– Послушай, только не волнуйся, пожалуйста…. Скопируешь для меня фотографии беседки, которые ты делала в течение этого дня, ладно? И – свадебную фотосессию Максика. Сегодня они мне ещё пригодятся.
– Хорошо. Объём большой, перекину на внешний жёсткий диск.
– Умница. И цветы у тебя красивые, хорошо получаются, очень интересно про них рассказываешь. Честно, честно, не сомневайся!
Глеб положил ладонь на маленькую ладошку Марьяны.
– А я вот про земную природу ничего подробно толком-то и не знаю, так, эпизодами….
– Уверена, что не всё так грустно. Ты же вроде как говорил, что специалист по облакам, да?
– О да, это моя стихия! По гидрометеорологии в мореходке имел только шикарные оценки! Никогда не боролся с собственным желанием угадать хорошую погоду, а облака очень в этих прогнозах помогают. Их латинские названия похожи на слова старинных песен, а поведение – на манеры женщин из различных слоёв общества.
– Неужели есть тучи-распутницы?! И предательская облачность?
– А как же! Неверные облака и обманчивые – это обязательно. Кстати, облака и облачность – две разные вещи. Собственно облака – это скопления взвешенных в атмосфере водяных капель, в случае образования водяных облаков, или же массы ледяных кристаллов, если это ледяные облака. Иногда капли и кристаллы смешиваются, тогда возникают смешанные облака. А облачность – это степень покрытия неба облаками, выраженная в баллах или в процентах.
– Круто! Теперь и я всё знаю!
– Почти.
Капитан Глеб покачал в стакане остатки рома.
– Сегодня с утра были перисто-кучевые облака, циррокумулюс, и ты нервничала из-за своих фотографических перспектив. Нервничала же, печалилась?
Марьяна покорно согласилась, обозначив прошедшую печаль кивком головы.
– Затем в местной природе возникли перисто-кучевые, под названием стратокумулюс, в виде крупных отдельных глыб и небо стало очищаться, всё чаще выпуская из-за этих облаков так необходимое тебе солнце. Было ведь такое?
– Было, было…
И опять последовал согласный поклон.
– Сейчас же мы имеем…
Не вставая из-за стола, капитан Глеб Никитин пристально, со значительным выражением лица, посмотрел в окно.
– Сейчас мы имеем слоисто-дождевые облака, или по-научному нимбус, обычно в скором времени дающие жидкие осадки. Так что весьма вероятно, что к вечеру станет пасмурно, и ночью пройдёт небольшой дождь. А вот с самого утра, к радости вашего фотографического высочества, опять случится солнце. Много, очень солнца и опять весь день будет жара. Устраивает вас такой расклад, мэм?
– Меня – да, а ты что завтра делать будешь?
– Думать, спрашивать, встречаться.
– Не очень-то и подробно.
– "…В повседневной жизни он чаще отшучивался, как бы тая силы и голос для главного". Это один поэт сказал о другом, уважая.
– Ладно, детектив-философ, завтра будет завтра, и ты со всеми проблемами справишься, я уверена. Лучше скажи, какое у тебя сейчас настроение?
– В твоём обществе – прекрасное.
– Ты же прилетел к сыну на день рождения? Он что, студент, в этом городе учится?
– Не только. Он здесь учится, в этом же городе и живёт. И родился он здесь, а я в его компании провёл почти пятнадцать лет…
– Так ты местный?!
– Ага.
– Вот это да! И мы с тобой вместе, по улицам…. И не встречались…. Почему?
– Сначала ты была маленькой, а потом я долго ходил по морям. Не судьба.
– Плохая судьба!
Как Марьяна рассерженно топает по полу и при этом разливает себе на ноги горячий чай, капитан Глеб Никитин уже сегодня видел. И испуганный женский визг при этом тоже слышал.
– Осторожно, милая, не ропщи на судьбу. Бывает, она мстит мгновенно…
– Ну-у, трепач! Вместо того чтобы пожалеть, он ещё и обзывается.
– Да, действительно, вовремя не пособолезновать таким симпатичным ножкам – верх безрассудства, но…
Глеб смущённо потупился, перебирая край скатерти.
– Ты же ведь сама предупредила меня в начале вечера, что наша встреча будет проходить чинно, без выходок, только с тихой музыкой, вот я….
– Ладно, признаю, женщины тоже бывают непредусмотрительными…
Подняв к глазам капитана Глеба тоненький указательный пальчик, Марьяна, насколько её жест мог показаться не забавным, покачала им из стороны в сторону.
– И без выходок. Рассказывай про себя дальше…
– Слушаюсь!
Улыбаясь только выражением глаз, Глеб плотней уселся в кресле.
– Собственно, кого и когда считать местным…. Родился-то я не здесь, а в далёком и маленьком речном городке. Это уже потом, после окончания там школы, приехал сюда, в мореходку. И много лет жил в этом городе.
– А сейчас?
– Большую часть года живу везде. Но совсем рядом, на берегу этого же моря, у меня есть Дом. Купил его недавно, когда количество вещей и книг стало превышать объём моего старого чемодана.
– Один там живёшь?
– Да. Собаку ещё не завёл.
– А семья?
Почти спрятавшись за край стола на своём низеньком пуфике, Марьяна старательно рассматривала что-то мелкое, внезапно упавшее на пол.
– Ты это про мою бывшую жену?
– Ну-у…
– Да вылезай же ты оттуда! И не смущайся так явно. Спрашивай, о чём хочешь, я не обижусь.
Капитан Глеб Никитин и сам опустился под стол, встал коленом на ковёр рядом с хозяйкой, помогая ей в поисках.
– Да, мой Сашка живёт сейчас со своей мамой, моей бывшей женой. Да, я ушёл от неё сам, и решение было моё.
– Она виновата?
В сумраке подстольного пространства Глеб почесал затылок.
– Без комментариев.
– И не женился после?
– Нет.
– Почему?
– А зачем? Лучше её не находил.
– Значит, все другие были хуже?
– Нет, они были такими же… Ладно всё, подъём, шахтёрские дети.
Глеб поднялся на ноги, протянув руку, помог встать и Марьяне.
– Уверен, что сидя в креслах, мы будем производить друг на друга более солидное впечатление. Да и вообще…
Они улыбнулись одновременно и очень похоже.
– Я не сторонник утверждения, что старые ботинки ещё могут долго прослужить, если не покупать новые.
– Ла-адно, не обижайся…. А про работу можно спросить? С морями, я понимаю, ты, как выражаются люди твоей профессии, завязал? Правильно? А чем зарабатываешь сейчас себе на жизнь, на развлечения, на самолёты?
– Я разговариваю с людьми.
– Просто так?!
– Когда эта беседа интересна только моему собеседнику – то за деньги.
Взгляд Марьяны был настолько растерянным, что капитан Глеб расхохотался.
– Не, я совсем не сумасшедший, поэтому не жди сегодня с моей стороны ужасных неприятностей! Всё просто….
Глеб уже приготовился подробно объяснять, но вдруг стукнул ладонью по столу.
– Послушай, дай-ка мне ещё кофе! Чай вкусный, но это не мой национальный напиток.
– Хорошо.
Очевидно, что последние слова Глеба произвели на Марьяну настолько сильное впечатление, что она приготовила кофе и для себя.
– …Жизненных впечатлений, знаний и прочных знакомств накопилось достаточно, чтобы опыт позволил мне размышлять. Свободного времени у меня много, поэтому зачастую думается хорошо и продуктивно. Как оказалось, я иногда умею убедить разных людей в том, что им чрезвычайно выгодно совершить то или иное действие. Поводы бывают разные. Чья-то просьба, собственные мысли, случайная информация…. Часто возникают проекты, в которых я бываю полезным и как переговорщик, знающий обе стороны процесса, и как инициатор каких-то выгодных для них действий, и просто как человек, имеющий определённый жизненный опыт и репутацию. Я говорю – меня слушают. Если в результате моих действий случается успешный бизнес или какая-то конкретная сделка, то в результате этого я имею деньги.
– Много?
За большой чашкой внимательных глаз Марьяны почти не было видно, но Глеб знал, что это совсем не корыстное внимание, поэтому улыбнулся.
– Мне хватает и на жизнь, и на развлечения, и на самолёты.
– Неужели больше, чем прежний капитанский заработок?!
– Гораздо. Плюс свобода. А это неплохой бонус, уверяю тебя, милая Марьяна. Потянувшись в детстве за иллюзиями морской романтики, я рано познакомился с такой страшной вещью, как вынужденное подчинение обстоятельствам….
В первом же заграничном рейсе мне, молодому штурманёнку, показался весьма забавным обычай некоторых опытных моряков готовить для себя самодельные календарики. Кусок белой картонки расчерчивался на сто восемьдесят клеточек, в расчёте на шесть месяцев предстоящего рейса, мы крепили их над своими койками, в изголовье, а в конце дня, перед сном, каждый из нас, механик, матрос или боцман, по-своему, с удовольствием или с тоской, зачёркивал прожитый день жирным крестом. Мы сами, сознательно, сажали свою свободу за решётку! И искренне думали, что совершаем подвиг, ежедневно, по кирпичику, разрушая наши личные тюрьмы.
– Но ведь было же, наверно, интересно? Дальние страны, разные люди…?
– Да, в те морские времена я встретил в Африке много рассветов. Конечно, была шикарная экзотика, было интересно. А сейчас для меня нет дальних стран. "Дальних" – от чего или от кого? В последние свободные годы я сам, по собственной воле, частенько удаляюсь от Африки, изредка живу ближе к стране Канаде, чем к континенту Австралии. Иногда – наоборот.
– И что же самое необычное там?
– За экватором? Многое наоборот. Даже растущая Луна – рожками вниз.
Не обращая внимания на свой стремительно остывающий кофе, капитан Глеб Никитин задумался.
– …Однажды вечером, в нескольких милях от Дакара, на моей вахте, с берега внезапно донёсся сильный цветочный запах. Через морось мелкого дождика еле виднелась далёкая цепочка береговых огней, дул сильный ветер. И вдруг этот пряный аромат сменился запахом ольхового леса, очень острым, с детства знакомым! Закрыть глаза, не видя огней, – наша русская осень! Но тогда это было всего лишь началом тропического марта…
Марьяна слушала внимательно, нахмурившись, изредка, и как ей казалось, незаметно, вытирая ладошкой глаза и при этом строго посматривая на Глеба.
– Тебя бы туда, фотограф…. Сколько раз я жалел, что нет возможности надолго, для других, запоминать красоту тех цветов, какие мне случалось видеть в тропиках! На песчаных берегах, когда выпадала возможность спустить шлюпку, нас встречали или буйные заросли красной бугенвиллеи, или тысячи скромных, совсем не таких ярких, но крепких и мускулистых суккулентов. Рассказывать, конечно, можно, и долго, и подробно, но как передать другому человеку пронзительный звон крохотного синего цветка, который я, один из всего экипажа, успел мельком увидать за бортом, в океане, в сотне миль от устья Конго! Мы шли самым полным, спешили до ночи перейти в новый промрайон, а тут, на встречной зыби, – пучки жёлтой травы, какие-то ветки, вынесенные гигантской рекой и недавними тропическими ливнями. А на одном травяном островке – тот самый африканский василёк, или как его там, не знаю…. Нежный, маленький – и навсегда за кормой.
– Ты любишь васильки?
– Да. Но не орхидеи.
– Ну, ведь дослужился же ты до заслуженного капитана, так плавал бы себе с успехом и дальше, а в отпусках спокойно бы здесь за подосиновиками ходил, а?
– Время. Время, милая Марьяна…. Жизненного времени каждому из нас отпущено, как солдату патронов. По счёту. И старшина никогда не принесет из тыла ещё…. Делать то, с чем успешно справляются тысячи других людей, – мне скучно. Попытаться именно в эту минуту быть единственно нужным для кого-то далёкого, незнакомого, или наоборот, близкого, родного; кто в опасности, кто нуждается в помощи, в совете, именно во мне, – так я хочу жить!
– Получается?
– Не мне судить. Но многие люди по-доброму улыбаются, ещё раз встречаясь со мной.
– То есть, ты считаешь, что в море ходить неинтересно?
Капитан Глеб Никитин умел отмечать разницу между упрямством и упорством. И мог легко прощать, если достойный человек в разговоре с ним сознательно стремился быть упрямым. Сейчас он видел, что Марьяна как раз и пытается его разозлить.
– Интересно. Если при этом у человека нет других занимательных вариантов. Я и сам до определённого времени считал, что моя штурманская работа – верх совершенства, предел мечтаний, пока обстоятельства однажды весьма обидно не шлёпнули меня по макушке.
– Тебя?! Шлёпнули? Такого великого и ужасного?!
– В те годы – ещё не такого. Тогда я был смешным, задорным и самоуверенным щенком….
После первого же своего самостоятельного заграничного рейса я, штурман в возрасте почти двадцати лет, приехал на отдых домой. Мама, одноклассники, родной провинциальный городок, знакомые девчонки – и я, вернувшийся почти с Таити.
В первые же выходные мы поехали на пригородную дачку к школьному другу, его отец-фрезеровщик купил когда-то за городом участок для всей семьи. Покопался я вместе с простыми тружениками в земле, что-то мы сделали в доме, приколотили какую-то дверь, скоро подъехали их дальние родственники, ну, и сели всем коллективом обедать. На меня все восхищённо смотрели, спрашивали про далёкие моря, я был горд тем, что являюсь таким замечательным моряком, и прочее, прочее…. Скоро кто-то из присутствующих задал мне вопрос по заграничной теме, я подхватился и привычно понёс…. Но чувствую, что-то не то. Заливаюсь ещё ярче, с картинками: Дакар, Ангола, Сенегал, негры и так далее, то есть кручу свой красивый, но небогатый, состоящий пока всего лишь из двух африканских стран, репертуар. Ну, именно тот минимум, какой получился у нас в этом, первом для меня, рейсе. Смотрю, через стол мужик один, родственник школьного друга, симпатичный, статный, лет под тридцать, простой работяга с завода, всё в мою сторону как-то странно посматривает. Слушает меня скромно так, слушает…. Ну, а потом, возьми и ахни сам…. И понёс перечислять. Оказывается он, слесарь-сборщик пятого разряда, через заводскую самодеятельность со своим ансамблем народного танца успел уже полмира объездить, гораздо больше меня государств видел! В десятках стран побывал! И молчал. И все присутствующие об этом знали. А я-то перед ними, обыкновенными добрыми людьми, всё петушком, да петушком…. Было очень стыдно.
– Хочешь сказать, что сейчас ты стал гораздо объективнее?
– Опытнее. И старше. Могу вот, например, на твою неуважительную назойливость так вежливо ответить, что зарыдаешь.
– Ох, же ты?! А почему сдерживаешься?
– Говорю же – опытнее стал. Людей жалею.
– Ладно, я тоже успела понять, что ты не просто хвастаешься, а…
– Тогда – мир?
– Мир.
С заботой, но, не придумав пока никакого дополнительного угощения, Марьяна отнесла на кухню тарелки, помыла кофейные и чайные чашки. Звонко крикнула оттуда в комнату:
– Сыр ещё будешь?
– Только если с ромом. Неси.
Они оба, и Марьяна, и Глеб одинаково чувствовали, что сказано ими в этот день было уже много, даже слишком, но никто из них не произнёс ещё главные слова.
– Ты говорил, что у тебя есть дом на побережье? А где это?
– Километров триста отсюда, в северную сторону. Иногда, если что-то срочное, я оттуда к сыну до обеда добираюсь.
– И твой дом остаётся тогда скучать без тебя?
– Да спрашивай ты прямо, не лукавь! Я же тебя насквозь вижу. Отвечаю честно: женщин в моём Доме нет. Хотя…
– Ага! Хотя?!
– Дослушай.
Ром обычно развязывает языки. Но не Глебу Никитину и не при таких незначительных обстоятельствах. Хотя…
– В моём Доме периодически бывает славная женщина – Наталья Павловна, мой единственный и весьма преданный сотрудник. Когда-то мы уговорились, что она поможет мне разбираться с деловыми бумагами, с переводами документов, с почтой и звонками. Я мотаюсь по миру часто и бессистемно и, не будь у меня такого великолепного помощника, как Наталья Павловна, мой Дом очень скоро погряз бы в бумажном хаосе.
– Она хоть красивая?
Даже не крепкий напиток ром, а просто хорошее настроение заставляло капитана Глеба Никитина хохотать, наблюдая над немного покрасневшей Марьяной.
– Очень! Очень!!! Неужели ты думаешь, что такое долгое время и так близко со мной может существовать блеклая женщина?! Но она замужем и верная жена! Муж – военный, майор, у них двое очаровательных детей и старенькая мама. Утром, в саду, я не случайно спрашивал тебя про жёлтые тюльпаны – это любимые цветы Натальи Павловны, она ценит, когда я возвращаюсь к ней и в мой Дом именно с такими тюльпанами.
– То есть, про существование женщин ты в своих идеалистических жизненных метаниях-исканиях не забыл?
– Первый раз я женился давно, но всё ещё любопытен…. И при этом до сих пор верю в чудеса.
– Разве они есть?!
– Непременно. В моём личном архиве – масса примеров.
– Например?
– Обожаю любопытствующих женщин. Слушай.
Выждав нужное мгновение, капитан Глеб со значением поднял ладонь, призывая публику к вниманию.
– Когда беспорядочное количество прочитанных мною книг перешло из категории "много" в категорию "очень, очень много", я стал обращать пристальное внимание на странные совпадения, периодически случавшиеся в моей жизни. И, хотя уже и тогда я не придавал им характер каких-то божественных знамений, до сих пор таким фактам удивляюсь. Быть может, это и есть потребность необычайного.
Однажды случилось так, что нас, меня и мою жену, угораздило одновременно попасть в больницу. По разным, естественно, поводам, с разными диагнозами и в разных городах. Произошло это в день рождения жены, 29 июня. Я был тогда заперт в местном инфекционном отделении, лежал под охраной, выздоравливал, но окончательно выбраться оттуда никак не мог, дозвониться до далёкого чужого города, тем более, до другой больницы в те времена было невозможной фантастикой. Знал, что жена нервничает, переживает из-за того, что её день рождения, её праздник никак не выделен мной из обычной суеты. Я чувствовал, что виноват перед ней, пытался успокоить себя, как-то оправдаться, что-то придумать, потому знал и то, как она с первых же мгновений нашей совместной жизни привыкла верить в мои уже тогда феноменальные организаторские способности, но…
Освободить меня врачи обещали только на следующий день, с утра сын с бабушкой приходили под окна моей больницы проведать папу-зятя. Стало ещё горше – я-то здесь, с родными, а она, бедная, там, мается…
После обеда я тайком, в спешке, в больничном халате, сбежал в город, в знакомую библиотеку. Хотел взять с собой, в свою одиночную палату, чего-нибудь почитать на вечер. Уставший от жары и слабости, я бесцельно бродил около книжных полок, мне было всё равно, что брать, пришлось кое-как пересилить себя и выстроить знакомую цепочку предпочтений: Грин, Лондон, Конецкий, Конрад.… Ну?! На полке перед самым моим носом стояла большая синяя книга: "Планета людей" Антуан де Сент-Экзюпери. Странно, но впервые в жизни я собрался читать этого автора.
Вскоре, так же тайно вернувшись в свою угрюмую больницу, я почти без сил упал на измятую койку и начал с предисловия: "Антуан-Мари-Роже де Сент-Экзюпери родился 29 июня…".
Вот такие совпадения и есть чудо.
– Согласна. За это надо выпить.
– Выпьем, обязательно. И после этого я поеду к себе в гостиницу.
– В гостиницу?!
Растерянность обиженного ребёнка.
Но ведь – женщина!