- Что? - переспросил майор.
- Без сотни пятьдесят тысяч?
- Копейка в копейку, товарищ прокурор…
Да, сумма чудовищная для нашего городка…
…У майора в кабинете царила та летняя зыбкая прохлада, которую держат толстые кирпичные стены.
На тяжёлом двухтумбовом столе с белым мраморным пресс-папье - раскрытый чемоданчик. Обшарпанный по углам, с неровными царапинами. Радужные переливы ассигнаций крупного достоинства, сложенных не очень бережно, как ссыпанные из колоды карты.
Старуха в платочке сидела возле стола начальника, стараясь выпрямить свою согбенную спину. Так часто сидят люди в присутственных местах.
Допрос вёл майор. Записывал младший лейтенант милиции.
- Давай, мамаша, говори. - И пояснил мне, кивнув на старуху. - Товарищ Шатрова, домовладелица.
Она поднесла к голове костлявую коричневую руку, заправила волосы под платок. Я заметил - платье опрятное, глаженое, как и платочек.
Голос у старухи высокий. Губы собраны в складки.
- Стою я, значит, вчера за корытом, - продолжала она свой рассказ. - Сына Евгения обстирать же надо. Все на моих плечах. Часов пять было. Миша пришёл…
- Луговой? - уточнил майор.
- Ага, - кивнула старушка. - Квартирант наш. И говорит мне: баба Тоня, Женька напился. Где, спрашиваю? В буфете, у водокачки. А сама не пойму, с каких это шишей Женька выпивку купил? С утра клянчил целковый, но я не дала. У дружков его не бывает денег. Пьяницы…
- Хорошо, - кивнул Никулин. - Луговой, ваш квартирант, сообщил, что сын пьяный…
- Ага. Побегла я до буфета. Знаете, Розка там торгует. Женька уже хорош. Я ему: бессовестный, прости господи, как тебе не стыдно сшибать копейки да пропивать? А он весёлый такой. Ерунда, говорит, на свои пью. Вокруг дружки гогочут, винищем да табачищем прёт, страсть. Твой, говорят, Женька - миллионер! Сотнями расплачивается…
- Сотнями, говорите? - переспросил Никулин.
- Ага. Думаю, шутят. Откуда у Евгения такие деньги? А Розка-буфетчица подмигивает: действительно, мол, сотенной… Доволокла я Евгения домой. Свалился как мёртвый. Пусть, думаю, поспит, а утречком я его поспрашаю… А у самой нейдёт из головы насчёт сотенной. Не связался ли он с какой шпаной…
- Вы его друзей хорошо знаете?
- Ага. Только какие они друзья? Просто пьют вместе… Значит, сходила я нонче утром на рынок, редиски продала, лучку зеленого. Кормиться же надо. Прихожу, постель Евгения прибрана. Слышу, в комнате Миши разговаривают. Стаканами звенят. Подумала, что гости, потому как с Женькой я квартиранту пить строго-настрого запретила. И Михаил уговора того нашего держался. Прислушалась я. Батюшки, с моим пьёт! Впервой это случилось, товарищ начальник. Хотела я зайти, да слышу, о каких-то деньгах говорят. Квартирант втолковывает Женьке, что, мол, деньги он сам делает. И Евгения в напарники зовёт. Я так и обмерла. А в голову стукнуло: вона откуда у моего Женьки вчера сотенная была…
- Расскажите, пожалуйста, подробнее и точнее, что говорил Луговой?
Шатрова приложила пальцы к губам, задумалась.
- Простите, товарищ начальник, меня, старую, не все разобрала. Но то, что деньги не настоящие, помню… Ну, я тут же до вас подалась. Чего греха таить, пристрастился Евгений к водке, но дойти до уголовщины - никак нельзя допустить…
- Луговой давно снимает у вас комнату?
- Да с месяц.
- Вы знали его до этого?
- Совсем не знала. Нездешний он.
- Паспорт проверяли?
- Без этого нельзя… Посмотрела.
- А прописку?
Старушка растерянно посмотрела на майора.
- Простите, товарищ начальник, забыла, старая, эту самую прописку посмотреть…
- Нехорошо, конечно… Не говорил ли он вам, зачем в Зорянск приехал?
- Да я и не интересовалась. Неудобно. Миша - человек культурный, вежливый. Главное - непьющий…
- Вам его кто-нибудь рекомендовал? - спросил Никулин.
- Нет. Ходил, говорит, по посёлку, спрашивал, у кого комнату можно снять. Указали на меня.
…После старухи в кабинет попросили сына. Зашёл парень лет тридцати. С помятой, опухшей физиономией. Выцветшие до белизны хлопчатобумажные брюки не доходили до щиколоток. Но были чисты и отглажены. Как и дешёвая ситцевая рубашка. На босых ногах - сандалии с одним оторванным ремешком переплёта. По комнате разлился запах тройного одеколона.
Садился на стул он осторожно. Сев, подозрительно покачнулся.
- Я сам показал, товарищ начальник, где чемоданчик. Как только Мишка Луговой сказал мне, что деньги фальшивые, я потихоньку его в голубятню спрятал. Чтоб Мишка не сбег от милиции…
- А почему сразу не заявили? - строго спросил майор.
Шатров покрутил в воздухе рукой:
- Это самое, проверить надо было. Мишка мне мозги крутил, что он тут из-за девки. Так я и поверил… Проверить его надо было… Я сразу показал, где чемоданчик. Спросите у товарища старшего лейтенанта… Как только Мишка сказал, я спрятал. На голубятню. Никто бы не нашёл…
- Ты вчера в буфете расплачивался сотней? - остановил сумбурный поток слов Шатрова начальник милиции.
Шатров показал два пальца.
- Двумя? - уточнил Никулин.
- Две бутылки взяли. С-с… - Он мотнул головой. - С-с-столового…
- Ты же говоришь, что деньги фальшивые?
Шатров, расплывшись в глупой улыбке, кивнул.
- Мишка сказал - фальшивые. Вот я и решил проверить. Розка отпустила вина… Подлец Мишка, подлец настоящий. Но я его прижучил. Денежки припрятал…
И тут я окончательно убедился, что Шатров пьян.
- Одну минуточку, - не вытерпел я. - Выйдите, Шатров.
Тот мотнул головой, ни слова не говоря, поднялся и осторожно, боясь пошатнуться, вышел.
- Он же еле на ногах держится! - сказал я майору, когда за парнем закрылась дверь.
- Вижу, - досадливо поморщился Никулин. И через секретаря вызвал сержанта милиции. - Что вы, порядок не знаете?
Сержант вытянулся в струнку.
- Вам известно, что с пьяных показаний не берут?
- Товарищ майор, - оправдывался сержант, - он уже пришёл в себя, когда мы кончили обыск… Может, выпил незаметно…
- Когда вы его везли, видели, что он лыка не вяжет? - гремел майор.
- Никак нет, - все больше краснел сержант. - Правда, я ещё обратил внимание, что от него тройным одеколоном несёт. Может, употребил? Там, в комнате Лугового, был флакон…
- Не знаю, сержант, - хмуро сказал майор. - Не знаю, одеколон ли, керосин ли, но свидетель пьяный. Делаю вам замечание. Можете идти.
Сержант вышел.
- Лугового взяли? - спросил я.
- Нет, - ответил Никулин. - Приехали, его не было…
- А где нашли деньги?
- На чердаке, в голубятне. Место действительно указал Шатров. Пьяный, а указал.
- Кто производил обыск?
- Старший лейтенант Коршунов.
- А, Юрий Александрович.
- Он. Пытаемся найти этого самого квартиранта. На обыск поехали сразу же, как только пришла Шатрова. Сын её спал. На столе ещё закуски были, недопитая водка. А Луговой исчез.
Никулин достал сотенный билет из чемоданчика. Повертел его, покачал головой.
- Не поймёшь, настоящая или фальшивая.
Я тоже невольно взял одну из купюр. Посмотрел на свет. Водяные знаки, разные линии, звёздочки…
В чемоданчике были только сотни и пятидесятки.
- Держите меня в курсе, Борис Борисович, - попросил я, поднимаясь.
- Конечно, Захар Петрович, - откликнулся Никулин.
Следующий день опять начался жарко. Той сухой жарой, которая не предвещает ни дождя, ни грозы.
С утра позвонила какая-то возмущённая гражданка и пожаловалась, что у неё не приняли в кассе гастронома двадцатипятирублевую бумажку. Я был крайне удивлён, почему она звонит мне, и посоветовал обратиться в дирекцию магазина.
Не успел я положить трубку, как ко мне приехал майор Никулин.
- Луговой так и не объявился, - доложил он. - Хотя за домом мы ведём наблюдение, но, по-моему, он не появится. Наверное, заподозрил что-то неладное и смылся.
- Если не он, может, кто-либо другой появится…
- Шатрова уверяет, что к нему никто ни разу не приходил.
- Какие данные вы имеете о Луговом? - спросил я.
- Пока только фамилию, имя и отчество. Да ещё словесный портрет. Приметный парень. Говорят, высокий, интересный. Чёрные волосы, голубые глаза. И ещё яркая примета - в чубе белая, как бы седая, пигментированная прядь…
- А как с деньгами?
- Послали на экспертизу несколько купюр. Ребята из научно-технического отдела работают над чемоданчиком.
- Отпечатки пальцев есть?
Никулин развёл руками:
- Такая история, Захар Петрович. Бабку не успели предупредить, так она всю посуду вымыла, что оставалась на столе после выпивки Лугового с Евгением Шатровым…
- А насчёт той сотенной, которую Шатров оставил в буфете? - задал я вопрос.
- Разговаривал и с буфетчицей, - ответил майор. - Деньги сданы инкассатору. Найти след сторублевки не удалось. Настоящая она или фальшивая, не известно…
Никулин скоро ушёл. И тут же у меня появился расстроенный Дементьев, заведующий отделом торговли райисполкома.
- Добрый день, Захар Петрович. - Он долго тряс мне руку. Потом, утерев пот со лба, опустился на стул. - А вернее, недобрый…
- Что такое?
- Это какая-то эпидемия! Забастовка! - Завотделом налил из графина воды, жадно выпил. - Никакими делами не могу заниматься. Оборвали телефон…
- Постойте, погодите, объясните толком, - попытался успокоить я его.
- Покупатели жалуются, директора магазинов в панике, торговля стоит, план горит…
- Что, товара нет?
- Есть. Но, понимаете, в городе только и разговоров, что у нас объявилась шайка, которая ходит по магазинам и сбывает фальшивые деньги. Кассиры подняли форменный бунт. И что главное - якобы у этих членов банды только крупные купюры… Надо что-то делать, Захар Петрович. Какие-то меры ведь можно принять, чтобы навести в городе порядок?
Теперь я понял, почему утром мне звонила покупательница.
- Неужели и вы верите этим сплетням? Какая банда?
Дементьев недоверчиво посмотрел на меня.
- Я понимаю, что это могут быть сплетни, но что прикажете делать? - беспомощно развёл он руками.
- Соберите руководителей торговых предприятий и скажите им то, что вы услышали от меня.
- Значит, можно ссылаться на вас?
- Да.
Дементьев несколько успокоился.
- В общем, правильная мысль, - сказал он. - Я так и сделаю. Сейчас же проведу совещание.
На прощание он также долго тряс мне руку.
Все это мне не нравилось. Сонную заводь обывателей будоражила волна слухов. И то, что история произошла именно в Восточном посёлке, бывшей деревеньке, придавало сплетням особый колорит. Посёлок примыкал к железной дороге, дальше шёл лес. Людская молва поселила в нем шайку преступников, которая по ночам печатает деньги.
Деньги, деньги, деньги… Они были у всех на устах.
И только на четвёртый день пришёл результат экспертизы. "Все представленные образцы являются подлинными билетами Государственного Банка СССР, отпечатанными на фабрике Гознака", - гласил вывод.
Об этом сообщил мне майор Никулин, когда я приехал в милицию.
- Сказать по правде, я почему-то так и думал, - вырвалось у меня невольно.
- Как говаривал в армии наш старшина - такой компот получается, - усмехнулся Никулин, вынимая из сейфа чемоданчик и кладя на груду ассигнаций пачку денег, исследованную экспертизой. И добавил: - Настоящие.
- Поразительная вещь - человеческая молва…
- Я вам как раз хотел рассказать, Захар Петрович, - отозвался майор. - Звонит сегодня утром продавщица из "Зорянских сувениров". Сообщает, что объявился подозрительный гражданин с полными карманами денег. Приехал на автомобиле. Скорее всего - главарь шайки. Называет номер автомашины. Сигнал есть сигнал. Остановили машину для проверки водительских прав. И что же вы думаете? Какой-то крупный московский профессор. Путешествует с семьёй. Любит собирать произведения народных умельцев…
- Вот так так! - не удержался я от смеха.
- Забавный старикан. Все знает. И что у нас в Чернобылье кружева вяжут, а в Тарасовке по дереву режут. И что до революции в Петербурге наша зорянская овчина у ямщиков огромным успехом пользовалась… Вот вам и главарь шайки.
- В Сашино и сейчас отличные полушубки делают, - добавил я.
- У студентов за дублёнки идут.
- Все это хорошо. Однако же действительно компот получается. Деньги-то настоящие. Откуда взялся разговор о фальшивых?
- Шатрова не могла выдумать, - сказал Никулин. - По-моему, честная старуха. Доброе о ней говорят.
- И ещё. Луговой ведь пропал, - подчеркнул я. - Жив он или нет, никто не знает. Кто он? Откуда у него оказалось столько денег?
- И с Евгением Шатровым неясно, - поддакнул майор. - Путается он.
В комнату заглянул Коршунов.
- Разрешите, товарищ майор?
- Заходи.
Старший инспектор угрозыска - один из старейших работников милиции в районе. С виду он был несколько апатичный, но я знал цену этой беспристрастности. Работник он был просто отличный.
- Ну что? - внимательно посмотрел на него Никулин.
Если уж Коршунов решился на доклад, когда начальник был занят с прокурором, новости должны были быть важными.
- Нашли мы Лугового, - спокойно сказал старший лейтенант.
- Где? Как? - не удержался майор.
- Не тот, товарищ майор.
- Что значит не тот?
- Разрешите по порядку?
- Докладывай.
- Вышли мы на знакомую квартиранта Шатровых через одного пацана, который носил ей цветы от Лугового. Максимова Галина Ивановна…
- Не о ней ли говорил Шатрову Луговой?
- О ней, - кивнул Коршунов. - Приехали к ней сегодня. Молодая дамочка. Симпатичная. Комната обставлена богато. Живёт одна. Очень встревожилась…
- Вашим посещением?
- Нет. Что жених пропал. Четвёртый день ни слуху ни духу.
- Со дня обыска, значит…
- Точно. Говорит, как он мог уехать, ничего не сказав?
- Что из себя представляет Максимова? - обратился я к Коршунову.
- Лучший наш дамский мастер, - покрутил он рукой вокруг головы. - У неё бывают самые модницы. Обслуживает невест в Доме бракосочетаний. Справлялись в парикмахерской - хорошо зарабатывает.
- В каких она отношениях с Луговым? - спросил майор.
- С её стороны, насколько я понял, серьёзные виды. Как узнала, что он пропал, так разволновалась, еле-еле от слез удержалась. Мне кажется, верит она ему…
- А Луговой?
Коршунов пожал плечами:
- Иди пойми. Цветы, однако, дарил. И сам лично, и с посыльными отсылал. Не просто так, наверное.
- Не просто действительно… Не может быть так, что они связаны одним делом? Любовь любовью, а делишки - делишками.
- Все может быть, конечно. Но я особенно и не старался выяснять это. Не все сразу. Да и очень расстроилась она.
- Где и как они познакомились? - спросил я.
- В наших "Сочах". В Светлоборске то есть, в доме отдыха. Месяца полтора назад. Вместе после этого сюда приехали. Значит, он сразу здесь и снял комнату у Шатровых. Откуда он сам, Максимова точно не знает. Он говорил, что из Ленинграда… Я ездил в Светлоборск. Там подтвердили, что Луговой Михаил Семёнович действительно отдыхал там. Живёт в Житном, работает на льнокомбинате. Я, конечно, в Житный. Хорошо, рукой подать… Ну, короче, видел я этого Лугового, техника с льнокомбината. Небольшого роста. Полный. На артиста Леонова смахивает… Вот так, товарищ майор.
- При чем здесь Леонов? - оторопел Никулин.
- Квартирант-то Шатровых высокий, брюнет. Шевелюра с седой прядью. А этот - с лысиной…
- Чертовщина какая-то, - пожал плечами Никулин.
- Главное, в Житнинском отделе милиции нам сообщили, что Луговой месяц назад подавал заявление о пропаже паспорта. Потерял в доме отдыха…
- Ну и что? - спросил майор.
- Выдали новый. А то, что Луговой не покидал Житный за последний месяц,
- доказанный факт.
- Та-ак, - протянул майор. - Понятно. Этот брюнет, жених Максимовой, жил по паспорту Лугового! Настоящий Луговой помнит такого?
- Говорит, встречал. Парень заметный.
- А Максимову? - спросил я.
- Её не знает.
Сообщение Коршунова давало неожиданный оборот делу. Молчал Никулин. Молчал и я. Слишком много было вопросов. А что мог сказать Коршунов? Он тоже, наверное, растерялся.
- Что будем делать? - нарушил молчание Никулин.
- Искать, - ответил Коршунов.
А я вспомнил своё первое дело, где преступник также хотел воспользоваться документами другого лица. Время идёт, а методы остаются…
Одна волна накрывает другую. Сгорел склад тарной фабрики. Умы горожан переключились на это событие. История с фальшивыми деньгами потихоньку поросла быльём.
Жара стала более невыносимой. Ещё и потому, что от неё устали. И по-прежнему ни капли не упало с неба. Тоже тема для пересудов.
Я решил поручить расследование дела о деньгах Инге Казимировне Гранской.
Но возьмётся ли она или откажется, сославшись на предстоящее увольнение?
Пришлось пойти на дипломатическую хитрость. Вернувшись из милиции, я, не заходя к себе, заглянул в её кабинет.
- Как идут дела, Инга Казимировна?
- Расследование дела о подростках затянется, Захар Петрович.
- Готовите меня к тому, чтобы я продлил срок?
- Совершенно верно. Я чувствовала, что за ребятами стоит взрослый. Кончик ниточки показался…
- Сколько вам надо ещё времени?
- Во всяком случае не меньше полмесяца. Боятся мальчишки. Придётся крепко поработать. Кто-то держит их в страхе. И все время о себе напоминает.
- Договорились. Таким образом, ваш переход на другую работу отодвигается…
Гранская посмотрела на меня долгим взглядом.
- У вас, вижу, ко мне какая-то просьба?
- Есть, Инга Казимировна. Ваше право, конечно, отказаться… Но вы все-таки подумайте.
Дипломата, в общем, из меня не получилось. Пришлось сразу открывать карты.
Не знаю, с какими чувствами, но дело Гранская приняла.
На следующий же день мы поехали в Восточный.
Дом Шатровых выделялся просторной голубятней, пристроенной на крыше. Полуденная жара загнала всех в дома. Не слышно было даже детских голосов. Шатрова возилась в саду. Увидев нас, старушка поспешила навстречу, вытирая руки о передник.
- Можно? - спросил я.
- Почему же нельзя? Милости просим. Здрасьте, товарищ прокурор.
- Здравствуйте. А это следователь Инга Казимировна, - представил я Гранскую.
- Проходите в дом, - пригласила Шатрова, пропуская нас вперёд. - Располагайтесь. - Она обтёрла передником сиденья стульев. - Я мигом.
Мы с Гранской оглядели чисто прибранную комнату. Из красного угла смотрел святой с потемневшим от времени ликом.
Из-за чуть приоткрытой двери слышалось звяканье умывальника, плеск воды.
- Извините, товарищи. - Шатрова возвратилась и уселась на стул. Она была уже без передника.
Вести разговор я предоставил следователю.
- Вы в доме одна?
- Одна, одна. Евгений на работе.
- Я не пойму, он вам сын, внук?