Вот и выходило: кому как не ему принимать в своём доме гостью из далёкого городе Виннипега. Не было сомнений, что тётя Михайлина останется довольна: жена Гриня Петровича, Ганна Николаевна, была отличной хозяйкой и мастерицей стряпать. Хлеб пекла такой (она работала в местной пекарне), что за ним в Криницы приезжали даже из города. Никакой механизации Ганна Николаевна не признавала - только своими руками!
Покончив с вопросом, у кого будет жить канадская родственница, наметили настоящий сценарий её встречи. Правда, точного времени приезда тётки Михайлины в Криницы никто не знал: из львовского отделения "Интуриста" сообщили неопределённо - будет к обеду. Встретить решили торжественно, у околицы села. Отправились туда в полдень.
Крутила позёмка, мороз стоял под двадцать градусов. Согревались на ледяном ветру притопыванием и прихлопыванием. Кто-то даже предложил разжечь костёр. Но тут на дороге показалась чёрная "Волга". Не сбавляя хода, она промчалась мимо встречающих, которые закричали шофёру, замахали руками. Тот затормозил, подал назад.
И точно, в машине сидела тётя Михайлина. Её узнали по ранее присланным фотографиям.
"Волгу" обступили со всех сторон. Какой там сценарий, о нем враз забыли! Каждому хотелось протиснуться поближе.
Первым из машины выбрался молодой мужчина в короткой дублёнке. За ним вышла гостья, растерянная и взволнованная. Она была в шубе из искусственного меха, в меховой шапке с козырьком. На груди тёти Михайлины висели фотоаппарат и кинокамера.
- Дорогу!.. Дорогу! - распорядилась Василина Ничипоровна. - Дайте пройти Гриню Петровичу!
Все расступились. Сторожук, неся на расшитом рушнике каравай и солонку с солью, подошёл к гостье.
- Дорогая тётя Михайлина! - произнёс он осевшим от волнения голосом. - Добро пожаловать на родную землю.
У Михайлины Остаповны задрожали губы, на глазах показались слезы.
- Гринь, неужели!.. - только и проговорила она.
А Сторожук переминался с ноги на ногу, совал тётке каравай. Та наконец поняла, что от неё требуется, отломила кусочек хлеба, макнула в соль и положила в рот. Кто-то принял из рук Гриня Петровича символ гостеприимства и хлебосольства. Тётка бросилась на шею к племяннику и заплакала. Он совершенно растерялся, гладил её по спине и приговаривал:
- Ну будет, будет…
- Не верится… - отстранилась от него гостья. - Всю жизнь ждала этого часа.
Она оглянулась, словно что-то ища, затем опустилась на колени, взяла горсть снега и приложила ко рту.
И все поняли: будь земля голая, тётя Михайлина поцеловала бы её.
Женщины зашмыгали, кто-то всхлипнул. Гринь Петрович бережно поднял тётку и начал было представлять родственников.
- Потом, дома! - остановила его Василина Ничипоровна. - А то совсем заморозим дорогую гостью.
Та и впрямь здорово озябла в синтетической шубе: губы посинели, пальцы еле шевелились. И все же, прежде чем сесть в машину, она несколько раз щёлкнула фотоаппаратом, запечатлев на память эту трогательную встречу.
В "Волгу" подсели Гринь Петрович и председатель колхоза.
Молодой человек оказался переводчиком из "Интуриста", звали его Лев Владимирович. Но его помощь не понадобилась: разговор шёл на украинском языке. Правда, тётя Михайлина изъяснялась довольно старомодно, иногда вставляя английские слова, которые тут же сама и переводила.
- Ты - вылитый дед Остап! - сказала она, не выпуская из своих рук ладонь племянника.
Впрочем, Гринь Петрович имел сходство и с тётей: одинаковые разрез глаз и форма носа.
В машине было жарко. Сторожук расстегнул пальто. На его груди сверкнуло два ордена, которые заставила надеть жена.
- О! - удивилась гостья. - Ты был на фронте? Почему не писал об этом?
- Да нет, - смутился Гринь Петрович, - не был я на войне. А это, - дотронулся он до наград, - за другое… - И замолчал, поскольку хвалить себя было неловко.
- Он воюет на поле! - пришла на выручку Василина Ничипоровна. - За урожай! Его бригада на всю область гремит! Портрет вашего племянника на доске Почёта в райцентре.
Гостья не поняла, что такое доска Почёта и почему Гринь Петрович "гремит" председательнице пришлось объяснять.
- О'кей! - кивнула довольная тётя Михайлина. - Хорошо! Молодец! А какой у вас сегодня праздник? - вдруг спросила она.
- Как? - в свою очередь, удивился Гринь Петрович. - Вас встречаем…
- Да? - округлила глаза гостья. - Иа-за меня не вышли на работу, правильно я поняла? - Племянник согласно кивнул. - А хозяин разрешил? Убытка не будет?
Гринь Петрович и Василина Ничипоровна не знали, что и сказать. Поймёт ли заокеанская родственница, ведь тут все иначе, чем у них, в Канаде. Как объяснить наши порядки?
Сегодня им начальство само дало "добро". А сколько не выходят на ферму или в поле из-за того, что нужно ехать в район за какой-нибудь пустяковой справкой (порой не раз и не два) или же везти чинить телевизор, стиральную машину? Не говоря уже о тех, кому важнее продать клубнику или черешню с приусадебного участка на городском рынке, чем отработать в колхозе. Ну а убытки?.. Попробуй взыщи!
Разумеется, этого гостье говорить не следовало, особенно после установки из района "показать товар лицом".
- А мы сами себе хозяева! - бодро ответила голова колхоза.
Тётя Михайлина на секунду задумалась, но больше расспрашивать не стала, схватившись за кинокамеру: её внимание привлекли добротные красивые дома сельчан, расписанные по фасаду картинами в лубочном стиле. Она снимала до тех пор, пока машина не остановилась у ворот дома Гриня Петровича, где поджидала огромная толпа кринчан.
- Это тоже ради меня? - снова удивилась гостья и, услышав утвердительный ответ, заметила: - У нас в Канаде так встречают только президентов!
Ганна Николаевна, представленная мужем, заключила тётю Михайлину в могучие объятия и повела в дом. Гостья не удержалась, чтобы не сфотографировать колодец во дворе - подлинное произведение искусства, хоть сейчас в музей народного творчества!
Ганна Николаевна отвела тётку в комнату, подготовленную для неё, и сказала:
- Отдыхайте с дороги… Может, приляжете?
- Нет, нет! - запротестовала гостья. - У меня большие планы. Съездить в Каменец, посмотреть на дом отца… И в Колгуевичи обязательно. Родина Ивана Франко!
- Успеется, - уговаривала хозяйка. - Вон откуда ехали, из-за океана! А в вашем возрасте это нелегко.
- О, я ещё совсем молодая, - заулыбалась тётя Михайлина, обнажая ряд белых, красивых зубов, слишком белых и слишком красивых, чтобы быть своими.
- Мне всего пять лет!
- Пять? - переспросила Ганна Николаевна, подозрительно глянув на гостью.
- Пять! - не переставала улыбаться та.
"Господи! - подумала хозяйка. - Часом не с приветом тётка-то?"
Гостья, видя замешательство Ганны Николаевны, похлопала её по плечу.
- Это в шутку. - И пояснила: - Понимаешь, милая Ганна, моя внучка Лайз отдыхала с мужем летом на одном из островов архипелага Мергуи, в Андаманском море. Там существует обычай: когда рождается ребёнок, то ему как бы отпускают на жизнь шестьдесят лет. И счёт ведётся в обратном направлении… Понятно?
- Не очень, - призналась хозяйка.
- Ну, у нас как? Сначала ребёнку год, потом два, три и так далее. А у них наоборот - шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь… Ясно?
- Теперь ясно.
- Вэл! Хорошо! - одобрительно кивнула гостья. - А если ты доживёшь до "нуля", то дают ещё десять лет. Допустим, человеку шестьдесят пять. Тогда говорят: ему пять лет во второй жизни. Мне сейчас семьдесят пять, так что получается: я пятилетняя девочка в третьей жизни…
- Чудно! - покачала головой Ганна Николаевна.
- Но зато удобно для стариков! - засмеялась тётя Михайлина.
- Переодеваться будете? - поинтересовалась хозяйка, оглядев наряд гостьи - вельветовые брючки и свитер.
- Я так буду, - взяла её под руку тётка Михайлина. - Ну, пойдём познакомимся с родными.
"Да, - подавила вздох Ганна Николаевна, - старый як малый".
Зашли в комнату, где был накрыт праздничный стол. Никто не садился - ждали почётную гостью.
"А наши-то куда наряднее", - с удовлетворением отметила про себя Ганна Николаевна.
И впрямь, на многих Сторожуках костюмы и платья - даже на приём в Кремль не стыдно было бы! Ну а насчёт угощения хозяйка не беспокоилась: молочные поросята, индейки, куры, домашняя колбаса и окорок, своего приготовления маринады и соления, пышные румяные пироги и караваи. Ароматы и запахи стояли такие, что и у сытого потекли бы слюнки.
Увидев все это великолепие, тётя Михайлина бросилась за фотоаппаратом, влезла на стул, щёлкнула затвором. И тут же, к удивлению присутствующих, извлекла из камеры… готовый цветной отпечаток.
Всем хотелось посмотреть фото. Орыся тоже разглядывала его, как чудо. Стоявший рядом Лев Владимирович тихо пояснил, что аппарат - системы "Полароид".
- У меня в Москве такой же. Правда, трудно с фотоматериалами к нему, но на вас я не пожалел бы… - многозначительно добавил он.
Переводчик, как только зашёл в дом Сторожуков, сразу "прилип" к Орысе и не отходил от неё ни на шаг. И когда наконец сели за стол, устроился рядом.
Поднялась Василина Ничипоровна и произнесла в честь гостьи целую речь. Лев Владимирович шепнул на ухо соседке:
- Выручайте, Орыся, по-украински я ни бум-бум.
Она хихикнула и тоже шёпотом спросила:
- Зачем же вас послали с тётей Михайлиной?
- Положено, вот и поехал, - усмехнувшись, ответил работник "Интуриста".
Орысе пришлось переводить ему с украинского языка на русский. Лев Владимирович под этим предлогом придвинулся к ней ещё ближе.
Угощение шло на "ура". Ещё бы, все здорово нагуляли аппетит на морозе. Гринь Петрович, сидящий по правую руку тётки Михайлины, предлагал ей то кусок поросятины, то ломоть окорока, то индюшачью ножку. Но старушка от всего отказывалась. Она положила себе на тарелку куриное крылышко и пару кружочков свежего огурца. К знаменитому хлебу Ганны Николаевны она даже не прикоснулась.
- Хоть пирога отведайте, - попросила Ганна Николаевна, сидевшая по левую сторону тёти Михайлины. - Слоёный…
- Нет! Нет! - замахала руками гостья. - Вредно!
- Как? - растерялась хозяйка. - Аль хвораете чем?
И на самом деле, тётя Михайлина выглядела такой тощенькой по сравнению с упитанными, что говорится, кровь с молоком, представительницами среднего и старшего возраста Сторожуков.
- Совсем наоборот! - возразила тётя Михайлина. - Я здорова! Но не хочу заболеть. У нас это слишком дорогое удовольствие.
- От чего тут заболеешь? - встревожилась Ганна Николаевна. - Все свежее, своё. Яички, мясо, масло…
- Да разве можно есть вместе мясо, яйца, картошку, хлеб? - ужаснулась старушка.
- А кто ест мясо без гарнира да ещё без хлеба? - вытаращилась на неё Ганна Николаевна.
- Нет, белки надо есть раздельно с углеводами, а крахмал отдельно с белками! - заявила гостья. - Белки с белками тоже вредно! По системе Шелтона!
- Кого-кого? - переспросила Ганна Николаевна.
- Неужели вы не слышали о нем? - удивилась тётя Михайлина, - Шелтон - знаменитый американский врач! Благодаря его системе я не знаю теперь, что такое обращаться в больницу.
- Да разве худой человек - здоровый? - не выдержав, со вздохом заметила Ганна Николаевна, которая была задета за живое.
- А как же, - закивала гостья, смотревшаяся рядом с Ганной Николаевной невзрачной пичужкой. - Надо избавляться от лишнего веса.
- Пусть уж молодые думают о фигуре, - отмахнулась та, - а в мои годы…
- О чем ты говоришь! Вот моему зятю пятьдесят два года. В прошлом году он весил восемьдесят килограммов, а в этом - семьдесят пять! Так что он получил прибавку к жалованью пятьдесят долларов.
- А при чем тут жалованье? - удивился Гринь Петрович.
- На фирме, где он работает, такой порядок: за каждый килограмм сброшенного веса прибавляют десять долларов.
- Ну а фирме какой резон в этом? - ещё больше удивился Гринь Петрович.
- О, большой! Выгодно! Худые болеют меньше. Они всегда бодрые, энергичные…
- Сало, значит, тоже не употребляете? - спросила Ганна Николаевна.
- Избави боже! - ужаснулась тётя Михайлина.
- А твой зятёк тоже не ест мясо и сало? - встряла в разговор бабка Явдоха, самая старая из Сторожуков.
- Конечно.
- А как же он с жинкой? - покачала головой местная старейшина. - Я б такого мужика на ночь не пускала…
Слова бабки Явдохи потонули в хохоте. А когда смех утих, поднялась председатель сельисполкома и стала говорить о родной земле, которая всегда остаётся родной для украинцев, где бы они ни были.
- Дорогая Павлина сказала верно, - сказала старушка. - Мы там, в Канаде, не забываем о родине! О, вы представить себе не можете, сколько народу каждый год приезжает в Виннипег на фестиваль украинского искусства в день рождения Тараса Шевченко! Стихи его читают! - Она вздохнула. - Увы, к сожалению, чаще в переводе на английский. А вот песни поем на родном, украинском!
И посетовала, что её поколение ещё помнит и чтит национальные традиции, а вот молодёжь…
- Наши, думаешь, лучше? - показала на девчат и парней за столом бабка Явдоха. - Попроси их спеть добрую старую песню - куда там! Эх, жаль Анна не приехала, её бабушка, - кивнула она на Орысю. - Столько знает песен!
- А почему она не приехала? - поинтересовалась гостья.
- Старик у ней хворает. Спина, плечи… Согнуться-разогнуться не может.
- Надо было написать мне в Канаду, я бы помогла ему. Подруга моей старшей дочери работает по контракту в Китае. Её отец тоже страдает воспалением суставов, так она прислала ему жилет. Тёплый и в то же время лечит. Понимаете, в жилет этот вшита целебная трава, действует через кожу.
- Ишь, до чего додумались, - покачала головой бабка Явдоха. - Ну что ж, уважь, милая… Ну а насчёт того, что нет Анны - ладно, не беда. Мы Орысю попросим спеть. Хорошо девка спивае.
- А ты только что ругала молодёжь, - улыбнулся Гринь Петрович.
Он встал и сказал тост за молодое поколение Сторожуков, пожелав им быть всегда и везде первыми, присовокупив, естественно, и внуков тёти Михайлины.
Старушка расчувствовалась, принесла фотографии. У неё было семь внуков.
- А это моя любимица, Мэри, Машенька, - она с любовью погладила рукой снимок загорелой девчонки в костюме для тенниса.
Фотографии стали переходить из рук в руки.
Здравицы следовали одна за другой. Глядя на гостей, Ганна Николаевна радовалась: уплетали её стряпню за обе щеки вопреки всяким там заокеанским умникам, вроде этого Шелтона.
Лев Владимирович тоже ел и нахваливал, уверяя Орысю, что такой вкусной, истинно украинской кухни нигде не пробовал, хотя ему приходилось бывать в самых лучших ресторанах в различных городах страны, в том числе и в Киеве. Услышав, что Орыся хорошо поёт, он шепнул ей:
- Это уж слишком.
- Что слишком? - не поняла Орыся.
- Понимаете, когда я увидел вас, просто не поверил: такой цветок! И где? В провинции! - Он отстранился, чуть прикрыл тёмные глаза, потом снова приблизился. - Изыск! Какой элегант! И оказывается, ко всем вашим совершенствам - ещё голос! Жажду услышать.
- Смотрите не разочаруйтесь, - с улыбкой ответила Орыся. - Небось там, в Москве, в театрах наслушались…
- Сказать честно, даже надоело. "Пиковую даму" в Большом слушал раз двадцать, не меньше. Куда прежде всего бегут иностранцы? В Большой театр!
- А я как-то хотела пойти, но не смогла достать билеты.
- Бог мой, я бы устроил это в пять минут! Для "Интуриста" - не проблема! Куда хотите: самая лучшая гостиница, ресторан "Седьмое небо" на Останкинской башне, Алмазный фонд, Театр на Таганке!.. - Переводчик достал из бумажника свою визитную карточку и торжественно протянул Орысе. - Ваш покорный слуга!
- Даже не знаю, когда выберусь в Москву, - сказала Орыся, беря визитку.
- По первому звонку - у ваших ног! - заверил Лев Владимирович и ещё тише добавил: - А если вас интересует "Берёзка", ну, там, что-нибудь такое-этакое, могу помочь с чеками.
- Это как раз меня не интересует, - небрежно ответила Орыся.
И сказала правду.
- Да вы, вероятно, не знаете, что там можно купить то, чего больше нигде не достанешь!
Орыся, вспомнив Сергея, его подарки, загадочно улыбнулась. Льва Владимировича это задело.
- Ну, например, косметику от Диора.
- У меня есть, - спокойно сказала молодая женщина и, чтобы не быть голословной, открыла сумочку и продемонстрировала флакончик духов, губную помаду, набор теней, тушь и пудру этой знаменитой французской фирмы.
У переводчика даже челюсть слегка отвисла: сколько стоил косметический набор Орыси, Лев Владимирович знал.
- Были бы деньги, - усмехнулась она, потом уже серьёзно сказала: - А насчёт гостиницы я, возможно, обращусь к вам. Поможете?
- Да-да, - закивал работник "Интуриста", приходя в себя. - Какую пожелаете.
- Где-нибудь в центре. Получше, подороже…
Раньше, когда она задерживалась в столице проездом из Средневолжска, то радовалась койке где-нибудь в "Заре" или "Останкино" за ВДНХ. Но Сергей приучил её к роскошным номерам, и на другое теперь Орыся не согласилась бы.
- Непременно сделаю! - уважительно произнёс Лев Владимирович. - И лучше, если вы дадите знать заблаговременно. Я бы вас встретил. В моем распоряжении очень часто бывает авто, когда обслуживаю какого-нибудь бизнесмена или зарубежного общественного деятеля.
- А вот встречать не надо, - решительно отвергла предложение Орыся. - Тачка - самое милое дело. Ни от кого не зависишь.
Так называть такси приучил её тоже Сергей. Это слово, сказанное небрежно, также произвело впечатление на переводчика. Он склонил голову и развёл руками: как, мол, будет угодно.
За светской беседой с Львом Владимировичем Орыся не заметила, что тётя Михайлина, показав на неё, негромко спросила Гриня Петровича:
- Она что, артистка?
Сторожук затруднился с ответом. Зато Наталья Шалак с улыбкой сказала:
- Орыся у нас безработная.
Тётя Михайлина изменилась в лице, поохала и незаметно вышла.
Слово "безработная" Орыся услышала, но не знала, что оно относится к её персоне. Лев Владимирович увлёк её историей о том, как был переводчиком одного отпрыска короля с Востока, приехавшего к нам туристом. Малый замучил его, требуя повести в злачные места: дом свиданий, порнокинотеатры, на худой конец - бары со стриптизом.
- Я ему объясняю, что у нас нет подобных заведений, - рассказывал работник "Интуриста". - Предлагаю балет на льду, Театр кукол Образцова, Музей Пушкина. Третьяковка закрыта на реконструкцию… А он упёрся, малинки хочет. Скандалист, грозится прервать поездку… Представляете моё положение?
- Вполне, - кивнула со смехом Орыся.
- Так вот… - хотел было продолжить переводчик.
Но как он выкрутился из щекотливого положения, Орыся так и не узнала. На её плечо легла рука тёти Михайлины.
- Прости, дочка, можно тебя на минутку, - наклонилась она к Орысе.
- Да, конечно, - поднялась та.
Тётя Михайлина как-то нежно, по-матерински обняла её за талию, повела в соседнюю комнату через дверь, которая находилась рядом со стулом Орыси. Лев Владимирович, Наталья и ещё несколько человек невольно обернулись вслед.