В начале Марк стыдился самозванной опекунши, отворачивался, отталкивал ласкающие его хилое тело женские руки. Спал отвернувшись к дощатой перегородке. Потом привык. Мало того, стал считать материнскую заботу Райки само собой разумеющейся.
К концу первого года пребывания у нищих Марк окончательно освоился. К нему тоже привыкли. Когда парнишка разгуливал перед сном по подвалу, пацаны и взрослые мужики подшучивали над ним, но подшучивали беззлобно, добродушно.
Единственная проблема - Желток.
Неизвестно по какой причине коротконогий язвило возненавидел Марка. Пускать в ход кулаки остарегался - Доходягу пасла Вездеход. Связываться с острым языком и крепкими кулачками бабы-уродины не хотелось - избить не изобьет, но ославит на всю нищую братию.
Ограничивался подглядыванием и матерщиной.
- Как Вездеход оприходовала тебя? - с показной жалостливостью, интересовался он, когда Райки не было рядом. - Берегись, кореш, доберется
- замучает. Говорят, подгребла одного мужика - откинул копыта. Не зря приклеили ей кликуху - Вездеход.
- Врешь ты все, - возмущался Доходяга. - Райка не такая - добрая.
- Добрая, - все с такой же сожалеющей улыбочкой подтверждал Желток. - Вот только больно уж охочая до молоденьких пацаненков. Прямо таки бесится, завидя поживу. Был у нас один - не то тринадцати, не то пятнадцати годков
- положила на него Райка глаз, ходила за бедным пацаном, будто приклеенная. Все же добилась своего. Ночью навалилась, стащила портки, так высосала пацаненка - утром помер… Так что, стерегись!
- Она что - проститутка? - заикаясь больше обычного, спросил Доходяга. Желток заколебался. Подтвердить - передаст Вездеходу, ожидай очередного скандала с зуботычинами. Отвергнуть - потеряют цену подбрасываемые Доходяге предупреждения об опасности.
- Не видел, за ноги не держал, брехать не стану. Но кореши говорят - бешенство матки. Особо, когда нацелится на малолеток.
По внедренной матерью доверчивости Марк, морщась от отвращения, поверил Желтку. Какая выгода ему врать? Может быть, на самом деле, Вездеход, притворяясь доброй и заботливой, преследует какие-то мерзкие цели?
Однажды, произошло событие, опровегнувшее высказывания Желтка. Не полностью, конечно, добрая треть опасливых подозрений осталась. Тогда часов в одинадцать вечера Доходяга и Вездеход сидели в своем закутке. Марк читал газету двухнедельной давности, Райка штопала его сменные подштаники. Хмыря не было - пару раз в неделю он пропадал до полуночи, нередко - до утра.
- Нынче - банная ночь! - объявила Вездеход, кивая на бадейки с кипятком и холодной водой. - Ты давно не мылся - долго ли заболеть!
Накинула ввернутый на прошлой неделе в дверь крючок и, подбоченясь, выжидательно поглядела на Марка.
- Ты иди, сам управлюсь, - опасливо бормотнул Доходяга, вспомнив предупреждения Желтка. - Мне… стыдно…
- Стыдно когда не видно, - хрипло рассмеялась женщина. - Знаем, как мужики моются - сбрызнутся водичкой, разотрут грязь - все. Нет, мальчишечка, не получится, отмою тебя, обработаю мочалкой, человеком станешь…. А кого тебе здесь стыдиться? - недоуменно оглядела она коморку. - Дверь - на запоре, подглядывателей нетути, Желток ушел вместе с Хмырем. Я - не в счет… Быстро скидывай рубаху, портки!
Марк нерешительно стянул рванную рубаху, сбросил брюки и остался в одних трусах. Стоял худющий, сгорбившись, переступая с ноги на ногу, исподлобья отслеживая малейшее движение "любительницы малолеток".
- Трусы! - потребовала Райка. Не дождавшись выполнения, озлобленно закричала. - Ах, ты, антиллегент дерьмовый!
С такой силой дернула за выцветшие "семейные" трусы, что резинка лопнула и они спали к ногам. Доходяга поспешно закрыл ладонями стыдное место. Он почувствовал волнение, все в нем напряглось.
Вездеход оглядела с головы до ног стыдливого мальчонку. Неожиданно отвернулась и… жарко покраснела. Изуродовавший ее лицо шрам набух и зарделся багрянцем. Будто закровоточил.
Скажи тому же Желтку, что дерзкая, не признающая запретных тем, матерщиная баба способна краснеть - на смех поднимет, разнесет по подвалу весть о брехливом интеллигентишке.
Доходяга тоже удивился. Неожиданная стыдливость второй маманьки, как Райка с гордостью себя величала, никак не стыковались с мерзкими рассказами Желтка. По мнению Марка, "бешенные бабы" - откровенны и бесстыжи. А эта отвела взгляд, покраснела…
- Ну чего растопырился? - хрипло промолвила Вездеход. Кажется, она злится на себя за неприсущее ей смущение. - Становись в лохань да повернись ко мне спиной. Чай не мужикам показуешься - бабе. Стыдобушка!
Доходяга торопливо отвернулся.
Райка окатила его теплой водой и принялась намыливать голову, спину.
- Наклонись, неумеха, - командовала она. - Подними праву рученьку, инвалидик… Теперича левую… Вот так, молоток парень… Наклонись, спинку потру…
Закончив обработку туловища, Вездеход сунула подопечному обмылок и мочалку.
- Остальное домывай сам. Мне недосуг. Токо, гляди, без оммана, штоб чисто было. Возвернусь - проверю!
Конечно, "проверять" Райка не будет, подумал Марк, когда банщица вышла из каморки, кажется, она стыдится не меньше его, может быть даже больше. Смущается, краснеет. Но на всякий случай придется постараться. Он с такой силой растирал костлявое тело жесткой мочалкой, что, казалось, вот-вот протрет кожу и доберется до костей. Наконец, выбрался из лохани и присел на топчан.
- Готов? - спросила из-за двери наставница. - Тады надевай.
В приоткрытую дверь влетели отремонтированные трусы. Доходяга поймал их на лету, поспешно натянул на мокрое тело, накинул на плечи рубашку.
Дверь каморки открылась и вошла Райка. Неужели подглядывала в какую-нибудь щелку, подумал Марк и поежился. Если верить Желтку - набросится на малолетка, не отбиться, не позвать на помощь.
Не набросилась - остановилась посредине каморки, подбоченилась, окинула оценивающим взглядом покрасневшую кожу парня, удовлетворенно кивнула.
- Молоток, милый, чую - всю грязину смыл… После баньки настоящие мужики принимают. Водку я не уважаю и тебе не советую, а вот малость винца не помешает. Не для веселья, ради здоровья. Закусишь конфетками - для тебя расстаралась.
Последний раз Марку довелось пробовать спиртное на дне рождения матери. Тоже - сладкое, крепленное вино. Всего полстакана. Закружилась голова, закачался. Если бы мать не подхватила - упал бы.
Удивительно, но сейчас, выпив три четверти стакана, Доходяга не упал и не закачался. Наоборот, его охватило приятное чувство легкости.
- А теперича ложись.
Райка расправила на топчане смятое одеяльце, взбодрила тощую подушку. Приглашающе похлопала по ней ладонью.
- А вы?
Выканье у нищих воспринимается злой шуткой, но Марк никак не может привыкнуть к новым обычаям и обрядам. Сказать взрослой женщине "ты" не поворачивается язык.
Райка не высмеяла, сделала вид - не заметила. Походила по каморке, ломая тонкие пальцы. Наконец, решилась.
- Я тут подглядела… ну, когда трусы свалились… Не специально - случайно… Вовсе ты не пацан - стоящий мужик, тебе уже баба требуется… Спать мне с мужиком опасно - вдруг взбесишься, поентому поменяемся местами: я - на тюфячок Хмыря, он - рядышком с тобой на топчане. Токо не вини себя - нет твоей вины, природа-матушка старается. Вот подрастешь малость, войдешь в разум - тады можа перерешу.
Марк не стал винить ни себя, ни Вездехода. Без спора забрался на топчан, укрылся прохудившимся одеяльцем. Долго не мог уснуть - перебирал в памяти события сегодняшнего вечера. Вторично его назвали "стоящим мужиком".
Возвратившийся во втором часу ночи Хмырь не стал распрашивать отчего да почему - забрался на топчан, повернулся спиной к Доходяге и сладко заснул. А вот Вездеход до утра проворочалась на жестком матраце. Что до Марка - он находился в каком-то полудреме, то проваливался в сон, то выбирался из него…
Прошло полмесяца - подростки попрежнему спали на топчане, Вездеход - на полу. В одну из ночей Хмырь нашел новое свое место занятым.
- Жестко, - коротко пояснила Райка. - Мужикам - сподручно, бабам - в тягость. Так што я буду теперича сызнова спать с Доходягой. Господь Бог простит мои прегрешения.
Незвестно, как отреагировал Всевышний, а Марк обрадовался - в холодные ночи тощая женщина согревала его не хуже печки. Вот только обнимать парнишку Вездеход перестала, не прижимала к себе тощее его тельце. Лежала на самом краю топчана, при малейшем движении "сынка" вздрагивала.
Марк попрежнему втискивался в перегородку…
"Семья" поужинала, как всегда, в половине одинадцатого. На этот раз старательная хозяйка побаловала мужчин жаренной наважкой с отварным картофелем. Запили крепким чаем. Райка собрала грязные миски и стаканы, понесла их к единственному в подвале крану. Подростки, блаженно поглаживая полные животы, разлеглись на топчане, тихо беседовали. Спать - рано, в подвале укладываются не раньше двенадцати.
- Ты сегодня никуда не идешь? - почти не заикаясь, поинтересовался Доходяга. Равнодушно, только для того, чтобы не молчать. - Обычно уходишь… Куда?
- Меньше будешь знать - реже болеть, - назидательно выдал Хмырь избитую истину. - Не штормуй, кореш, похавал - переваривай. Не то Вездеход отшлепает по попке.
Рассмеялся, видимо, представив себе тонкий ремень, которым Райка подпоясывает дырявую "рабочую" куртку, хлещущий по тощим ягодицам Доходяги.
- Не отшлепает, - с непривычной твердостью заверил Марк. - Она говорит, что я - мужик, а мужиков бабы не бьют.
- Мужиком назвала? - удивился Хмырь. - Или баба ромсы попутала, или испытала тебя в деле… Признайся, испытала? Какая она голая? Небось, кости так выпирают, что у тебя на теле синяки? Надеюсь, ты не фрайернулся?
За год пребывания в воровском притоне Марк изучил местный жаргон, а вот пользоваться им на практике не пытался. Как-то не стыкуется он с хилым, болезненного видом пареньком, услышит нищая братия выражения типа "ксивы" или "ништяк" - засмеют.
Поэтому Доходяга отлично понял, чего добивается от него любопытный наставник. Соврать - легче всего, перепроверять у Вездехода Хмырь не решится. Но врать, придумывать несуществующую "случку" было почему-то противно.
- Нет, - снова сильно заикаясь, признался Марк. - Ничего такого не было. Просто назвала мужиком и - все.
- Значит, фрайернулся, - не поверил Хмырь.
Дальнейшее развитие тихой беседы прервало появление Желтка. Окинув подозрительным взглядом малолеток, он многозначительно кивнул Хмырю.
- Выйдем - базар имеется.
Обычно наставник Доходяги не особенно жаловал ехидного, в"еддивого мужика. На этот раз молча спрыгнул с лежанки и вслед за Желтком вышел из каморки.
Возвратился минут через десять. Хмурый, сосредоточенный.
- Собирайся. Идем на дело.
То, что нищие попрошайки промышляли грабежами, Марк давно догадывался. Но Марка его никогда не приглашали. Да и что он мог делать? Таскать узлы с ворованными вещами - об этом даже подумать смешно. Орудовать отмычками не умеет, пользоваться "перышком" не обучен. Короче - настоящая бездарь.
- Так я же - обуза? - заикаясь от волнения, предостерег он наставника.
- Намаетесь…
- Ништяк, - оборвал "ученика" Хмырь. - Постоишь на стреме.
Отказываться нельзя - все равно заставят. Если понадобится - силой. Поэтому Доходяга, заранее дрожа от страха, натянул на узкие плечики починенную второй мамашей кофтенку, сунул ноги в разбитые прохаря.
В каморку со стопкой чистой посуды вошла Райка. Увидела одетого "сынка" и угрюмого его наставника, насторожилась.
- Куда на ночь глядя? - загородила она дверь.
- Поссать, - сообщил Хмырь, бесстыдно растегивая ширинку и кивая на дальний угол подвала, используемый попрошайками в качестве отхожего места. - Может сопроводишь, подержишь?
- Тьфу, охальник! - отмахнулась Вездеход. - Сам управишься… Токо недолго, спать охота.
Посмеиваясь над доверчивой уродиной, Хмырь, держа подопечного за рукав кофты, пошел к лазу. На ходу передал ему нож.
- Держи, кореш, перышко. На всякий случай…
Возле лаза ковырял в носу Желток. Увидев Доходягу в сопровождении
Хмыря, брезгливо поморщился.
- Гляди, недоносок, - угрожающе предупредил он. - Пропустишь лягавых - пойдешь под молотки. Так отделаю - копыта откинешь, защитница не спасет…
Марк послушно кивнул, обреченно склонил голову. Знал - не помилуют, изобьют.
Три налетчика осторожно выбрались в приямок, замаскировали щитом лаз, несколько минут посидели, настороженно оглядывая ночной двор. Кажется, ничего опасного - ни лягавых, ни прохожих, которые могут настучать в отделение.
Бежали по дворам, на освещенные улицы выбирались редко. Желток тихим голосом инструктировал корешей.
- Заяц наколол одну бабку, у нее - дорогие иконки. Покупатель имеется. Цынканул - бабка сегодня ночует у дочери, пасет внука…
Через полтора часа грабители выбрались, наконец, на тихую улочку на окраине Москвы. Прижимаясь к заборам добрались до вросшей в землю хатенки.
Почуяв чужаков забрехал дворовой пес. Хмырь бросил ему заранее припасенную кость - собака пару раз взлаяла, потом удовлетворенно заработала зубами. Когда парни вошли во двор, даже завиляла облезлым хвостом. Наверно, выпрашивала добавку. Сильный удар дубинкой свалил ее на землю - подергала задними ногами, поскулила и отошла.
Висячий замок на входной двери сопротивлялся недолго. Отмычками налетчики не воспользовались - поддел Желток его фомкой, дернул посильней
- все проблемы.
- Пока мы с Хмырем станем шмонать следи за улицей. Не выставляйся - присядь около крылечка. Появится кто - стукни в дверь - услышим. Не вздумай уснуть, падло гнилое, зубы повыдергиваю через задницу!
В очередной раз покорно кивнув, Доходяга присел на указанном месте. Страх прошел, сменившись уверенностью и гордость. Райка права, теперь он - настоящий мужик, которым можно гордиться, полноправный член нищего сообщества.
Размышления прервал появившийся на улице пьяный мужичонка. Выпитая водка бросает его из стороны в сторону, собаки в соседних дворах заходятся от злобного лая. Марк хотел было стукнуть в дверь, но передумал. Пьянчуга миновал бабкину калитку и свалился возле забора.
Через час появились Желток и Хмырь. Желток тащил огромный узел, в котором, наверно, не только иконки - все мало-мальски ценное. Хмырь шел налегке, если не считать древнего чемоданчика.
- Почему не предупредил, дерьмо собачье? - прошипел Желток при виде спящего под забором алкаша. - Гляди, фрайер, дождешься!
- Не штормуй, дружан, - успокоил вожака Хмырь. - Доходяга сделал, как надо. Лягавые подумают, что хату ограбил пьяный. Пока раскрутят - сколько пройдет времени!
Желток подумал, подвигал густыми бровями и… расхохотался.
К четырем утра тройка грабителей так же осторожно пролезла в лаз…
Райка не спала - беспокойно бродила по подвалу, втихомолку материлась. Увидев целого и невредимого Доходягу, обрадовалась, принялась дрожащими руками ощупывать его.
- Ну, гляди, падло, - не глядя на Желтка, зашипела она Хмырю. - еще раз омманешь - ноги повыдергиваю. Чего удумали, паскуда, мальчонку подставлять!… Пойдем баиньки, котеночек, - замурлыкала она, не выпуская Марка из объятий. - Я тамочки все постелила, сготовила. Попьешь тепленькое молочко и - на боковую. Притомился, небось, мальчонок, измучили тебя енти нелюди…
Марк пытался отбиться, вырваться из крепких, неженских объятий, но Вездеход не выпускала. Продолжая сюсюкать и тискать, повела его в каморку.
- Получай свою драгоценность, лярва, - покривился Желток. - Пользуйся. Нам с Хмырем не до отдыха - Заяц ожидает.
- Проваливайте хоть к Зайцу, хоть в преисподнюю. Еще раз уведете дитятю - так отделаю, что с месяц не сможете ни лежать, ни сидеть.
Посмеявшись над угрозами влюбленной уродины, налетчики снова полезли в лаз…
Каморка - в полутьме, догорает последняя свеча. На краю топчана - кружка с полоком, ломоть черняшки. Есть Марку не хочется, он все еще вспоминает первое в своей жизни "дело", но Райка чуть ли не силком заставила его выпить молоко и поесть хлебца.
- Мало кушаешь, мужичок, оттого и худенький, - приговаривала она. - Откудова силушка возьмется? Погоди, завтра сварю кислых щец, пожарю свининку… Теперича, скидавай кофтенку и портки - пора поспать.
Обычно нищие спят на раздеваясь, сама Вездеход тоже укладывается в одежде. Марк удивился неожиданной прихоти воспитательницы.
- Зачем раздеваться? - заикнулся он. - Никогда раньше…
- Так то было раньше, а теперича ты устал, телу надобен отдых… Кому говорено?
Не дожидаясь, когда "сынок" начнет раздеваться, дунула на почти догоревшую свечу, стащила с него кофточку. Брюки Марк стащил сам. Когда он забрался под одеяло, Райка улеглась рядом. Крепко обняла, прижала к тощей груди. Жар, исходящий от ее тела, быстро согрел парнишку.
- Теперича расскажи куда тебя водили енти нелюди, что ты там делал?
Почти не заикаясь, он не торопясь передал подробности ночного рейда. Не забыл упомянуть о пьяном мужике, храпевшем под забором, о роли, которую ему отвел находчивый Хмырь. О своем позорном страхе - ни слова.
Грабеж не удивил женщину - все обитатели подвала промышляют воровством. Ее интересовала опасность, которой "сынок" подвергался. Вдруг появились бы лягавые, связали Марка, отвезли в тюрьму?
Когда, наконец, Доходяга завершил повествование, она принялась хвалить его, обещать, что больше на шаг от себя не отпустит. И ласкала, ласкала, оглаживая тщедушное тельце.
Неожиданно Марк ощутил возбуждение. От ласкающих ладоней женщины исходило не только желанное тепло, они таили в себе нечто другое, еще незнакомое мальчишке. Дыхание его участилось, трусы стали тесными. Застыдившись, он попытался повернуться к Райке спиной, согнуть в коленях подрагивающие ноги.
- Чегой ты? - удивилась она. - Рази неприятно?
- Не надо, - взмолился, вырываясь из женских объятий, Марк. - Прошу, не надо!
- Ну, ежели противно, - с обидой прошептала Вездеход. - Тады спи.
В последний раз провела ладонью по мальчишескому тельцу - от груди до коленей. Неожиданно натолкнулась на выпирающие трусы. Отдернула руку, будто прикоснулась к раскаленной сковороде.
- Ого! Кажись, в прошлый раз я не попутала ромсы, ты уже не малолеток
- взрослый мужик.
В каморке - тишина, нарушаемая только частым дыханием Доходяги и невнятным бормотанием его воспитательницы. Прошло минут пятнадцать.
- Для мужиков терпеть такое очинно вредно, - раздумчиво шептала Райка.
- Все болячки - от воздержания. Надо бы найти тебе девку, которая поядренней, дак кто ж польстится на больного пацаненка? Нанять проститутку? А вдруг она заразит стыдной болезнью?
Нельзя сказать, что Марк был полностью несведущ в половых проблемах, он с интересом наблюдал за совокупляющимися собаками, однажды даже рискнул спросить у матери. Мальчишки-одноклассники на его глазах тискали девчонок. Однажды, ему довелось быть свидетелем не собачьей, человеческой "случки", когда вечером в темном скверике сосед по коммуналке подмял под себя немолодую женщину.