- Во-во, - ещё больше понизил голос буфетчик. - Говорят, здание строили под тем видом, что якобы только под прокуратуру, а потом уж большую часть отвели под пансионат. И вроде бы Барон эту уловку знает и держит кое-кого вот так. - Он показал крепко сжатый кулак.
- А я слышала, что Сергей Касьянович огромное наследство получил, - сказала Хорунжая. - Из заграницы. Ведь их племя по всему свету рассеяно… И поэтому у Барона полные карманы чеков. Вещи он только в "Берёзке" покупает.
- Галифе и сапоги тоже? - прыснула Орыся.
- У него имеется для этого индивидуальный портной и сапожник, - не отреагировала на юмор Клара. - И ещё, он в Афганистане воевал. Метрдотель говорит, что самолично видел у Барона не то боевой орден, не то медаль.
- Значит, точно Афганистан, - глубокомысленно кивнул буфетчик. - В Отечественную не мог, под стол пешком ещё ходил.
Вернувшись в зал, Орыся пригляделась к Барону. Ему действительно было не больше сорока лет.
И вдруг почувствовала, что он тоже внимательно наблюдает за ней. В каком бы уголке она ни находилась, глаза Барона были устремлены в её сторону. И от этого взгляда Орысе почему-то было не по себе.
В груди смутно шевельнулось что-то тревожное…
А оркестр не переставал тешить публику цыганскими мелодиями, то грустными, то задорными. Одна из них, зажигательная, огневая, подняла с места друзей Барона, и они пустились в пляс под одобрительные возгласы присутствующих. Вскоре к танцующим присоединились другие посетители ресторана.
Лишь один Барон невозмутимо сидел за столом, глуша бокалами шампанское да время от времени бросая на Орысю свой прямо-таки завораживающий взгляд.
Улучив момент, она сообщила об этом Кларе.
- Смотри, - шутливо погрозила пальцем Хорунжая. - От Барона просто так не отвертишься. На кого положит глаз - ни перед чем не остановится. - И уже серьёзно продолжила: - Помнишь, у нас была официантка Зофья?
- Светленькая такая, кудрявенькая?
- Да, между прочим, натуральная блондинка, не крашеная… Барон увидел и как солома загорелся. С ходу предложил встретиться после работы. А Зофья только-только замуж вышла, и за красивого парня. Зофья отказала Барону, да ещё, дурища, мужу проговорилась.
- А почему дурища? - поинтересовалась Орыся.
- Потому, - вздохнула Клара. - Муж заревновал, пришёл к Барону, стал угрожать ему. А на следующий день Зофьиного супруга так обработали - страшно смотреть! Неделю валялся в больнице без сознания. Череп проломили, ребра переломали. Короче, калекой сделали.
- Кто? Барон? - округлила глаза Орыся.
- Нет. А тех, кто напал, до сих пор не нашли.
- Ну а Зофья?
- Как только муж встал на ноги, уехали из Трускавца. Подальше от греха.
- А может, Сергей Касьянович тут вообще ни при чем?
Хорунжая пожала плечами и сказала:
- Он никогда не бывает один. Обязательно рядом кто-нибудь на подхвате. Как этот, - она скосила глаза на спутника Барона, только что усевшегося за стол после пляски. - Да ещё на улице дежурят.
- А это что за краля с ними? - полюбопытствовала Орыся. - Любовница Барона?
- Райка? С тем дружком Барона. Она с разными приходит - Клара вдруг прыснула в кулак.
- Ты чего? - удивилась Орыся.
- Представляешь, даже в зубы вставила бриллианты!
- Ну да? - вытаращила глаза Орыся. - Шутишь?
- А ты присмотрись, сама убедишься.
- Неловко как-то.
- Рассказывают, грызла как-то Райка орех и сломала зуб. Очередной хахаль повёз её к дантисту и вставил золотую фиксу с бриллиантом. Райке это так понравилось, что она вырвала здоровый зуб с другой стороны и вставила золотой с бриллиантом. Для симметрии… Ну не чокнутая?
Подойдя в очередной раз к столу Барона, Орыся мельком кинула взгляд на рот хохочущей Райки, потому что не могла все-таки до конца поверить в рассказ Клары Хорунжей. Ну возможно ли такое? Но у Райки, когда она смеялась, действительно, в двух боковых золотых зубах пускали разноцветные лучики бриллианты. Прямо чертовщина какая-то!
- Садись, Орыся, - неожиданно сказал ей Барон, выдвигая четвёртый стул и наливая в бокал шампанское.
Орыся растерялась.
- Спасибо. Не могу… Понимаете, нельзя нам на работе, - пролепетала она и для убедительности добавила: - Честное слово!
- Садись, садись, - властно произнёс Сергей Касьянович. - За знакомство. - Он протянул свой фужер, чтобы чокнуться, ожидая, пока она возьмёт налитый ей.
Орыся невольно оглянулась, ища глазами метрдотеля. Но Сергей Касьянович опередил её, щёлкнул в воздухе пальцами, и через мгновение тот стоял рядом, как послушная собачонка.
- Давай, Петя, и ты, - налил ему полный бокал коньяка Барон.
К удивлению Орыси, метрдотель залпом осушил бокал.
- Ну? - нетерпеливо сказал Барон, обращаясь к Орысе.
Метрдотель согласно кивнул ей, мол, не отказывайся.
Пришлось и чокнуться, и выпить, и сесть.
Спустя некоторое время Барон налил Орысе второй бокал. Она почему-то не решилась сказать "нет".
И потом, когда на кухне метрдотель шепнул ей, что Сергей Касьянович ожидает у входа (о подмене уже позаботились), Орыся тоже не нашла в себе сил отказаться. Переоделась и вышла на улицу.
У ресторана стояли "Волга" и "жигуленок". Барон, сидевший в "Волге", открыл дверцу, пригласил Орысю в машину. И, как только она села, резво взял с места. Тут же, следом за ними, двинулись и "Жигули".
"Как же это он не боится пьяный за рулём? - Орыся краем глаза посмотрела на Сергея Касьяновича. - Нарвётся на гаишников, лишат прав. А то и вовсе в милицию могут забрать".
Вообще-то он на пьяного не походил, хотя выпил изрядно. Только веки набрякли да побелели.
Впереди у перекрёстка показался милицейский мотоцикл, возле которого стоял работник ГАИ в белых крагах и шлеме. У Орыси упало сердце: сейчас поднимет жезл, они остановятся и…
Но Барон, чуть сбавив скорость, приспустил возле себя стекло и небрежно помахал рукой милиционеру. Тот кивнул и весело улыбнулся в ответ, как будто увидел самого дорогого друга. Только что не козырнул.
Орыся едва сдержала вздох облегчения.
- Сергей Касьянович, - спросила она, тяготясь молчанием и неизвестностью, - кто же вы такой, если даже милиция?..
- Ой, дорогая-золотая, - усмехнулся Барон, - поменьше задавай вопросов. Не люблю.
Орысю несколько обидел такой ответ, но она промолчала.
Однако когда "Волга" и неотступно следующие за ней "Жигули" вылетели за город, не удержалась:
- Но хоть имею я право узнать, куда мы едем?
- Во Львов, - коротко ответил Сергей Касьянович.
- Как во Львов? - вырвалось у Орыси.
- Отдохнуть надо, - сказал Барон, не объясняя, от чего отдохнуть и как.
"Господи, а тётя Катя? - подумала она. - Вот уж переволнуется!"
В машине снова воцарилось молчание. Лишь в едва приоткрытое со стороны водителя окно посвистывал встречный ветер да шуршали шины по асфальту.
Сергей Касьянович управлял машиной уверенно и властно. Впрочем, как и вёл себя с людьми. Эта уверенность почему-то постепенно успокоила Орысю.
Во Львове она не была давно. А город этот очень любила за его многолюдность, неповторимые старинные улицы, дома, скверы. Там можно затеряться и в то же время быть среди толпы. Не то что в их игрушечном маленьком Трускавце!
Одна площадь Рынок чего стоит! А Театр оперы и балета имени Ивана Франко с его крылатыми фигурами на фронтоне!
- Ты чего Раису обглядывала? - неожиданно задал вопрос Барон.
Орыся обрадовалась: молчание её тяготило. Она ткнула себя пальцем в зубы и сказала:
- Что, ей некуда бриллианты девать?
- Понравилось? - не то удивился, не то заинтересовался Барон.
- Эх, кто бы мне подсунул орешек покрепче! - со смехом произнесла Орыся.
- Подумаешь, - пренебрежительно сказал Барон, - бриллианты по одному карату! Всего-то двенадцать тысяч… Я могу тебе в каждый из тридцати двух зубов по два карата!
Сказал так, что она поверила - может.
- Свои как-то лучше, - ушла она от темы.
До Львова домчались менее чем за час. Подкатили к гостинице "Верховина", что на проспекте Ленина. Лиц людей, сопровождавших их на "Жигулях", Орыся так и не увидела: Сергей Касьянович сразу повёл её в вестибюль. А там…
Дежурный администратор вёл себя с Бароном так же, как метрдотель "Старого дуба". Через десять минут Сергей Касьянович уже вводил её в роскошный трехкомнатный "люкс" с коврами на полу и цветным телевизором. А ещё через четверть часа им подали в номер царский ужин с чёрной и красной икрой, разными копчёными и солёными рыбами, свежими жареными шампиньонами, неправдоподобно огромными красными варёными раками, коньяком, шампанским и заморскими фруктами.
Орыся не переставала удивляться могущественности своего "похитителя", как она мысленно называла Барона. И как ему удалось получить номер без всяких паспортов? Ведь у нас и шагу нельзя ступить, пока не удостоверятся, кто ты такой.
В уютный номер не проникал шум с улицы. Мягкий свет торшера освещал столик, играя в гранях хрусталя и золоте напитков.
Они сидели на диване рядом. Барон взялся за коньяк.
- Нет-нет, - запротестовала Орыся.
- А шампанское?
- Немного.
- Как хочешь, - посмотрел на неё Сергей Касьянович.
И снова у неё от этого взгляда тревожно забилось сердце, как там, в "Старом дубе".
Выпили. Он - коньяк, она - шампанское.
Ела Орыся с удовольствием: уехала из Трускавца голодная, да ещё дорога.
Наверное, уют и роскошь помещения её расслабили. Вино, впрочем, тоже. Она почти не уловила момента, когда сильные, железные руки Барона прижали её тело к своему, отыскали грудь, бедра, а губы жадно потянулись к её губам.
И тут, словно опомнившись, она резко оттолкнула Барона. Началась борьба, безмолвная, грубая и жестокая. Пощёчина ещё больше озлобила Орысю, и она вцепилась ногтями в его лицо, не чувствуя дальнейших ударов…
Тяжёлая золотистая портьера, трюмо с деревянными завитушками, идиллический пейзаж в багетной рамке на противоположной стене - вот что увидела Орыся, проснувшись.
И вспомнила.
Ругать она себя не стала: сама отлично знала, зачем привёз её Барон в эту гостиницу. При воспоминании о нем она зачем-то повыше натянула на себя одеяло. Прислушалась.
В номере стояла тишина.
"Где же он?" - с каким-то беспокойством подумала она: неизвестность пугала.
Телу что-то мешало. Комбинация… Вернее, то, что от неё осталось, - лохмотья.
Орыся откинула одеяло, хотела встать. Что-то упало на коврик возле кровати.
Два целлофановых пакета. Ярких, с надписью на иностранном языке. В одном было нижнее бельё, в другом - платье. Изумительное, нежно-сиреневое, с люрексом.
Её платье валялось на стуле с оторванным рукавом.
Орыся приложила к себе обновку, посмотрелась в зеркало. И цвет и фасон
- все к лицу.
Она пошла в ванную, привела себя в порядок, сделала причёску, размышляя, куда мог запропаститься Сергей Касьянович. И не успела выйти в гостиную, как появился он в длинном кожаном пальто и мохнатой лисьей шапке. На щеке алела царапина - след её ногтей.
Барон прошёлся по ней взглядом, улыбнулся, довольный.
- Я немного погорячился, - сказал он, раздеваясь. - А ты мне такая бешеная ещё больше понравилась.
- Чем? - спросила она немного кокетливо.
Барон хмыкнул и не ответил. Потом уже, когда они сидели за доставленным из ресторана завтраком, пояснил:
- Запретный плод - он всегда слаще. - И без всякого перехода вдруг заявил: - В ресторане ты больше работать не будешь.
- Как это? - вырвалось у Орыси.
- Вот так! - коротко бросил он.
Орыся поняла, что спорить бесполезно. И опасно: ей вспомнился рассказ Хорунжей о том, как поступили с мужем Зофьи.
После завтрака Сергей Касьянович предложил покататься по городу. Когда вышли на улицу, мела метель, а Орыся была в лёгком пальто.
- Холодно, - передёрнула она плечами, поскорее забираясь в машину.
- Согреем, - пообещал Барон.
Орыся не придала значения этому замечанию. Он остановил "Волгу" возле универмага и попросил немного подождать. Вернулся минут через пятнадцать с большим свёртком. Когда она развернула его в гостинице - ахнула. Это была норковая шуба…
Во Львове они пробыли три дня. Обошли чуть ли не все рестораны. Орыся устала от этого загула. Пить она не любила и не умела, а приходилось, хотя бы понемногу. Хмель был не в радость, только болела голова.
Потом Сергей Касьянович отвёз её в Трускавец и, прощаясь, предупредил:
- Чтобы ни одного мужика! Узнаю - наше следующее свидание будет на том свете!
Кончался февраль, а зиме, казалось, не будет конца. Обычно в это время в Трускавце уже сходил снег, а тут морозы доходили до двадцати пяти градусов, бушевали метели, скреблись в окна сухими снежинками, и под их шелест сладко спалось в тёплой комнате. Как и в тот день, когда прикатила на собственном "Москвиче" Наталья Шалак - двоюродная сестра Орыси.
- Вставай, барыня! - разбудила она хозяйку и показала на часы: было около полудня. - Скоро темнеть начнёт, а ты ещё в кровати.
- Наталка! Ты? - Орыся спросонья протирала глаза, не понимая, наяву перед ней сестра или снится. - Откуда? Какими судьбами?
- Прямиком из Криницы… По твою душу, - ответила Наталья, расстёгивая пальто, но почему-то не снимая его.
За Натальей стояла тётя Катя и умилённо глядела на Орысю.
- Подымайся, подымайся, милая, - кивала она. - Завтрак уж на столе. Откушаешь вместе с гостьей.
- Какой там завтрак! - повернулась к ней Шалак. - Нам ехать надо!
- Ехать? - встревожилась Орыся. - Куда? Зачем? - И подумала: неужели что с дедом? Из Воловичей доходили вести, что он заболел.
- Не волнуйся, - успокоила её Наталья. - Радость у нас. Нет, ты не поверишь, ей-богу! Позвонили вчера из Москвы нашей председательше сельисполкома Павлине Васильевне… Помнишь её?
- А как же! - ответила Орыся, неохотно покидая нагретую постель.
- И говорят, - продолжала Наталья, - ждите в гости иностранцев. Павлина Васильевна растерялась: что за иностранцы, почему именно в Криницы? Её спрашивают, есть в селе семьи с фамилией Сторожук? Конечно, отвечает председательша, я сама урождённая Сторожук. Вот и хорошо, через два дня встречайте туристку из Канады. Она пожелала посетить места, где родилась, и заодно повидать родственников. Звать её Миха Стар.
- Так это же!.. - воскликнула Орыся, но Наталья перебила:
- Да-да! Едет тётка Михайлина! Представляешь? Павлина Васильевна так и сказала: это она по-заграничному Миха Стар, а по-настоящему - Михайлина Сторожук. Что же, встретим как полагается!
- Но я-то зачем?
- Здрасьте! - удивилась Наталья. - Поможешь. Ты ведь тоже Сторожук, родственница.
- Седьмая вода на киселе.
Орыся открыла шкаф, выбирая, что надеть для поездки.
- Черт! Куда розовый шарф подевался? Он всегда здесь висел.
Тётя Катя заохала, бросилась к шифоньеру и вынула из нижнего ящика богатый мохеровый палантин.
- Прости меня, старую, - оправдывалась старуха. - Ты давеча его на стуле оставила. Вот я и спрятала в ящик.
Наталья смотрела на сестру и недоумевала: неужели это та самая Орыська, которую она знала с детства? В селе у своих деда с бабкой она и корову доила, и за свиньями ухаживала, и навоз убирала, и босиком бегала на речку полоскать бельё. Да и когда работала диетсестрой в санатории, о ней отзывались как о скромнице, готовой и подежурить за другого, и с чужим ребёнком посидеть. А тут завтрак даже себе не приготовит, все тётя Катя. Однако Шалак промолчала, лишь перед самым выходом спросила:
- Куда думаешь теперь устраиваться?
- А зачем мне работать? - беспечно ответила Орыся.
- Конечно, коровка у тебя щедрая, - не удержалась от шпильки Наталья, кивнув в сторону особняка. - Даже пасти не надо, знай только… - и она задвигала руками, словно доила.
- Твоя тоже, кажется, не скупится на молочко, - усмехнулась Орыся.
Наталья поняла, что она имела в виду. Шалаки работали на селе: Наталья
- учительницей, Матей - завклубом. Но имели к зарплате очень хороший приварок. От теплицы. На дворе зима, а они возили на рынок в Киев свежие помидоры и огурцы.
- Тоже мне сравнила! - отпарировала Шалак. - Попробуй вырасти рассаду, удобряй, опрыскивай, поливай! За дитем легче ухаживать!
- Ладно, - недовольно оборвала её Орыся. - Имеешь и слава богу! - И дала наказ тёте Кате: - Если приедет Сергей Касьянович, скажи, что я в Криницах. На пару дней, не больше.
- Не-не! - испуганно замахала руками старушка. - Разве он на словах поверит? Ты уж, голубушка, черкни ему записку.
Орыся набросала пару слов Сергею, и они поехали.
Сельская жизнь не особенно богата на события, тем паче зимой. Поэтому ожидаемый приезд Михайлины Сторожук взбудоражил не только её родных, но и всех криничан. На следующий день (а это была пятница) в селе с утра царило необычное оживление. Продолжали прибывать Сторожуки из Драгобыча, Борислава, окрестных селений. Кто на собственных машинах, кто рейсовым автобусом. Орысины дедушка с бабушкой так и не приехали: видать, старик действительно захворал.
Больше всех забот было у Василины Ничипоровны, председателя местного колхоза "Червоный прапор". Её районное начальство, узнав, что колхоз посетит канадская туристка, дало указание "показать товар лицом", то есть не осрамиться перед заграницей. К тому же колхозный голова приходилась тёте Михайлине троюродной племянницей. Вообще-то по части встречи зарубежных гостей опыт у Василины Ничипоровны имелся. Но одно дело официальная делегация, а другое - родственница. Как её принять? У кого поместить? На это в Криницах претендовало не менее десяти семейств. Обижать никого не хотелось. Но ведь тётя Михайлина одна! Пришлось выбирать, кто ей ближе по родству. Таким являлся местный бригадир механизаторов Гринь Петрович Сторожук, сын единокровного брата гостьи.
Сам Гринь Петрович узнал, что у него в Канаде есть тётя, лишь пять лет назад, когда умер отец, Петро Остапович. Разбирая после его смерти бумаги, он обнаружил очень интересное письмо - ответ из Красного Креста. Он касался сведений о деде Остапе. На запрос Петро Остаповича отвечали, что его отец, Остап Сторожук, недавно скончался в Канаде. Но у него осталась дочь Михайлина, проживающая в городе Виннипег.
Гринь Петрович терялся в догадках, почему отец скрывал, что у него есть сестра. Конечно, в те времена наличие родственников за границей не афишировали. А Гринь Петрович как раз заканчивал сельхозинститут во Львове, и скорее всего, отец боялся повредить его карьере.
Как бы там ни было, но Гринь Петрович тут же написал тёте Михайлине, которая сразу ответила. Письмо было грустное и радостное одновременно. Грустное, потому что она узнала о смерти единокровного брата своего, так и не повидавшись с ним, а радостное - что объявился племянник. Так у них наладилась переписка. Потом стали приходить посылки. Шубы из синтетического меха, пуловеры, свитера, платья и кофточки с люрексом, джинсы и другая одежда. Гринь Петрович раздавал подарки родственникам.