Из-под горы тряпья, сваленной на кровати, торчал носок ботинка. Ботинок был крепкий, щегольской, кофейного цвета и к тому же до блеска начищенный.
Со стопроцентной уверенностью Мика могла утверждать, что к подошве ботинка пришпилен лейбл "Саламандра". Точно такие же, абсолютно такие, кофейные и щегольские Schuhe они недавно купили Ральфу.
Бедняжка Ральф.
Он и так достаточно настрадался от Мики. И чтобы хоть немного облегчить горькую участь несчастного влюбленного, Мика взяла на себя добровольную обязанность таскаться с Ральфом по Geschäfte и подбирать ему экипировку.
Но что здесь делает ботинок "Саламандра"?
Скорее из простого любопытства, чем предчувствуя недоброе, Мика принялась сбрасывать вещи с кровати. Одну за другой.
Ботинки "Саламандра" (к первому ботинку присоединился второй). Мика знает эти ботинки.
Светло-синие джинсы. Мика знает эти джинсы.
Кожаный ремень с медной бляхой "Wrangler". Мика знает и этот ремень, и эту бляху.
Серая вельветовая рубашка. Мика знает эту рубаху и знает очки, выглядывающие из нагрудного кармана. Круглые очки в золотой оправе.
И лицо.
Мика знает это лицо. Она хорошо изучила его за столько лет. Она способна предугадать малейшее изменение в нем, это лицо чаще всего бывает печалыю-восторженным или восторженно-печальным, или просто печальным, или просто восторженным, но оно никогда не бывает равнодушным. Во всяком случае, к ней, Мике.
Вот только крошечная дырка во лбу Мике незнакома.
Откуда у Ральфа дырка во лбу?
Он мертв – оттого и дырка. Он мертв и совсем закоченел. В лице ни кровинки, по краям маленького отверстия во лбу – запекшаяся кровь, он мертв и выглядит спокойным. Равнодушным.
Впервые – равнодушным.
Он смотрит на Мику пустыми остекленевшими глазами. Для того чтобы безразлично взирать на Мику, Ральфу Нор-бе понадобилось умереть.
Мику охватывает такой леденящий ужас, что невозможно сдвинуться с места. Кажется, она даже на секунду потеряла сознание… да нет же, она – в сознании, просто ей плохо, очень плохо. Мертвый Ральф вызывает у нее приступ тошноты, но это неправильно, несправедливо. В нем почти ничего не изменилось, просто возникла новая деталь, маленькая дырка, совсем не страшная и не отвратительная. Креветки вместо глаза совсем не пугали Мику и устрицы вместо губ вызывали лишь снисходительные мысли об отоларингологе, пластическом хирурге и УЗИ-диагносте. А в этой маленькой, черной скрасным дырке нет никакого лукавства, так почему Мика боится ее до обморока?
Потому что Ральф мертв.
И он не просто мертв, его убили, о чем свидетельствует дырка во лбу.
Мика бессильно опускается на пол у кровати и зажимает рот кулаком. Ральф мертв. Его убили. И она, Мика, знает кто.
"Я никого не хотела убивать, это произошло случайно…"
Двадцатилетняя стерва, истеричка и психопатка убила бедняжку Ральфа, тем самым подтвердив статус истерички и психопатки. Непонятно только – за что? Ральф относился к психопатке просто замечательно, называл ее Ваской и был единственным, кто пил ее кофе, не морщась, бедняжка, бедняжка…
"Я никого не хотела убивать, это произошло случайно… Мне нужна помощь… Очень нужна, Микушка…"
Да нет же, нет, это маленькая девочка в пижамке со смешными медвежатами выстрелила и совершенно, совершенно случайно убила Ральфа Норбе, и еще неизвестно, чтотам произошло между ними. Что, если Васька только оборонялась?
Мика не знает.
Но точно знает, что Ваське нужна помощь.
Что же ей делать, что?..
Почему Мика не видела этот ключ раньше? А между тем он лежит на самом видном месте, прямо на вельветовой груди Ральфа, рядом с очками в золотой оправе.
Это не ключ из Васькиного детства и Микиной ранней юности, похожий на стилет и флейту одновременно, это самый обыкновенный стандартный ключ, открывающий английские замки.
Но какой-то тайный смысл в этом ключе, безусловно, есть. Хотя бы потому, что к колечку, на котором он висит, прикреплен прямоугольник плотной бумаги или картона.
Фонтанка 48, кв. 35 написано на картоне.
Что означает этот адрес?
Только то, что Мика – единственная, кто может помочь маленькой девочке, когда-то давно в зоопарке испугавшейся гиены.
…Квартира тридцать пять оказалась мансардой.
Совсем крошечной.
Совмещенный санузел, небольшая кухня и комната чуть побольше.
Низкая тахта, низкое кресло, стеллаж и письменный стол – обстановка в комнате больше напоминала гостиничный номер, из которого еще не выехал постоялец. А он не выехал: об этом красноречиво свидетельствовала дорожная сумка, стоящая в углу.
Мика остановилась посередине комнаты и закрыла глаза.
– Васька! – тихонько позвала она. – Васька, где ты? Когда ты придешь? И сколько времени мне тебя ждать? Ничего, не волнуйся, я подожду столько, сколько будет нужно. Я помогу тебе, слышишь, помогу…
И снова, как и в мастерской, она не услышала никакого ответа. Но и трупа в пустынной комнате, в крохе-кухне и в санузле тоже не было.
Уже хорошо.
Бедняжка Ральф.
Даже находясь здесь, вдали от Петроградки, она не переставая думала о Ральфе и о дырке во лбу Ральфа. И о Ваське, сочинившей эту дырку. Что же все-таки произошло между ними?
Ничего, скоро объявится Васька и все объяснит.
И кстати, что это за мансарда?
Кому она принадлежит? Кому-нибудь из Васькиных друзей или…
Почему Мика забыла об этом парне?
Господи, она ведь думала о нем каждую минуту, каждую секунду все последние несколько недель. А теперь он как будто выпал из поля Микиного зрения, – того самого поля, где в последнее время буйствовали только белладонна, дурман и наперстянка, проросшие из его татуировок.
Нет, эта квартира не может быть квартирой этого парня.
Это явно съемное жилье.
Мика села на пол, сложив ноги по-турецки, и принялась размышлять.
Это съемное жилье? - Да. Скудость и безликость обстановки явно говорит в пользу этой версии. Но и экзотически-сандаловый азиат не походит на коренного петербуржца. Он никогда не жил здесь, он, скорее, жил в Бриссаго, в окрестностях табачной фабрики Бриссаго, где производят потрясающие сигары brissago. Или, на худой конец, подрабатывал Буддой в каком-нибудь из храмов Юго-Восточной Азии. У этого парня наверняка тоже имеется съемное жилье.
Но оно никогда не будет безликим.
Никогда.
Все, к чему прикасается этот парень, вспыхивает и загорается удивительным внутренним светом, жаль, что Мике так не повезло и единственный луч, упавший на ее губы, тотчас же погас…
Нет-нет, не стоит даже думать об этом. Сейчас от нее требуется только одно: помочь маленькой Ваське, чьи розовые пятки засасывает ужасное, чавкающее и плюющееся смрадным газом болото.
Это съемное жилье? - Да. Но кто его снимает?
Возможно, ответ найдется, если заглянуть в дорожную сумку, стоящую у стены. И хотя Мика всегда была щепетильной, но сейчас, блин, не до щепетильности.
Это она сказала – блин? Похоже, что да.
Даже не поднимаясь с пола, она на коленях подползла к сумке и дернула ее за замок:
футболка, еще одна, несессер, прозрачный пакет с носками, фляжка из белого металла, сувенирная матрешка слицом Петра Первого, сувенирная тарелка с разведенными пролетами Дворцового моста, туристическая карта города, дорожный утюг в мягком кожаном футляре, вельветовые шорты песочного цвета, несколько буклетов, белый плотный конверт.
Поколебавшись секунду, Мика все-таки решилась и открыла его.
Авиабилет "Питер – Дюссельдорф", на имя Ильбека Шамгунова, вылет завтрашним утром, из аэропорта Пулково-2.
Ильбек Шамгунов. Имя явно восточное. Занятно.
Вот и подтверждаются ее мысли о гостиничном номере. Но что здесь делает или собирается делать Васька? Она сама все расскажет Мике, нужно только набраться терпения и подождать. Если только первым не заявится сам Ильбек Шамгунов.
Мика надеется, что с неизвестным Ильбеком удастся договориться, в конце концов, он сам отдал ключ Ваське.
Другими обстоятельствами объяснить появление ключа в мастерской невозможно.
Другое обстоятельство – это Ральф, лежащий на кровати в ботинках "Саламандра" и с дыркой во лбу. Никогда больше она не хотела бы увидеть эту дырку. Никогда.
Остановившись против тахты, Мика принялась разглядывать плакат над ней: удивительно, что до сих пор он ускользал от ее внимания.
Черный фон, белое лицо. Не слишком красивое, даже совсем некрасивое. Слегка одутловатое, слегка обрюзгшее. Но одутловатость и обрюзглость с лихвой компенсируются живым и умным взглядом из-под роговых очков. Женщины никогда не сходят с ума по таким мужчинам. Зато все остальное человечество (включая женщин) сходит с ума по тому, что они делают. Не важно, в какой сфере.
Ее обожаемый Клод Шаброль – именно такой.
Стоп.
Это и есть Клод Шаброль.
Точно. Клод Шаброль, известный не только как режиссер, но и как актер, и здесь он точно такой же, каким Мика видела его в нескольких фильмах: пиджак и водолазка.
Что делает не слишком масскультовый Шаброль в этой съемной квартире, в этом гостиничном номере, где гораздо более уместными оказались бы календарь с китайскими знаками Зодиака или плакат с видом на Исаакиевскую площадь? Или, на худой конец, горе-теннисистка Анна Курникова в полной обнаженке.
То же, что и Ральф Норбе в мастерской на Петроградке.
Изображают мертвых.
У Шаброля точно такая же дырка во лбу, как у Ральфа, с той лишь разницей, что у Шаброля она бумажная, а у Ральфа – настоящая.
В который раз за последние несколько часов Мике становится не по себе.
Кто на самом деле живет в этой странной квартире?..
Ильбек Шамгунов,потенциальный пассажир рейса "Питер – Дюссельдорф", вылетающего завтрашним утром из аэропорта Пулково-2.
В конверте лежал билет и только, никаких документов.
Должно быть, Ильбек Шамгунов носит их с собой, что вполне понятно. Это – Питер, а не Дюссельдорф, хотя откуда Мике знать, какие порядки существуют в Дюссельдорфе.
Он носит документы с собой, как поступил бы любой нормальный человек, но попробовать стоит.
Здесь не слишком-то много укромных уголков.
Мягкая рисовая шпалера с изображением каких-то восточных единоборств – за ней вполне мог спрятаться сейф, но никакого сейфа нет и в помине.
Стеллаж тоже восхитительно пуст, если не считать музыкального центра, слишком навороченного для такой жалкой квартиры, теперь остается сделать выбор между письменным столом и платяным шкафом в нише.
Письменный стол конечно же.
В первом выдвинутом ящике сразу же находится паспорт гражданина Германии Ильбека Шамгунова. Мика буднично пролистывает его: визы и отметки о прибытии и отбытии, да вы, оказывается der Reisende, господин Шамгунов!
Закрыв последнюю страницу, Мика возвращается к началу: фотография, паспортные данные, в паспорт вложен карманный календарик: желтые холмы, аллея ярко-зеленых пирамидальных тополей и дом под красной черепичной крышей на заднем плане.
Кажется, это место в Италии. И оно называется… м-м… Тоскана.
Кажется, это и есть Ильбек Шамгунов. И он называется этот парень.
Мика тупо смотрит на фотографию. Минуту, две, пять.
Она потрясена, но не настолько сильно, как ей показалось вначале. Если разобраться – ничего запредельного не произошло. Ей достался ключ от квартиры, в которой она должна встретиться с сестрой, а ее сестра спит с Ильбеком Шамгуновым, следовательно… черт, черт…
Тьфу.
Спать с Ильбеком Шамгуновым – совсем не то, что спать с этим парнем. И даже не то, что спать с Ямакаси, так называет этого парн… Ильбека Шамгунова ее сестра.
Все достаточно банально. Единственное, что удивляет Мику – его билет на завтрашний рейс в Дюссельдорф. Этот парен… Ильбек Шамгунов не говорил ей, что улетает в Дюссельдорф и что он гражданин Германии (а она-то, полная кретинка, думала, что он выплыл из океанских глубин на спине гиппокампа). Более того, Германия возникала в их разговорах опосредованно (что-то вроде опосредованного поцелуя или опосредованного прикосновения), – да черт с ней, с Германией. Важно, что завтра утром он летит в Дюссельдорф.
Он летит, а несчастная убийца Васька, которой так необходима помощь, остается.
Или Мика не все знает?
Может быть…
Дурацкий календарик. Она до сих пор вертит его в руках: дом под черепичной крышей, пирамидальные тополя, холмы. Перевернув его изнаночной стороной, Мика обнаруживает: он не просрочен и не забегает в будущее. Против сегодняшнего дня – два черных крестика, плотно прилепившихся друг к другу, завтрашний обведен красным кружком.
Дурацкая тайнопись. Отсчет событий, никому, кроме владельца календарика, непонятный.
Мика бросает паспорт туда же, откуда и вынула – в верхний ящик письменного стола. И машинально открывает нижний.
Ага.
Этот парень, читавший на крыше стихи и касавшийся Микиных волос нежнейшими карамельными пальцами, был самым настоящим богом. А Ильбек Шамгунов – просто жлоб.
BRISSAGO
Extra Chiari
Целая упаковка сигар: и это не жестяная коробка, в которой продаются сигары других сортов – продолговатый, коричневый с синим пакет. Все из-за длины лучинок, которые нужно вынимать. В чем-то похожем обычно продаются индийские благовония, но с элегантностью Extra Chiari их не сравнить.
А он еще говорил, что у него ни одной не осталось.
Жлоб.
Мика сделает это из принципа, но наглеть не будет – возьмет одну. На память об этом парне, а не Ильбеке Шамгунове.
Чтобы вытащить сигару, она берет упаковку в руки. Под ней оказывается потертая и пухлая записная книжка, а может, ежедневник.
Почти все записи сделаны на немецком, самым отвратительным почерком, который только можно представить. Исключение составляют лишь страницы, исписанные колонками цифр, какие-то схемы, состоящие из стрелок, прямоугольников и ромбов и довольно неплохие, если не сказать – фотографические рисунки. Тема рисунков от начала ежедневника к его концу не меняется: это в основном растения и цветы, какими их изображают в атласах. Растения и цветы незнакомы Мике, во всяком случае, ни георгина, ни гладиолусов, ни пиона среди них нет.
Но есть пеойт.
Кажется, Мика произнесла это слово вслух. Так и есть:
пейот.
Сильнодействующий галлюциноген южноамериканского происхождения, откуда Мика знает, как он выглядит?
Впрочем, что мучаться – когда-то давно она сразу же распознала на рукояти ножей омелу, тимьян и мирт.
Пейот.
Они с этим парнем говорили о пейоте, есть масса людей, которые в курсе дела, вот и Ральф… бедняжка Ральф когда-то тоже упоминал пейот в комплекте с ололюки и яахуаской. Зачем Васька убила его и зачем оставила на теле ключ от квартиры, да еще с указанием адреса. Который сама уж точно ни за что бы не прочла…
Зачем она оставила ключ и куда в таком случае подевался этот парень, Ямакаси, Ильбек Шамгунов? И почему она просит помощи именно у нее, а не у парня, который задержался у нее много дольше, чем все остальные парни?
Иногда между страницей снова попадаются календарики, как две капли похожие на тот, что лежит сейчас в паспорте Ильбека Шамгунова. Тот же дом и те же тополя, и холмы, и дорога между ними. Разница состоит лишь в изнанке: самый старый из календариков – десятилетней давности, и на нем тоже имеются пометки. В основном это красная обводка, точки, крошечные черные квадраты, сдвоенных крестов нет, но есть одинарный, довольно жирный, он приходится на июль и захватывает сразу несколько дат. Не в меру впечатлительной Мике этого вполне достаточно, чтобы тут же начать проецировать жирный крест на собственную жизнь. Что было в Микиной жизни десять лет назад? То же, что и обычно – сплошная Васькина ненависть, да плюс к тому же смерть единственного человека, который был добр к ним. Вот только дату гибели Солнцеликого она не помнит, она никогда не знала ее. Случилось ли это летом?
Мика не уверена.
…Эти фотографии она находит в самом конце еженедельника: они заткнуты за плексигласовый карман и повернуты лицом к обложке – так что видна их тыльная сторона и слова, написанные в столбик:
PAUL
TOBIAS
ILBEK
Имена, никаких сомнений.
Одно из них, самое нижнее, мелькало перед ее глазами несколько минут назад, на страницах паспорта: правда оно было набрано на компьютере.
Верхнее – не знакомо вовсе.
Зато среднее…
Как давно Мика его не вспоминала? Очень давно.
Все не так. Нет дня, чтобы она не вспоминала никогда не виденного ей Тобиаса Брюггеманна из записки, много лет назад оставленной Солнцеликим. Иногда Мика и сама не отдает себе отчет, что вспоминает Тобиаса, так приглушены мысли, так глубоко они спрятаны. Выловить их могли бы разве что краснофлотцы – белозубые и курносые дружки маминых полумифических теток из Переславль-Залесского, но краснофлотцев давно нет в живых.
И Солнцеликого уже давно нет в живых.
Зато его чек на миллион, оставленный "Моим девочкам. Берегите себя", живет и здравствует. Мика проверяет его каждые полгода, и каждые полгода находит на том же месте, в красном – папином – фотоальбоме, в непрозрачной папке с фотографиями с похорон.
Давно пора бы перестать лазать на антресоли, ничего нового она там не увидит: сумма с шестью нолями так и остается неизменной.
Интересно было бы взглянуть на Тобиаса, пусть и не Брюггеманна, как вообще выглядят Тобиасы? Сейчас она узнает.
Мика вытаскивает из плексигласового кармана фотографию и поворачивает ее к себе: два совсем взрослых мужика и парень помоложе – тройственный союз на фоне какого-то неизбывно южного дерева: то ли пинии, то ли сицилийской сосны.
Все трое улыбаются и демократично поддерживают друг друга под локти.
Черт возьми…
Парень помоложе – Ильбек Шамгунов, он стоит справа. Солнцеликий находится в центре, значит, слева и должен быть Тобиас.
Да-а… Красавцем его не назовешь. Тобиасу со снимка лет сорок пять, у него сухое и очень узкое лицо, немного скошенный подбородок и глубоко посаженные глаза. И родинка на щеке. Вернее – небольшая бородавка.
Солнцеликий как всегда хорош…
Мика вдруг замирает и проводит рукой по лицу. Ей кажется, что она сошла с ума, и тем не менее факт остается фактом:
прямо перед ней – Солнцеликий.