Они расселись на диване и креслах в гостиной. И, как и положено человеку с его корнями, хозяин дома предложил им минеральную воду, лимонад, итальянский кофе, аперитив. А может, господа полицейские предпочтут бокал красного вина? Он открыл бутылку к обеду, и большая часть еще там осталась, поэтому никаких лишних хлопот.
– Спасибо, но мы ненадолго, – сказал Альм.
Чем Гримальди занимался в среду вечером неделю назад, когда его хорошего друга Карла Даниэльссона убили дома в собственной квартире? Всего лишь в полукилометре от жилища самого Гримальди.
– Я не помню, – пожал плечами Гримальди. – Наверное, был здесь. Я сейчас главным образом сижу дома.
– Ты не помнишь, – повторил Альм.
– Я должен объяснить, – сказал Гримальди.
Год назад у него диагностировали болезнь Альцгеймера в ранней стадии. С тех пор он принимал препараты на основе брома. Но, несмотря на них, его память, относительно недавних событий, резко ухудшилась за последние месяцы. Если они хотят поговорить с его врачом, то им следует позвонить в поликлинику Сольны. Сам он забыл его имя. Рецепт и таблетки у него, однако, остались. Стояли в шкафчике в ванной, и их, естественно, можно было посмотреть.
– А тебе не приходило в голову постоянно вести какие-то записи, сделать что-то вроде дневника, – предложил Альм.
Нет, об этом он как-то не подумал. А если ему кто-то и подбрасывал раньше такую идею, он наверняка забыл о ней тоже. Просто сидел и размышлял, почему перед ним бумага и он держит ручку в руке.
– И нет никого рядом с тобой, кто, как тебе кажется, мог бы знать подобное? – спросил Альм. – Ну, чем ты занимался в тот или иной день, – пояснил он.
– К счастью, нет, – сказал Гримальди и улыбнулся дружелюбно. – К счастью, я совершенно один в этой жизни. Кто захотел бы напрягать любимого человека ради такого, каким стал я.
Дальше они не продвинулись. А идя к выходу, заглянули в шкафчик у него в ванной, переписали название препарата с баночки с лекарством и имя врача с рецепта.
– Если говорить о Крестном отце, – сказал Стигсон, когда они возвращались в автомобиле назад к зданию полиции, – у старика, ясное дело, все нормально с головой. Как звали того мафиозного босса из Нью-Йорка? Который еще вел себя так же и разыгрывал сумасшедшего? Как его звали?
– Не помню, – ответил Альм.
33
Когда Анника Карлссон и Фелиция Петтерссон добрались до квартиры Акофели, Ниеми и Фернандес уже находились там.
– Входите, входите. Мы почти закончили, – сказал Ниеми. – Я пытался позвонить тебе на мобильный, – продолжил он, обращаясь к Аннике Карлссон, – но телефон был отключен. Тойвонен прислал нас сюда. Ему не нравится, когда исчезают важные свидетели его расследований. А возможно, он становится человечным на старости лет, оттого и беспокоится.
– Мы выключили мобильники, – пояснила Анника. – Хотели с Фелицией поболтать в спокойной обстановке.
– Обычные женские разговоры, – сказала Фелиция и сверкнула глазами в сторону Чико Фернандеса.
– Обо мне, конечно, – буркнул он и непринужденно пожал плечами.
– О самом лакомом нашем коллеге, – сказала Фелиция и вздохнула. – О Магде, твоей сестре. Кстати, классная кепка у тебя, Чико. Ты стащил ее с мясного прилавка в торговом центре "Иса"?
Она имела в виду одноразовый головной убор из белой пластмассы. Обязательный атрибут любого серьезного эксперта, который не хотел оставить на месте преступления свои волосы и перхоть. Носить же его в какой-то другой связи, как, например, веселым вечером в кабаке, придя туда ради знакомства, или если ты просто участвовал в одном из ужасно популярных телевизионных сериалов об экспертах, было бесполезно с точки зрения как собственного внешнего вида, так и возлагаемых на него надежд.
– Не в шапке суть, – сказал Чико. Он многозначительно пожал плечами и вернулся к изучению содержимого кухонных шкафчиков Акофели.
Одна комната и кухня, с закутком для приема пищи, маленькая прихожая и удивительно просторная ванная комната, где хватало места для унитаза, душа, ванны, стиральной и сушильной машин. Скромная меблировка, везде чистота и порядок. Так выглядела квартира пропавшего разносчика газет.
В единственной комнатке, которая размерами ненамного превосходила конуру в студенческой общаге, находились аккуратно застланная кровать с клетчатым покрывалом из ассортимента "Икеа", гардероб, маленький диван, телевизор с DVD-проигрывателем и книжная полка, явно содержавшая в основном учебную литературу по университетской программе, а также два десятка книг в мягкой обложке плюс DVD и CD-диски. С ними соседствовала обитая зеленым дерматином тренировочная скамья, а рядом стояла штанга, пара гантелей и небольшая горка грузов к ним. Зато в комнате не было ничего, напоминавшего об африканском происхождении Акофели. Никаких ковров, шкур или настенных тканых изделий, никаких статуэток, масок или других декоративных украшений. Даже никаких плакатов или фотографий на стенах.
В кухне стояли два стула и стол. А на полу под ним принтер, но они не обнаружили никакого ноутбука, никакого обычного компьютера тоже. Кухонный стол наверняка также служил Акофели рабочим местом, и при мысли о том, что квартира находилась на первом этаже, выглядело глупым оставлять на нем оргтехнику, когда хозяин куда-то уходил. Окно выходило во двор, а стол стоял практически вплотную к нему. Проблема же состояла в том, что компьютера не было вообще.
В квартире не удалось найти никакого портфеля с документами. И мобильного Акофели тоже. Вдобавок отсутствовало то, что обычно забирают с собой, покидая свой дом в спешке. Одежда, обувь, ключи от квартиры, деньги, идентификационная карта и кредитки. Единственно портил картинку его паспорт.
– Он лежал за полкой для обуви в гардеробе, – сказал Ниеми. – И парень явно его спрятал.
– По-твоему, он исчез добровольно? – спросила Анника Карлссон.
– Судя по всему, да, – ответил Петер Ниеми. – Если с ним случилась беда, в любом случае это произошло не здесь. Если я ошибаюсь, то готов съесть шапку Чико, – добавил он и широко улыбнулся.
– А паспорт? А его компьютер?
– Паспорт меня немного беспокоит, – согласился Ниеми и кивнул. – Само по себе, у него мог быть еще один, нам надо проверить, может, он оставил у себя старый сомалийский, но как раз шведский паспорт должен быть для него на вес золота, если он сейчас подался в Европу. Компьютер меня меньше волнует. Скорее всего, речь идет о ноутбуке, который он забрал с собой.
– Привет Магде. – Фелиция послала томный взгляд в сторону Чико Фернандеса, когда они с Анникой покидали квартиру. – Спроси, нет ли у нее желания прогуляться как-нибудь вечером и оттянуться со всеми девчонками.
Чико в ответ лишь показал ей средний палец правой руки.
– По-моему, Чико немного странный, – заметила Фелиция, когда они сидели в машине. – Он, похоже, не понимает элементарных вещей. До него не доходит, что я откровенно с ним заигрываю. Наверняка принимает меня за лесбиянку и думает, я охочусь за его сестренкой.
– Многие парни такие, – улыбнулась Анника Карлссон.
– И какие же?
– Ну, немного туповаты. Не врубаются в ситуацию, несут всякий вздор, поступают черт знает как. Без всякой на то необходимости.
– Ага, и кто же среди них чемпион мира? Мы думаем об одном и том же человеке, не так ли? – спросила Фелиция.
– Я, по крайней мере, знаю, кого ты имеешь в виду, – сказала Анника Карлссон и рассмеялась.
– По-моему, он немного тебя боится, – заметила Фелиция. – Он не такой крутой, каким пытается казаться.
– Вот как…
– Когда ты смотришь на него, жирный коротышка явно чувствует себя не в своей тарелке, – констатировала Фелиция.
– Не забывай, что ты говоришь о своем шефе, – сказала Анника.
– Какая удача для него, – ухмыльнулась Фелиция. – Иначе он много чего услышал бы о себе.
Когда Ниеми вернулся в здание полиции, Бекстрём уже успел уйти домой. Эксперт переговорил с Тойвоненом и вкратце доложил ему результаты обыска.
– Значит, вы нашли его паспорт, – задумчиво произнес Тойвонен. – Мобильник, компьютер и все обычное отсутствует. Правильно понято?
– Да, – подтвердил Ниеми. – Но никаких следов вещей, которые могли бы принадлежать Даниэльссону.
– А его сумка для газет? Или детская коляска, или что он там использует, когда разносит газеты. Через него же их проходят сотни каждый день. Я полагаю, он не таскает их под мышкой.
– Я не подумал об этом, – сказал Ниеми и усмехнулся. – Нет никакой такой сумки или коляски в квартире. И у него в кладовке тоже, мы проверили ее, и она совершенно пустая. Собственного велосипеда он, похоже, не имел. Но сейчас, после твоего вопроса, мне вспомнилось, что, когда я беседовал с ним на Хасселстиген, 1, у него была матерчатая сумка через плечо с газетами. Ее мы тоже не нашли. Хотя он вряд ли прихватил ее в дорогу, если сбежал. Судя по всему, у парня не было особенно много барахла.
– И никакой сумки на колесиках? Или старой детской коляски? Или тележки?
– Нет. – Ниеми покачал головой.
– На кой черт ему понабилось брать с собой тряпичную сумку, – проворчал Тойвонен. – Если он подался в южном направлении, я имею в виду.
– И представить себе не могу, – пожал плечами Ниеми.
34
Бекстрём пришел домой с работы, когда было уже восемь вечера. Он пребывал в отличном настроении и принес с собой пол-литра лучшей водки, какую когда-либо пробовал. Остатки охоты за истиной, якобы находившейся на дне бутылки, которую они с Надей устроили в его офисе.
"Поиски продолжаются в том же направлении, – подумал Бекстрём и в качестве первой меры отправился на кухню и налил себе еще одну приличную порцию "Русского стандарта", достал пиво из холодильника и сделал бутерброды с большим количеством печеночного паштета и огуречным майонезом. Он поставил все это на поднос и отнес его на придиванный столик перед телевизором. – Надо было сказать русской, чтобы она прихватила пиво с собой на работу".
Потом он разделся, принял душ и в довершение всего попрыскал себя парфюмом и почистил зубы. Часто во время последней процедуры он думал о своей матери. Это случилось и сейчас, хотя он и не понимал, почему так происходит.
"Разберемся", – пообещал себе Бекстрём, сел на диван и включил новости по телевизору, чтобы познакомиться с внутренними и глобальными бедами последних суток, вкушая свой скромный ужин.
Он, скорее всего, заснул, поскольку, когда открыл глаза, часы показывали два ночи и кто-то настойчиво звонил в его входную дверь.
"Наверное, чертов сосед выжрал все, что обманом выманил у меня на прошлой неделе, – подумал Бекстрём. – Купить еще он, скорее всего, забыл, и, если попытается посягнуть на мою русскую водку, я его просто убью".
Это была коллега Анника Карлссон. Одетая как на работу и на удивление бодрая для такого времени суток.
– Мне жаль, что я разбудила тебя, Бекстрём, – сказала он. – Но твой мобильный отключен, а у нас нет твоего домашнего номера, поэтому я решила попытать счастья и отправилась к тебе на квартиру.
– Не извиняйся, – махнул рукой Бекстрём. – Я уже вставал. Обычно совершаю пробежку спозаранку.
"Ты ведь приехала не ради моего домашнего телефона", – подумал он.
– Я понимаю, тебе интересно…
– Ничего не говори, – перебил ее Бекстрём. – Я ведь не дурак, – продолжил он. – Дай мне сначала одеться.
35
Акселю Стенбергу было семнадцать лет. Он имел рост сто восемьдесят пять сантиметров, был хорошо сложен и отлично тренирован. Сильнее большинства взрослых мужчин и сноровистее почти всех независимо от возраста. Бог наградил его спортивным талантом, но одновременно от лукавого он получил лень, мешавшую ему тренироваться, и все равно в школе почти никто не мог сравниться с ним в футболе, хоккее, гимнастике и плавании. И все благодаря его врожденному дарованию. Отсюда довольно сложные отношения с учителем физкультуры, который никак не мог взять в толк, почему парень при таких задатках практически отказывался от спортивной карьеры.
У Акселя были белокурые вьющиеся волосы и голубые глаза, белые зубы и красивая улыбка. И уже в начальной школе все девочки искали дружбы с ним, а потом и вовсе не давали прохода. Его отношения с учителями, кроме физкультурника, однако, складывались не лучшим образом. Как он мог просто плевать на учебу, будучи далеко не глупым парнем?
Акселя в жизни интересовали только девушки. И как раз сейчас для него на первом месте стояла его ровесница Ханна, месяц назад переехавшая в дом, где он жил.
Ханне Брудин было семнадцать лет. Красивая, хорошо сложенная и отлично тренированная, она имела рост сто семьдесят пять сантиметров, длинные черные волосы, карие глаза, белые зубы и широкую улыбку. И, будучи лучшей ученицей в классе, еще с начальной школы пользовалась любовью и уважением учителей. В то время как все парни добивались ее благосклонности столь же долго и всеми возможными способами.
И сейчас за ней старательно ухаживал Аксель, а поскольку ее мать уехала на конференцию со своими новыми товарищами по работе, они оказались у нее дома и впервые смогли побыть в спокойной обстановке наедине друг с другом. Аксель делал вполне предсказуемые выпады, но, так как в игре, которую они сейчас затеяли, она не уступала ему в опыте, ей не составляло труда парировать их.
А поскольку они в равной мере интересовались друг другом, все остальное было только вопросом времени.
– Что думаешь о вечернем купании? – сказал Аксель. – Первый раз в году.
– Наверное, еще немного холодно, – возразила Ханна. – Кроме того, я не знаю, где мой купальник. Мы с мамой еще толком не распаковали вещи.
– Можно голышом, – предложил Аксель и улыбнулся.
– Кто такое пропустит, – сказала Ханна и улыбнулась в ответ. – Но если вода слишком холодная, тебе придется лезть в нее одному.
Потом Аксель отвел ее на свое собственное место для купания. Его и его друзей, точнее говоря. Оно находилось всего в сотне метров от их с Ханной дома. Высокий утес на берегу залива Ульвсундашен, обрывавшийся прямо к воде. Вдалеке от посторонних глаз, идеальный в солнечные дни, тут и там прорезанный пологими расщелинами с обильной растительностью, служившими отличным убежищем от ненужных свидетелей. Отлично подходивший для ныряния, ведь глубина перед ним достигала четырех метров.
Аксель сдержал свое обещание. Сбросил с себя всю одежду и прыгнул головой вперед вниз.
Ханна сидела на берегу и смотрела на него. Была полночь, но достаточно светло, чтобы видеть, а подробности она вполне могла представить себе сама.
"Он наверняка проделывал это раньше, – подумала Ханна, которой все равно нравилось происходящее. – Парни, как они предсказуемы!"
Аксель и в самом деле проделывал это множество раз и всегда в одном и том же месте. Достаточно широкая расщелина в двух метрах над водой, пара быстрых шагов, сильный толчок, вытянутое в струну тело, выброшенные вперед руки с прижатыми друг к другу ладонями, а потом едва слышный всплеск, когда он исчезал под водой. Далее требовалось только резко сработать обеими ногами, выгнуть спину и, описав дугу в безмолвной пучине, появиться на поверхности снова.
Но не в этот раз, поскольку его пальцы неожиданно воткнулись в невидимое в темной воде препятствие. Во что-то мягкое, покрытое тканью или, пожалуй, брезентом, и оно, покачиваясь, перемещалось по дну. Аксель призвал на помощь руки, ощупал неизвестный предмет, нашел ручку, потом еще одну, потянулся вниз, обнаружил колесо, потом еще одно.
"Сумка гольфиста", – подумал он. Его дядюшка, зубной врач, будь его воля, лучше постоянно играл бы в гольф. Он обычно использовал племянника в качестве "оруженосца", угощал его большим бокалом крепкого пива после восемнадцатой лунки, совал ему несколько сотен, прежде чем они расставались, и брал с него слово ничего не рассказывать сестре. И прежде всего, не тратить деньги на ерунду вроде школьных учебников и других книг.
Аксель всегда держал обещание. И спускал все заработанное таким образом на девушек, на кого же еще. Какой идиот выбросил сумку для гольфа в воду? Клюшки дядюшки, которые ему приходилось таскать за ним в таком же бауле, стоили как подержанный, но еще довольно приличный автомобиль.
"Что, черт возьми, он так долго?" – подумала Ханна.
Аксель находился под водой уже, наверное, пару минут. И в то самое мгновение, когда девушка поднялась, чтобы надеть свитер, он появился на поверхности. И махнул ей рукой.
– Чем ты, черт возьми, занимаешься? – спросила Ханна раздраженно.
– Какой-то идиот выкинул сумку для гольфа, – объяснил парень. – Подожди сейчас, сама увидишь, – добавил он и снова нырнул.
Аксель быстро нащупал ручку, потянул сумку за собой и под водой без особого труда сумел протащить ее десять метров до мелководья. Ему не понадобилось даже подниматься на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, когда он делал это. А потом Ханна помогла ему вытащить добычу на берег. И только сейчас он понял, насколько она тяжелая.
– Какая еще сумка для гольфа, – сказала Ханна. – По-моему, она выглядит как тележка, в которой разносчики газет возят утреннюю прессу.
Аксель промолчал и только выругался про себя. Но девушка не унималась – Поздравляю, Аксель, ты стал обладателем двухсот мокрых экземпляров "Дагенс нюхетер".
И он снова мысленно чертыхнулся, лихорадочно пытаясь отыскать выход из неприятной ситуации, чтобы хоть как-то восстановить свое подорванное неудачной находкой реноме и попытаться довести планы на вечер до конца.
"Надо взглянуть, чем она набита, – подумал Аксель, – а потом кто мешает просто взять и выбросить все в кусты?"
Он расшнуровал сумку, откинул матерчатую крышку и обнаружил, что ее содержимое, заполнявшее все внутреннее пространство, дополнительно упаковано в черный полиэтилен. Для начала парень ощупал его руками. Лежавшая внутри твердая и местами округлая субстанция определенно не имела ничего общего ни с газетами, ни с клюшками для гольфа, и тогда Аксель разорвал пластиковую оболочку, чтобы заглянуть внутрь.
– Мы получим за это вознаграждение? – спросила Ханна. Она наблюдала за происходящим, сидя на корточках на пригорке, и уже начала терять терпение.
"Как-то немного по-детски прозвучало", – подумала она, но потом ей стало уже не до досужих размышлений.
– Черт! – воскликнул Аксель и отскочил от сумки. – Черт, черт, черт! – снова закричал он и замахал руками, как бы защищаясь от невидимого врага.
– Чем ты занимаешься? – спросила Ханна, которую уже начало раздражать происходящее. – Репетируешь? Надеешься получить "Оскара"?
– Черт, – сказал Аксель. – В сумке покойник.
"Совершенно голый тоже", – подумал он и побежал за своей одеждой.