– Внучка моя, Катюшка, садила это всё, и деревца, и кустики…. Жили они у меня здесь, она в школу ходила, с отцом-то у них не получилось, ну, не было его, с самого начала…. Не повезло дочке-то моей, родила-то без законного мужа, страдала очень по этому поводу. Хорошо хоть Катюшка такая получилась, как солнышко! И меня любила, уважала, и мамочку свою всё целовала, миловала… Умница, приветливая, училась хорошо. В растениях-то разбиралась с самого детства! А тут рядом, под самым боком у нас, – ботанический сад! Она там и дневала, и ночевала. Семена различные приносила, собирала, отросточки какие-то ей ещё прежний директор давал, разрешал, вроде как для опытов…. А она всё тут, у бабушки, и высаживала…. Мы с ней по железной дороге любили гулять по вечерам, так она там и нашла маленькие клёны, туи, между рельсов-то, да по обочинам. Догадалась ведь, что ветром выносит семена из ботанического сада, вот они там, за забором, на откосах-то, и приживаются. Вроде как бесхозные, бесплатные… Катюшка-то их бережно, совочком своим детским, выкапывала, приживляла, и вдоль колодца здесь и садила…. И лекарственные травки, и цветы ещё диковинные…
Потом в два дня всё и случилось.
Нашли дочку-то мою, Катюшкину маму, убитой, в заводском районе, за гаражами. Шла она вечером с работы, надругались над ней нелюди, да и задушили…
Старушка плакала, уже не стесняясь, и не скрывая красных глаз.
Крупные мутные слёзы текли по тёмным, морщинистым, щекам.
Глеб слушал её, окаменев.
– Катюшка-то в шестом классе тогда училась…. Как узнала про это, про маму-то, про свою, так и растерялась вся. Как будто бы и не она. Меня целый день не узнавала, не отвечала. Сидела в саду на скамеечке, из стороны в сторону качалась. А я-то, старая курица, не доглядела…. Смотрела за ней, смотрела, а потом отвернулась на минутку, по делам, по каким-то домашним, опомнилась, хвать, а Катюшки-то в садике-то и нет…. Я туда, я – сюда! Догадалась на железку выскочить, а она там, неподалёку совсем, идёт, прямо по рельсам, от меня…. А навстречу ей поезд, из-за поворота…, гудел он, гудел, страшно так…. Я упала без памяти, ничего дальше не видела. Говорят, что Катюшка-то и не бежала никуда от поезда-то, сознательно, значит….
Старушка развела руками.
– Вот. Хоронили их в один день. Я для Катюшкиной-то памяти вон там, у самых рельсов, крестик ей поставила, сама из берёзовых досточек по осени выстрогала. Кругом цветов её любимых посадила…. Десять лет почти уже прошло. Вот ведь как бывает.
Корявой ладошкой хозяйка смахнула со щёк остатки слёз, а со стола, тряпкой, – какую-то соринку.
– …И ты, милок, пока молодой ещё, резвый, не оставляй в беде никого, особенно если близкий человек страдает или опасность какая ему грозит. Ты-то вон какой, в силе, в уме, всегда сможешь вокруг что важное и нужное углядеть, а они, в расстройстве да в слабости, не всегда заметят плохое-то около себя…. Злых людей по сторонам много, ядовитых слов и намерений под руками у них – ещё больше…. Ты уж, милок, постарайся, побереги своих-то, ладно?
– Обещаю, мать. Сделаю.
Через забор возвращаться не хотелось.
Капитан Глеб Никитин не спеша, размышляя, обошёл территорию ботанического сада по ближним прохладным улочкам, отстоял небольшую разноцветную очередь у главных ворот и ещё раз купил у радостного кассира входной билет.
Внимательный Ванька сразу же заметил изменения в его внешности.
– Ого! С каким это бычком ты уже успел пободаться?!
– Грецкие орехи в вышине рассматривал. Один упал.
– Орех-то хоть живой?
– Стонет где-то в зарослях…
– Не, Глеб, а по правде, кто это тебя по физиономии-то так?! И по какому поводу?
– Держи свои штаны, почти высохли.
По-прежнему замотанный в белый халат Иван уютно расположился в мягком директорском кресле.
– Ага! Спасибо!
– Никто не приходил?
– Не-ет! Ни директорша, ни Антонна! Я тут журнал читал, про жуков, про скарабеев…
– Ладно, одевайся по-быстрому и топай, перевыполняй производственные задания.
– А ты?
– Начальницу твою дождусь, пообщаемся, а потом по своим делам двинусь.
Без вопросов, нахмурившись, Иван быстро переоделся за перегородкой и выскочил на улицу, сильно хлопнув дверью.
Про скарабеев и на самом деле написано было немало.
Капитан Глеб Никитин не успел дочитать и одной журнальной страницы, как вернулась директорша.
Толстенькая женщина отдувалась, махала себе в лицо папкой с бумагами.
– Жарища-то какая! И прогноз ведь не меняется!
– Ничего, скоро Новый Год, тогда и охладимся.
Директорша звонко расхохоталась.
– Шутник вы! Про зиму уже вспомнили.
– Да, но давайте-ка ближними событиями займёмся, продолжим наш так некстати прерванный увлекательный разговор.
– А про что мы говорили?
Взгляд через сильные очки, действительно, был абсолютно наивен и честен.
– Про ягоды мы недоговорили, про ягоды…
Отодвинув прозрачную тюлевую занавеску, капитан Глеб взял с подоконника припрятанные там перед уходом смятые салфетки.
– Эти вот, тёмно-красные, вы сразу опознали – сакура, а вот с другими, посветлее, определиться точно не успели, начальство вас побеспокоило.
– Да, да, припоминаю!
Директорша наклонилась над столом, придерживая очки.
– Ну да, правильно! Я же и тогда сказала, что это ягоды тиса, удивилась ещё, что они как-то не вовремя, не по сезону появились!
– Ягоды тиса? Высокого такого, хвойного?!
– Да, тис ягодный – хвойное дерево. Но на самом-то деле это у него не ягоды, а присемянники, в которых уже сами созревающие семена и спрятаны! Из-за ярких присемянников этот вид тиса так и называется – ягодный. У нас в саду три таких дерева, одно помоложе, а два совсем старые – под сто лет им уже! Только вот никак не пойму, почему они так рано-то в этом году проявились? Обычно ведь в сентябре созревали…
– Ладно, тис, понятно. Он ядовитый? Ну, ягоды его? Семенники или как их там?!
– О, конечно же! Но не присемянники, а исключительно сами семена, и хвоя тоже у него очень ядовитая! Нельзя ни иголки жевать, ни семена есть! У нас на табличках так и написано! Мы предупреждаем, информируем. Да у нас же про это все прекрасно знают! И студенты многие, и сотрудники…
– Плохо, что все.
Капитан Глеб Никитин шагнул от стола к двери, потом к распахнутому окну, отвёл от лица развевающуюся на сквозняке занавеску.
– Вы только что упомянули про сроки созревания тиса. Что вас удивило?
– Да меня и не только тис удивил! Вы вот ещё и сакуру мне принесли, так и она с ягодами-то тоже не по срокам, только не рано, а, наоборот, поздно!
Директорша пристально, как под микроскоп, поднесла к толстым стёклам очков тёмную ягодку сакуры.
– Это, скорее всего, окаме. Она у нас только одна в саду, молоденькая, еле прижилась поначалу, бедолажка! Мы её специально подальше от посетителей высадили, чтобы не тревожили они её, не сломали ненароком. Ну, впрочем, с ней-то как раз всё и понятно, весна в этом году в городе была поздняя, да и лето только полмесяца как жарой-то разыгралось, так что и вишенка эта в тени других деревьев, да в холодке припозднилась с плодоношением. Обычно сакуры в нашем климате в начале июня, в июле зрелыми ягодами-то обзаводятся, а окаме вот только сейчас последние сбрасывает…. Бывают же исключения, да.
– А тис?
– Что тис?
– Хочу спросить: у тиса вашего, у ягодного, бывают исключения? Ну, чтобы он вот так, беспричинно, пораньше созрел?
– Что вы?!
Директорша замахала руками, отвергая нелепую возможность.
– Нет, нет! Тис – это дерево серьёзное, взрослое! Тут нужны какие-то внешние обстоятельства, исключительные совпадения, чтобы он мог вот так, почти на месяц раньше….
– Тогда не подскажете, откуда взялась на территории вашего ботанического сада эта красота?!
Глеб ринулся от окна к директорскому столу и с разбега ткнул пальцем в ягоды на салфетках.
– Они же не консервированные, не засахаренные! Свежие! Откуда?!
– Может, кто принёс…?
– А может, мы всё-таки не будем сейчас гадать, а просто пойдём, да и осмотрим все ваши три тиса?! Лично. Может, у кого-то из них внеплановая ягодная беременность по каким-то интересным мотивам наступила?!
– Хорошо, хорошо…
Женщина почему-то сильно испугалась такого неожиданного напора капитана Глеба, несмотря на то, что он изо всех сил старался не поворачиваться к ней своим слегка травмированным профилем.
В полном молчании они прошли почти полсада, направляясь к входным воротам. На ходу Глеб вспоминал, что видел когда-то здесь красивую хвою тисов, но не помнил, где точно.
– Вот, первый…
Странно выделяясь своим белым врачебным халатом среди яркой, праздничной толпы гуляющих посетителей, невысокая полненькая женщина остановилась почти у самого входа.
– Смотрите, этот тис уже отцвёл. Соцветия есть, вот, видите, зеленоватые такие…. А ягод на нём ещё нет. Точно – нет, потому что я его каждый день вижу, на работу когда прихожу!
Голос директорши оставался виновато-испуганным, она явно пока не решила, какая же из неприятностей ждёт её по итогам неожиданной экскурсии.
– Хорошо. Вы только не волнуйтесь – всё идёт по плану. Начинаем уверенное движение в направлении второго ядовитого экземпляра…
– Ой!
Глаза доброй женщины округлились по форме оправы очков.
– Неужели вы думаете, что…
Остановленный такой фразой, капитан Глеб Никитин с внушительностью произнёс, строго подняв вверх указательный палец:
– Да, думаю. А вам об этом беспокоиться пока не стоит!
– Ой, я же и не предполагала такое! Только сейчас вспомнила…
– И не думайте, не обсуждайте, никому не говорите. Лучше всего – забудьте то, что только сейчас вспомнили. Пошли! Где тут у вас второе дерево?
И на втором старом дереве, в дальнем углу сада, со стороны железной дороги, они обнаружили только соцветия.
Внезапно устав то ли от жары, то ли от очередных неприятных перспектив, директорша по необходимости резво семенила рядом с Глебом, причитая и прихныкивая.
– Надо же, надо же такому случиться…
– Эту траншею кто копал? И зачем?
Капитан Глеб остановился так внезапно, что утомлённая и невнимательная женщина едва не наткнулась на него.
– Ой! Где?
– Вот эту, длинную.
– Так это уже успели под новый кабель подготовить, позавчера приезжала бригада из электросетей! Я же говорила вам, что наш комендант уговорил всех дополнительные коммуникации для сауны срочно устраивать. Ребята-электрики быстро всё выкопали, за полдня. Обещали в понедельник закончить. Вот, вроде и всё…. А к чему ещё и канава-то?
– Передайте Ивану, что он не виноват. Пусть благодарит канаву.
– Как это?!
– Он поймёт. И пусть не дуется на меня, нам ещё вечером предстоит культурно общаться. Передадите?
– Конечно, конечно…
До третьего тиса Глеб и директор шли минут пять.
Скорее всего, именно здесь, поблизости от беседки, и жужжала вчера утром бензопила, которая так мешала Глебу наслаждаться встречей с садом. В укромном уголке валялись неубранные гигантские сосновые ветки, трава была засыпана свежими древесными опилками, рядом, в кустах, стоял строй приготовленных к отправке, ровно напиленных, бронзовых чурбаков.
– В прошлом месяце ветры у нас были сильные, старая сосна ночью упала, только на днях руки дошли убрать…. Комендант у нас этим занимается. Ой, смотрите!
Не такое высокое, как его почтенные родственники, и не такое раскидистое, как они, третье дерево тиса было отмечено редкими точечками ярко-красных ягод. Кроме них, на всех верхних ветках тиса многочисленным пунктиром виднелись другие, зелёные, размером с горошину и похожие на крохотные желуди, но не успевшие по какой-то сложной причине к этому времени созреть, ягоды.
– Я же его и не видела! С неделю примерно сюда не заглядывала! В этой-то стороне мы ведь не часто бываем, только если по хозяйственным нуждам! А здесь вон что происходит…!
– Чудо?
– Самое настоящее чудо! Вы не поверите, но это дерево никогда в такие сроки не созревало! Ни-ког-да! Ручаюсь!
– В этом сезоне его, верно, херувимы удобряли…
– Нет, что вы, всё гораздо проще! Я догадалась! Смотрите!
Капитан Глеб Никитин искренне удивился подвижности толстенького и пожилого научного работника. Решив, что самое трудное позади, женщина-директор с решительностью оббежала спиленную сосну, раздвинула примятые падением высокие кусты черёмухи, бережно потрогала нижние ветви тиса и радостно остановилась.
– Этот тис постоянно был в тени старой сосны. Понятно?!
– Нет. Они что, не дружили?
– Вот именно! Кроме того, что старая сосна и сама рухнула, она ещё придавила и окружающие деревца, тем самым подставила весь молодой тис под это безумное солнце! Вот он и отреагировал на такое внезапное изменение температурного и светового режима! Созрел раньше графика! А мы-то гадали…!
– Спасибо вам, уважаемая, за усилия!
Капитан Глеб Никитин был действительно, по-настоящему, рад.
– Впрочем, минуточку…
Он задумчиво сорвал в ладонь несколько ягодок тиса, посмотрел, встав около дерева, по сторонам. Метрах в десяти от него, через рододендроны, хорошо просматривались лёгкие, ажурные конструкции свадебной беседки.
– В самом деле, спасибо…. Давайте-ка, я провожу вас до администрации, мне всё равно нужно в ту сторону.
Получив ответ на сложный вопрос, Глеб замолчал и шёл, размышляя.
Оказавшаяся такой полезной директорша, наоборот, почувствовала прилив оптимизма и отступление грозовых туч, и принялась болтать о постороннем.
– …Вы же знаете, что многое зависит от воспитания! Да, да, именно от того, насколько ответственно люди относятся к вопросам воспитания не только детей, но и домашних животных, своих подопечных! Вот, к примеру, одни мои знакомые, образованнейшие люди, хорошая семья, совершенно случайно взяли в дом кошечку, совсем ещё котёнка. А у них в квартире та-акой роскошный ремонт! Такая обстановка! Ковры у них ещё от родителей остались, иранские, старинные! Хозяйка – чистюля! Именно она и начала учить свою кошечку ходить в туалет, на унитаз…
– Мерзость!
Глеб нахмурился, не совсем внимательно слушая и понимая добрую женщину.
– Вот, вот! Многие из окружающих нас людей именно так к вопросам воспитания и относятся! А напрасно! Конечно, на первый взгляд, глупое занятие, но очень скоро все, кто приходил к моим знакомым в гости, умилялись, когда им демонстрировали, как умненькая кошечка просилась по нужде, настойчиво царапая при этом дверь! Хозяйка впускала её в туалет, и прелестнейшее чёрненькое существо ловко устраивалась там, на краю белого унитаза! Но ведь и это ещё не всё…!
– Она смывала за собой?!
– И не смейтесь! Речь идёт о преемственности воспитания! О генетическом уровне восприятия серьёзных воспитательных усилий!
В волнении обернувшись, директорша своей фигурой настойчиво остановила на тропинке капитана Глеба.
– …Как же удивлялись все те, кому через некоторое время доводилось бывать в гостях в этой же самой семье! Их кошечка принесла четырёх котят. И нужно было видеть….
Добрая женщина в восторге даже ухватила Глеба за рубашку.
– Эти фотографии разошлись по интернету в огромном количестве! Я сама видела, как эти крохи, все четверо, одновременно сидели на краю унитаза, а кошечка-мама спокойно лизала себе лапки по соседству!
– Ого!
– Вот видите! И даже вы удивились такому факту, а что уж говорить о простых людях…. Этих котят расхватали мгновенно – репутация! Впрочем, сама я называю это простым системным воспитанием…
– Позвольте.
Благородным кивком склонённой головы капитан Глеб Никитин остановил растерявшуюся от такого неожиданного движения женщину.
– Вашу руку.
И, бережно взяв директорскую ладонь в свои ладони, Глеб совершенно искренне поцеловал её.
– Ну, что вы?! Зачем это?
– Шикарный рассказ. Я благодарен вам и за факт, и за экспрессию исполнения! Спасибо! И за раскрытие секрета несвоевременных ягод сакуры и тиса – тоже. Это очень важно, поверьте.
– Ну, что вы…
Около домика администрации они остановились.
Капитан Глеб протянул руку.
– Возьмите, пожалуйста, и эти ягодки, положите туда же, в салфетку. Заодно посмотрите, насколько они совпадают с теми, вчерашними. Но это так, для перестраховки. И просьба – по возможности, никому и ничего не говорите по этой теме. Даже преданной Валерии Антоновне…. Так будет лучше и для вас, и для всех. Пока такая вот к вам просьба. Договорились?
– Хорошо, хорошо, понимаю…
– Ну, всё. У меня ещё дела. До свиданья!
Пожилая женщина смущённо кусала губы, мяла в кармане халата розовый носовой платочек, то вынимая его, то вновь суетливо пряча.
– Что-то не так?
– Всё так, всё правильно, это я с личной просьбой к вам…
Сделав умоляющим взгляд, директорша взяла Глеба под руку.
– Вы такой решительный, такой находчивый, вы обладаете такой убедительной аргументацией и логикой…. Постоянно хочется вам верить! Правда, правда, не смейтесь! Я с личной просьбой к вам хочу обратиться не для себя.
Глеб заставил себя быть серьёзным.
– …Не могли бы вы посетить нашу Марию Владимировну?! Она сейчас очень страдает. Родственников у неё не осталось, они одни с дочкой жили…. Знаю, ей сейчас очень плохо. Никого из наших, университетских, Мария Владимировна не принимает, видеть не хочет, а вот вы вполне могли бы ей ситуацию точно объяснить, подбодрить, а?! У вас же получится! Вы сможете! Не отказывайтесь, прошу вас!
– Но я же совсем посторонний человек для неё! Как объясню причину своего появления?
– Я позвоню! Позвоню ей, объясню, что так надо! Рекомендую вас, что, мол, вы можете оказать содействие! От имени всех нас…. И не волнуйтесь, я всё устрою! А вы, нисколько не сомневаюсь, сможете правильно поговорить с Марией. Вы же так уверенно распоряжались здесь, в саду, в самые-то трудные минуты…. Ну как, договорились?
– Договорились.
И капитан Глеб Никитин, по-прежнему взволнованный, но теперь уже и восхищённый, во второй раз поцеловал толстенькой директорше руку.
– До свиданья.
Приходилось торопиться.
На такси – и через центр, в район старых, огромных, "горкомовских", как их всегда называли, четырёхэтажек.
В подъезде – внимательная консьержка в отдельной, отгороженной от лестницы комнате. Высоченные общественные потолки, мрачные мраморные лестницы, гулкая высота межэтажий. Прохладно.
– К Марии Владимировне? Да, да, поднимайтесь, они предупреждали. На второй этаж, пожалуйста, восьмая квартира.
По всему было видно, что настоящее горе долгое время обходило эту квартиру стороной.
До последних дней…
Древний дубовый паркет, тяжёлые и тёмные деревянные панели вдоль просторных стен, настоящие бронзовые светильники в прихожей. Высокая входная дверь, впустив, не просто за ним захлопнулась, а солидно, со значением, сохраняя тишину и точность многочисленных замков, на выдохе встала на место.
Не было слышно ни звука, в комнатах не горел ни один торшер из тех, которые были видны от дверей Глебу.
На стене – зеркало в литой узорной раме, накрытое чёрной прозрачной тканью.