Он снова улыбнулся. По-английски он говорил отточенно и бегло. На нем был костюм от "Букс Бразерс", рубашка, застегивающаяся внутрь и форменный галстук, принадлежность которого я не смог определить. Он провел меня через пару маленьких смежных комнат в довольно просторную столовую. Жалюзи на окнах делали свет желтым и очень солнечным. Лучи падали на пол, где все было накрыто для трапезы в восточном стиле. На шесть персон. Пиалы с орешками, соленьями и сластями были расставлены на скатерти из тончайшей дамасской стали, вокруг которой лежали мягкие кожаные подушки. Два негра заняли места. На них были арабские головные уборы и темные очки. На стенах висели шкуры антилоп и леопардов. И ковры тоже – мягкие кирманские и шелковые цветастые из Кашана. Старинные мужурские коврики для молитвы сочетались с современными кавказскими. По моим подсчетам, в комнате ковров было на двадцать тысяч фунтов – я знаю в этом толк. Мы сели. Официант в накрахмаленном белом жакете подъехал ко мне с тележкой, уставленной напитками. Я заметил, что два негра потягивают воду.
– Мне что-нибудь безалкогольное, – заказал я.
– А мне виски, – сказал Али.
– Тогда и мне тоже, – передумал я, и официант налил тройную порцию в тяжелую рюмку.
Я разбавил выпивку водой. Али последовал моему примеру. Он поднял бокал со словами:
– Ваше здоровье.
– До дна, – ответил я.
– Я взял на себя смелость пригласить вашего шофера пообедать с нами. Думаю, вы не будете возражать, – сообщил Али.
– Нисколько, – ответил я, стараясь недвусмысленно показать, что я счел его выходку знаком дурного тона.
Боб вошел неуклюже и застенчиво. Он отлично справлялся с ролью. Взял бокал, сдернул с головы фуражку и начал топтаться на месте, пытаясь одновременно держать бокал и фуражку.
– Присаживайтесь, – пригласил Али. – Рядом с бригадиром.
– Здравствуйте, сэр, – поздоровался Боб, но не сел.
– Привет, Катрайт, – холодно ответил я.
– Я бы лучше поел на кухне, – промямлил Боб, переминаясь с ноги на ногу.
– Ни в коем случае, – возразил Али. – И слышать об этом не желаю.
– Эта заграничная еда мне не идет, – аргументировал Боб.
– Ерунда, – подбадривающе улыбнулся Али. – Я лично выберу для вас то, что вы будете есть. Вам понравится.
Боб сел рядом со мной. Али хлопнул в ладоши. Вошли четыре официанта. На них были красно-зеленые фартуки. Они поставили перед нами серебряные подносы. Четыре куриных блюда, от которых исходил запах кориандра и меда, маленькие шарики молотой баранины, которые Али назвал кефта и настойчиво предлагал Бобу, рис, заправленный шафраном, маслины и йогурт в огромных графинах, – все это было перед каждым гостем и сопровождалось еще круглыми, чуть ли не двухфутового диаметра дисками арабского хлеба, запеченного в духовке до золотистой корочки.
Али взял себе хлеб и жадно разломал его руками. Он умело поддерживал разговор в течение всей трапезы, высказываясь по любой теме: от состояния лондонского театра до тягот сверхзвуковых полетов. Али руками выкорчевывал из курицы лакомые кусочки и протягивал их Бобу, как это принято у арабов. Когда мы наелись досыта, слуги поднесли нам медные пиалы и принялись поливать наши измазанные жиром руки теплой ароматизированной водой. Затем подали воздушные, посыпанные сахаром турецкие сласти с блестящими капельками розовой воды. Тут же последовал турецкий кофе в высоких расписанных орнаментом сосудах, пылающих от раскаленных углей. Я взял в рот мундштук и вдохнул холодный дым. Несколько минут мы молча курили. Али предложил нам ликеры и бренди, я отказался, и Боб послушно повторил мои слова.
– Вы довольны оказанным вам гостеприимством, – в голосе Али прозвучал лишь едва заметный намек на вопрос.
Я кивнул. Али повернулся и плотно сжатым кулаком ударил по кожаной подушке. Затем, откинувшись на нее и отщипнув кусочек халвы из серебряной вазы, произнес:
– А теперь вы, несомненно, хотели бы встретиться с военным министром. – Он вонзил зубы в лакомство.
– Разве он не присоединится к нам? – удивился я.
– Увы, – пояснил Али. – Все это время его кое-что связывало.
– Связывало? – повторил я. Мне показалось, что со стороны Али было не очень-то вежливо ограничиться таким объяснением.
– Вот именно, – сказал Али. – Но вы будете иметь возможность повидать его, прежде чем он уедет в Африку.
– Разве он собирался уезжать в Африку? Он не говорил ничего об этом, – не переставал удивляться я.
– До сегодняшнего дня он и сам об этом не подозревал. Для него это полнейшая неожиданность.
– Когда он уезжает?
– Специальным грузовым рейсом, вылетающим из Лондона через девяносто минут. Мы договорились, что его возьмут.
– Грузовой самолет. Это, должно быть, не очень приятное путешествие, – предположил я.
– Да уж, очень неприятное, – согласился мой собеседник.
Он поднялся и повел нас на встречу с военным министром. Мы прошли длинный коридор и поднялись по лестнице. Наверху нас ждали еще два негра в черных костюмах. Один из них распахнул перед нами дверь в комнату, куда и повел нас Али. В этой комнате не было ни картин, ни украшений, ни ковров. На усыпанном опилками полу, среди стопок старинной фарфоровой посуды и ваз стояли наполовину упакованные ящики из-под чая. Возле камина находился огромный ящик с надписью "Воздушный груз в Ушару, республика Магазария. Не кантовать. Верх".
Али сделал знак тем двум, которые сопровождали нас в комнату.
– Военный министр готов принять вас, – объявил он.
Он махнул рукой, и его слуги ломиками вскрыли контейнер. Внутри сидел военный министр мистер Авава, неподвижный и официальный, как Рамзес Второй, созерцающий Нил. На нем была только синяя полосатая пижама. Лодыжки и запястья были накрепко привязаны к трону, на котором он восседал. На рту была широкая повязка, над которой блестели два распахнутых в ужасе глаза военачальника. На одном рукаве пижамы я заметил пятно крови.
– Давайте, – с издевкой сказал Али. – Теперь можете заняться с военным министром делами.
Я не ответил. Али достал свой золотой портсигар, выбрал сигареты с длинющим фильтром и хлопком закрыл портсигар. По лицу военного министра поползла капелька пота, его глаза неотрывно следили за движениями Али, приближавшегося к контейнеру. Али нашел спичку в кармане и тщательно исследовав ее, он осторожно чиркнул по шершавой поверхности фанеры поближе к лицу министра. Не торопясь, он прикурил.
– Отрадно видеть, что вы, джентльмены, проявляете скромность и покорность, которой так славятся ваши соотечественники, – помпезно начал Али. – Может, вы позволите мне подробнее остановиться на ваших талантах и достоинствах. Вы обещали нашему военному министру продать ему определенный тип оружия…
– Противотанковые ракеты, – услужливо подсказал я.
– Именно, – подтвердил Али Лин. – Танковые войска остались на нашей стороне. Теперь уже не важно, какое это оружие. – Али улыбнулся. – Наш военный министр подал заявку на приобретение британской военной техники в том же порядке, как производится продажа оружия дружественным странам. Увы, с сожалением должен признать, что мы не входим в их число. Вы же, при этом, предложили нам выход из этой ситуации, да еще и по разумной цене. Вы убедили его в том, что груз (на который у вас, несомненно, есть все необходимые документы) содержит оружие. К тому времени, как мой военный министр обнаружит, что в контейнерах в действительности находится только металлолом, вы успеете исчезнуть. Не очень замысловатая махинация, но наш общий друг не слишком-то умен. – Али удалился от ящика, но военный министр не сводил с него испуганных глаз. – Этот парень, которого вы видите перед собой, преследует свои цели. Ваше оружие нужно ему не для того, чтобы укрепить страну. Оно потребовалось ему, чтобы совершить свою собственную революцию и сесть на трон. Да, именно на трон, поэтому-то мы и предоставили ему это почетное место на время путешествия домой в Магазарию.
Эти слова вызвали улыбку на лице одного из охранников.
– Мы старались на благо Магазарии, – пытался протестовать я. – Я написал множество статей на тему африканского национализма. Мне хочется видеть вашу нацию могущественной.
– Будьте добры, закройте рот, – прервал Али. – Ничего вы не писали. И ничего вы не хотите. Вы мелкий уголовник. – После внезапной вспышки гнева к нему снова вернулась холодная сдержанность. – Дайте мне договорить, бригадир Лоутер. Здесь, в Лондоне, я присутствую в качестве того, что в эпоху эвфемизмов изволят называть Шефом безопасности. Мы имеем досье на вас и на вашего шкодливого младшего дружка, и на даму тоже. И все детали, которые не удалось узнать моим людям, были сообщены мистером Гутри Греем. Такой незадачливый адвокат, в среде друзей известный как Жижи. И такой же помощник и друг республики Магазария, как я чемпион по плаванию в ванной. Как видите, мы вели слежку за нашим военным министром уже несколько месяцев. – Он хлопнул в ладоши.
– Если вы вздумаете применить силу, мы будем жаловаться в министерство иностранных дел, – пригрозил я.
– Да, – Али говорил успокаивающе, как с душевнобольным. – Конечно.
Сзади нас схватили несколько охранников и начали выталкивать из комнаты. Боб лягнул одного из них в лодыжку, вывернулся и, нанеся мгновенный удар другому, ринулся по коридору.
– Браво! Вызывай полицию, Боб, – крикнул я ему вслед.
Вверх по лестнице ему навстречу бросились три охранника, дежуривших в холле, но Боб закинул ногу на перила и поехал вниз, минуя грозных соперников. Однако внизу его ждал четвертый стражник, который грудью принял удар ног летящего сверху Боба и согнулся в три погибели. Оба покатились по полу холла, как спутанный клубок молотящих конечностей. Они сбили столик, с которого упала ваза, в свою очередь столкнувшая на пол золоченое зеркало и две картины маслом. Раздался леденящий душу грохот. Вся комната на мгновение застыла. Я даже подумал, что они оба убиты. Но свалка медленно упорядочивалась. Сотни мелких зеркальных осколков отражали каждое движение. Я стоял на верху лестницы в крепких объятиях трех охранников.
– И старого тоже можете отпустить, – скомандовал Али своим людям. – Помоги своему неразумному другу, – бросил он мне. – Мы только хотели проводить вас до двери.
Я поспешил спуститься вниз и принялся освобождать распростертые тела от обломков картинных рам и мебели. Охранник был без сознания, Боб держался за голову и скулил от боли. Я попытался поднять его.
– Ему нужен доктор, – сказал я Али.
Тот уставился на меня:
– У нас только знахари. А я всего лишь безграмотный абориген.
– Забери меня отсюда, – простонал Боб.
Я обхватил его и почти понес к двери. Али и стражники стояли на верху лестницы. На их лицах не было ни малейшего следа каких-либо эмоций, не было даже интереса к происходящему. Я почувствовал, что краснею от стыда.
– Вылезайте из этой хибары, сэр, – приказал полковник Мейсон.
Я встал и отдал честь, что здесь, в узкой палатке, было равносильно акробатическому трюку. Это была наша первая встреча после того, как я потерял сознание от взрыва далеко в пустыне.
– Не надо отдавать честь, Лоутер, – осадил он меня. – Вы уже не в армии. Вы возвращаетесь в Каир под трибунал и с этого момента считаетесь арестованным. Будете принимать пищу, не выходя из палатки. И ни с кем не общаться. Не хочу, чтобы вы разнесли эту заразу по всей части. Как только у меня появится свободный офицер для вашего конвоя, я отправлю вас складывать вещи.
Полковник Мейсон был полноватым человеком примерно сорокалетнего возраста, и, говоря все это мне, он как-то нелепо вытягивался по стойке смирно. Каждый вечер он надевал бриджи и начищенные сапоги, но днем носил танкистский комбинезон, который совсем не соответствовал его званию. Комбинезон был замасленным, и на одном рукаве была дырка, прожженная сигаретой.
– Завтра снова в бой, – сказал он. – Но вы с нами не идете, конечно.
Через зеленый брезент проникал яркий солнечный свет, который рассеивался по палатке, как под водой.
– Что с моим сержантом, сэр? Сержантом Брайаном Тетфордом.
– Он погиб, – сказал Мейсон и внимательно посмотрел на меня.
– А я думал, у него только обгорела нога. Я же разговаривал с ним после взрыва, не может быть, чтобы он умер.
– Много чего можно на это сказать, Лоутер.
– Да, сэр, – спокойно ответил я. Как странно, бывает ведь, что лицо человека загорает дочерна, а уши остаются розовыми.
– Ну вот и все, – заключил полковник Мейсон. – Не желаю вам зла, Лоутер, но мой рапорт никак не облегчит вашего положения.
– Мне не нужна ничья помощь, – сказал я. – Ни ваша, ни кого другого.
Мы смотрели друг на друга целую вечность. Глаза у него были светло-голубые, как у Лиз. Лицо казалось непроницаемой маской. Он как-то скованно повернулся и пошел, но у выхода из палатки задержался:
– Я пришлю вам пару сигарет и глоток чего-нибудь.
– Благодарю вас, сэр, – ответил я.
Тяжело дыша, он побрел прочь по белому песку.
Ворота посольства с грохотом захлопнулись за моей спиной.
Я помог Бобу проковылять через площадь Белгрейв. Добравшись до разноцветных перил уличной ограды, Боб облокотился на них и постарался убедить себя, что у него все цело. Глядя на его разодранные колени и слипшиеся от крови волосы, я утешал себя мудростью Сан Цу, который говорил: "Генерал, идущий в наступление, не желая славы, и отступающий, не страшась позора, чьи помыслы только защитить свою страну и верой и правдой служить владыке, и есть истинное богатство королевства". Мы отступали. Я помог Бобу влезть в машину, уверяя его, что все будет хорошо.
– Ты что, спятил? – возмутился Боб. – Твоего дружка Ававу упаковали, как рождественский подарок. Ты же слышал, они почтой отправляют его домой на праздники, как жирную индейку.
– Меня голыми руками не возьмешь, – сказал я. – Этот провал не такой уж неожиданный. Мы еще обсудим наши планы.
Я хотел подбодрить его. Вегетиус, римский полководец IV века, в таких случаях говорил так: "Не допускайте, чтобы ваши войска заподозрили, что вы отступаете, желая выйти из боя. Скажите им, что ваше отступление – это уловка, чтобы заманить врага в ловушку и добиться преимущества".
Уже в машине я набросал несколько возможных вариантов контрнаступления. Боб не поддавался:
– Заткнись, Сайлас, будь любезен. И не смей обращаться со мной, как с пятилетним малышом.
Когда мы прибыли в "Честер", швейцар – тучный человек в голубой форме и блестящей фуражке – подскочил, чтобы открыть нам дверь, но при виде Боба в разорванной в клочья одежде и с ссадинами с запекшейся кровью по всему лицу, он отпрянул.
– Моего приятеля сбила машина, – объяснил я.
Швейцар не спешил оказать помощь.
– Мы остановились в этой гостинице, – добавил я. – Напротив Будлз на него налетел какой-то новенький "роллс" с откидным верхом.
– Я помогу вам, – наконец произнес швейцар, вытягиваясь в струнку.
Он схватил Боба своими мясистыми ручищами и потащил к лифту.
Лиз встретила нас на пороге номера Боба.
– Что случилось? – спросила она.
– Все, что только могло, – признался я и уже для швейцара добавил: – При выходе из Будлз Боба сбила машина. – При этом я многозначительно подмигнул Лиз.
Она кивнула:
– Так вы не получили деньги?
– Нет, – раздраженно сказал я. – Не получили.
Она отвернулась от меня и начала помогать прислуге укладывать Боба. Он со стонами катался по постели. Швейцар предложил позвать врача, но я сказал, что я сам врач, дал ему десятку, и он удалился, рассыпаясь в благодарностях.
Я раздел и укутал Боба. Полбутылки виски приведут его в чувство. Я налил ему виски, но он потребовал кока-колу. Я дал ему, что он хотел, а виски выпил сам.
– И что мы будем делать? – спросил он.
– Не волнуйся, – успокоил я. – Спи, и это приказ. – Я улыбнулся.
Боб отдал честь и лениво уполз обратно в свои простыни.
В дверь постучали.
– Войдите, – крикнул я. Это был дружок Боба. – Да. Вы что-то хотели?
– Боб в порядке? – поинтересовался он.
– Мистер Аплярд совершенно здоров. Спасибо, – ответил я.
– Мне сказали, что его ранили. – И он сделал несколько шагов по направлению к постели.
– Это ты, Спайдер? – спросил Боб.
– Да, дружище, – ответил официант. – Я тут прослышал, что тебя немножко помяли.
– Его сбила машина, – поправил я. – Если это вас так интересует.
– Новенький "роллс", – развивал мысль официант. – Швейцар сказал мне.
– Все в порядке, Спайдер, – уверял Боб.
– Принести тебе тарелку супу?
– Я хочу немного поспать.
– Это лучше всего, – согласился официант. – Я знаю, что это такое.
– Неужели? – съязвил я.
Официант пояснил:
– Но к счастью, те ребята, с которыми я столкнулся, ездят на мотоциклах.
– Если нам что-нибудь понадобится, мы позовем вас, – сказал я.
– Можете звать меня в любом случае, сэр, – отозвался парень.
Я так и не понял, была ли это грубость с его стороны? Кивком головы я отпустил его.
– Спайдер хороший, – сказал Боб.
– У тебя все хорошие.
Боб не возражал:
– Но действительно, они почти все хорошие.
Минуту или две я не сводил с него глаз.
– Я придумаю что-нибудь, Боб, – пообещал я и выключил свет.
– Не сомневаюсь, что ты что-нибудь придумаешь, Сайлас, – пробормотал Боб в подушку.
Я пошел в номер к Лиз.
– Расскажи мне, что случилось? – потребовала она. Я все объяснил.
– И что мы будем дальше делать, Сайлас? – спросила она.
– Все будет в порядке, гусеничка, – ласково сказал я.
Она прижалась ко мне. Она была испугана, как и Боб. Иногда мне приходит в голову, что они могут умереть с голоду, если я вовремя не ударю в гонг к обеду.
– Я люблю тебя, Сайлас, – сказала Лиз.
– И я люблю тебя, гусеничка.
– Ты бы мог прожить без меня? – прошептала она.
– Ты прекрасно знаешь, что нет, – ответил я и почувствовал, как она еще сильнее прижалась ко мне и облегченно вздохнула.
– Сколько у нас осталось денег?
– Пять тысяч шестьсот шестьдесят четыре фунта восемьдесят шиллингов и четыре пенса, – сказал я.
– И нужно заплатить за коттедж.
– Есть еще три машины и эта чертова куча лома, – добавил я. – Но мы и близко не получим того, что заплатили.
– Тебе никогда не бывает страшно, Сайлас?
– Иногда бывает.
– Ты умеешь это скрывать.
– Да, умею, – сказал я. – Ты просто не знаешь этих признаков.
– А что это за признаки?
– Один из них – это когда я отказываюсь отвечать на вопросы.
– Но сейчас ведь тебе не страшно. Ну, не очень страшно.