Глава 5
Батарея капитана Сташкова
Четыре старые "трехдюймовки" образца 1902 года, благополучно пережившие две войны, пережили и немецкую артподготовку.
Командир батареи Матвей Сташков, по возрасту старше своих путиловских пушек, удачно замаскировал их на опушке довольно густого леса.
Небольшого роста, широкий в груди и плечах, капитан к своим сорока шести годам тоже пережил Первую мировую и часть Гражданской войны. Служил в артиллерии с девятьсот пятнадцатого года, затем после небольшого перерыва был призван в Красную армию.
Воевал в Крыму, был ранен, а затем получил назначение в Киргизию, где шла борьба с басмачами. В город Фрунзе перевез и свою семью.
В тридцать седьмом году, в смутное время, когда вскрывали "заговоры" маршалов и генералов, проводили большую чистку в армии.
Бывший военспец Матвей Игнатьевич Сташков, как лицо, чуждое пролетарской власти, был уволен в запас.
Цепляться к беспартийному командиру батареи было вроде не за что. Разве что присягал последнему русскому императору Николаю Кровавому и не слишком торопился вступать в Красную армию, куда был мобилизован в девятнадцатом году.
Служил добросовестно. Кроме четырех ранений, двух Георгиевских крестов (которые спрятал от греха подальше) был награжден именным оружием, "маузером" с серебряной табличкой: "Пламенному бойцу с мировой буржуазией, красному артиллеристу товарищу Сташкову".
Пламенным и даже слишком резвым по характеру Матвей Сташков не был. Свои обязанности выполнял добросовестно, с крестьянской рассудительностью. Но в двадцатых годах любили звучные громкие слова, и артиллерист Сташков, державшийся в стороне от политики, был причислен к пламенным борцам с буржуазией.
С армией в тридцать седьмом году расставался с сожалением (другого ремесла не знал), но принял новый поворот в жизни спокойно. Спасибо, что не прилепили какой-нибудь враждебный ярлык, а уволили по состоянию здоровья.
Пенсия Сташкову по возрасту и выслуге не полагалась. Жена предлагала уехать из чужого города Фрунзе на родину под Ульяновск, но не так это просто. Тем более обжились, построили небольшой дом на окраине, родили двух сыновей и дочь.
Куда сниматься? Три с половиной года работал мастером на ремонтном заводе. Когда началась война, повестку получил не сразу, все же возраст, сорок шесть лет. Однажды встретился с сослуживцем, и тот предложил записать его в формируемую военным комиссаром Киргизской ССР генералом Панфиловым новую стрелковую дивизию.
– Соглашайся. Артиллеристов не хватает, буду просить, чтобы тебя опять на батарею вернули. Все лучше, чем в какую-нибудь дыру засунут.
Жена расплакалась, но поняла ситуацию, а через неделю Матвей Сташков переселился в казарму. Получил личный состав, затем материальную часть. То бишь лошадей и четыре старые, давно знакомые пушки на громыхающих тележных, обитых железом колесах, с массивным откатником и прицелом нового образца.
Пушки как пушки, не хуже других. Вес в боевом положении (без зарядного ящика) тысяча триста килограммов, неплохая скорострельность. Бронебойные снаряды прошибают за полкилометра броню толщиной шесть сантиметров. Воевать можно!
Получил длиннополую артиллерийскую шинель, остальное обмундирование. Сохранился "маузер", который не отобрали при увольнении. И вот она – Волоколамская оборонительная линия.
Главным помощником у Сташкова был лейтенант Жердев Леонид, командир взвода управления. Бывший сверхсрочник, закончивший перед войной ускоренные курсы.
Два других взводных из молодняка. Один хоть успел училище закончить, а второго, Лукова Сергея, направили в батарею после краткосрочных, еще довоенных курсов, присвоив младшего лейтенанта. Неплохой коллектив. Сташков умел ладить с людьми.
С танками никто из командиров в батарее не воевал. Обучили только теории. Матвей Сташков видел в шестнадцатом году немецкий танк, похожий на железнодорожный вагон. Но что он собой представляет, разглядеть не успел.
По немецкому вагону стреляли гаубицы, он тоже отвечал огнем из пушки, а затем отступил. У германцев в той, первой, войне руки до танков не дошли, не успели освоить. Зато теперь наверстали с лихвой.
И вот она, танковая атака. Сразу после артподготовки к окопам двигались девять танков. Впереди три тяжелых "Т 4", остальные "Т 3" и чешские "Т 38", легкие, с длинными хищными 37 миллиметровыми пушками. У немцев пушки короче, но калибр куда сильнее.
Ввиду нехватки артиллерии батарея была поделена на две части, оба огневых взвода разделяло расстояние в сто пятьдесят метров.
Такое расположение капитану Сташкову не нравилось. Он предпочел бы держать все орудия в одном кулаке. Но командир полка, которому была придана его батарея, сразу заявил:
– У меня лишь горные пушки плюс твоя батарея. Гаубицы на фланге. Ситуацию усек?
– Усек, – кивнул Сташков.
Танки шли довольно резво. Отставая от них, катили бронетранспортеры. С удлиненными капотами, на колесно-гусеничном ходу. Еще дальше виднелись несколько грузовиков с пехотой.
Это была обычная тактика немецких бронетанковых соединений. Вбить клин своими двадцатитонными "панцерами", расширить их пехотой, взять в кольцо русские подразделения и замкнуть его за спинами окруженных красноармейцев.
Предполагались и другие варианты. Если русские не выдержат напора, просто смести, раздавить основную часть, а остальные сдадутся в плен.
Расстояние до головных "Т 4" составляло километра полтора, и оно быстро уменьшалось. В свой древний бинокль с потрескавшимися от времени стеклами капитан хорошо видел их.
Как ни пренебрежительно отзывались о немецких танках политработники, эти "панцеры" производили впечатление. Бронированные коробки со скошенными углами всем своим видом давали понять свою мощь. Широкий корпус, приплюснутая башня с толстой короткоствольной пушкой, лобовая броня толщиной сантиметров пять, а может, и больше.
Сташков отметил, что в башню бить бесполезно, слишком толстая броневая подушка. А вот широкая лобовая часть удобна для прицеливания.
Рядом с капитаном стоял командир огневого взвода Сергей Луков, высокий, худощавый, он еще не успел в свои девятнадцать лет раздаться в плечах.
Сергей как завороженный наблюдал за танками. Мелкие веснушки на мальчишеском лице сейчас выделялись особенно отчетливо. Он был бледный от волнения, а может, еще не отошел от грохота артиллерийской подготовки.
Дальность прямого выстрела их пушек составляла 800 метров. Самое подходящее расстояние, по мнению младшего лейтенанта, для открытия огня.
– Бьем с восьмисот метров? – не выдержав, уточнил взводный.
– Куда? Пальцем в небо? Подпустим поближе. Передай командирам орудий – открываем огонь с четырехсот метров.
– Есть с четырехсот! – козырнул младший лейтенант.
– Снаряд бронебойный, расстояние четыреста, – понеслась громко, нараспев, по всей батарее команда комбата.
– Близко мы их подпустим, – пробормотал заряжающий крайнего орудия. – Они эти четыреста метров за минуту проскочат.
Капитан услышал сказанное и заметил:
– За минуту батарея способна выпустить 30–40 снарядов. Прицельно, без суеты. Главное, сразу остановить хотя бы один тяжелый танк… а лучше два. Стрельба издалека, кроме треска, ничего не даст.
Сташков понял, что остальные с ним не согласны, и добавил:
– Фрицев можно остановить только двумя-тремя точными попаданиями. Пустой стрельбой их не испугаешь. А с восьмисот метров с нашим опытом толку не будет. Пустая пальба.
Сергей Луков что-то негромко и быстро растолковывал наводчику-сержанту. Тот не отрывался от прицела, рассеянно кивал.
На батарее невольно шла суета, несмотря на предупреждения капитана. Кто-то без нужды подтаскивал ближе ящик со снарядами. Из-за щита тянул голову заряжающий.
– Прекратить всякое движение! – с досадой выкрикнул Сташков.
Капитан знал, что у немецких танков хорошая оптика. Они шарят, ищут пока еще не обнаруженную батарею и обязательно вычислят ее. Но пусть подойдут хотя бы метров на пятьсот-шестьсот!
Открыли огонь сразу несколько пулеметов средних танков "Т 3". Трасса прошла над головой артиллеристов. Еще одна. Легкий танк "Лукс" прочесывал подозрительные места спаренной с пулеметом 20 миллиметровой автоматической пушкой.
Это была специальная разведывательная машина, скоростная, приземистая, с усиленной лобовой броней. Она вырвалась вперед, обогнав тяжелые "Т 4", и сосредоточила огонь на замаскированной батарее.
Быстрые короткие очереди автоматической пушки сорвали, подожгли маскировочные ветки на одном из орудий. Батарею обнаружили, когда до тяжелых "Т 4" оставалось метров шестьсот.
Капитан Сташков знал, что без команды его тренированные расчеты огонь не откроют. Но сразу из нескольких окопов выскочили бойцы. Это были молодые необстрелянные красноармейцы, не выдержавшие напряжения танковой атаки.
Навстречу им поднялся взводный лейтенант:
– Всем в окопы! Вас перебьют, как цыплят…
Пулеметные очереди в спину опрокидывали бежавших. Кто-то лег на землю, но спасти их могли только окопы. Пулеметы "МГ 34", выпуская пятнадцать пуль в секунду, убивали и бежавших, и тех, кто распластался на вытоптанной траве.
Матвей Игнатьевич Сташков имел сам двоих взрослых сыновей, которых не сегодня завтра пошлют на фронт. Он заскрипел зубами от злости.
– Надо открывать огонь, – вцепился ему в плечо младший лейтенант Луков. – Сейчас побегут остальные!
Капитан, теряя терпение, стряхнул руку и приказал:
– Луков, марш к орудию. Истерику мне тут устрой!
Но открыть огонь пришлось раньше отмеренных четырехсот метров. Если до этого тяжелые "Т 4" шли, не зная, где находится батарея Сташкова, то теперь все три танка, увеличив ход, зигзагами шли на него.
К ним присоединились три средних "панцера", тоже увеличив скорость. Это был уже бронированный клин. Остановить его можно было лишь точными попаданиями. Несмотря на свою мощь, немцы избегали потерь, и, встречая отпор, предпочитали отойти и ударить в другом месте.
До головного "Т 4" с отполированными до блеска гусеницами оставалось с полкилометра. Бешено вращались катки, перемещая массивную бронированную коробку все ближе к батарее.
Из окопов уже никто не выскакивал. Самые нерешительные и трусливые, которые пытались убежать, лежали, прошитые пулеметными очередями. Остальные готовили увесистые противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью, невольно оглядываясь на батарею, с которой спешно смахивали остатки маскировки.
Первые залпы решают многое. Капитан Сташков давно усвоил эту истину и сам встал к прицелу. Батарея открыла прицельный огонь и в течение нескольких минут подбила один тяжелый "Т 4" и повредила другой.
Головной "панцер" с пробоиной в лобовой броне застыл на месте, видимо, был убит механик-водитель. Однако короткоствольное орудие продолжало выпускать снаряд за снарядом.
Второй "Т 4" с поврежденной ходовой частью рывками пятился назад, но тоже продолжал вести огонь. Бегло стреляли пушки и остальных машин. Снаряд пробил, сорвал с креплений верхнюю часть щита "трехдюймовки" и взорвался, раскидав в стороны расчет.
Сержант-наводчик из первого огневого взвода, которым руководил Леонид Жердев, вложил бронебойную болванку в нижний скос броневого листа продырявленного танка. Снаряд ушел рикошетом вниз и выбил сразу два катка.
Командир танка уже сел на место убитого механика и дал газ, уводя машину из-под огня. Однако повреждения были серьезными, он сумел продвинуть "панцер" всего на десяток метров. Коробку передач со скрежетом заклинило, запахло горелым маслом. "Т 4" крутнулся и застыл.
Неподвижный танк – мертвый танк. Лейтенант приказал экипажу покинуть машину. Это было сделано вовремя. Очередная болванка, светясь малиновым жаром, врезалась в борт, и "панцер" задымил.
Поединок батареи Сташкова с танками шел через линию окопов. Пехоте оставалось только ждать. Но трое спасавшихся немецких танкистов сразу стали мишенью красноармейцев.
Сержант Григорий Петренко из роты капитана Гундиловича высунулся из окопа и выстрелил из винтовки в ближнего к нему немца. Танкист обернулся, поднял короткий автомат, но сержант успел передернуть затвор и свалил танкиста второй пулей.
Захлопали выстрелы из соседних окопов. Еще один немец был убит, а другого прикрыл от пуль танк.
Дым обволакивал застывший "Т 4", в него вплетались языки огня. Из люка вывалился лейтенант, командир машины, и пополз прочь, у него была разбита ступня.
Стрельба с обеих сторон продолжалась. "Трехдюймовки" Сташкова посылали бронебойные снаряды и подбили "Т 3". Вспыхнул двигатель, из люков выпрыгивал экипаж.
Ответный осколочный снаряд из 75 миллиметровки тяжелого танка взорвался рядом с орудием. Погибли наводчик и заряжающий, колесо разлетелось на куски, а откатник был издырявлен.
Леонид Жердев помогал расчету соседней "трехдюймовки". Лейтенант сам встал на место наводчика и двумя выстрелами достал вырвавшийся вперед "Т 3". Снаряд угодил в моторное отделение.
Машина дымила, но механик увозил ее прочь. Бегло стреляла 50 миллиметровка и оба пулемета. Подбитый танк подцепили на буксир. Снаряд, выпущенный тяжелым "Т 4", прошел рядом с орудием.
Лейтенант, командир первого огневого взвода ловил в прицел медленно отходивший, поврежденный "Т 4". Болванка отрикошетила от башенной брони.
Ответный снаряд пробил щит и оторвал руку лейтенанту-взводному. Взрыв ударил с задержкой. Это спасло орудие, но ранило и контузило трех человек из расчета.
Командир первого взвода, принявший сегодня свой первый бой, умер от потери крови. Белое как мел лицо исказила предсмертная агония. Кто-то из молодых невольно всхлипнул.
Леонид Жердев достал из кармана погибшего документы, накрыл лицо противогазной сумкой. Крикнул молодому: "Не дрейфь! Фрицы отступают".
Немецкие танки, оставив горящий "Т 4", пятились назад. У них были повреждены еще две машины, и командир танкового батальона дал приказ отступить.
Здесь, на подступах к Москве, ценился каждый танк, и немцы старались избежать лишних потерь и сберечь машины для решающего броска.
Батарея Сташкова прикрыла батальон и роту капитана Гундиловича дорогой ценой. Два орудия были разбиты. Погибли и были тяжело ранены более двадцати артиллеристов.
Кроме того, под удар танков попала шестая рота, которая понесла самые большие потери, отчаянно обороняясь и погибая в своих раздавленных окопах.
В ход пошли гранаты и бутылки с горючей смесью, но эффективность их была невелика. Немецкие танки, чтобы не рисковать, останавливались в сотне метров от позиций и расстреливали окопы из пушек.
Неизвестно, чем бы все закончилось, но капитан Сташков развернул два уцелевших орудия, горячих от непрерывной стрельбы, и ударил едва не в упор.
Сразу был подбит один из танков. Командир шестой роты Георгий Маслов воспользовался моментом, когда танки замешкались, и пустил в ход несколько групп гранатометчиков, вооруженных также бутылками с горючей смесью.
Большинство тяжелых гранат системы Пузырева до цели не долетали. Гранатометчики гибли, едва поднявшись над бруствером окопа – их прошивали пулеметные очереди. Противотанковые гранаты, выпадая из рук, срабатывали под ногами, разрывая тела молодых бойцов.
Сержанты и красноармейцы поопытнее подпускали немецкие машины как можно ближе и швыряли гранаты едва не в упор.
Разведывательный танк "Лукс", надеясь на свою утолщенную броню, скорость и емкие контейнеры с боеприпасами, влетел в гущу боя. Его 20 миллиметровая пушка и пулемет сметали всех, кто появлялся поблизости. Командир танка явно зарабатывал награду и очередное звание.
Когда 12 тонная машина, делая очередной вираж, расстреливала пулеметный расчет "максима", сержант из сибиряков удачно швырнул бутылку с "КС", которая вспыхнула на жалюзи.
Скоростной танк мгновенно превратился в огромный костер. Двое немецких танкистов горели, кувыркаясь по траве и пытаясь сдернуть с себя комбинезоны. В них стреляли, не жалея патронов. Командира танка, молодого лейтенанта, удалось взять живым.
Из окопов летели бутылки с горючей смесью. И хотя большинство не достигали цели, позиции превратились в горящее поле. Горел и подбитый артиллеристами Сташкова немецкий танк "Т 3".
Некоторые "панцеры" выходили из боя, хотя горючая смесь лишь облизывала гусеницы и не представляла опасности для машин. Два горящих танка стали предупреждением для экипажей других машин.
Рота Павла Гундиловича столкнулась с десантом и двумя бронетранспортерами, идущими вслед. Так получилось, что рота оказалась на фланге удара, куда немцы пустили штурмовые взводы.
Немецкая пехота наступала решительно и умело. Поднималось и делало перебежку одно отделение, затем его меняло следующее. Отделения были численностью по двенадцать-пятнадцать человек, в каждом имелись ручной пулемет и несколько автоматов. За счет автоматического оружия штурмовые группы создавали высокую плотность огня. Патронов не жалели, хотя били в основном короткими прицельными очередями.
Пока атакующих сдерживал "максим" и ручные "дегтяревы". Но уже появились первые потери. Это с высоты двух метров, прикрытые щитками, рассеивали очереди пулеметы обоих бронетранспортеров.
Немецкую пехоту удавалось пока сдерживать, но бронетранспортеры все увереннее продвигались вперед. Очередь хлестнула по "максиму", второй номер выпустил из рук ленту и опустился на корточки.
Две пули угодили ему в верхнюю часть груди. На губах пузырилась кровь, он пытался что-то сказать, затем бессильно вытянулся.
Политрук Василий Клочков, в бушлате со звездой на рукаве (он не любил длиннополые шинели), наклонился над телом.
– Василий Георгиевич, – вытирая пот с лица, проговорил сержант Петренко. – Прикончат нас эти гробы на гусеницах. Попроси помощи у артиллеристов.
Вся артиллерия, которая имелась поблизости, состояла из двух старых горных пушек с короткими стволами. Для борьбы с танками эти пушки были малопригодны из-за низкой скорости снарядов, но против "ганомагов" с их броней в 12 миллиметров вполне бы пригодились.
Быстрый и порывистый Клочков на бегу предупредил капитана Гундиловича:
– Я к пушкарям. Может, прикатим одну "трехдюймовку". Надо бронетранспортеры укоротить. Башку не дают поднять.
Командир роты кивнул. Он знал, что его молодой напористый политрук решит вопрос. Сам капитан обходил окопы (хорошо, что соединили их неглубоким ходом сообщения).
Рота вела огонь, несмотря на пулеметные трассы, густо летевшие из бронетранспортеров. Головной из них приблизился метров на сто семьдесят. Второй, более осторожный, держался поодаль.
"Еще танков не хватало! – с досадой подумал капитан. – Тогда вообще худо придется".
Основной танковый удар, устремленный на Волоколамск, немцы нанесли левее. По свидетельству очевидцев, в нем участвовали свыше сорока машин. Скорее всего это были не только танки, но и бронетранспортеры, броневики и вездеходы с пулеметами.
Там продолжался бой. Конечно, никакие гранатометчики не смогли бы остановить эту массу бронетехники. Корреспонденты явно перестарались, описывая, как бойцы гранатами уничтожают один танк за другим.