"С попутчиком, кажется, в порядке", - подумал удовлетворённо Валерий Платонович. Он переоделся в спортивный костюм, пристроил чемодан под сиденье и сел, блаженно откинувшись на спинку. С этой минуты профессор как бы начисто забыл Москву, связанные с ней хлопоты и неприятности, решив до возвращения ни о чем не думать.
Вскоре поезд тронулся, и в купе вошёл сосед.
- Ну, что же, будем знакомиться? - весело сказал он. - Мансур Ниязович Иркабаев.
- Рад познакомиться, - чуть наклонил голову Валерий Платонович, и, назвав себя, спросил: - Из Узбекистана?
- Совершенно верно, - улыбнулся Иркабаев и уточнил: - Из самой жемчужины Узбекистана - Ферганской долины… А вы москвич?
- Москвич, - кивнул профессор.
- И куда едете, если не секрет?
- Какой секрет, - вздохнул Скворцов-Шанявский, потерев правый бок. - Лечиться.
- О, я тоже в Трускавец! - радостно сказал Мансур Ниязович, но радость в его глазах быстро сменилась грустью. - Век бы не видел этого курорта, "Нафтусю"! - Он провёл рукой по пояснице.
- Почки? - сочувственно осведомился Валерий Платонович.
На лице Иркабаева промелькнуло страдальческое выражение.
- Шесть лет как наградили…
Профессора удивило слово "наградили", но расспрашивать посчитал невежливым.
Вошла проводница, чтобы взять билеты. Мансур Ниязович спросил, есть ли кипяток.
- Чай будет минут через пятнадцать, - сказала проводница.
- Прости, невестушка, но заварка у меня своя, - улыбнулся Иркабаев.
- Пожалуйста, титан - в конце коридора.
Попутчик профессора достал из сумки заварной чайничек, расписанный восточным рисунком, сыпанул в него добрую пригоршню чая и вышел. Когда он вернулся, купе наполнилось знакомым профессору ароматом.
- Чай не пьёшь, откуда силы возьмёшь! - весело сказал Иркабаев, извлекая из сумки кишмиш, чищеные ядра грецкого ореха, миндаль, чуть раскрытые солёные косточки урюка, курагу и восточные сладости. В довершение всего он положил на столик неправдоподобной величины лимон.
Глядя на эти приготовления, Валерий Платонович вспомнил Самарканд. Знойное марево, синие изразцы Биби Ханым и Гури-Эмира, величественный Регистан. В тамошней чайхане профессора потчевали тем же традиционным набором угощений. Правда, он так и не понял, почему узбеки сначала пьют чай, а потом уже едят плов и другую серьёзную пищу. Как бы там ни было, поездка в солнечную республику была успешной. Он был рад повторить вояж, но над его местными друзьями пронеслась буря…
Скворцов-Шанявский с благодарностью принял из рук Иркабаева пиалу с зелёным чаем, заметив:
- Сколько молодёжи вас провожало…
- Сын, Ахрор, в аспирантуре, - с гордостью сказал Мансур Ниязович. - А с ним товарищи. Тоже в Москве учатся. Земляки, держатся вместе.
- Это хорошо, - кивнул профессор и взял в руки лимон, от которого все время не мог оторвать глаз. - Откуда такое чудо?
- О, таких лимонов нигде больше в мире нет! Вывел селекционер Фархутдинов! Почётный академик нашей, узбекской Академии наук!
- Полкило, не меньше, - взвесил на ладони плод Валерий Платонович.
- Больше, - сказал Иркабаев. - Но этот ещё считается маленьким.
- Ничего себе маленький! - усмехнулся профессор.
- Да, да! Лимоны этого сорта, он называется Ф-2 Юбилейный, весят до двух килограммов. - Видя недоверие на лице спутника, Мансур Ниязович сказал: - Сам видел. Фархутдинов даже патент получил.
- Патент? - все ещё не мог поверить Валерий Платонович.
- Вот именно! Уникальный случай, как в истории цитрусоводства, так и патентного дела.
Иркабаев знай подливал в пиалы чай, а когда он кончился, пошёл заваривать новый.
За чаем и беседой время летело незаметно. Сгустилась ночь. В окне пролетали редкие огни станций. Валерий Платонович почти ни к чему не прикасался, что не ускользнуло от внимания Иркабаева.
- Обижаете, дорогой сосед, - покачал он головой. - Только чай да чай…
- Спасибо большое, Мансур Ниязович, - приложил руку к сердцу Скворцов-Шанявский. - Мне разрешили лишь сваренное, протёртое… Честное слово, слюнки текут! Однако, лучше поберечься.
После визита к медицинскому светиле он, что говорится, дул на воду и строго соблюдал самую жестокую диету.
- Но орехи-то, орехи! - Иркабаев взял в руку несколько золотисто-коричневых ядрышек в симметричных морщинках. - Одна польза, и больше ничего! У нас в народе очень почитаются. А какое дерево красивое! Лист помнёшь - запах!.. - Он закатил глаза от восторга. - От него комары и мошки разлетаются.
- Фитонциды, - кивнул профессор.
- Они самые, - засмеялся Мансур Ниязович. - А варенье из зелёных орехов пробовали?
- Едал, очень вкусно, - сказал Валерий Платонович. - Что и говорить, продукт хорош!
- Орехи ещё нужно уметь выбирать, - поднял вверх палец Иркабаев. - Если круглые, у них скорлупа толстая, ядро, стало быть, поменьше. Так что лучше покупать продолговатые. Правда, если очень тонкая скорлупа, тоже плохо - долго не хранятся… А самые вкусные и жирные орехи, если на ядре светлая плёнка. - Иркабаев взял со столика одно. - Видите, оттенок золотистый?
- Вижу-то вижу, - усмехнулся Скворцов-Шанявский, - но орехов в магазинах днём с огнём не сыщешь.
- На рынке…
- Хо! Двадцать пять рублей кило! Чищеные, правда.
- У нас тоже дорого, - вздохнул Иркабаев. - А в детстве, помню, на базаре целые горы орехов! Теперь - дефицит…
Когда они легли и потушили свет, Иркабаев поинтересовался:
- Какой у вас санаторий?
- Курс лечения буду проходить в "Каштане", - ответил профессор.
- Знаю… В самом центре.
- А жить в пансионате Литфонда Союза писателей Украины, - не без гордости сообщил Валерий Платонович.
- А где он находится? - полюбопытствовал Мансур Ниязович. - Что-то не припомню такого.
- Недалеко от "Каштана"… Знаете, люблю общаться с писателями, художниками, артистами. А то каждый день наука или, так сказать, материальная сфера. Очень полезно иной раз окунуться в художественную среду. Слава богу, такая возможность имеется. Отдыхал в Доме творчества в Дубултах, это в Прибалтике. Чудное место!.. И в Коктебеле иногда провожу отпуск.
- В Крыму? - уточнил Иркабаев.
- Совершенно верно… Но самое незабываемое - Пицунда! А у вас в какой санаторий путёвка?
- В "Хрустальный дворец", - ответил Иркабаев. - Второй год подряд езжу. Действительно, похож внутри на дворец! Хрусталь, слюда, все сверкает.
- Он помолчал и добавил с грустью: - Но лучше быть здоровым в глиняной кибитке, чем больным в золотом тереме.
- Это точно, - подтвердил Скворцов-Шанявский.
Они пожелали друг другу спокойной ночи. Валерий Платонович за столько времени впервые засыпал без седуксена. Начало отдыха ему нравилось. Престижный вагон, приветливый, улыбчивый попутчик, с которым можно продолжить знакомство и в Трускавце, пансионат, где, несомненно, будут интересные люди…
Профессор почему-то вспомнил о молодой женщине со странным именем Орыся, с которой свела его судьба на встрече Нового года в Средневолжске. Она ведь из Трускавца. Но её адреса и даже фамилии Валерий Платонович не знал. Интересно, встретятся они там?
Правда, особого впечатления эта женщина на Скворцова-Шанявского не произвела. Наверняка на курорте будут особы прелестного пола поинтереснее. Как на всяком курорте. Даст бог, сверкнёт удача - тут уж он своего шанса не упустит.
"Если позволит жёлчный пузырь", - успел подумать профессор и заснул.
В Трускавец прибыли, когда уже стемнело. Попрощавшись, Иркабаев отправился в свой санаторий, а Скворцов-Шанявский попытался поймать такси. Из этой затеи ничего не вышло.
Стояла настоящая весна, теплынь, не то что в Москве. Памятуя наставления "старожила" Мансура Ниязовича, что здесь до всего рукой подать, профессор решил пойти пешком: язык до Киева доведёт.
Однако, к вящему удивлению Валерия Платоновича, никто из прохожих, к кому он обращался, знать не знал и ведать не ведал, где находится пансионат писателей.
Профессор был озадачен: то ли пансионат совсем новый, то ли ему попадались несведущие люди. Знание адреса тоже не помогало. Он проплутал с час, пока не попал наконец в какой-то частный двор, где нашёлся человек, толково объяснивший, где ему искать своё пристанище.
Оказывается, профессор бродил вокруг да около. Войдя через ворота, он увидел в глубине двора неказистый двухэтажный особняк. Дверь была заперта.
"Ну и порядки, - подумал Скворцов-Шанявский. - Так встречать отдыхающих…"
Он нажал на кнопку звонка. Тот прозвучал как-то удручающе казённо. Открыла заспанная женщина средних лет; лицо её было бесстрастно, а вернее - равнодушно. Привыкший к улыбкам администрации других курортных заведений, профессор был несколько шокирован.
Женщина повела его зачем-то в подвал. Перед глазами Валерия Платоновича предстало нечто вроде красного уголка, но довольно тесного, где у телевизора сгрудилось несколько человек.
Дежурная (а возможно, горничная, профессор так и не понял) приняла путёвку, сделала какую-то отметку в журнале, после чего вручила Валерию Платоновичу ключ и повела его снова наверх. Отдельный номер, который предстояло занять профессору, находился в начале коридорчика.
Когда они вошли в него и женщина включила свет, розовые мечты Скворцова-Шанявского и вовсе увяли. "Номер" - это звучало просто издевательски по отношению к тому, что он увидел.
Убогая комнатёнка, мебель, какую трудно раздобыть и у старьёвщика…
- А где удобства? - ставя чемодан на пол и находясь словно в шоке, спросил Валерий Платонович и уточнил, не будучи уверен, что представительница администрации пансионата сразу поймёт, о чем речь: - Ну, туалет, ванна?
- Умывальник и уборная рядом, - показала куда-то женщина и вышла, пожелав все-таки хорошего отдыха.
Каким будет здесь отдых, Валерий Платонович понял через минуту, когда раздался трубный, с засосом звук сливного бачка, переходящий в жуткое завывание.
Скворцов-Шанявский чуть не подпрыгнул: казалось, что туалет не где-то рядом, а прямо тут, в его комнате. Не успел он прийти в себя, как с другой стороны послышался чей-то разговор, смех, словно стена была из бумаги…
Профессор опустился на стул, с ужасом ожидая очередного сюрприза, а в голове вертелось: "Ну и влип же я! Вот так влип!.."
По своей натуре Валерий Платонович был из породы людей, которые, упираясь в какую-либо преграду - крупную ли, мелкую, - тут же начинают действовать. Если меры, принятые на месте, не приносят результата, стучатся туда, где могут помочь. И помочь кардинально.
Первое, что он сделал, - бросился искать ту самую женщину, которая определила его в злополучную комнату. Она дремала в красном уголке перед телевизором. Выслушав претензии профессора и требование перевести его в другой номер, представительница администрации вяло ответила:
- Могу. Только будет общий.
- Как - общий? - вспыхнул негодованием Скворцов-Шанявский. - У меня же путёвка в отдельный!
- Так что же вы хотите, дорогой товарищ? Ваш номер считается самым лучшим.
Валерий Платонович метнулся было к телефону, стоящему на столике, но, вспомнив, который час, сник.
- М-да, заведеньице, - пробормотал он и двинулся к себе наверх.
Отревизовал "удобства". Умывальник находился возле его двери и был отгорожен от коридорчика занавеской. Рядом было то самое заведение, откуда исходили страшные звуки сливного бачка, возвращающие профессора в коммунальное детство.
"Утро вечера мудрёнее", - решил он и, раздевшись, лёг в постель, не забыв принять седуксен. Однако сон не шёл. Голоса доносились не только сбоку, но и снизу. Валерий Платонович клял на чем свет стоит людей, взявшихся достать ему путёвку.
Провертевшись на кровати полночи, он пришёл к твёрдому решению убраться отсюда как можно быстрее и дальше. Естественно, встал вопрос - куда?
Потому утром, наскоро умывшись и побрившись электробритвой, профессор немедленно приступил к операции "переселение".
Через полчаса он уже связался с междугородного переговорного пункта с Москвой и обрисовал своё положение человеку, который имел возможность нажать, где надо.
Обратная связь сработала безупречно: к вечеру Скворцов-Шанявский перебрался в новенький, только что построенный корпус одного из санаториев, где был сторицей вознаграждён вниманием и улыбками персонала за жуткую ночь, проведённую в пансионате. Правда, сумму за путёвку пришлось выложить посолиднее, чем за несостоявшееся общение с писателями. Но профессора это, естественно, не смутило: что касалось его здоровья, за ценой он не стоял никогда.
Врач, ознакомившись с курортной картой Скворцова-Шанявского, осмотрев его и побеседовав, назначил диету, предписал соответствующие ванны, озокерит и непременную "Нафтусю". Причём первый раз в день профессор должен был пить её тёплой, а во второй, через полчаса, холодной. Все процедуры принимались в самом санатории и лишь на "водопой" надо было идти к бювету. Впрочем, прогулки тоже входили в лечение. И чем длительнее, тем полезнее.
Валерию Платоновичу, наслышавшемуся о волшебных свойствах "Нафтуси", не терпелось отведать чудо-воды. В огромном зале бювета яблоку негде было упасть. У всех в руках кружечки для питья. Фарфоровые, фаянсовые, различные по форме и расцветке, но непременно с носиком, они продавались в Трускавце на каждом углу. Однако будучи искушённым посетителем курортов, Скворцов-Шанявский предусмотрительно прихватил из Москвы старинной работы серебряную кружку, столько раз бывавшую с ним в Ессентуках. И вообще даже простую воду из-под крана Валерий Платонович пил только из серебра.
Профессора ждало неприятное открытие: что на вкус, что на запах "Нафтусю" нельзя было назвать приятной. Но он отнёсся к этому философски - лекарство есть лекарство.
С этими мыслями он покинул бювет и тут же услышал знакомый голос:
- А, дорогой профессор! Приветствую вас!
Это был Иркабаев. Он тоже только что приобщился к минеральному источнику. Скворцов-Шанявский поздоровался с ним как со старым знакомым. Решили прогуляться.
- Ну, как устроились в цветнике муз? - поинтересовался Мансур Ниязович.
- Сбежал, - ответил Валерий Платонович и поведал об испытаниях, выпавших на его долю. - Вот уж не предполагал, что у писателей подобные условия! - заключил он.
- Это ещё что! - с улыбкой протянул Иркабаев. - Тут встретишь такое!.. Одно название пансионат! Две-три комнаты, набитые койками. Всяким министерствам, организациям тоже ведь хочется иметь свою здравницу.
Об этом Скворцов-Шанявский слышал и в Ессентуках, но лично самому жить в таких заведениях не приходилось.
Со своей стороны он спросил, доволен ли Иркабаев.
- Как к себе домой приехал, - ответил тот. - Все врачи знакомые, медсёстры, нянечки. - Он засмеялся. - Представляете, захожу в столовую - земляки! Один из Намангана, другая из Ургенча. Сажусь за стол, включили радио - выступает ансамбль из Ташкента "Ялла". Словно и не выезжал из Узбекистана!
- Плова только не хватает, - улыбнулся профессор.
- Плов мне пока нельзя, - серьёзно сказал Иркабаев. - А вот без зелени, петрушки-метрушки, кинзы, мяты не могу.
День выдался как на заказ. В синем небе ни облачка, трава свежая, чистая. Поросшие лесом мягкие холмы, окружавшие Трускавец, создавали покой и уют, заставляли забыть, что где-то есть большие города с бешено мчащимися автомобилями, круговертью жизни и людей. Тут же толпа двигалась медленно, степенно. И если не знать, зачем сюда приехало столько народа, можно было подумать, что присутствуешь на чинном провинциальном празднике.
Валерий Платонович отдыхал душой, любовался старинными домами, утопающими в зелени огромных грабов, вязов, магазинчиками, игрушечными башенками причудливых строений у минеральных источников с названиями "Юзя", "Эдвард" и "Бронислава". Он даже сначала удивился, когда услышал замечание спутника:
- Ай-я-яй, какой непорядок!
Профессор, что говорится, спустился с небес на грешную землю - Иркабаев показывал на комки глины, оставленные грузовиками на асфальте.
- Кстати, говорят, при прежнем председателе горисполкома такого не было, - заметил Мансур Ниязович. - Пока шофёр не вымоет шины из шланга, со стройки не выпускали. Вот это был хозяин.
- Знаете, а я бы даже не обратил внимания, - признался Валерий Платонович.
- Не забывайте, - поднял палец Иркабаев, - я ведь тоже председатель исполкома. Правда, райсовета…
- Да уж вижу. Все-то вас интересует, все вы подмечаете.
- А как же! Хожу, смотрю, прикидываю, что хорошего можно перенять. У нас тоже красивый городок. Зелёный. Но здесь опрятней. И воздух такой чистый.
- Ну, положим, теперь нигде на земле нет абсолютно чистого воздуха. В Антарктиде и той обнаружена сажа в атмосфере, - заметил профессор. - Издержки цивилизации.
- И у нас гари хватает, - горько усмехнулся Иркабаев. - Только это издержки головотяпства. Надо же было додуматься построить асфальтовый завод в черте города! Бьюсь с министерскими чиновниками и ничего не могу пока поделать.
Они продолжали свою неспешную прогулку. Что поразило Скворцова-Шанявского (а для этого не надо было иметь заинтересованный глаз)
- несметное количество фотографов. Они встречались буквально на каждом углу
- возле минеральных источников, памятников, санаториев, на площадях и скверах.
- Господи! - не выдержал профессор, проходя мимо очередного скучающего на стульчике человека у фотоаппарата на штативе и доски с образцами продукции. - Их, по-моему, на каждого курортника по одному!
- Думаю, больше, - засмеялся Мансур Ниязович. И уже всерьёз предложил:
- А может, воспользуемся услугами? Потом, в Москве, посмотрите на снимок и вспомните, как мы с вами гуляли по Трускавцу. А?
Валерий Платонович замялся.
- Знаете, как-нибудь в другой раз. - Он провёл рукой по лицу. - Сегодня я выгляжу не очень…
- Хорошо, - не стал настаивать Иркабаев. - Ещё успеется.
- Признаться, с годами пропадает желание фотографироваться, продолжал оправдываться профессор. Сравниваешь с прежними фото и… - Он грустно улыбнулся. - Как молоды мы были, как нравились себе.
- Э! - темпераментно взмахнул рукой Иркабаев. - Что вы! На молоденькой можете ещё жениться!
- Это у вас на Востоке такое возможно, - осклабился профессор.
- Когда-то было, а теперь… Равноправие. Чтобы раньше мужчина занимался уборкой?! Позор на всю жизнь! А я, представьте себе, жене помогаю. Понимаете, моя Зульфия ужасно боится пылесоса, стиральной машины, так что приходится мне. А что поделаешь? - развёл он руками.
- А дети?
- Дети! Попробуй заставь! У одного экзамены, у другого дельтоплан, у третьего свидание. И я, в свои пятьдесят лет…
- Сколько, сколько? - невольно вырвалось у Валерия Платоновича.
- Ну, сорок девять, - поправился Иркабаев. - А что?
- Да так, ничего, - смутился профессор.
Он был уверен, что его новому приятелю шестьдесят, не меньше.
Иркабаев посмотрел на профессора, улыбнулся:
- Выгляжу старше, да?
- Что вы, младше! - соврал Валерий Платонович.
Но Иркабаев не поверил ему, вскользь заметив: