Сержант Мюррей исчез и вернулся через минуту с увеличенной фотокопией водительского удостоверения. Я благодарно кивнул, аккуратно сложил листок пополам и сунул в карман брюк, туда, где лежал конверт с деньгами.
- Огромное вам спасибо.
- Да, - задумчиво протянул он. - Я тоже потерял отца. Три месяца назад.
- Мои соболезнования, - сказал я.
- Спасибо, - ответил он. - Умер от рака.
Он подвел меня к выходу из полицейского участка, где мы обменялись крепким рукопожатием - братство людей, недавно лишившихся отцов.
- А как мне отсюда добраться домой? - спросил я и поднял воротник пиджака - июньская ночь выдалась прохладной и ветреной.
- Где ваша машина? - спросил он.
- На стоянке у ипподрома, наверное. Там, где я ее оставил. - "Еще слава богу, что успел убрать все оборудование в багажник, - подумал я. - Ребята в униформе помогли загрузить все и уже потом уговорили поехать с ними в больницу. "У вас может быть сотрясение мозга, - сказали они. - Такими вещами не шутят"".
Так я оказался в центре городка Виндзор в одиннадцать часов вечера и без транспорта, зная, что снять номер в гостинице здесь во время Королевских скачек практически невозможно.
- Где живете? - спросил сержант.
- Кенилворт, - ответил я. - Это в Варвикшире.
- Не наша земля, - заметил сержант Мюррей.
- Так это означает, что вы не подбросите меня до дома в полицейской машине? - спросил его я.
- Э-э… - нерешительно протянул он. - Думаю, нет. Вам лучше поймать такси.
- А вы хоть примерно знаете, сколько может стоить такси до Кенилворта? - с отчаянием в голосе спросил я. - Особенно ночью?
- Могу подбросить до Аскота, там пересядете в свою машину, - сказал он.
- Да стоянка уже наверняка на замке, - сказал я. - А машину мою увез эвакуатор.
- Простите, сэр, - официальным тоном произнес он. - Но, боюсь, больше ничем не могу помочь.
- А у вас случайно нет свободной камеры, где можно было бы переночевать?
- Не имеем права. Камеры - это вам не номера в гостинице, - с сарказмом заметил он.
- Но почему нет? - не унимался я. - Если б я был пьян или хулиганил, вы бы без вопросов поместили меня в камеру на ночь.
- Но вы же не пьяны, - возразил он.
- Мог бы и напиться, - усмехнулся я. - В любом случае обойдется дешевле, чем такси до Кенилворта. "И можно вернуться завтра утром на ипподром, - подумал я. - Куда как ближе, дешевле и удобнее, чем заночевать в машине".
- Ладно, посмотрю, - сказал он. - Ждите здесь.
И вошел в здание, а через несколько минут появился снова.
- Так и быть, - проворчал он. - Исключительно из сострадания. Пришлось сказать, что вы страшно убиваетесь по отцу и просто не в состоянии ехать домой. Но только, ради бога, не говорите старшему инспектору Льювелину. Он считает, что вы вляпались в какую-то нехорошую историю.
- Что ж, по крайней мере, будет знать, где меня найти.
Спал я не очень хорошо, но не из-за непривычной обстановки - голова раскалывалась от боли. Понятное дело, что ожидать комфорта от камеры предварительного заключения просто глупо, но добродушный сержант, дежуривший ночью, принес мне из соседней камеры второй матрас в синем пластиковом чехле. Так что устроился я на жесткой койке довольно сносно.
- Повезло, день сегодня выдался спокойный, - объяснил добросердечный сержант. - Всего пара подвыпивших гуляк со скачек. Перебрали шампанского, придурки. - Он закатил глаза. - А вот вечерами в пятницу и субботу приходится туго. Иногда ставим в камеру сразу по две-три раскладушки.
Мне повезло: соседей не было, и я спал с выключенным светом и слегка приоткрытой дверью. Несмотря на то что так называемые удобства находились у меня в камере в углу, утром меня пригласили в ванную комнату для сотрудников, что находилась в конце коридора. Там я обнаружил душ, мыло, шампунь и даже одноразовые бритвенные станки.
Я смотрел на себя в зеркало над умывальником. Не слишком приятное зрелище. Левая бровь распухла, синяк налился темно-пурпурным оттенком, воротник белой рубашки порозовел - оттого, что накануне вечером я безуспешно пытался вытереть кровь, сбегающую по шее. "Ладно, и так сойдет", - подумал я. Никто не обращает внимания на то, как одет букмекер. Порозовевшая рубашка будет неплохо сочетаться с зелеными травяными пятнами на коленях.
Мало того, меня даже завтраком угостили.
- От нас требуют накормить завтраком пьяниц прежде, чем они предстанут перед судом, так что и вам завтрак тоже полагается, - сказал дежурный сержант.
- Спасибо, - сказал я и принял от него поднос с порцией хлопьев, тостом и чашкой сладкого чая. - Скажите, а у вас случайно нет утреннего выпуска "Рейсинг Пост"?
- Не испытывайте моего терпения, мистер Тэлбот, - с ухмылкой ответил он.
Следует отметить, в моих глазах рейтинг полиции вырос в несколько раз, если не считать, конечно, старшего инспектора Льювелина. Но, к счастью для меня, его пока что видно не было, и я, вволю попользовавшись их гостеприимством, взял такси и поехал на ипподром.
Без десяти восемь утра я вошел на все еще закрытую автостоянку и обнаружил свой старенький "Вольво" на том самом месте, где оставил. Он стоял такой одинокий, на траве, недалеко от лаза в изгороди, и там, где вчера лежал отец, теперь был натянут белый тент, огороженный сине-белой лентой с надписью: "ПОЛИЦИЯ. ДОСТУП ВОСПРЕЩЕН". Тент охранял констебль с усталым лицом, по другую сторону сидели телевизионщики, команда из трех человек - без сомнения, дожидались выпуска утренних новостей, чтоб выйти в эфир прямо с места происшествия.
Я не стал сообщать им, что был главным свидетелем преступления. Вместо этого подошел к машине, завел мотор, чтобы прогреть, и использовал прикуриватель, чтобы зарядить мобильный телефон.
А потом позвонил Луке.
- Ты уж извини, - сказал я ему, - но сегодня заехать за тобой и Бетси никак не могу. Сможете добраться поездом?
- Без проблем, - сонно ответил он. - Ну, до встречи. - И повесил трубку.
Я сидел на водительском сиденье и оценивал ситуацию.
Вчера я обнаружил, что не был сиротой все эти годы и осиротел уже по-настоящему примерно через час. Или все-таки был? Действительно ли мужчина в льняном костюме был моим отцом? Старшему инспектору Льювелину я сказал, что убежден в этом, но теперь, в холодном свете нового дня, далеко не был в том уверен. Неужели у меня в Австралии есть две сестры? Если да, то кто-то должен сообщить им об убийстве отца. А может, им все равно? Интересно, знали они обо мне или нет? И какая у них фамилия, Тэлбот или Грейди? А может, совсем другая?..
Я достал из кармана копию водительского удостоверения, взглянул на черно-белую фотографию отца. Он смотрел в объектив камеры, казалось, глаза его заглядывают прямо мне в душу. Алан Чарльз Грейди, значилось в документе, проживает по адресу 312 Макферсон-стрит, Карлтон-Норт, Виктория 3054. Интересно, какой у него дом? Я решительно ничего об отце не знал.
Я снова принялся размышлять: а был ли прав сержант, утверждая, что напал преступник на нас не с целью ограбить меня, но расправиться с отцом? Тут же спохватился, что думаю о нем как об отце, что помогло ответить хотя бы на один из вопросов. Но к чему понадобилось нападать на него и уж тем более убивать?
"Где деньги?" - злобным шепотом спрашивал убийца. В тот момент я думал, речь идет о деньгах, заработанных на букмекерстве. Но, может, у отца были деньги, заработанные каким-то другим путем? Или взятые в долг? Полиция показала мне содержимое его карманов. Помимо водительского удостоверения и кредитной карты на имя Грейди, там лежал обратный билет из Ватерлоо в Аскот, пакетик леденцов, а также билет, выданный мной на скачках, с надписью "ДОВЕРЯЙ ТЕДДИ ТЭЛБОТУ". Ну и еще около тридцати фунтов наличными. Разве за это убивают?
"Будь очень осторожен", - успел шепнуть мне умирающий отец, лежа на траве, на том самом месте, где теперь возвышался белый тент. "Бойся всех и каждого".
Но кого именно мне бояться? Я с тревогой огляделся по сторонам, пытаясь заметить подбирающегося врага. Но в машине я сидел один, место преступления охранял полицейский, а телевизионщики упаковывали свое оборудование, видно, успели выйти в эфир.
Я позвонил Софи. Вернее, попробовал, поскольку к телефону она не подходила. Очень на меня разозлилась. Так, во всяком случае, она сказала, когда я позвонил ей из больницы в Вексхем-парк, предупредить, что приехать не смогу. Я прикидывал, что еще ей сказать, но потом решил не упоминать о внезапном появлении в моей жизни отца, за чем последовало его равно неожиданное и уже окончательное исчезновение из этой самой жизни. Стресс приведет только к ухудшению ее состояния и закончится приступом тяжелейшей депрессии. Сейчас ей стало немного лучше, и я надеялся забрать ее домой в самом скором времени, где она пробудет до следующего приступа.
Состояние Софи можно было сравнить с американскими горками - то взлет вверх, пик мании, то вдруг провал, глубокое погружение в отчаяние, и с каждым новым циклом взлеты и падения становились все круче и глубже. А перемежалось все это относительно спокойными периодами, когда она мыслила вполне рационально. То были хорошие времена, когда мы вели нормальную семейную жизнь. Но, к сожалению, они выдавались все реже и становились все короче.
"Опять напился?" - с укором в голосе спросила она.
Алкоголиком я не был. Совсем напротив: я никогда много не пил. Но Софи с ее загадочным мышлением почему-то была уверена в том, что я алкоголик. Что ж, эта навязчивая идея в каком-то смысле пошла на пользу моему здоровью, я редко употреблял спиртное. Так спокойнее.
За четыре часа до нашего с ней разговора я позволил себе кружку пива, но поклялся ей, что не выпил и капли. Она не поверила.
"Ты постоянно напиваешься, - громко сказала она в трубку. - И не хочешь приезжать ко мне потому, что пьян в стельку. Ну, признайся".
В этот момент я был близок к тому, чтобы рассказать ей об отце, о том, что его убили и что я не могу приехать потому, что меня допрашивает полиция. Но она могла подумать, что убийца я, и это повергло бы ее в очередную депрессию, из которой она постепенно выкарабкивалась. Уж лучше пусть думает, что я пьяница, а не убийца.
"Прости, - сказал я, так ни в чем и не признавшись. - Приеду повидать тебя завтра".
"А завтра, может, меня не будет", - уже спокойней ответила она. То был ее способ в очередной раз заявить мне, что однажды она покончит с собой. Так, всего лишь маленькое напоминание о том, что контролирует ситуацию именно она. Это была игра, в которую мы играли последние лет десять как минимум. Я не сомневался - она была убеждена в истинности своих слов. Но по прошествии всего этого времени я как-то не очень ей верил. И считал, что она способна совершить самоубийство только во время маниакальных фаз, когда ей начинало казаться, что она наделена некими сверхъестественными силами. Просто однажды рядом с ней может не оказаться человека, который не даст ей выброситься из окна, когда она вдруг вообразит, что может летать. Нет, это не будет самоубийством, скорее несчастным случаем.
Надо признаться, я был по горло сыт подобным существованием. И в самые мрачные и тяжелые моменты задавался вопросом: может, самоубийство стало бы лучшим исходом, в том числе и для меня?..
На второй день Королевских скачек в Аскоте особого ажиотажа не наблюдалось. Умы присутствующих занимало убийство на автостоянке, толпа возбужденно обменивалась самыми невероятными версиями.
- Вы слышали? Оказывается, жертва занималась распространением наркотиков! - Эти слова нашептывал один мужчина другому.
- Правда? - откликнулся его собеседник. - Да, никогда не знаешь, что творится прямо у тебя под носом, верно?
"Может, они и правы", - мрачно подумал я. - Сведения, выданные полицией, были крайне скудны. Возможно, потому, подумал я, что там сомневались в идентификации жертвы. Уже не говоря о преступнике.
Лука и Бетси проявили тактичность, не стали расспрашивать о причине появления синяка над глазом. Однако сочувствие проявляли, чего нельзя было сказать о коллегах-букмекерах и моих клиентах.
- Доброе утро, Нед, - сказал Ларри Портер, букмекер из соседней клетушки. - Что, женушка врезала? - Он явно упивался моим смущением.
- И тебе доброго утречка, Ларри, - ответил я. - Нет. Ударился головой о дверь.
- Ага, как же, - ухмыльнулся он. - Придумай что получше.
А вот я бы пожалел человека, который врезался головой в дверь. Ему, бедняге, наверное, никто не верил.
- Вообще-то на меня напали, - сказал я.
- Да на нас всех тут вчера напали и ободрали как липку. - Он громко расхохотался: шутка показалась удачной. - Чертовы игроки.
- Может, этот игрок, - я приложил руку к глазу, - хотел большего.
Тут улыбка на его лице увяла.
- Так тебя что, ограбили? - спросил он. Над ограблением букмекеров в этой среде смеяться было не принято.
- Нет, - ответил я. Не хотелось говорить, что на уме у преступника было убийство, а вовсе не ограбление. - Кто-то его спугнул.
- Ну уж только не ты, с твоим-то телосложением, - снова расхохотался Ларри.
Я улыбнулся и решил пропустить эти слова мимо ушей. Ларри весил добрых восемнадцать стоунов, а уж такой талией мог бы гордиться борец сумо. Я же в сравнении с этой боевой машиной был худощав, хрупок, можно даже сказать, тощ. Похоже, у меня никогда не было времени поесть нормально, как и намерения приготовить себе еду. Хоть и имелась жена, вел, по большей части, одинокий образ жизни.
К счастью, ни Луке, ни Бетси, ни Ларри не пришло в голову связать убийство на стоянке с синяком у меня над глазом, и вообще с началом скачек все, похоже, стали забывать об этой истории.
- Так этот твой Интернет подвел только нас или других тоже? - спросил я у Луки после третьего забега.
- Что? - рассеянно спросил он, работая с клавиатурой.
- Вчера. Во время последнего забега, - напомнил я. - Этот сбой случился только у нас или у других тоже?
- А, это, - протянул он. - Похоже, вся система вырубилась минут на пять. И знаешь, что интересно?
- Что?
- Телефоны тоже вырубились.
- Какие телефоны? - спросил я.
- Мобильники, - ответил он. - Причем все. Все операторы.
- Но это невозможно, - пробормотал я.
- Знаю, - кивнул Лука. - И тем не менее это так. Все, с кем я говорил, твердили, что телефоны у них не работали минут пять. Не было сигнала. Должно быть, "киты" с ума посходили.
Под "китами" Лука подразумевал четыре или пять крупных компаний, которые содержали целую сеть букмекерских контор по всей стране. У каждой компании было по одному-два представителя на скачках, они и делали для них ставки у здешних букмекеров, чтоб повлиять на стартовые расценки.
Соотношения, предлагаемые букмекерами на ипподроме, часто менялись по ходу скачек. Если на какую-то лошадь ставили много, букмекеры предлагали более выгодные расценки поставившим на других лошадей, в случае если те выиграют. Таким образом удавалось хоть немного компенсировать убытки. Официальная стартовая расценка, или СР, приблизительно равнялась среднему показателю, исходя из расценок, предлагаемых букмекерами в начале скачек.
К примеру, если букмекерская контора приняла ставку на лошадь в сто тысяч фунтов при соотношении десять к одному, в случае выигрыша этой самой лошади они могли потерять миллион фунтов. Так что компания просто заставляла своих представителей на ипподроме ставить наличные на эту лошадь у местных букмекеров, которые тут же уменьшали соотношение. И если стартовая расценка опускалась, допустим, до пяти к одному и лошадь выигрывала, компания должна была выплатить лишь полмиллиона, то есть значительно сократить свои потери.
Если перед самым забегом на протяжении целых пяти минут не работали ни телефоны, ни Интернет, букмекерские городские компании никак не могли передать распоряжения своим сотрудникам на ипподроме, приказать делать ставки, чтобы уменьшить стартовые расценки.
- Кого-то поймали на этом? - спросил я своего помощника.
- Да нет, и пока ничего не известно, - ответил Лука. - Только слухи.
Подошел клиент, сунул мне двадцатифунтовую купюру, я с благодарностью принял ее и обменял на билет из принтера.
- Или же никто не желает признаваться, - заметил я, - или это был просто случайный сбой в системах.
Если крупная компания считает, что ее "прокатили", слухи об этом распространяются с молниеносной быстротой. Обычно они жалуются, стонут и плачут ad nauseam и отказываются выплачивать деньги. Довести до суда дела по выигрышам и проигрышам в азартных играх весьма сложно, практически невозможно. "Киты" от букмекерского бизнеса считают, что право контролировать стартовые расценки дано им свыше, и если кому-то удалось сорвать крупный куш, нажиться на них, признают это вопиющей несправедливостью. Большинство других убеждено, что вопиющей несправедливостью является тот факт, с какой легкостью "киты" могут менять СР у ипподромных букмекеров, после чего от многих тысяч фунтов им достаются лишь жалкие крохи, а все остальное оседает в карманах дельцов из крупных контор.
Я пожал плечами и принял ставку у очередного клиента. Пальцы Луки запорхали по клавиатуре, принтер выплюнул еще один билет.
- По крайней мере, наши компьютер и принтер не вырубились, - бросил я через плечо.
- Они и не вырубятся, - заметил он. - Разве только аккумулятор разрядится.
Наша система, как и у всех других букмекеров, питалась от автомобильного аккумулятора, спрятанного под платформой, на которой мы располагались. Батареи каждый день заново подзаряжала местная техническая компания, они же обеспечивали и доступ к Интернету - за отдельную плату, разумеется. Тот же аккумулятор питал и электронное табло, где были указаны клички лошадей и расценки. Если бы он разрядился, мы бы сразу же узнали об этом. Огоньки на табло погасли бы.
Но огоньки горели, и постепенно мы окупили потери вчерашнего дня, поскольку в каждом из первых пяти забегов фавориты проигрывали. Я уже начал думать, какой удачный выдался день, как вдруг прямо передо мной возник старший инспектор Льювелин, за спиной у него маячил констебль Уолтон.
- Желаете сделать ставку, инспектор? - с улыбкой спросил я, глядя на него сверху вниз.
Он смотрел серьезно, даже мрачно.
- Нам надо поговорить, - сказал он. - Прямо сейчас.
- Неужели нельзя подождать? - спросил я. - Вы же видите, я занят.
- Нет, - строго ответил он. - Мне надо задать вам еще несколько вопросов. Безотлагательно. - Последнее слово он произнес отчетливо и с нажимом, и Бетси вопросительно взглянула на меня.
Я улыбнулся ей:
- Можешь продержать оборону минут пять?
- Ясное дело, без проблем.
Я сошел с возвышения и отошел с полицейскими в тихое местечко.
- С чего это вдруг такая срочность? - спросил я, решив, что лучший способ защиты - это нападение. - Я тут делом занимаюсь.
- А я возглавляю расследование по убийству, - парировал он. - Позвольте напомнить вам, мистер Тэлбот, вы остаетесь под подозрением. И каждое ваше слово записывается.
- Где же диктофон? - осведомился я.
- Констебль Уолтон запишет все, что вы скажете.