– Мне, сынок, память годы не отшибли. Странник не больно высок, с меня, поди, будет. Обходительный: всё "пажалста" да "спасибочки"…
– Так "спасибочки" и говорил? – уточнил Кротов. – Или "спасибо"?
– Так и говорил – "спасибочки" и "пажалста", – невозмутимо парировал дед Никанор, продолжая рисовать словесный портрет "странника". – Поджарый, слышь ты, крепенький с виду. А вот одежонка на ём была бросова. Пальтишко тонко – так себе, до коленок, слышь ты, не доходило, светло тако… ну, вроде как… И не знай, как сказать… ну, вроде энтой рубашки, што ли. – Дед Никанор ткнул заскорузлым пальцем в Жарова, на котором был надет бежевый свитер. – Шапчонка чулком вязаным. Штаны, слышь ты, сини… А так боле и сказать неча…
Допив чай и поблагодарив деда Никанора за рассказ, а отца Константина за гостеприимство, следователь Жаров, Тимофей Кузьмич, майор Кротов и старший лейтенант Сухов встали из-за стола.
– Отец Константин, а где сейчас эта икона? – обратился Жаров к священнику. – Нам бы посмотреть на неё. Чудотворных икон мы ещё никогда не видели.
– Да-да, неплохо бы взглянуть, – поддержал зятя Репнин.
– Ради Бога! Идёмте, я сейчас храм отопру, и посмотрите. А ты, Никанор, сиди, жди меня. Ещё чайку попей.
– Ты што, поп, уморить меня тута хошь али как? – Дед Никанор тяжело привалился к спинке стула и, довольно улыбнувшись, сложил руки на животе. – Вы ступайте, а я прикорну пока…
По дороге к церкви Жаров объяснил Репнину и Кротову своё желание посмотреть на икону Богородицы.
– "Пальчики" там должны быть, по моему разумению…
– Э-э, Шура, чего ты захотел. Это если бы сразу, а сейчас этих "пальчиков" на ней знаешь, сколько набралось? – засомневался Тимофей Кузьмич, а про себя с удовлетворением отметил профессиональную хватку зятя.
Сомнение Тимофея Кузьмича не смутило Жарова.
– Не так уж и много. В молельне иконы никто не касался, её только время от времени, говорят, аккуратно протирали, как и все остальные. Подобрал её дед Никанор, ни в чьих руках она больше не была. И вот отец Константин принял её и повесил на отведённое ей место. Значит, третий отпечаток может быть нам интересен.
– Вообще-то, Саня, резон в твоей затее есть. – Кротов одобрительно хлопнул друга по плечу. – Молодец! Только вот если грабители в перчатках работали – тогда пшик.
– Вряд ли. Они были уверены, что староверы по темноте своей и закрытости никуда заявлять не станут, а если кто за них и вступится, то будет уже поздно. Да сейчас всё прояснится. Вон, отец Константин уже дверь открыл. Пошли быстрее… Сухов, не отставай!
Привезённая из скита икона висела на самом видном и доступном для всех месте. Это был старинный список особенно почитаемой староверами Казанской иконы Божией Матери. Не слишком большая, примерно сантиметров тридцать на сорок. Краска и лак местами осыпались, обнажив тёмную деревянную основу. Нижний левый угол был немного сколот – может быть, падала когда-то… Но, несмотря ни на что, икона притягивала к себе, в ней было нечто особенное, чего нельзя выразить словами. Все четверо сняли шапки и неумело перекрестились. Участковый даже покраснел от смущения из-за своей неловкости.
– Отец Константин, – обратился Жаров к настоятелю, – вы позволите нам снять отпечатки пальцев, оставшиеся на иконе? Это помогло бы нам выйти на след убийцы.
Священник несколько замешкался, посмотрел на икону, перевёл взгляд на следователей. Потом махнул рукой и решительно зашагал к выходу.
– Чего это он? – не понял Кротов.
В ответ Сухов с Жаровым только недоумённо пожали плечами.
– Что-то надумал, похоже, – успокоил молодёжь Репнин.
Настоятель вернулся быстро. На плече он нёс небольшую стремянку.
– Благословляю. – Отец Константин осенил крестным знамением Кротова. – Снимайте, только осторожно, прошу вас.
Пока майор возился с иконой, Жаров сбегал к машине и принёс свой недавно укомплектованный с помощью криминалиста их отдела Лёвы Кропотова кейс с набором для снятия отпечатков пальцев. Икону занесли на клирос, где для певчих была приспособлена над пюпитрами яркая люминесцентная лампа. Операция по снятию отпечатков не заняла много времени.
– Тимофей Кузьмич, идите-ка сюда, – взволнованно позвал Жаров. – Вот они, нашли! Полюбуйтесь. Свеженькие…
Репнин склонился над иконой. На поверхности, осторожно обработанной мягкой кисточкой с химическим реактивом, проявились несколько довольно чётких отпечатков. Но особенно обращал на себя внимание отпечаток трёх пальцев почти посередине верхней части иконы.
– Культяпый был среди них, факт, – неожиданно даже для самого себя заявил участковый, тоже с любопытством смотревший на икону.
Столь категоричное резюме всё время молчавшего старшего лейтенанта Сухова невольно заставило следователей посмотреть на него.
– С чего ты взял, Алёша? – спросил Жаров.
– Смотрите. Вот я снимаю икону со стены, – Сухов взял с пюпитра нотную тетрадь, – и кладу её в сумку или во что-то ещё. Как мне удобнее взяться, чтобы не уронить? Вот так, за верх, всей пятернёй. На лицевой стороне будут четыре пальца, на тыльной – большой. Но у нас только три отпечатка проявилось: указательный, безымянный и мизинец. А где средний палец? Где, скажите мне, пожалуйста? Да его просто нет на руке. Культяпка она, вот что!
– Ну, Лёха, ты даёшь! – Жаров не скрывал восторга от логики старшего лейтенанта. – Тебя надо к нам в отдел. Скажите, Тимофей Кузьмич?
Репнин был доволен наблюдательностью участкового. Он улыбнулся Сухову и вдруг почему-то шёпотом проговорил:
– Если эти три "пальчика", понимаешь, не принадлежат ни старику-староверу, ни отцу Константину, тогда у нас в руках железная улика и особая примета… Задницей чую!
Подошёл отец Константин. Он с интересом посмотрел на икону, во многих местах покрытую проявившимися отпечатками чьих-то пальцев.
– Здесь есть и ваши отпечатки, батюшка, – заметив интерес священника, заговорил с ним Жаров. – А чтобы нам не брать их во внимание, давайте я быстренько "сфотографирую" ваши живые пальчики. Возражать не будете?
Отработав со священником, Жаров заторопился к деду Никанору, опасаясь, что тот уедет, не дождавшись их возвращения из церкви. Отец Константин взял чистую тряпочку и, перекрестившись, стал осторожно, но тщательно протирать икону.
– Тимофей Кузьмич, – обратился он к Репнину, – вы не подскажете, кто у вас в городе занимается реставрацией икон? Только чтобы не проходимец какой, а благословлённый, верующий был бы художник.
Вопрос застал Тимофея Кузьмича врасплох. "Реставратор… Художник… Так вот кого надо искать! Спасибо тебе, поп, за подсказку… Реставратор!" Репнин резким движением головы отбросил назад рассыпавшиеся по лбу слегка волнистые седые волосы.
– Найдём такого реставратора, отец Константин. Обязательно найдём! – Тимофей Кузьмич с благодарностью посмотрел на священника, державшего на вытянутых руках протёртую икону. – Давайте я вам помогу.
– Будьте любезны, если не трудно.
– Тимофей Кузьмич, давайте лучше я, – перехватил инициативу Репнина майор Кротов.
Он аккуратно, только за края взял икону и, одним махом вскочив на стремянку, водрузил Чудотворную на прежнее место. Отец Константин перекрестился, сделал низкий поклон перед ликом Богородицы. Следователи тоже перекрестились, как смогли, тепло попрощались со священником и поспешили к машине, оставленной у его дома.
…Завершив дела в Сосновке, Жаров и Репнин в приподнятом настроении вернулись в отдел. Кротов сразу направился домой, тоже довольный поездкой в Сосновку. Был поздний вечер, но полковник Игнатов всё ещё оставался в кабинете. Он курил одну сигарету за другой, периодически привычно отзваниваясь волнующейся за него жене.
– Ну наконец-то! – Дмитрий Петрович быстро встал навстречу вошедшим следователям и с надеждой всмотрелся в их лица. Сразу понял, что есть хорошие новости. – Садитесь, и – по порядку. Со всеми подробностями…
Капитан Жаров докладывал, Репнин изредка дополнял зятя репликами. Полковник слушал внимательно, не перебивая, только делая пометки на листе бумаги. Особенно он обрадовался открытию особой приметы одного из преступников.
– Спасибо, мужики. Тебе, Тимофей, особая благодарность. Наработку вы привезли серьёзную. Если честно, такой информации я не ожидал. Мы же с вами сразу на сколько шагов продвинулись! Давайте теперь думать, как нам действовать дальше…
Неожиданный звонок телефона сорвал в свой адрес такую многоэтажную тираду полковника, что даже Жаров, большой специалист в этом жанре народного творчества, оторопел от виртуозности начальника. Но трубку Дмитрий Петрович всё-таки снял.
– Кто сегодня дежурит по городу?.. Вот ему и докладывай. У тебя есть своё начальство мили… полицейское. Я-то здесь при чём? Трупов, слава Богу, нет? Ну и что, если у меня свет горит?.. Пошли наряд, чтобы разогнал там этих соплежуев. Надоели они всем… Наряд уже выслал? Ну и ладно. Всё, я ушёл домой. Понял меня, Власик? Я ушёл!
Игнатов зло бросил трубку, снова закурил и несколько минут сидел молча. Жаров с Репниным тоже молчали, недоумённо переглядываясь.
– Этот бестолковый Власик вечно всё перепутает, – нарушил тишину Дмитрий Петрович. – И как только полковник Садовников его у себя терпит? Снова, говорит, драку в Запрудовке учинили молокососы. Музыканты… рокеры, в душу их… Достали уже, паразиты!
– Запрудовские? – переспросил Репнин.
– Какие же ещё?! Твои бывшие подопечные, Кузьмич. Там для них теперь открыли притон. Сначала орут под свою дикую музыку, а потом морды друг другу бить начинают. Ладно, что пока до поножовщины не доходит… Беда!
– Знаю я этих музыкантов, понимаешь, – помрачнел Репнин. – Рокеры они. Им отдали под клуб старую столовую, вот они в ней и тусуются по вечерам.
– И шут бы с ними – рокеры, покеры, рожнокеры… Прикрыть надо эту лавочку, пока до убийства не дошло! Они же там и пьяные, и обкуренные… Тьфу, гадость! – Игнатов в сердцах плюнул на пол, но тут же, спохватившись, виновато затёр плевок подошвой ботинка.
– Зачем вы так, Дмитрий Петрович, – подал голос Жаров. – Это же молодёжь… Пусть хотя бы музыкой увлекаются, а не наркотой. За драку, конечно, надо наказать…
– Вот менты… или как их там теперь, пусть и разбираются с ними. А то нам больше заняться нечем! "Глухари" один за другим на шею виснут, а ты – молодё-ёжь. Тоже мне, адвокат нашёлся… Так, на чём мы остановились? – взял себя в руки Игнатов.
– Как нам действовать дальше по скиту, – напомнил Репнин.
– Вот-вот… Как? Соображения есть на этот счёт? – Полковник примирительно посмотрел на следователей, которых в душе высоко ценил и глубоко уважал.
– Есть. – От возбуждения у Жарова заблестели глаза. – Утром надо будет пробить все зарегистрированные в городе художественные и реставрационные мастерские. Посмотрим, какие они выполняли заказы в последние три месяца. Я думаю, и "Квадрат", и старые иконы нуждались в реставрации. Добротный внешний вид товара всегда поднимает его цену. Может, я и ошибаюсь. С реставраторами общаться не приходилось…
– Шура прав, – поддержал зятя Репнин. – Сосновский настоятель, понимаешь, тоже хочет сдать подаренную ему икону на реставрацию. Просил найти ему православного, да ещё благословлённого на это дело специалиста. Оказывается, есть и такие.
– Всё ясно, любо мне, любо! Вы сегодня просто в ударе. – Полковник Игнатов не скрывал удовлетворения работой следователей. – В общем, решено: иконное дело забираешь, Саша, себе до кучи к "Чёрному квадрату". Майор Кротов из убойного, как всегда, с тобой. Ну и ты, Тимофей, если не против, подсоби молодым… И по такому случаю, – Дмитрий Петрович потянулся к стоявшей у стола тумбочке и достал из неё начатую бутылку "Старки", – не грех и хлопнуть по рюмашке. Время позднее, нерабочее, никто нас не осудит. Ну а жёнушки простят. Они у нас с понятием…
Глава 5. Рождественский сюрприз
Совсем недавно забытая Богом и людьми Сосновка год от года разрасталась, на глазах превращаясь в фешенебельный коттеджный посёлок. Селиться здесь стало недёшево, зато престижно. У кого не хватало денег на новый домок-теремок, скупали, а то и задаром оформляли в собственность пустующие дома в старой части деревни. Из сосновских старожилов времён следствия по делу о краже Острожской Библии, которое проводил Тимофей Кузьмич Репнин, почти никого уже не осталось. Разве что старики Карнауховы да ещё с десяток-полтора человек помоложе. Приказала долго жить и баба Маня, последняя из старшего поколения Пургиных. Без деда Семёна она протянула недолго. Внук их, Максим Пургин, и его жена Анюта тяжело пережили утрату дорогих им людей. Но что делать? Все там будем, не в одно только время…
День выдался морозным и солнечным. Анюта возилась с Кирюшкой – умницей и непоседой, четвёртый год веселившим родителей своими проказами, а Максим во дворе боролся с очередной порцией снега, за ночь сведшим на нет все его вчерашние труды. Досады не было, поработать физически крепкому молодому мужчине всегда в радость. Да и снежок – лёгкий и пушистый – он так по-детски невинно искрился, так весело поскрипывал под ногами, что обижаться на него было грех.
Готовились к Рождеству. К неописуемой радости Кирюшки ёлка уже стояла наряженная, но звезду и гирлянду Максим пока не включал, приготовив сюрприз своему карапузу. На праздник они с Анютой пригласили родителей и всех давних друзей. Не будет только шурина Петьки, которого вечно какие-то бесконечные неотложные дела не пускают на Рождество в Сосновку. Исправно шлёт, правда, поздравительные телеграммы из своей Сибири. Случается, летом нагрянет дней на десять. Беспокойтесь о нём, а ему хоть бы хны… Ну да Бог с ним.
– Максик, тебя к телефону. – Анюта в одном лёгком платьице выскочила на крыльцо с мобильником в руках. – Вроде из епархии, а кто – не поняла. – Сунув мужу аппарат, она скрылась за дверью.
– Слушаю вас… Да, Пургин, директор ландшафтного комплекса "Крутогор". Добрый день… Отец Константин? Не знаю. Отлучился куда-нибудь, а мобильник с собой взять забыл… Да-да, я понял, обязательно ему передам… Конечно, можно. Не беспокойтесь, на улице не оставим. Как его имя?.. Да-да, я слышу вас… С матушкой? Ну и замечательно. Ждём… Хорошо. Владыке Никону низкий поклон. До свидания, всего вам доброго.
"Ну и дела-а!" Бросив лопату в сугроб и наскоро обстукав от снега валенки, Максим поспешил в дом.
– Анёк-огонёк, хочешь новость?
Анюта, придерживая одной рукой Кирюшку, упорно пытавшегося сорвать с ёлки очередную приглянувшуюся ему игрушку, живо взглянула на стоящего у порога Максима. В глазах её вспыхнуло любопытство.
– Владыка Никон благословил на наш приход второго священника. Это звонил секретарь епархии, забыл, как его звать, и просил встретить. До отца Константина он не дозвонился, а мой номер у них там есть. Вот так-то!
– А где же батюшка-то? – Анюта как всегда мгновенно прониклась новой заботой и, не раздумывая, приняла решение: – Его надо срочно найти и предупредить. Оставайся с Кирой, а я сбегаю к нему, в храме он, поди.
– Ну уж нет, дорогая, ты сама упражняйся с этим неслухом. – Максим с улыбкой погрозил пальцем сыну, внимательно прислушивающемуся к разговору. – Отец Константин, скорее всего, в приюте. Он ещё вчера хотел наведаться к ребятишкам, репетируют они там что-то к Рождеству. Когда ты ещё туда доберёшься, а я быстро. Пока!
Чмокнув воздух в направлении Анюты с притихшим Кирюшкой и, не дожидаясь их ответной реакции, Максим скрылся за дверью. Недавно подшитые стариком Карнауховым валенки несли его как сапоги-скороходы к детскому православному приюту во имя святого Георгия Победоносца. Это богоугодное заведение было открыто в Сосновке по инициативе Василия Гавриловича Подрядова, по-прежнему возглавлявшего фирму "Уралстройсервис" – генерального застройщика Сосновки, и при самой активной поддержке отца Константина. В общем-то только благодаря этим людям Сосновка и стала той Сосновкой, какой её знают сегодня все в области и даже далеко за её пределами.
…Приют разместился в бывшем доме купца Подрядова – деда Василия Гавриловича. Отремонтировав, сначала его приспособили под летнюю базу православного молодёжного объединения "Витязь". Ребятишки с удовольствием проводили здесь каникулы, уходя в дальние разведывательные походы по окрестностям, хранившим ещё немало тайн и загадок. Так они вышли на мало кому известный раскольничий скит Святое Поле, где доживавшие свой век староверы рассказали им о странном купце Михаиле, несколько лет обитавшем в скиту. Это как раз и был тот самый Михаил Фёдорович Подрядов, чьи останки, а вместе с ними бесценный раритет – Острожскую Библию Ивана Фёдорова – Максим с Аней и её братом Петькой нашли в подвале купеческого дома десять лет назад. Раскопали "витязи" и истоки легенд о Синем камне, Телешевой гари, Тёплой мельнице…
Позапрошлым летом после прощального костра на берегу Каменки трое мальчишек подошли к Максиму с просьбой оставить их на базе в зиму. Оказалось, что все они беспризорники, давно потерявшие связь со своими непутёвыми родителями, но и решившие уйти из-под влияния улицы. На вопрос, как им удалось попасть в отряд "витязей", вразумительного ответа Максим не получил. Но всё-таки разрешил им остаться в Сосновке ещё на два дня, снабдив талонами на обед и пропуском в здание базы. Сам же, озадаченный таким неожиданным поворотом дела, посоветовался с отцом Константином.
– А что, Максим, оставляй! – несмотря на свой возраст, батюшка сразу встрепенулся. – Бог не без милости – приходом и прокормим, и оденем. Выдели им комнату на базе, да и пусть живут себе. Устроим в школу. А там посмотрим – кто они и что они. Ведь надо понять, Максим, уж коли потянулись к свету души заблудшие, отринуть их никак нельзя. Не по-божески получится, не по-христиански.
Анюта тоже сразу встала на сторону батюшки. В принципе и Максим ничего против не имел. Просто взять на себя ответственность за судьбы троих беспризорников ему казалось делом очень непростым. Никаких документов у мальчишек не было. Врут они или говорят правду о себе – предстояло ещё выяснить. А это полиция, отдел образования, медицина, комиссия по делам несовершеннолетних… Уф, сколько же предстоит волокиты! Максим органически не переваривал общение с чиновничьей иерархией – этими неповоротливыми, вечно брюзжащими, а нередко ещё и очень недалёкими, мягко говоря, людьми. В конце концов решение всё-таки было принято – оставить!
Но пошёл Максим на это, опять же, только с лёгкой руки Василия Гавриловича Подрядова, который на другой день после закрытия летнего сезона на базе "витязей" по своим строительным делам оказался в Сосновке. Обедал он обычно в кафе на территории "Крутогора", здесь они и встретились. К удивлению Максима, первым вопросом Василия Гавриловича был: "Подходили к тебе мои сорванцы?" Интонация Подрядова сразу навела на мысль, которая тут же и подтвердилась.