Буйство татуировок продолжилось, казалось, они просто переползли со спины на грудь, на ключицы, на нижнюю часть шеи. Этот тип управляется с ними, как со стадом послушных овец, как с табуном объезженных лошадей, он настоящий пастух, настоящий ковбой, да-да-да! Немудрено, что и Васька оказалась в поголовье, должен же был хоть кто-нибудь укротить ее неистовую младшую сестру.
Пусть это будет он.
Единственный.
Тип и вправду оказался единственным в своем роде. Даже смуглая Васька рядом с ним выглядела бы отбившейся от гномов Белоснежкой. И все же он не был черным и не был мулатом, как Ив. Его кожа имела странный древесный оттенок – то ли сандал, то ли каучуковое дерево, Мика так и не решила. Его кожа была абсолютно гладкой, как будто смазанной оливковым маслом или медвежьим жиром; ни единого волоска Мика на ней не заметила.
В первом приближении его можно было бы назвать азиатом: из-за глаз, суженных, как и положено азиатским глазам. В комплекте с такого рода глазами обычно идут приплющенный нос, широкие скулы и чахлая растительность на щеках и подбородке – ничего подобного в этом (единственном) случае не наблюдалось. Скулы и нос были нормальными, европейскими. А от висков к подбородку шли тоненькие фигурные полоски, которые Мика поначалу приняла за модный в этом сезоне фасон щетины.
– Вы – ее старшая сестра, так?
"Ее" – стало быть, Васькина. Он не произнес имя Васьки вслух, слишком уж простодушным, кошачьим оно было – не для этих татуировок, не для этой щетины. Как же он называет Ваську? Cara, femme aimee, querida mia? Или вообще предпочитает обходиться жилистым и так хорошо знакомым Мике liebe? А может, он оперирует иероглифами, которые, как нинзя, перескакивают через частокол его зубов?.. От такого типа можно ожидать чего угодно.
– Да. Я ее старшая сестра.
– Я думал, вы совсем другая. Не такая… симпатичная.
– Представляю, что она наговорила обо мне.
– Нет. Не представляете.
Никакая это не щетина. Татуировка, только исполненная еще более филигранно. Вот чем объясняется отсутствие бритвенного станка в ванной: татуировка заменяет парню вторичные половые признаки.
– Меня зовут Мика, – сказала Мика.
– Теперь мы будем часто встречаться, Мика, – Микино имя далось ему легко, не то, что Васькино.
И потом, он заговорил с ней. И даже нашел ее симпатичной. До сих пор все Васькины мальчики вели себя по-хамски и, в лучшем случае, просто не замечали ее. Этот – совсем другое дело. Этот пробует установить контакт и общается с Микой довольно доброжелательно. И вообще…
Он милый.
Такое определение родилось против Микиной воли и мало соответствовало действительности. Во-первых – татуировки. От них за версту воняло тем, что впечатлительный Ральф Норбе называл Mystik; черно-белый рефрен из геометрических фигур и ломаных линий мог ввести в транс кого угодно, а людей со слабыми нервами – так просто испугать до смерти. А еще – глаза, слишком узкие, чтобы разглядеть, что там у парня на уме. И странные свойства кожи, заставлявшие воду испаряться прямо на глазах. И все же – он был милым. Он был единственным ключом, которым открывалась дверь в Васькину жизнь. Один такой ключ (самый настоящий, похожий на стилет и флейту одновременно) Мика в свое время прощелкала, теперь надо быть настороже.
– Очень необычные татуировки. Никогда таких не видела. Просто произведение искусства, – сказала она, исключительно ради того, чтобы польстить парню, расположить его к себе. – Девушки, наверное, с ума по ним сходят?
– Большинство девушек это напрягает.
– Меня – нет.
Слишком быстро она это сказала. Слишком неосторожно. И к тому же – приписала себя к девушкам, хотя ей почти тридцать. Тридцатилетняя девушка, а лучше сказать – старая дева.
Только без кота.
– С такими татуировками все пляжи должны быть вашими. От Ниццы до Монреаля.
– Если честно, Мика, я не люблю пляжи.
Он снова назвал ее по имени, о счастье! Положительно, ее имя идет этим губам, немного суховатым, но все же красивым; до сих пор еще Мике не приходилось встречаться с такими губами, похожими на две лодки, или, скорее, – на два боевых корабля. На два ганзейских когга, на два норманнских шнеккера, на два гокштадских дракара. Он не был королем пляжа, Мика ошиблась. Он мог стать королем пляжа, если бы захотел. Если бы он только захотел – он мог стать кем угодно. Он мог основать правящую династию в центре Европы, и первое поселение на Диком Западе, и киностудию "Баррандов", и киностудию "Чинечитта", и новое государство на каком-нибудь из островов, где в ходу похожие татуировки и где за все расплачиваются раковинами и пьют молоко из выбеленных черепных коробок врагов.
Он – не король пляжа, но самый настоящий пират, и все когги, все шнеккеры, все дракары мира принадлежат ему.
Мике грозит опасность.
Она не слишком искушена в мореплавании, она утонула бы и в чайной ложке, и в стакане с неразбавленным виски.
не говоря уже о черепных коробках для молока. Что будет, если два ганзейских когга, два норманнских шнеккера, два гокштадских дракара приблизятся к ней?
Ничего.
Они не приблизятся, они уже давно стоят в бухте ее сестры.
– …Я тоже не люблю пляжи, – воодушевляется Мика. – Зато я люблю Клода Шаброля. Вам нравится Клод Шаброль?
– Кто это? – В голосе парня проскакивают ревнивые нотки: как можно любить кого-то еще перед лицом таких татуировок?
– Режиссер. Французский. Он снимает детективы.
– А-а, ясно.
И зачем только Мика вылезла со своим Шабролем? Хотела произвести на парня впечатление? Или что-то шепнуть ему между строк? – окажись поблизости Васька, тупая Васька, она бы ни за что не поняла тонкого Микиного посыла, тонкого намека на среду, в которой много лет существуют обе сестры. Среда – вполне шабролевская, надо признать. Огромная, старинная, запущенная квартира, при желании ее можно принять за фрагмент провинциального поместья: одного из тех поместий, которые так любит Шаброль. В нем полно мест, куда можно сунуть труп. Зимой там царит невыносимый холод, а летом – страшная духота, промежуточных погодных состояний как будто не существует вовсе. А обитатели поместья находятся в сложных отношениях друг с другом, их головы распухают от преступных мыслей; любой предмет, даже самый невинный, они рассматривают с точки зрения гипотетического орудия преступления. Вопрос лишь в том, кто нанесет удар первым.
Стоп-стоп-стоп.
Мика не собиралась вести разговор о Шаброле, она не в курсе, жив Шаброль или уже умер, как умерли все, кто когда-либо где-либо снимал великое кино. И кто озвучил самую популярную в мире фразу: "Честно говоря, дорогая, мне на это совершенно наплевать".
Кажется, это был Кларк Гейбл.
Из-за разницы во времени, разницы в возрасте, из-за нестыковки эпох и полнейшего стилевого и эстетического антагонизма Кларк Гейбл не мог бы появиться ни в одной картине Шаброля. Даже в небольшой, но важной для сюжета ролюшке cameo.
– …Черные детективы. Чернее не придумаешь, – Мика никак не может успокоиться с проклятым Шабролем. – Он мизантроп.
– Кто?
– Шаброль.
Неизвестно, знакомо ли новому (единственному) Васькиному возлюбленному слово "мизантроп".
– Я не очень-то люблю детективы, – наконец изрекает он. – Порно мне нравится больше.
– Порно?
– Ага. – В словах парня нет никакого вызова, просто констатация факта и все. – Но не обычное…
Не обычное? Тогда какое же, судорожно думает Мика, есть несколько разновидностей, о которых она слышала краем уха: гомосексуальное порно, секс с животными, секс с подростками не старше тринадцати лет – чудовищная мерзость, за нее дают срок, и немаленький; секс с последующим поеданием гениталий, что можно смело приравнять к каннибализму… Самые различные варианты никогда не виденного порно всплывают в тине Микиной души подобно посиневшим, раздувшимся утопленникам, бр-р… Этот парень – он во всем виноват! И пяти минут не прошло, как он поселился в ее голове и теперь копается там, вытягивая на свет таких червей, таких опарышей подсознания, о которых она даже не подозревала.
– …Мультики, – улыбается парень.
– Какие мультики?
– Мультяшное порно. Японское. Японцы большие мастера по этой части. Кстати, я знаю несколько мест в городе, где можно достать самые последние новинки.
– Боюсь, это не мой любимый жанр…
– Не обращай внимания… Просто к слову пришлось. После темы о японской мультяшной порнографии самое время перейти на "ты", что парень и делает с грацией и ловкостью. Ничего, кроме грации и ловкости, от его подсушенного стройного тела ожидать не приходится. В любом другом случае, с любым другим человеком строгая Мика возмутилась бы такой скоропалительности и сразу поставила бы нахала на место. Не так уж много существует людей, особенно мужчин, которым позволительно обращаться к Мике на "ты". Для этого нужен веский повод – вроде стратегии паука, все четверо немцев до сих пор его не нашли.
Но этот парень… Он сам и есть повод.
Странно, но Мике больше не хочется думать о нем, как о новом Васькином возлюбленном, или как о Васькином возлюбленном, или как вообще о возлюбленном. Этот парень звучит куда лучше. Вполне возможно, что он ровесник Васьки, но с тем же успехом может оказаться ровесником Мики; гладкое лицо, гладкая кожа никаких подсказок не дают. Единственное, что не подлежит сомнению: мотивы татуировок много старше, чем тело, на которое они нанесены.
Чертовы татуировки все больше занимают Мику, втягивают в себя, как воронка. Манят, как занавес передвижного цирка, стоит приподнять его, и тебе откроется парад уродов. Сиамские близнецы, играющие на цитрах, бородатая женщина и карлик – метатель ножей. Все они – вовсе не гвоздь программы.
Гвоздь программы – этот парень.
– Интересно, где делают такие татуировки? – спрашивает Мика.
– Неподалеку от места, где я родился. Исчерпывающая информация.
Неизвестно, почему они оказались рядом, Мика и этот парень, и кто был инициатором сближения. Скорее всего – Мика, противостоять воронке, равно как и засасывающему занавесу передвижного цирка, невозможно.
Пака-хопе, говорит парень.
Пака-ити, говорит парень.
Пака-нуи, говорит парень.
Матаио-аниата, говорит парень.
И еще что-то вроде кофати, фатина, хику-ату, ваи-о-кена, поз-поэ, тии-нути-ои, пакека.
Очевидно, это и есть названия татуировок. Или заклинания, которые приводят в движение черно-белые геометрические фигуры, вращают маленькие солнца, ломают и выпрямляют линии. Голос у парня такой же древесный, как и тело, чего только в нем нет! Ящерицы, богомолы, личинки, скукоженные плети растений-паразитов, капли влаги, останки цветов.
– Хотите кофе? – спрашивает Мика.
– Хочешь, – поправляет парень. И прижимает указательный палец сначала к своим губам (коггам, шнеккерам, дракарам), а затем – к губам Мики:
– Хочешь. К чему все эти церемонии, мы ведь почти родственники!
– Почти родственники?
– Ну да. Я ведь собираюсь жениться на твоей сестре. Если ты не возражаешь.
– Возражаю.
Зачем Мика сказала это? В сложившейся ситуации женитьба этого парня на Ваське была бы лучшим выходом, долгожданным перемирием после десятилетий позиционной войны. Стоит ему пошевелить пальцем (лучше – указательным, только что побывавшим на губах Мики), и все изменится самым волшебным образом. Васька перестанет ненавидеть Мику, потому что этот парень не хочет ненависти – он хочет понимания. Он хочет войти в семью и стать ее основой, так же, как его древесный голос является основой жизни ящериц и богомолов. Они с Васькой произвели бы на свет детей – двух, а лучше трех, и добрая Мика нянчила бы их, читала им сказки, которые не успела прочесть Ваське. И баловала бы чем-нибудь вкусненьким по воскресеньям.
И не только по воскресеньям.
Мика – великий кулинар, не стоит об этом забывать.
– …Почему? – Микин отказ скорее позабавил, чем разозлил его.
Мика пожимает плечами: вразумительного ответа у нее нет. Вернее, он есть, но плавает в тине Микиной души, еще более посиневший и раздувшийся, чем порноутопленники. Такой ответ Мика бы никогда не решилась озвучить.
– Почему? Я тебе не нравлюсь?
– Нравишься.
– Я недостаточно хорош для твоей сестры?
– Слишком. Слишком хорош. – Вот она, правда, которой так опасалась Мика. – Боюсь, это моя сестра… Тебя не стоит. Она вздорная.
– А мне она показалась покладистой.
– Упрямая, как осел. Она истеричка.
– Не замечал.
– Она… Она не в состоянии никого любить, кроме себя.
– Постой… разве мы говорим об одном и том же человеке?
Суженные азиатские глаза мешают этому парню увидеть всю картину целиком. Ящерицы пака-ити и богомолы пака-нуи, вот что замечает в них Мика, не стоит тревожить насекомых и пресмыкающихся без крайней на то необходимости.
– Мы говорим об одном и том же человеке. И это не самый лучший человек на свете, поверь.
– Честно говоря, дорогая, мне на это совершенно наплевать.
Произнесенной фразе лет шестьдесят, не меньше, – по кажется, она родилась только что, так свежо всё выглядит. Положительно, этот парень действует на Мику как морской бриз, как внезапный дождь посредине засушливого лета; ей хочется улыбнуться, и она улыбается, втайне вознеся хвалу небесам за то, что в прошлом месяце не поленилась отреставрировать передний зуб. Маленькое черное пятнышко испортило бы улыбку.
– Я уже слышала эту фразу, – говорит Мика.
– Нуда. Она из сериала "Страстные учителя-чудовища".
– Мультяшное порно? – теперь Мика не просто улыбается, она смеется.
– Точно.
– Название выглядит многообещающе… Ты так ничего и не ответил насчет кофе.
– От бутерброда с тунцом я бы не отказался.
– Можно отправиться на кухню и поискать тунца, – Мика точно знает, что никакого тунца на кухне пет. И в холодильнике, в лучшем случае, сыщутся лишь банка горошка и французская горчица. Совсем недавно там стояли Васькины соки, весь спектр соков – от грейпфрутового до морковного. Но с некоторых пор Васька перестала выходить на кухню по ночам, и соки исчезли.
Теперь Мика в курсе – почему.
…Он устраивается на столе, хотя мог выбрать любой из стульев. Одной ногой он болтает в воздухе, а другую поджал под себя. Пальцы ног этого парня цепкие, длинные, идеальной формы. Ногти аккуратно подстрижены, а может, и вовсе не растут. Он получил их такими, как есть, – так же, как безволосое тело. Так же, как татуировки. Так же, как крепкий скелет. Как мышцы, утопленные в кожу.
– Чем ты занимаешься? – спрашивает Мика.
– Ничем. Или всем понемногу. Какой ответ тебя устроит больше?
– И тот, и другой. Ты свободный художник?
– Свободный, но не художник.
Мика мелет кофейные зерна в ручной кофемолке; хорошо, что она не увезла кофемолку в "Ноль" со всей остальной утварью. Задача Мики – отвлечь парня от мыслей о тунце, и она надеется, что запах свежемолотого кофе этому поспособствует. Попутно Мика думает о том, что до сегодняшнего дня мало заботилась о надлежащем оформлении собственной карьеры. Информационном (кажется, это называется пиаром) и всяком другом. Почему она не принимала участие в кулинарных конкурсах? – титул "Лучший шеф-повар ресторанов России" принадлежал бы ей по праву. Это все немцы – они всегда довольствуются тем, что есть; Мика не проявляет никаких амбиций, сидит на попе ровно и почти не покидает "Ноль" – вот они и рады. Вот они и счастливы безмерно.
Mißgestalten!..
А еще неплохо было бы организовать школу десертов и авангардную студию шоколада, и сайт в Интернете, – и месяца не пройдет, как он станет лучшим гастрономическим сайтом, Мика в этом уверена: пять, а то и десять тысяч посещений в день, форум, гостевая книга, персоналии, пресса о нас, рецепт недели.
Мика никогда не была в Интернете, и у нее даже нет своего почтового ящика.
– …Одно время я работал на скотобойне.
– Чудесно.
– Отлавливал бродячих собак.
– Потрясающе.
– Был санитаром в морге.
– Великолепно.
– Был помощником таксидермиста.
– Таксидермисты – это люди, которые изготовляют чучела?
– Именно.
– Восхитительно.
О чем могла бы рассказать Мика? О городских рынках, за чертой которых она превращается в богиню и толпы людей жаждут одного – прикоснуться к складкам на ее платье? О соусах, которые развязывают языки и заставляют откровенничать об ушедшей любви, о невстреченной любви и о вещах, не имеющих с любовью ничего общего? О мясных блюдах, число ингредиентов в которых никак не меньше тридцати? О салатах, в которые она всегда добавляет листик мяты? Гм-м… Все это блекло, тускло и не идет ни в какое сравнение с феерической работой на скотобойне.
– Ты много повидал.
– Да уж, немало.
– А… моя сестра? Как вы с ней познакомились?
– Через одних знакомых парней. Я просвещал их в таком вопросе, как промышленный альпинизм. В последнее время я как раз этим и занимаюсь.
– Промышленным альпинизмом?
– Да.
Познания Мики в промышленном альпинизме не так уж велики: растяжки и рекламные щиты на уровне двадцать пятого этажа, мытье окон на двадцать втором, монтаж стальных конструкций на семнадцатом, а еще установка ангелов на шпилях и нанесение сусального золота на купола – слой за слоем. Необходимо ли для этого патриаршее благословение, или вполне можно обойтись локальным – от местного отца-настоятеля?..
– Это опасная работа, – замечает Мика.
– Для тех, у кого есть крылья – нет. – Ящерицы и богомолы в глазах парня совершают немыслимые кульбиты, оторваться от их созерцания невозможно.
– Это шутка?
– Почти. Когда мы с твоей сестрой поженимся и когда она получит сертификат…
– Какой сертификат?
– Да промышленного альпиниста же!.. Можно будет считать эту работу семейным бизнесом.
Семейным
Семья