– Добрая женщина так спешила на ковёр к вышестоящему начальству, что, по-моему, элементарно позабыла закрыть дверь. Заодно и поохраняешь объект…
Под каждую жадную затяжку Иван кивал, соглашаясь с распоряжениями Глеба.
– …Обязательно переоденься. Штаны и обувку свою размести на улице, на солнце.
– А как же? Без всего-то?!
– Халат возьми в коридоре, растяпа! Только не вздумай пугать Антонну своими регалиями, она ведь женщина трепетная, социально незащищённая….
– Да иди ты!
– Иду. Но скоро вернусь. Жди.
Наблюдательность, почти всегда совпадающая с разумными сомнениями, помогала капитану Глебу Никитину во многих жизненных ситуациях.
Способность замечать мелкие, крайне незначительные, на первый взгляд, детали приводила его к правильным выводам, а затем – и к необходимым поступкам.
Не всё сразу становилось ясным и понятным, что-то поначалу непременно и оправданно пряталось на заднем плане общего яркого впечатления, но потом, после размышлений, сомнений и пустых разговоров, какой-то периферийный тонкий штрих, или маленький факт, неуловимые вначале, всегда проявлялись и помогали Глебу в решении сложных задач.
"Так травил всё-таки Ванька сакуру в пятницу или нет? Кажется, нет…. Почему "кажется"? Откуда такая нерешительность?!".
На подходе к длинной аллее, заросшей жимолостью, Глеб остановился.
Вот, именно то, что они вчера с Сашкой, разыскивая ягоды сакуры, и не заметили.
Канава. Свежая. Неглубокая.
Тянется от густых виноградных арок до деревянного волшебного мостика, перекинутого через ручей в дубовой роще.
В спешке узконаправленного поиска они с сыном никак не могли вчера рассматривать ещё и эту неприметную канавку. Да, длинная, конечно, но неширокая, на лопату всего, и мелкая. Аккуратная, ровная, посетители её просто перешагивали, не замечая.
А вот Иван свою тачку, нагруженную бидоном с отравой, никак не мог перетащить через это препятствие! Да и не хотел, скорее всего. Значит, и не проезжал он дальше, в заросли, к сакурам, и не брызгал на них вчера своим дурацким раствором.
Значит…
Для того чтобы стать окончательно уверенным, капитан Глеб Никитин, низко пригнувшись, поисковой статью похожий в эти минуты на замечательную собаку-ищейку, прошёл всю длину свежевырытой канавки. Нигде не было заметно ни следов от перекинутых мостков, ни вспомогательных досок, а добросовестно ровно откопанные земляные стенки на всём протяжении не были обрушены колёсами тяжелогружёной тачки.
"Иван не пересекал эту полосу препятствий, факт! Самым ленивым лентяям иногда сказочно везёт…".
Капитан Глеб Никитин выпрямился, вздохнул с облегчением.
Густой тенистый полумрак был весьма приятен, да и далёкий аромат розария на расстоянии радовал.
– Алё! Ты чего тут вынюхиваешь-то? Ты кто такой? Я тебя спрашиваю?!
– Не поверишь, но я хочу тебе ответить.
Весь по-выходному в белом, паренёк подошёл неслышно, скорее всего, он следил за перемещениями Глеба от самого административного здания.
Молодой, плотный, высокий, но с заметно дряблым животиком.
Наглый, совсем не ботанический взгляд.
"Мент?".
– Добрый день, юноша. Вы о чём-то хотели меня спросить?
– Кончай придуриваться! Вали отсюда, и чтобы я тебя здесь больше никогда не видел! Понятно?!
"Личико у мальчугана какое-то странно знакомое, лупоглазенькое…".
– Вы здесь генералом работаете? Или просто покричать среди сосен решили?
– Слышь, ты, козёл…!
– Всё, понял! У вас здесь близкий родственник комендантом служит, правильно?!
Но двигался паренёк стремительно, соответственно возрасту. Было заметно, что в недавние школьные годы ему доводилось заниматься чем-то спортивным.
Поэтому и попал он Глебу Никитину с первого же удара.
Правой, по скуле.
И прыгнул-то он после этого тоже ловко, желая уже ногой попортить рёбра временно лежащему на земле капитану Глебу.
Но не всегда желания участников дискуссии совпадают.
С усилием прогоняя создавшийся в голове туман, Глеб всё-таки отвлёкся на серьёзные намерения парня, и рывком перекатился на полметра в сторону.
Значительных размеров красивый башмак пролетел мимо.
Глеб вскочил на ноги, смахнул пыль с виска, и встал в боевую стойку.
– Невежливо. И не практично. И в чём же причина, малыш? Неужели, я не нравлюсь тебе как мужчина?!
Младший комендант суетливо подпрыгивал, готовясь к очередному удару, но счёл возможным пояснить.
– За то, что с гастерами тут возишься! Чёрные нам здесь не нужны!
– А какие нужны – синие?
На этот раз Глеб был готов и нырнул, уходя головой, под руку противника.
Тот, кто однажды научился ездить на велосипеде, никогда не позабудет нужных движений.
Так и в боксе.
От второго-то удара капитан Глеб Никитин ушёл осознанно, реагируя на явно излишнее дёрганье паренька, а вот над своим ответным движением он даже и не задумывался – это произошло автоматически, с учётом прожитых лет и опыта подобных обстоятельств.
Грубиян лязгнул челюстью, вздрогнул причёской и грохнулся на землю.
Пришло время посмотреть на него внимательнее.
Глеб подошёл, присел рядом, тронул за плечо неподвижного человека.
– Вставай, вставай, приятель…. Скоро обед. Негоже пропускать очередной приём пищи.
Парень замычал, зашевелился, подогнул ноги, намереваясь подняться.
– Вот, правильно. Ты живой – и это уже хорошо.
Тратить время на дальнейший осмотр величественных развалин Колизея не входило в планы капитана Глеба. Он безмятежно отвернулся, отряхиваясь, поставил ногу на скамейку, готовясь завязать шнурок.
Рёв.
И нож.
Не поворачиваясь, просто коротко оглянуться, сантиметров на десять переместить себя в сторону, приподнять руку, пропустить под ней свирепый, тычком, с разбегу, удар блестящего лезвия, принять на собственную спину потное тело хрипящего от ярости противника, схватить обеими руками его руку, ту самую, что пролетела вперёд с ножом, крутануть её, до хруста, до стона позади, и отпрыгнуть в сторону, не успев при этом завязать ни один из шнурков.
Полсекунды, секунда…. Примерно так.
Капитан Глеб оглянулся.
Паренёк вновь тупо, по-носорожьему, готовился подняться и броситься на него с ножом.
Это было неправильно, нехорошо. И обидно.
Движения-то помнятся…
Поясной ремень из тёмно-синего плотного брезента, с тяжёлой, литой металлической пряжкой всегда и везде был с Глебом. И в его ночных похождениях в порту Хельсинки, и среди карибских скал, и на просеках родных лесов, и в напряжённых мужских разговорах посреди африканских улочек Сьерра-Леоне.
Движение-то одно….
Со свистом ткани о ткань капитан Глеб Никитин выхлестнул ремень с пояса и намотал его на кулак, оставив полметра с пряжкой на воле.
– С гастерами полизаться захотелось?! Козёл! Урою!
Крик – и рука с ножом летит на Глеба уже сверху.
Точный взмах ремнём – и нож на земле, а паренёк скулит по соседству, зажимая рассечённую литой пряжкой ладонь.
– Ну, а теперь моя очередь, малыш!
То, что иногда нужно останавливаться, даже если и очень хочется при этом посовершать ещё немало приятных движений, учила когда-то юного Глеба одна опытная женщина. Он дружеский совет запомнил.
Сколько раз разъярённый капитан Глеб успел взмахнуть своим жестоким ремнём, никто и никогда не сможет узнать. Главное, что он вовремя выдохнул и остановился.
Вовремя.
Окровавленный, с тёмно-красными полосами на своих белоснежных льняных одеждах, невежливый паренёк хрипел у него под ногами уже по-настоящему.
– Ну и что ж такого мы с тобой тут натворили, милок? Ты пошто к старому человеку приставать-то беспричинно вздумал?
Умыться было нечем, поэтому Глеб просто заправил свой ремень на штатное место и присел на ближнюю скамеечку.
– Впрочем, чего это я?! Я ж ведь и не старый ещё, а просто пожилой, так себе, самую малость…. И всё-таки, приятель, настойчиво хочу узнать, какие же основные претензии у твоего родственника-коменданта ко мне, невинному страннику? Ответь, а?
Осознав, что его оставили жить, злодей заговорил.
Тихо, с придыханием, сплёвывая осколки зубов и комки густой крови.
– Твой…, твой…, этот, гастер, грязный который…, чёрный, он сдал человека, который…, которые его на работу…, устраивали. А ты – с ним…, всегда…, спрашивал, говорил…. После этой свадьбы вы на Игорька, … на Игоря, на нашего, предьявы стали вешать…, что это он невесту…, что замочил он её. Вот. Вот так…
– Игорёк?! Очкастенький такой? Свадебный свидетель? Он что, тоже ваш?!
– Племянник…, коменданта. Мой брат…, троюродный. А вы…, на него, а мы, а нам дядька сказал…, чтобы наехать на тебя….
– Вот это фокус!
Капитан Глеб Никитин совершенно искренне изумился, и с серьёзным выражением лица принялся задумчиво почёсывать собственный затылок.
– Ладно, эту ценную информацию оставим на потом, а сейчас…
Пощёлкав телефоном, он, тщательно прицелившись к физиономии полосато-окровавленного паренька, сделал несколько снимков.
– Запомни, малыш, – для нужд хорошего человека у меня всегда найдется подходящее количество денежных знаков. И я всегда готов отдать их в обмен на настоящее удовольствие. Не серди меня лично и передай всему своему святому семейству, чтобы и они избегали разговаривать со мной невежливо, в том числе, и на языке жестов.
Ты же ведь не хочешь, чтобы тебя нашли однажды в густом лесу, ставшего жертвой, допустим, жестокого медведя, который, вот ведь зверюга, додумается до того, что, для примера, изуродует тебя кастетом. За деньги-то и медведь в лапы кастет возьмёт…. Не хочешь же ведь ты стать персонажем такой смешной сказки, а? Ну, скажи….
– Не-ет…
– Ну, вот и хорошо, вот и замечательно! Заодно передай своим ментятам, всем, оптом, и бывшим, и настоящим, чтобы и Ивана моего они оставили в покое. Стань личным ангелом-хранителем для него, береги парня, очень тебе советую! Я буду изредка сюда приезжать, интересоваться.
Почувствовав, что дыхание пришло в норму, и что нет больше причин сердиться по пустякам, капитан Глеб поднялся со скамейки. Собравшись уже было уходить, ещё раз наклонился к стонущему на земле пареньку.
– А вот насчёт "урою, урою…", то это ты, приятель, явно погорячился. Для таких подвигов ты урыльником не вышел. Так что вот так…. Прощай!
Было жарко, и страшно кружилась голова. То ли от увесистого первого удара, то ли от духоты и запаха недавней чужой крови.
С заботой о чувствах близких ему людей капитан Глеб Никитин осторожно потрогал вспухшую скулу, скептически осмотрел свои пыльные джинсы и решил срочно вернуть себе былой шикарный облик.
Выглядеть неубедительным не хотелось, случайно встречаться до поры с Марьяной и Иваном – тоже.
Забор был рядом.
В три движения Глеб ухватился за высокие острые прутья и перемахнул через плотно заросшую широкими листьями хмеля кованую решётку.
Территорию ботанического сада и ближние жилые дома разделяла железная дорога.
Многочисленными полосами в обе стороны вдоль забора просторно тянулись ровные блестящие рельсы, совсем близко светился на светофоре красный огонь, точно и дисциплинированно рядом с полотном торчали столбики с цифрами расстояний.
Пахло смолой шпал, и было ещё жарче, чем на солнечных аллеях сада.
Очень хотелось пить и умыться.
Особенно умыться.
Дальше, за железной дорогой, виднелись убогие задние заборы неухоженных огородов и бедные домики пригорода. За густотой яблоневых листьев в одном из дворов напротив капитан Глеб рассмотрел колодец.
– Эй, хозяева! Эй, есть тут кто живой?
– Чего раскричался-то? Невтерпёж, что ли?!
Злобный лай мелкой собачонки и тихий человеческий голос раздались одновременно.
Из глубины огорода к Глебу вышла низенькая старушка.
– Тебе чего? Самогону?
– Да что вы, бабуля! В такую-то жару?! Просто водички, попить, умыться…
– А-а…
Пёстрая старушка с пристальным вниманием осмотрела Глеба.
– Тогда хорошо, а то мужчины ко мне больше всё за напитками ходят, водичку-то они только по понедельникам просят…. А водичка-то здесь хорошая, вкусная! Проходи, милок, проходи, собачка-то моя не кусается. Добрая она, как звонок у меня тут, в калитке-то, для предупреждения.
По тропинке, прохладно скрытой под навесами старых яблонь, медленная старушка провела капитана Глеба к колодцу. Аромат спелых, подгнивающих на земле яблок и слив вспоминался детством, таким же был и деревянный, рассохшийся над крышкой колодца, ворот с намотанной цепью.
– Тебе попить или умыться?
– И того, и другого. И побольше.
Минуту старушка молча понаблюдала за Глебом, за его сноровистыми движениями и, убедившись, видно, что он умеет обращаться с колодцами и не утопит её ведро, довольно хмыкнула и потихоньку побрела через садовые заросли к своему домику.
Капитан Глеб выплеснул остатки тёплой воды на ближнюю грядку, поднял из глубины новую, ледяную, прозрачную.
Для начала с жадностью сплюнул тягучую слюну в предвкушении, терпеливо глотнул из ведра только пару раз, едва не взвыв от ломоты в зубах.
Снял рубаху, бросил её на низкую яблоневую ветку по соседству, и не спеша начал поливать себе потную спину и плечи, черпая из ведра литровой стеклянной банкой.
Остановился, ещё немного попил, и вновь начал умываться.
– Держи, милок…
Старушка опять возникла из-за деревьев неслышно и незаметно.
– Держи вот, утрись.
– Да что вы, я так обсохну, на жаре-то!
– И не капризничай, бери! Полотенчико у меня чистое, не побрезгуй…
– Да я….
– Ладно тебе.
Не дослушав, старушка повернулась, собираясь уходить.
– Утрёшься, как следует, повесь полотенчико-то обязательно посохнуть. А я пойду, чаёк поставлю, и ты тоже, как управишься, приходи в дом.
Спокойствие такого странного жизненного перерыва возникло для него как нельзя кстати.
Случайно вырвавшись из бурных событий роскошного ботанического пространства, капитан Глеб вновь оказался в похожих зелёных зарослях, но уже в тихих, беспроблемных, волшебных уже своим внезапным возникновением.
Обычно окраинные городские посадки бывают или огородными, с грандиозными плантациями картошки, или же чисто фруктовыми, с привычным набором с первого же взгляда, издалека, узнаваемых яблонь, груш, слив, крыжовника и малины.
Этот же садик тихой старушки был не таким.
Глеб шёл по тропинке к бело-синему домику и удивлялся.
Ещё у колодца он отметил поблизости красные листья клёна австрийского, справа от дорожки ровно возвышались десятка два красивых, степенных и ухоженных туй, а совсем ближе к домику росли два роскошных рододендрона.
Кроме того, на овощных, вроде как, грядках, нежно голубели шафран и лаванда.
– Чего смотришь-то так? Вроде понимаешь что в растениях-то, а?
– Интересно у вас тут, необычно.
– Интересно ему…. Садись, чай вот будем пить. Варенье бери, накладывай, сама варила.
На открытой, без стёкол, веранде маленького домика стоял такой же крохотный стол. И два деревянных стула, скрипучих, тяжёлых.
– Спасибо.
– Умылся? Полегчало?
Услышав простые, по-матерински добрые и внимательные слова, капитан Глеб Никитин вдруг почувствовал страшный голод.
– Гулял, что ли, в наших-то краях?
Старушка принесла из домика горячий чайник.
– Да, прогуливался…
– По делам или как? Личное что?
– Личное.
– Покушать ничего не хочешь?
– Нет, нет, что вы!
Врать капитан Глеб умел, и чрезвычайно искусно, но иногда и у него в этом деле случались неудачи.
– Ой, прогульщик ты, прогульщик…. Тоже мне, время-то обед уже, а он, смотрите-ка, мужчина видный, а от еды отказывается, привередничает! Давай-ка, я тебе, милок, картошечки положу, давеча отварила, да огурчиков свеженьких порежу…
– Да я…
– Ты сил должен набраться, не спорь! Знаю я вас таких, хорохорятся, свою линию гнут, а старых-то людей не слушают…. Ешь, ешь, давай! Тоже мне….
И крепко посолённые огурцы, и почти полбуханки чёрного хлеба, и штук пять тёплых, ароматных, картофелин, извлечённых старушкой из укутанной в тряпьё оранжевой эмалированной кастрюльки, он тоже проглотил в полмгновенья.
– Ну вот, и хорошо! А спорил ведь, охламон такой, не хотел слушать, что ему говорят…
Старушка улыбалась, расставляя на столе чашки.
– Сейчас мы ещё чайку…
– Стоп. Чаёк-то, вижу, у нас ещё горячий, всё равно ждать его готовности нужно, да и передышка моему пищеварительному организму необходима….
Капитан Глеб Никитин поднялся из-за стола.
– Давайте-ка я пока что-нибудь полезное по хозяйству сделаю, а? Вы же не против?
Старушка беззвучно залилась смехом, краем платка прикрывая рот.
– Мне б зятя бы такого годков тридцать назад?!
– А то! Мне б вашу дочку встретить, да в молодые-то мои годы…. Э-эх!
Раньше, на полпути от колодца к домику Глеб, только-только умывшись, заметил ржавую железную бочку, почти по край вкопанную в землю. Бочка воняла пустотой и гниющей на жаре тиной, сохраняя на дне совсем немного воды, предназначенной для заботливого полива огородных грядок.
– Я вам воды натаскаю!
И натаскал, чувствуя подзабытую сладость тяжёлого труда, и умылся ещё раз у колодца, только поливала ему в этот раз на шею и на плечи уже заботливая старенькая хозяйка.
За столом Глеб с удовольствием выпил подряд две большие чашки ароматного чая.
– Не покупной ведь? Сами готовите?
– Вот, угадала я – травки ты чувствуешь, в растениях разбираешься! Правильно, сама и розмарин сушила-растила, и чабрец мой, с огородика, и календула, и чагу сама в леске, в ближнем-то, собирала. И мята есть, вот, позабыла ведь совсем!
– А откуда у вас такие удивительные деревья-то взялись? Обычно ведь такого у людей на огородах не бывает?
Жалко моргнув, старушка поднялась, отвернулась, молча махнула посудной тряпкой по столу.
– Я чем-то обидел вас?!
Капитан Глеб тоже вскочил из-за стола, встал рядом с хозяйкой.
– Да не гоношись ты, допивай чай-то свой, простынет…
Старушка поднесла тряпку к глазам.