В дверях появился Шикалов. За его спиной стояли два охранника в камуфляже и с автоматами наперевес.
- Ушел, гад. Не успели перекрыть все выходы. Он из окна на втором этаже сиганул вниз, выбежал за территорию, поймал тачку и скрылся. И так быстро, главное… Даже номера не успели заметить. - Шикалов залпом изложил все новости. - А как у вас дела? Вижу, все нормально.
Рация Шикалова запищала и затрещала, неестественно громкий голос из динамика спросил какого-то орла.
- Орел слушает, - ответил Шикалов, - прием.
- Беркут. Тут внизу "скорая"… Прием.
- Давай их сюда, Беркут, на пятый этаж, быстро. - Голос Шикалова гремел по всему этажу. - Конец связи.
Гордеев вышел в коридор. Из дверей блоков выглядывали разбуженные или потревоженные шумом аспиранты и студенты.
- Ты не уходи, пожалуйста, - попросил Шикалов Гордеева. - Мне свидетели будут нужны. Я потом тебя на служебной машине домой отправлю.
- Да у меня своя есть… И я не собираюсь никуда уходить. Я все понимаю. Не забывай, я все же адвокат И бывший следователь.
- Значит, договорились.
14
К утру Гордеев был вконец измотан ночными приключениями и многочасовыми разбирательствами с опергруппой, которая прибыла на место для расследования убийства дежурной по этажу Черниковой Светланы Михайловны.
Все, что ему было известно, Гордеев изложил с исчерпывающей полнотой. Единственное, о чем он не стал распространяться, так это о бумагах из комнаты Каштановой, которые он подобрал и спрятал. Но никто его об этом и не спрашивал.
Не стал Гордеев говорить следователям и о том, что Светлана Михайловна была единственным свидетелем, который видел Каштанову целой и невредимой после того, как Лучинин убежал в свою лабораторию взламывать сервер банка…
Несмотря на усталость и ноющую боль в носу, который несколько распух после удара неизвестного, Гордеев сразу же отправился в Бутырки на свидание с Лучининым. Однако дежурный по СИЗО явно не намерен был вести беседу с Гордеевым.
- В свидании с заключенным Лучининым вам сегодня отказано. - Дежурный зевнул и принялся что-то записывать в журнал, игнорируя присутствие адвоката.
- Почему? У меня есть разрешение следователя.
- За драку в. камере и нанесение тяжелых телесных травм другому заключенному Лучинин помещен в отделение для дисциплинарного наказания.
- В карцер?!
- Да, в карцер. А выходить оттуда, по правилам внутреннего распорядка, он не имеет права даже для встреч с адвокатом. Приходите через три дня.
Гордеев понимал, что спорить бессмысленно. Он набрал номер служебного телефона Володина. Трубку поднял помощник Васильев:
- Евгения Николаевича сегодня не будет. И завтра тоже. - В голосе помощника слышалось нескрываемое злорадство. - До свидания.
В трубке послышались короткие гудки. Гордеев убрал мобильник в карман и потер переносицу.
"Неудачный день. Надо вытаскивать парня, но как?" Гордеев съездил в больницу и узнал, что Ольге Каштановой лучше, она пришла в себя, но очень слаба. Беседовать с Каштановой Гордеев пока не стал. "Пусть наберется сил. Приеду позже. А пока в МГУ…"
Гордеев похвалил себя за то, что заранее навел у Шикалова справки об историческом факультете МГУ. Иначе ему пришлось бы изрядно побродить по университетскому городку, прежде чем найти длинное серое здание из стекла и бетона, на одном из этажей которого, собственно, и размещался истфак. Тем более никаких вывесок тут не было. Гордеев оставил машину на проспекте Вернадского на стоянке у ворот студенческого городка и вошел в здание. Миновав вахту и книжные магазинчики, набитые гуманитарными изданиями, Юрий Петрович поднялся на факультет. Профессора, доктора исторических наук Любови Сазановской, научного руководителя Ольги Каштановой и завкафедрой отечественной истории советского периода, в ее кабинете не оказалось. Соседние двери тоже были заперты.
Пришлось искать расписание занятий. Вскоре Гордеев обнаружил в сетке фамилию Сазановской. На второй паре она читала лекцию студентам-филологам. Если верить расписанию, это была лекция о математических методах исследований в истории. "Тоска зеленая такое слушать, а уж читать…" - мысленно посочувствовал профессорше Гордеев. Хотя кто его знает, может быть, эти самые математические методы - ее главный конек и дело всей жизни. Мало ли чудес на белом свете…
Мимо, о чем-то весело переговариваясь, проходили две девушки.
- Доброе утро, - вежливо обратился к ним Гордеев. - Вы не подскажете, когда заканчивается пара?
- Через… - одна из девушек взглянула на часы, - тридцать минут.
- Спасибо!
Прежде чем пара закончилась, Гордеев успел перекусить в буфете, подняться на седьмой этаж и найти аудиторию, в которой Сазановская читала лекцию. Из двери наконец выкатился поток студентов-филологов - лекция закончилась.
Гордеев заглянул в аудиторию. Женщина бальзаковского возраста в строгом костюме и очках в роговой оправе расписывалась в журнале, который обычно носят старосты групп. Наконец со всеми формальностями учебного процесса было покончено. Гордеев зашел в аудиторию.
- Вы ко мне? - Сазановская теперь собирала в папку свои листки.
- Да.
- По какому поводу?
- По поводу дела Ольги Каштановой.
- Бедная девочка. - Сазановская покачала головой. - Я знаю о том, что случилось в общежитии… Ее ведь зверски избили?
- Да.
- Это просто кошмар, - покачала головой профессор. - Вы следователь?
- Нет. Я адвокат Вадима Лучинина. Вот мое удостоверение.
- Вадима? - удивилась Сазановская. - Разве он как-то связан с нападением на Олю?
- Похоже, следователем надо быть вам, - улыбнулся Гордеев.
- Возможно. Знаете, работа историка, разбор архивных документов чем-то напоминает работу следователя. Поиск фактов, сопоставление, выводы…
- Только от этих выводов невиновные люди не страдают… - вставил Гордеев.
- Это как сказать… Впрочем, я могу много распространяться на эту тему. Судя по вашим словам, как я понимаю, от выводов следователя пострадали невиновные люди?
- Да. А именно Вадим Лучинин.
- Так все-таки при чем здесь он? - спросила Сазановская, пристально глядя в глаза Гордееву.
"Железная леди, к ней на кривой кобыле не подъедешь… Придется быть кристально честным. Только так можно завоевать ее доверие", - с уважением подумал Гордеев, а вслух произнес:
- Вадим как раз и обвиняется в нападении на Ольгу.
- Хм… - фыркнула Сазановская. - Это же бред! Полнейшая чушь! Никогда и ни за что не поверю в это! Они были друзьями, а даже если бы не были, Вадим Лучинин не такой человек, чтобы поднять руку на женщину!
- Вот именно об этом я и хотел бы поговорить с вами. Можете уделить мне некоторое время?
- Да, сейчас у меня нет никаких дел. Окно между занятиями.
- Отлично.
- Тогда давайте спустимся в мой кабинет. Там все и обсудим. Вы курите?
- Нет. Бросил.
- Счастливчик, - улыбнулась профессор, доставая из портфеля пачку "Данхилл". "Даже по марке сигарет видно, что она привыкла быть независимой… - отметил Гордеев. - Ну что ж, для меня это очень хорошо".
Профессор Сазановская оказалась чрезвычайно интересным собеседником. Она много рассказала об Ольге, о Вадиме, об их взаимоотношениях. Гордеев лишний раз утвердился в невиновности Вадима.
Самым тяжелым в общении с Сазановской было остановить информационный поток, который обрушивался на каждого, кто ей импонировал. Гордеев оказался благодарным слушателем. За сорок минут он получил столько знаний по советской истории, сколько не получил за весь учебный год в десятом классе средней школы.
"Еще несколько дней такого же интенсивного расследования, и я вполне смогу стать не только профессиональным хакером при помощи Вадима, но и не менее квалифицированным историком". Гордеев делал вид, что с интересом внимает госпоже профессорше, но когда ее занесло в область сравнительной цивиллологии, адвокат вежливо, но неуклонно перевел разговор на интересующую его тему.
- Скажите, а Каштанова тоже использует цивилизационный подход в своей кандидатской? - ввернул Юрий Петрович.
- Нет. Она занимается более прикладным междисциплинарным исследованием на пересечении источниковедения и культурологии… - легко ответила Сазановская, а Гордеев подумал, что понять смысл этой фразы можно только при достаточно долгом размышлении…
- И как называется кандидатская? - кивнул Гордеев, сделав вид, что понимает, о чем идет речь.
- "Сохранение культурных ценностей русской эмиграцией первой волны (по материалам Пражского архива)".
- А можно посмотреть ее работу?
- Работа еще не завершена.
- Ну те фрагменты, которые она уже сделала.
- Конечно, если вы считаете это необходимым.
- Был бы вам очень благодарен.
- Пройдем на кафедру, там несколько компьютеров. Один из них стоит на столе Ольги. На нем она и работает над своей диссертацией.
Кафедра оказалась небольшой комнатой, забитой письменными столами, на которых стояли компьютеры. За одним из столов сидела девушка и что-то набирала с листа на клавиатуре.
- Это Лена, наш секретарь. А это адвокат Гордеев Юрий Петрович, - представила Сазановская девушку и Гордеева друг другу. - Лена, за каким столом обычно работает Каштанова?
- Вон за тем. - Лена, не оборачиваясь, ткнула в соседний стол.
- А материалы по диссертации?
- Там же в ящике она хранит все свои бумаги.
- А можно эти бумаги посмотреть? - осторожно поинтересовался Гордеев.
- Конечно, можно, если это принесет пользу, - я под свою ответственность разрешаю. Только надо принести ключ от ящика.
- А разве он не у Каштановой?
- Конечно, у Оли есть свой ключ, но на всякий случай дубликаты хранятся и у нас. Лена, милочка, не сочти за труд, сбегай, пожалуйста, за ключом от ящика Каштановой.
Секретарша встала из-за стола и вышла.
- Знаете, это ведь научная работа, - улыбнулась Сазановская, - а среди ученых своя конкуренция. Свои причуды. Вот и приходится все держать под замком.
- Я понимаю, - ответил Гордеев.
Через минуту секретарша принесла ключ.
Сазановская решительно открыла ящик стола и вытащила несколько папок.
- Вот они, кажется. Почерк Ольги. Смотрите…
- Можно ненадолго взять эти бумаги с собой и дома спокойно посмотреть?
- Нет, к сожалению, нельзя, - покачала головой Сазановская. - Это чужие бумаги. Впрочем… Вы думаете, это как-то связано с избиением Ольги? - Профессор внимательно посмотрела на Гордеева.
- Не знаю. Для этого я и хотел бы изучить все связанное с работой Ольги. В нашей жизни может быть все что угодно… Может быть, это как-то прольет свет на преступление.
- Ну ладно, - после недолгого раздумья решилась Сазановская. - Под вашу и мою ответственность. Берите, только ничего не потеряйте и не перепутайте. Сюда вложено очень много труда, уж поверьте. Девочка столько работала… И в архивах, и в нашей библиотеке…
- А в каких архивах?
- В ГАРФе. Там находятся документы из Пражского архива, которым она занималась.
- Спасибо… Видимо, мне придется и туда съездить.
- Конечно… Я даже могу сказать, с чем она там работала… Вот материалы Ольги… Даю вам их на несколько дней. Потом вернете.
- Договорились. Я вас не подведу.
15
Пробок, к счастью, не было, и Гордеев быстро миновал проспект Вернадского. Через Лужнецкий мост и Хамовнический вал он выехал на Комсомольский проспект. Его целью был ГАРФ - Государственный архив Российской Федерации.
Прежде всего нужно найти таинственных посетителей Ольги, о которых рассказал Гордееву Петр Терехов. Но перед тем как их искать, надо будет переговорить с самой Каштановой. Может, она наведет его на след. Но и об Ольге необходимо разузнать как можно больше. В частности, все, что не связано с Вадимом. Например, о ее научной работе. Как там называется тема ее кандидатской? Надо будет посмотреть записную книжку…
Не доезжая до Зубовского бульвара, Гордеев свернул налево и вскоре уже входил в здание ГАРФа, занимавшего целый квартал. Заручившись разрешением директора и получив разовый пропуск, Юрий Петрович вышел во внутренний двор архива. Ему нужен был бывший спецфонд, располагавшийся отдельно от общего зала. Найдя нужный подъезд, он поднялся в маленький зал спецфонда. В этом зале стояло несколько столов, и все они были заняты. Люди сугубо научного вида, склонившись над стопками старых, потрепанных документов, читали, делали выписки… "Эх, - подумал Гордеев, - вот она, архивная работа. Сидишь за столом, никто не мешает… Никуда бегать не надо, никто на твою жизнь не покушается… Красота! Поступить в аспирантуру, что ли?"
- Добрый день, вам что-нибудь нужно? - Приятная невысокая женщина в голубом халате подошла к Гордееву.
- Да. Мне надо поговорить с Панчевой Людмилой Тимофеевной.
- Это я. Я вас слушаю.
- Юрий Гордеев. Адвокат, - представился он, - Я сейчас веду одно дело…
- Давайте выйдем из зала, не будем мешать исследователям…
Гордеев проследовал за Панчевой. Они остановились на лестничной площадке. Панчева внимательно посмотрела на Гордеева:
- Итак?..
- Я занимаюсь делом о нападении на Ольгу Каштанову, аспирантку МГУ. Она работала у вас в архиве по теме… - Гордеев достал блокнот и нашел соответствующую запись, - "Сохранение культурных ценностей русской эмиграцией первой волны (по материалам Пражского архива)".
- Да, - подтвердила Панчева, - Каштанова занимается у нас в архиве. Правда, в последнее время я ее не видела. Она сказала, что едет во Францию к своим старикам…
- К каким старикам? - насторожился Гордеев.
- В какой-то специальный дом престарелых для эмигрантов первой волны, обломков Российской империи, так сказать. Этот дом поддерживается американским Толстовским фондом или что-то вроде этого. Там они и доживают свой век. Я специально не интересовалась. Ольга перед поездкой забежала и сказала, чтобы я вернула на место отложенные ею дела.
- Вы не знаете, в Прагу Каштанова не ездила?
- Зачем?
- Ну, тема ее кандидатской связана с Пражским архивом, может быть…
- Господин адвокат, - Панчева улыбнулась, - ей не было нужды ездить для этого в Чехию.
- Почему?
- Так называемый Пражский архив находится в Москве. Уже более полувека. Его создали в тридцатые годы русские эмигранты при содействии чехословацкого правительства. Он действительно изначально располагался в Праге. Со всего мира в архив стекались уникальные документы, книги, газеты, воспоминания генералов и писателей, простых людей, переживших смуту, и аристократов, художников, матросов… Архив аккумулировал все, что было связано с русской диаспорой и русской историей…
- Но как же он оказался в Москве?
- Когда в Чехословакии к власти пришли коммунисты, это уже после войны, в конце сороковых годов, они подарили весь Пражский архив Советскому Союзу. Его перевезли сюда. Им сначала занималось Министерство госбезопасности…
- А эти-то что в нем забыли?
- Во-первых, именно МГБ ведало тогда всеми архивами, а во-вторых…
- Во-вторых, - закончил за нее Гордеев, - там были собраны досье на врагов советской власти? Так?
- Верно, - кивнула Панчева. - По спискам из Пражского архива многих эмигрантов, из тех, кто не успел покинуть Чехословакию и Польшу, арестовывали и отправляли в лагеря… Уже при Хрущеве библиотека Пражского архива была передана в Ленинку, а все остальное осело в наших фондах.
- И что, за пятьдесят лет его не изучили вдоль и поперек?
- Представьте себе, нет. Его сначала закрыли в спецфонде, а потом, в девяностые, многим было не до изучения. Помните, историки, да и не только, оказались на грани выживания. Правда, отдельные сборники архив публиковал, да еще на Западе кое-что выходило. Но это капля в море.
- Архив так велик?
- Это огромное скопление документов. Сотни тысяч дел. Только в последнее время российские историки стали получать гранты на исследования. И вновь вернулись к нам…
- А можно будет мне просмотреть дела, которые изучала Каштанова? Хотя бы те, что она листала перед поездкой во Францию.
- Да, только не в ближайшее время…
- Почему? - удивился Гордеев.
- Вчера эти дела затребовала Московская прокуратура.
- Интересно, - опешил Гордеев, - и в связи с чем же?
- Как нам объяснили, по тому же делу Каштановой. Сейчас я готовлю документы для передачи дел на временное хранение в архив прокуратуры. И все записи Ольги Каштановой тоже передаются туда.
- Какие записи?
- Тетрадь с выписками, которые она делала, просматривая документы. Так что, если вам срочно нужно ознакомиться с делами, обращайтесь в прокуратуру.
- Спасибо за консультацию. - Гордеев был несколько озадачен. - До свидания.
- Всего хорошего. - Панчева открыла дверь и вошла в зал.
Гордеев в раздумье спускался по лестнице.
Конечно, с одной стороны, поездка в архив была неудачной. Но тот факт, что прокуратура затребовала документы, которыми занималась Каштанова, сам по себе говорил о многом. И главное - что Гордеев идет в правильном направлении… Правда, на полшага отставая от Володина.
Прежде всего следовало съездить в больницу, навестить Ольгу Каштанову… Разговор с ней уже нельзя откладывать, появилось слишком много вопросов, на которые Гордеев не мог найти ответа. Ну а потом в прокуратуру, добиваться свидания с Лучининым. "Как там у Черчилля? Россия - секрет, завернутый в загадку и окутанный тайной… Дело Лучинина будет, пожалуй, похлеще…" Юрий Петрович хмыкнул. Именно такие дела он и любил расследовать больше всего.
"Не выношу больниц. И все, что с ними связано…" - снова подумал Гордеев, остановившись у массивной деревянной двери, выкрашенной в мерзкий коричневый цвет. Ручка двери, в свое время тоже выкрашенная, теперь потерлась, и сквозь коричневую краску проступали островки предыдущих слоев: желтых, белых и т. п.
- А кто ж их любит, милок? - отозвалась случайная старушка, которая тоже оказалась у больничных дверей.
- А? - не понял Гордеев. Оказывается, свою фразу о нелюбви к больницам он произнес вслух.
- Ну что, заходить-то будешь или как? - Старушка нетерпеливо подергала его за рукав. - А то меня пропусти вперед. - У тебя-то времени много, милок, а вот у меня мало. Мне торопиться надо.
Гордеев посторонился, старушка открыла дверь и шагнула внутрь. Адвокат, размышляя над парадоксальностью фразы, которую произнесла старушка, проследовал за ней.
В нос тут же ударил тяжелый, густой запах, который бывает только в медицинских учреждениях. Гордеев огляделся: тусклые серо-голубые стены, банкетки, обтянутые грязно-коричневым потертым дерматином, потрескавшийся кафельный пол, выложенный в шахматном порядке тускло-красной и желтой плиткой, - короче говоря, обычная картина для больниц. В холле по углам сидели родственники больных, которые держали в руках увесистые сумки, набитые продуктами. На лицах посетителей застыла тревога. Впрочем, иногда в холл спускались сами больные, в пижамах и больничных халатах. Чтобы не тревожить родственников, они старались держаться как можно свободнее - шутили и рассказывали анекдоты из больничной жизни.