Черепанов, который до этого уже принимал участие в нескольких обменах, тоже знал этого майора и нескольких бойцов из его группы. Военные выполняли свою работу четко и грамотно, но при этом всегда прислушивались к мнению членов группы Святенко. Вот и сейчас, не тратя время на разговоры, они разложили на капоте машины карту и склонились над ней, изучая местность вокруг точки обмена, которую предложил Маллой. Даже беглого взгляда на извилистые линии дорог и голубые пятна водоемов было достаточно, чтобы оценить вариант, предложенный парнем. Ни одной "зеленки", ни одного террикона и промзоны рядом – прямая дорога в чистом поле, соединяющая два шахтерских города – Горловку и Дзержинск. Правда, чтобы попасть туда, им нужно сделать небольшой крюк через Константиновку, но зато неспокойный и многолюдный Майорск остается в стороне. Позвонив Маллою и еще раз уточнив время встречи, Святенко вопросительно посмотрел на майора. Тот поднял вверх согнутую в локте руку и покрутил над головой кистью – "Взлетаем", знак, понятный любому спецназовцу. Перед тем, как занять свое место в машине, отец Феофан повернулся лицом к зданию управления СБУ и осенил его троекратным крестом. Стоящий у входа подполковник снял фуражку и тоже перекрестился.
– Ну, вот и попрощались, – ни к кому не обращаясь, сказал иеромонах. – Хороший человек, добрый. Только сам не ведает, что творит, ибо живет без духовного окормления.
На месте они были часа через полтора. Остановив машины на небольшом, но хорошо видном издалека пригорке, майор дал команду своим бойцам, и они рассредоточились вокруг, слившись с уже пожелтевшей стерней придорожного поля. Черепанов с майором не успели даже выкурить по сигарете, как со стороны Горловки показалось несколько быстро приближающихся машин. Метрах в двухстах они остановились, два человека вышли и направились в их сторону. "Мужчина и женщина. Гражданские. Ведем", – пискнуло в переговорном устройстве командира спецгруппы.
– Никак сама Оксана Васильевна пожаловала, – произнес Святенко, всматриваясь в приближающихся к ним людей. – Ну да, а рядом наш парнишка.
Он кивнул майору и пошел навстречу Маллою и Оксане Ледневой. Минут через пять они встретились посреди участка дороги, пожали друг другу руки и о чем-то оживленно заговорили. "Та сторона просит разрешения на видеосъемку", – голосом одного из бойцов пискнула рация командира спецназовцев. Черепанов не успел спросить у майора, каким образом его бойцы узнали содержание разговора между переговорщиками, его внимание отвлек Святенко. Взмахнув рукой, он резко повернулся и быстро направился в их сторону.
– Что-то пошло не так, всем готовность номер один, – тут же прореагировал на ситуацию майор.
Подошедший Святенко их успокоил:
– Оксане Васильевне вдруг захотелось снять процесс обмена на видео, а я с детства не люблю фотографироваться. Поэтому, Иван Сергеевич, нам придется поменяться ролями – я останусь здесь, а вы пойдете вместе с отцом Феофаном.
На груди майора опять пискнуло переговорное устройство: "Справа на полвторого – на проселочной дороге две машины".
– Поторопитесь, Ваня, – с тревогой попросил его Святенко.
Иван и рад был бы поторопиться, но кроссовки Маллоя оказались отцу Феофану великоваты. Почти не отрывая ног от земли и опять придерживая сползающие под рясой штанины брюк, иеромонах двигался по дороге, как на лыжах. Видно, и сам поняв всю комичность своего положения, отец Феофан наклонился и, сняв кроссовки, прижал их к груди, как самое дорогое, что есть в его жизни.
– Благостно-то как, тихо. Давно я не слышал такой тишины, – мечтательно произнес батюшка, поворачиваясь в сторону Черепанова.
Иван хорошо знал технологию обмена и сейчас, чувствуя на себе взгляды как минимум двух снайперов, беседовать с иеромонахом о природе ему не хотелось. Бесцеремонно развернув отца Феофана в сторону уже ожидающей их группы людей, он тихонько подтолкнул его вперед:
– Давайте поторопимся, батюшка. У нас с вами еще будет время поговорить.
Пока выполнялись неизбежные в таких случаях формальности – сверка личных данных, фотографий и подписание протокола передачи, отец Феофан стоял рядом и с интересом рассматривал незнакомых ему людей. Так и не увидев среди них никого в церковном облачении, он повернулся к Черепанову и с интонациями обиженного ребенка произнес:
– Вы меня все-таки обманули. Я не вижу здесь брата по вере, а вижу одних воинов.
С этими словами отец Феофан развернулся и медленно пошел назад. Никто из участников обмена не ожидал такого поворота событий. Первым спохватилась омбудсмен.
– Э нет, святой отец! Так не пойдет. – Она догнала иеромонаха и, приобняв его за плечи, решительно развернула в обратную сторону. – Здесь я командир. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, прямо шагом марш!
* * *
Отец Любомир, взяв свой пакет с вещами, шагнул в сторону Черепанова и Маллоя и, словно не веря в свое освобождение, оглянулся. Омбудсмен ополченцев что-то терпеливо объясняла отцу Феофану, настойчиво показывая в сторону ожидавших их автомобилей. Батюшка, словно и не слыша ее уговоров, замер на месте, прижимая к груди все те же грязные кроссовки. Затем он освободил одну руку и трижды осенил крестом стоящих как бы за невидимой чертой отца Любомира, Черепанова и Маллоя. Его губы при этом шевелились, наверное, в словах молитвы.
"Еще молимся Господу Богу нашему о еже вси распри, раздоры, разделения, вражду и злобу всеконечно в державе нашей истребити, тишину же народу нашему даровати и миром вожделенным нас оградити, рцем вси: Господи, услыши…".
Глава 6. Родненький, не уходи!
Ключ застрял основательно. Мало того, что он не хотел проворачиваться ни в одну, ни в другую сторону, так еще и не вытаскивался из узкой щели замка. Казалось, что этот ржавый кусок металла сцепил челюсти на своей добыче и сейчас проглотит ее. Отступив на шаг от двери, Иван посмотрел на свои руки. Пальцы были покрыты глубокими ссадинами и кровоточили. Он не помнил, сколько времени ушло на попытку открыть этот дурацкий замок. Час? Два? Неужели и на этот на раз у него ничего не получится?
Противный комок спазмом сдавил горло, стало трудно дышать. Иван понял, что еще секунды – и потеряет сознание. Рванувшись к двери, он из последних сил надавил на нее плечом, но старые с облупившейся краской доски выдержали и этот удар. Его тело медленно сползло вниз. Зацепившаяся за сучок нитка старенького свитера натянулась, как струна, и беззвучно оборвалась. "Мама будет ругать за то, что порвал свитер", – подумал Иван. От бессилия по его щекам потекли слезы. Темный клубок чего-то липкого окутал его с ног до головы и, приподняв над землей, стал медленно удаляться в сторону чернеющего на горизонте леса. И в это время дверь открылась. На пороге в полоске яркого света стояла мама. Она долго всматривалась в темноту двора, а потом негромко кого-то позвала. "Сынок, пора домой!" – услышал Иван, все дальше и дальше удаляясь от нее. "Мама, я здесь!" – попытался крикнуть он, но вязкая темнота, словно в воронку, стремительно рванулась в его открытый рот и липкими щупальцами сдавила ему грудь.
Проснувшись, Иван еще долго лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к громким ударам своего сердца. Рядом, уткнувшись в его плечо, тихо посапывала Ольга. Осторожно отодвинувшись от нее, Черепанов приподнялся и, почувствовав на губах привкус соли, провел рукой по лицу. Ладонь была мокрая от слез. Поняв, что заснуть уже вряд ли удастся, Иван взял куртку и тихонько направился в сторону, где тускло горела лампочка шахтерской коногонки . За столом дежурной медсестры, положив под голову какую-то потрепанную книжку, дремала баба Шура. Когда Черепанов проходил мимо, она встрепенулась, подняла голову и полусонным голосом уставшего человека прошептала:
– Ты куда в такую рань, Ваня? Подремал бы еще чуток. В кои-то веки тишина.
Не дожидаясь ответа от Черепанова, она поправила пуховый платок, которым были укрыты ее плечи, и снова закрыла глаза. Стараясь не шуметь, Иван поднялся по ступенькам на первый этаж больницы и направился к выходу, где рассчитывал найти Виктора – бессменного сторожа больницы, который в последнее время стал называть себя часовым. Да оно, собственно, так и было. Когда этот человек спит – для всех было загадкой. Сутки напролет его горбатенькая, да еще и на костылях фигура маячила у входа в больницу. Днем он был кем-то вроде диспетчера – если хочешь кого-то найти, спроси у Виктора. Ну, а ночью, закрыв на первом этаже все двери, он занимал место в вестибюле и не спускал глаз с входных дверей. "Война, братка, такая штука, – любил вслух порассуждать Виктор. – С ней, понимаешь, шутить не надо. Особенно нам. Мы ж, понимаешь, на самом передке обороны. Глядеть надо в оба".
Судьба с Виктором обошлась сурово. Поставленный в детстве диагноз – церебральный паралич – был для парня, можно сказать, приговором, но Виктор не сдался. Рано потеряв родителей, он не стал маячить в городских переходах с протянутой рукой, а начал работать. Выбрав оживленный участок дороги, раздавал рекламные проспекты и газеты, продавал изоленту и рабочие перчатки водителям. У многих из них этот парень на костылях вызывал, кроме чувства сострадания, еще и уважение. Дом, в котором жил Виктор, попал под ракетный удар одним из первых. Парня контузило, и соседи на руках принесли его в ближайшую больницу, думая, что несут уже труп. Немного подлечившись и поняв, что идти ему больше некуда, Виктор остался в больнице.
Вот и сейчас, прислонив костыли к стене, "часовой" сидел у открытого окна и вслушивался в предрассветную тишину.
– Что, братка, не спится? – спросил он у Черепанова. Иван присел рядом и достал пачку сигарет. Закурив, он задумчиво посмотрел на Виктора, который, обрадовавшись ночному собеседнику, принялся рассказывать ему очередную историю из своей жизни. Изредка, чтобы не обидеть парня, кивая в ответ, Иван стал вспоминать приснившийся ему сон. Хотя, что тут вспоминать? Эта старая дверь снится ему уже не в первый раз, и как он ни пытается ее открыть – сделать этого ему никак не удается. То он не может найти ключ, то замка не оказывается на месте. Однажды все, казалось, срослось – и ключ в кармане быстро нашелся, и замок оказался на месте, только вот отверстия для ключа в этом замке не оказалось.
Сегодня он уже почти открыл этот проклятый замок! Слышно было, как внутри него несколько раз что-то щелкнуло. Казалось еще один оборот и… что-то черное и липкое хватает его сзади за плечи и уносит все дальше и дальше от заветной двери. Сон постоянно прерывался в этом месте, и Черепанову оставалось только гадать, что скрывается за этими старыми сучковатыми досками. Оказывается – дом, в котором он вырос, его родители. В его ушах вновь раздался голос мамы, который в этом странном сне звал его домой.
– Вот такие дела, братка. Что ты на это, как военный человек, скажешь? – вопрос Виктора заставил Черепанова вернуться на грешную землю.
– Ну, не знаю, – абсолютно не понимая, о чем идет речь, промямлил он. – Здесь нужно все хорошенько обдумать.
– Что тут думать! – Виктор вскочил и, подхватив свои костыли, заковылял к центральному входу. Вернее, к тому месту, где он когда-то был. Разорвавшийся невдалеке боеприпас, скорее всего мина сто двадцатого калибра, разнесла своими осколками стеклянный вестибюль больницы, что называется, в пух и прах.
– Вот сюда нужны листы фанеры, желательно большие и толстые, а здесь можно закрепить деревянный брус и обшить все досками, – Виктор энергично размахивал одним из костылей, указывая им в сторону уже начавшего ржаветь покореженного каркаса дверей. Оказывается, последние минуты их "разговора" он делился с Иваном своими планами по ремонту центрального входа больницы.
– Все это, Витя, ерунда, – Черепанов подошел к парню и, остановившись рядом с ним, огляделся. – Прилетит еще один "подарок" с той стороны, и разлетится твоя фанера в разные стороны, как одуванчик на ветру. Сюда нужны мешки с песком и желательно в несколько рядов.
Поговорив с Виктором еще несколько минут и пообещав ему раздобыть уже в ближайшее время мешки, Черепанов, накинув на плечи куртку, вышел на улицу. Лето уже было на излете, и в оттенках неба появилась та прозрачность, которую можно видеть только осенью. Где-то за горизонтом начинало полыхать пламя утренней зари. Ее первые лучи сначала робко, а потом все уверенней прорезали остатки ночных сумерек, заставляя их прятаться за высокими стенами городских домов или за крутыми склонами терриконов. Редкие голуби, гомон которых раньше не давал покоя любителям понежиться в утренней прохладе городских квартир, перелетали в поисках крошек от одного дома к другому.
Уже по привычке Черепанов прислушался. Где-то далеко на востоке "работала" тяжелая артиллерия. Выстрел – и секунды через три-четыре взрыв. Выстрел – взрыв. Выстрел – взрыв. И так по многу раз. "А баба Шура говорила, что сегодня тихо", – вспомнил он слова дежурной медсестры в подвале больницы. И как бы в подтверждение его мыслей где-то на другом конце города послышались завывания "Града".
Позади себя Черепанов услышал шаги, и ему на плечо легла рука Ольги. Она остановилась рядом и, как потревоженная птица, повернула голову в сторону доносившихся звуков выстрелов.
– Похоже, бьют с "Восточного". Господи, ну когда же это закончится! Если пойдет "ответка", мы и сегодня из подвала носа не высунем, – в ее голосе явно были слышны нотки раздражения и тревоги.
– Не думаю. Они что, не видят, откуда "Град" работает? Да и разведка у них чуть ли не в каждом районе, – Черепанов повернулся в сторону Ольги.
Эту женщину он знал уже лет пять. Они познакомились, когда Иван отпраздновал свой пятидесятилетний юбилей, а возраст Ольги только подбирался к отметке сорок. Их случайная встреча произошла в этой же больнице, где она работала участковым врачом, а он пришел к ней на прием в роли простуженного больного. Обычно в таких случаях Черепанов обходился народными методами – банькой с крутым парком да хорошим чаем с медом или малиновым вареньем. Но только не в этот раз. Банька не помогла, а к больному горлу прибавился еще и противный кашель, от которого болела вся грудь. С мыслями о возможном воспалении легких Черепанов и направился в свою районную поликлинику. Не зная часов приема больных участковым терапевтом, он пришел, что называется, наобум и застал врача, уже одевающего пальто. При этом женщина говорила по телефону с каким-то Алексеем и просила его не вставать с постели до ее прихода, тем более что она уже спешит к нему. Мельком взглянув на Ивана, который хотел закрыть за собой дверь, она поставила на стол свою сумочку и, сняв пальто, направилась к умывальнику.
– Снимайте свитер, я хочу вас послушать.
Черепанов так и не понял, что с ним произошло. Обычно в таких случаях решения принимал всегда он. Но на этот раз вместо того, чтобы уйти, он безропотно снял свитер и повернулся лицом к своему "командиру".
– Дышите…. Не дышите… – при этих словах врач, которая сосредоточенно вслушивалась в его хрипы, подняла глаза и посмотрела на Черепанова. Иван не знал, сколько времени прошло, а команды "дышите" так и не поступало. Да это было и неважно. Он готов был не дышать хоть вечность, лишь бы видеть глаза этой женщины. На щеках у врача появился яркий румянец, она быстро отвернулась и со словами "одевайтесь" начала выписывать ему направление к рентгенологу.
Ну, а дальше… Иван, в знак благодарности за оказанное ему внимание, предложил подвезти врача домой. Она сначала отказалась, но потом, наверное, вспомнив свое обещание скоро приехать к некоему Алексею, согласилась. Уже по дороге выяснилось, что Алексей – это ее сын, и что ему всего лишь восемь, и что живут они с ним вдвоем, и что ее мама на этот раз приехать не смогла, и бедный ребенок один-одинешенек, с температурой под сорок.
Прошло время. Выздоровел и Алексей, и Черепанов, более того – они стали друзьями. А вот кем они стали друг для друга с Ольгой – он тогда так и не понял. Считая, что жизнь научила его разбираться в людях, он почувствовал, что любит эту женщину и, более того, узнав, что она беременна – готов был сделать ей предложение. Однажды, поддавшись очередному порыву, Иван среди бела дня бросил работу, купил кольцо, огромный букет роз и примчался к себе домой, где его должна была ждать Ольга. Но квартира оказалась пуста. Пустым был и стаканчик в ванной комнате, в котором всегда стояла ее зубная щетка. О женщине, с которой он прожил здесь почти два месяца, ничто не напоминало. Кошка, которая гуляет сама по себе, в очередной раз проявила характер.
С тех пор они встречались несколько раз. Ивана прежде всего волновала судьба их будущего ребенка. И однажды, встретив Ольгу, он напрямую задал ей вопрос: "Почему?". А в ответ услышал:
– Не будет у нас ребенка, Ваня. Прости, но так получилось. Я хоть и врач, но ничего сделать не смогла. Такое бывает…
А потом началась война. Когда Иван организовывал выезд сотрудников своей компании в Харьков, он позвонил Ольге. Но та, поблагодарив его за заботу, сказала, что сына она уже давно отправила к маме в Нежин и что вечером сама выезжает туда же. На том и попрощались…