А я как-то подумал: школу окончил под давлением тренера. Куда ж мне в вуз? Честный был. А у нас в команде за то время, пока я сомневался, ребята не то что в дипломированные тренера, в кандидаты наук повыходили! Один сезон играет студентом, другой - уже аспирантом. Когда что сдавал? Когда готовился? Если мы с ним на одних сборах едва-едва до койки каждый день доползали? А я, дурак, пример не брал. Теперь жалею. Куда идти? С пацанами в детской секции не смог - не педагог я. Туда сунулся, сюда... В цирк пробовал. На силовые номера. Говорят, не сценичный. Артистизма нет. Вот на ипподроме у меня одно время пошло... Да... Денег тех я уже домой не приносил. И Верка моя... Разочаровалась. А я под это ее разочарование как пошел... Одеколоном, правда, брезговал. Это меня, наверное, и спасло. Водка-то не по моим заработкам. Тем более я хорошо закусывать люблю. Под сукнецо у меня не идет.
- Кем же вы сейчас? - сочувственно спросила Люся.
- Да, можно сказать, никем. Числюсь на спасательной станции спасателем-водолазом. Работы никакой. Пруд как в Останкине, у телецентра, там и кошка не утонет. Тем более пьяных не стало. Ну и денег за такую "работу" - кот наплакал. Если здесь выгорит - женюсь. И детей нарожаю. Знаете, за рубежом как считается? Чем у человека больше детей, тем он, стало быть, состоятельней, а значит, авторитетней. У канадских профи у всех ребятни навалом - авторитет! - Люся только улыбнулась.
- ...Тут поставим стойку бара... - послышался голос Киреева, - я на выставке в доме Хаммера, на Краснопресненской, такие завлекательные вещи видел! Представляешь, в эту стойку что только не вмонтировано! И комбайн, и взбивалки, шинковки, хлеборезки...
- У нас тоже такое есть, - отозвался Пастухов-старший.
- Я и на внешторговские конторы выход найду!
- Будет у нас соответствующий оборот - тогда и найдешь!
Они вернулись в зал.
- Ну как? - бодрячески спросил Киреев. - Нравится?
- Да тут пока еще особенно нечему нравиться, - отозвался Борис. - Но место бойкое, народу, как я наблюдаю, много здесь ходит.
- А как вам, Кирилл Степанович?
- А мне все всегда нравится. Были бы люди хорошие.
- Тогда решим первый вопрос. Какие работы, какими силами необходимо произвести в первую очередь?
- Убраться бы тут надо, - оценивающе глянув на полы, сказала Люся. - Прямо и не знаю, кто тут возьмется. Из "Зари" такие капризные...
- Сейчас, Люсенька, я поднимусь наверх, позову жену, вы с ней, как добрые хозяюшки...
- Как наверх? - оторопел Глеб. - Разве ты тут?..
- Ты не узнал дом моей мамы?
V
Кафе назвали "Ветерок". Без претензий. Киреев устраивал конкурс названий, но путного ничего не выходило, все крутились вокруг стандартных "посадов", "харчевен", "огоньков". Хотели назвать и эдак, по-прибалтийски, - "У... чего-то". Или кого-то. Однако архитектурных и прочих городских достопримечательностей поблизости не имелось, кругом стояли блочные дома, никаких ассоциаций со стариной. Да и райисполком торопил. Открываться было пора, рекламу давать. Вот и назвали как назвалось. Люся придумала "Ветерок". А почему бы нет?
Открылись, составили недельное меню. Народ поначалу шел робко, но к концу третьей недели в обеденное время у дверей уже стояла очередь, и волей-неволей Кириллу пришлось-таки исполнять обязанности швейцара. Теперь он в шутку именовал себя "экспедитором-уборщиком, и. о. швейцара" - и Люся поняла, что не особенно лестны сии занятия закатившейся спортивной звезде. А сама Люся теперь после работы пулей летела в кафе, чтобы помочь Лиде прибраться, перемыть посуду, поставить пироги к утру (с завтраками пока не клеилось, народ все же не приучен по утрам бывать в заведениях, а приезжих в этом районе почти нет), но пироги шли и так. Иногда Кирилл выходил с ними к метро - раскупали споро. Киреев стал прикалывать к корзине картонную рекламу - "Кафе "Ветерок" - и адрес. Так что покупатели теперь знали, куда идти, чтобы отведать пироги с черемухой, с куртом и яйцом, курники и банницу с брынзой. И по утрам начала появляться клиентура. Для ранних посетителей стали покупать творог у частников на рынке. К двенадцати он расходился целиком. Лида не могла нарадоваться. Она теперь ходила на службу через день, используя льготы для матерей малолетних детей. А Ленусю сдали в детсад. Лида не ленилась, как это бывало дома, - вертелась. Тут все вертелись.
Прошел месяц. Киреев подсчитал прибыль - и все обомлели... Хорошо! Не зря вертелись день и ночь до седьмого пота.
- Эдак через год импортное оборудование купим, - довольно улыбался Пастухов-старший.
- Подождите, что скажет фининспектор, - невесело предупреждал Киреев, поглядывая в ведомость. - Не круто ли забираем? Ладно, я в райисполком...
С утра Кирееву позвонили из прокуратуры. На вопрос, по какому поводу его приглашают, молодая, судя по голосу, женщина ответила уклончиво: "За вами замечены нарушения соцзаконности". Киреев тут же подумал о работе "Ветерка", о том, кто и что мог "накапать". По существу, беспокоиться было не о чем. Но на всякий случай он попросил перенести встречу в прокуратуре на вторую половину дня, рассудив, что с документами в руках, с документами, в которых полный ажур, ему будет проще объяснить, что он и его сотрудники-кооператоры работают честно, исключительно в рамках законности.
По пути в исполком он вспомнил мемуары об Алексее Толстом, где Наталья Крандиевская очень выразительно обрисовала, как писатель в сердцах разбил пишущую машинку потому как при "таких налогах писать вовсе бессмысленно". Вспоминал и "Разговор с фининспектором..." Маяковского. То была, конечно, литература, но на мажорный лад она, однако, не настраивала.
Но в райисполкоме все прошло гладко. Отчитался, получил нужные бумаги, зашел в ближайшую сберкассу, уплатил. Все как по маслу.