Тингль Тангль - Виктория Платова 9 стр.


* * *

…Ее двадцатичетырехлетие ознаменовалось открытием ресторанчика "Ноль за поведение". Учредители: Клаус-Мария Шенке – Себастьен Фибелер – Йошка Плауманн – Ральф Норбе. Пятой в списке могла оказаться Мика, она могла бы стать даже первой, – если бы захотела. Но Мику вполне устраивает ее нынешнее положение – шеф-повара "Ноля".

Вряд ли название придумал кто-то из четверки. Оно подсмотрено, или подслушано, или украдено где-то на стороне, но при этом достаточно точно характеризует прошлое владельцев: и отставной церковный прелюбодей Клаус-Мария, и разнузданные гомосексуалисты Йошка с Себастьеном, и наркуша Ральф ничего, кроме ноля, не заслуживают. Ресторанная идея витала в воздухе уже давно, едва ли не со времен первого гастрономического консилиума в кабинете Клауса-Марии. Разночтения вызывала лишь направленность будущей точки общепита: Йошка с Себастьеном предложили устроить нечто вроде гей-клуба с кухней (таким образом мы получим устойчивый, мобильный и платежеспособный контингент); Клаус-Мария предложил устроить нечто вроде кухни с преподаванием основ лютеранства и песнопениями по воскресеньям (таким образом мы получим устойчивый, тянущийся к богу и респектабельный контингент). Ральф обвинил товарищей в сектантстве и предложил совместить обе идеи, хотя…

решать, как вы понимаете, будем не мы, а liеbe фройляйн Полина.

Liebe фройляйн все равно, но крайностей хотелось бы избежать – так Мика и заявила. Засилье гомиков – крайность, песнопения – крайность, имеет ли смысл остановиться на варианте самого обычного ресторанчика, где главное – хорошее меню?

Да.

В вашем случае меню не просто хорошее, оно будет отличным. Выдающимся. Единственным в своем роде – таков был общий вывод, и Мика согласилась с ним, скромно потупив глаза.

"Ноль за поведение" возник на месте бывшего гастронома площадью в сто пятьдесят квадратных метров, по четной стороне Каменноостровского, рядом с Австрийской площадью, в двух кварталах от "Ленфильма". Соседство "Лен-фильма" ничего не значит – никто из немецкой четверки не увлекается кино. Никто из людей, работающих на "Ленфильме", не заходит в "Ноль за поведение". Лишь однажды сюда забрел на чашку кофе непуганый кинокритик, заявивший, что ожидал большего от интерьера заведения. Ведь его имя полностью дублирует название одного из самых выдающихся фильмов мирового кинематографа, снятого то ли в начале, то ли в конце тридцатых, если нужно – он может уточнить по кинословарю.

Больше кинокритика никто не видел, тем более что кофе не является сильной стороной "Ноля".

Его сильная сторона – Мика. И то, что готовит Мика.

Мастерство приготовления пищи не покинуло ее, наоборот – оно оттачивается с каждым днем, становится все совершеннее. Мика сама сочиняет блюда (лучше сказать – блюда сочиняются по ходу), их нельзя отнести ни к какой конкретной кухне – ни к средиземноморской, которая так нравилась Ральфу, ни к французской, ни к итальянской, ни к арабской, ни к латиноамериканской, оттого и было принято предложение мудрого Клауса-Марии назвать ее "оригинальной". Вывеска на фронтоне выглядит следующим образом:

"НОЛЬ ЗА ПОВЕДЕНИЕ"

(оригинальная кухня, авторские блюда)

Никаких дополнительных манков в виде живой музыки, скидок на глинтвейн, стриптиза, бильярда, чемпионата по дартсу среди друзей ресторана или спортивных состязаний на большом экране не требуется. Как не требуется особого дизайна интерьера, которым остался так недоволен пришлый кинокритик. Себастьен и Йошка настаивали на двух десятках репродукций с коллажей Пьера и Жиля – еще одной мутноглазой парочки с сомнительной сексуальной ориентацией. Слава постмодернистов Пьера и Жиля не идет ни б какое сравнение с местечковой известностью Йошки и Себастьена; о Пьере и Жиле слышали, как минимум, три миллиона людей по всему миру, а еще двести пятьдесят тысяч видели их коллажи на разных носителях, в том числе – электронных.

Даже Мике до славы Пьера и Жиля далеко.

Но она и не стремится к ней, она довольствуется тем, что есть.

Каждый вечер в небольшом зальчике "Ноля" яблоку негде упасть – это ли не радость? Столики заказывают за неделю, а то и за две – это ли не радость? Клаус-Мария уже подумывает о расширении – это ли не радость? Правда, для того, чтобы расшириться, пришлось бы оттяпать площади у коммерческого банка по соседству. Не такая уж невыполнимая задача, учитывая, что глава администрации района – хорошо знаком с Клаусом-Марией, а вернее – с Микиным кулинарным искусством. Он бывал в "Ноле" раз пятнадцать, в качестве простого посетителя – vip-персон здесь не существует в принципе. Или нет: каждого завсегдатая "Ноля" владельцы рассматривают как vip-персону. Или нет: vip-персонами здесь являются блюда, которые при – готовила Мика.

Не в восторге от идеи расширения только она – это потребовало бы привлечения еще нескольких поваров – и неизвестно, как бы они поладили с Микой. И главное, – во что бы тогда превратилась "оригинальная кухня"? Это ведь Микина оригинальная кухня, ничья другая.

В "Ноле" неизменна лишь карта вин.

С основным меню все обстоит по-другому; Мика ненавидит повторения в своих экспериментах, ее угнетает строгое дозирование в закладке продуктов, как-то она спросила у Клауса-Марии: можно ли решить вопрос с меню ко всеобщему удовлетворению?

– Это трудно, дорогая фройляйн. В каждом ресторане необходимо меню с перечнем блюд. Клиенты должны получать именно то, что они заказывают.

Клиенты должны получать радость от еды и еще массу неуловимых, плохо поддающихся определению эмоций – так думает Мика. Свой идеальный ресторан она иногда представляет неким тайным сообществом. Для того чтобы вступить в него, необходимо пройти несколько ступеней посвящения. Скучное меню – для новичков, для тех, кто пришел сюда первый раз, или просто заглянул переждать грозу, или скоротать время до начала сеанса в ближайшем кинотеатре. Они-то и тычут пальцем в судака по-польски, дурацкий эскалоп без гарнира, свинину, запеченную в грибах, во фруктовый салат и три шарика мороженого.

Завсегдатаи – дело другое.

Они знают – можно не заказывать мясо, а просто произнести: сегодня у меня был трудный день, моя девушка призналась, что уходит к другому. Можно не заказывать рыбу, а просто произнести: сегодня у меня был замечательный день, я таки успел сбросить эти акции еще до того, как котировки пошли вниз. Можно не заказывать овощи и салат, а просто произнести: сегодня снова дождь, и мне немножко грустно, неужели солнце не появится никогда?..

Солнце обязательно появится. Или то, что люди определяют для себя как солнце.

Самое удивительное, что идея идеального ресторана не так уж абсурдна.

Уже сейчас для каждого, кто приходит в "Ноль" не единожды, у Мики припасено что-то особенное: и для того, кого бросила девушка, и для того, кто играет на бирже, и для того, кто ненавидит дожди, и для того, кто души в них не чает. Есть масса поводов, по которым можно грустить или радоваться, или впадать в ярость, или решиться изменить свою жизнь раз и навсегда, или купить себе новый костюм от Gianfranco Ferre, или купить котенка в подземном переходе – Мика учитывает каждый.

Ее соусы веселят, а подливы добавляют уверенности, а сложносочиненное сотэ – утешает. Во имя утешения на кухне "Ноля" постоянно горят восемь газовых конфорок и ни одна из них не пустует: кастрюли, гусятницы, сотейники, сковороды – большие и малые, в них постоянно что-то тушится, жарится, варится, томится, доходит до кондиции на пару. Во имя утешения Мика сечет головы овощам и расчленяет куски мяса, и выскребает внутренности птицы; стук ножа не прекращается ни на минуту. Стук всех трех ножей: тимьян, омела, мирт по очереди сменяют друг друга. Ножи не тупятся, они остры так же, как в ту ночь, когда Мика впервые увидела их на собственной кухне. Кроме ножей, Мика перенесла в "Ноль" все, что смогла, – сковороды, казан, и оказавшиеся невостребованными поначалу кастрюли, жестянки со специями, и белую с коричневыми прожилками разделочную доску, и даже несколько скульптур – тех, что влезли в салон "фольксвагена-пассата". Монументальные эстонец и узбек с русской девочкой на руках остались дома. Так же, как витражи с Утрехтом, Гентом и Антверпеном посередине. На качестве приготовления пищи это не отразилось, из чего следует вывод: дело не в них, а в самой Мике. Дар заключен в ней, а не пришел откуда-то со стороны. Дар творит чудеса. Когда Мика священнодействует над своими кастрюлями, над разделочной доской, – кажется, что у нее не две руки, а целых шесть, как у индийской богини. Мика проводит в "Ноле" большую часть суток: ей нравится то, что она делает, она находит свою работу не только нужной людям, но и философичной, полной высшего смысла, открывающей новые горизонты. Нет ничего, к чему бы Мика не нашла подход – будь то крошки-анчоусы или громадная рыба-меч, доставленная самолетом прямиком из Неаполя.

С того самого рыбного рынка, о котором когда-то говорил Ральф.

Ральф – ее главный помощник, ее правая рука.

То, что он оказался в должности завпроизводством, получилось само собой. Он же ведет бухгалтерию, занимается торговым оборудованием, закупкой посуды и поставкой продуктов, которые заказывает Мика.

Клаус-Мария устроил на должность администратора "Ноля" свою бывшую любовницу из хора при лютеранской церкви, Йошка и Себастьен подогнали парочку интеллигентных гомиков для работ на кухне – словом, обслуга ресторанчика состоит из людей, проверенных немецким квартетом и вполне устраивающих Мику.

Раз в неделю она отдает Ральфу список с названиями продуктов, которые невозможно достать на рынках города. О вкусовых качествах некоторых из них Мика не имеет представления, другие и вовсе не видела в глаза – и все же они нужны ей. Почему – Мика и сама не знает. Иногда случались и проколы: но только в тех случаях, когда речь шла о растениях и плодах. Так, однажды она внесла в список пейот и еще два названия, без смеха их не выговоришь:

Ололюки и аяхуаска.

Прочтя это, Ральф впал в глубокую задумчивость.

– Вы в курсе что это такое Мика?

– Что именно?

– Пейот. Ололюки и аяхуаска.

– Нет. Но я думаю, что они могут понадобиться мне в качестве приправ. Они придадут известную тонкость блюдам. Изюминку, вот.

– Вообще-то и пейот и ололюки с аяхуаской – сильнодействующие наркотики.

– Разве? – Мика потрясена.

– Вытяжки и экстракты из них до сих пор используются в самых разных обрядах в Колумбии и Мексике. Они вводят человека в состояние глубокого транса. Делают его ясновидящим и вызывают галлюцинации которые могут длиться несколько дней.

– О Боже!..

О наркотиках Ральф знает все, и у Мики нет никаких оснований не доверять его словам.

– Для южноамериканских индейцев эти растения священны. И вряд ли я смог бы достать их даже если бы захотел.

– Не стоит, Ральф! Давайте просто вычеркнем их из списка. Как будто бы их там и не было никогда. Хорошо?

– Хорошо.

– И вот еще что… Я ненавижу наркотики, и мне не хотелось бы, чтобы вы думали…

– Ничего дурного я не думаю. Не стоит так переживать. Совсем напротив…

– Что – "напротив"?

– Я думаю что вы самая удивительная самая загадочная девушка которую я когда-либо встречал…

Самая загадочная девушка по ту сторону экрана. На рыбном рынке Неаполя, на мясных рынках Тюрингии, на рынке специй в Мекнесе такую не сыскать. Очередное (тысячное, миллионное) признание Ральфа оставляет Мику равнодушной. Единственное, чем она обеспокоена, – как бы история с пейотом, ололюки и аяхуаской не стала достоянием общественности. Даже намек на подобный слух поставил бы крест на Микиной репутации: она добавляет наркотики в пищу, вот тебе и секрет популярности оригинальной кухни. Ужас-ужас-ужас, во-первых. И неправда, во-вторых.

Напрасное беспокойство – Ральф будет молчать.

Он слишком сильно зависит от Мики.

Ему, единственному, позволено присутствовать на кухне в то время, когда Мика занимается приготовлением блюд: Ральф находит это зрелище исполненным магии и поэзии, liebe Мика – настоящая маленькая колдунья,liebeМика могла бы вести кулинарное шоу, следующее сразу за девятичасовыми новостями,liebeМика могла бы выступать с перформансами в галереях по всей Европе и они имели бы колоссальный успех,liebeМика позволит мне порезать манго и папайю для фруктового салата? а приготовить фиалковый соус?..

Ни за что.

У Мики уже был печальный опыт. Как-то раз она разрешила Ральфу принять участие в судьбе фаршированных баклажанов – и результат оказался плачевным. Не то, чтобы баклажаны были несъедобны, – они были самыми обычными, такие подают везде, в любом ресторане, в любом кафе с большим или меньшим количеством чеснока. Клиент, получивший их, не выказал недовольства, но па полгода забыл о существовании "Ноля".

О таких просчетах Мика предпочитает не вспоминать.

И Ральф, вместо того, чтобы готовить священный фиалковый соус, отправляется к двум тишайшим интеллигентным гомикам – мыть картофель, морковь и латук.

Подбор официантов – единственное, что взяла на себя Мика, кроме кухни. Многого от них не требуется: быть немножко психологами, немножко поэтами и хоть чуть-чуть нравиться публике. Мика ни с кем особенно не сблизилась, кроме двоих. Мулат Иван (он предпочитает, чтобы все звали его Ив) – бывший стриптизер, бывший жиголо, бывший чемпион Питера по акробатическому рок-н-роллу. Что заставило его бросить стареющих богатых овец и осесть в "Ноле" – неизвестно. Второй – Виталик – закончил театральную академию, но ни дня не проработал в театре. Запах пыльных кулис его не прельщает, кино – дело другое. С такой фактурой, как у него (порочный героиновый бэби), Виталик запросто отхватил бы главную роль у самого Квентина Тарантино. Виталик свято верит, что рано или поздно Квентин в очередной раз заглянет в Россию, и – следовательно, – в Петербург, тут уже идо "Ленфильма" недалеко. А "Ленфильм" – это почти "Ноль за поведение", двести метров решающего значения не имеют. Так что Виталику остается спокойно дожидаться, когда жертва забьётся в сетях, он называет это "стратегией паука".

– Каковы шансы, что Тарантино появится здесь? – спросила как-то Мика.

– А каковы шансы, что здесь появится Иисус? – улыбка Виталика сродни улыбке Чеширского кота. Когда он так улыбается, Мика тотчас начинает жалеть, что Тарантино ни разу не забегал в "Ноль" хотя бы отлить. Без Виталика он бы точно не ушел.

– Не знаю. Один на миллион?

– Что-то вроде того.

– Не проще ли тогда уехать в Америку? Уехать в Голливуд? Послать Тарантине фотки с лос-анджелесского почтамта?

– Не проще. Уехать – значит переключиться со стратегии паука на тактику мухи. Как заканчивает жизнь большинство мух, нам известно.

– Совсем не так известно, как ты думаешь, – Мика обожает незатейливые инсектицидные беседы с Виталиком.

– Разве? Мух прихлопывают, потому что они суетятся и не умеют ждать. Ничего им в жизни не светит, ничего. А все счастливые случаи происходят только…

– С пауками?

– Представь себе.

Сколько раз они с Виталиком болтали о мухах и пауках? Двадцать, не меньше. Каждый из таких разговоров укрепляет Мику: она всю жизнь, сама не зная того, придерживалась паучьей стратегии – в отношении Васьки, во всяком случае.

Всю жизнь Мика ждала.

Сначала – что маленькая Васька привяжется к ней; затем – что подрастающая Васька перестанет ее дичиться; затем – что выросшая Васька определит ее в подруги, пусть и неблизкие. Даже этого было бы достаточно.

Васька выросла, ей уже почти двадцать, но ничего подобного не произошло.

Исключение составляют лишь спорадические контакты на бытовой почве, хотя и их Васька предпочитает сводить к минимуму. Она давно покинула свою комнату и живет в дедовой мастерской, среди девушек с веслами, счастливых колхозников, одухотворенных сталеваров, гарцующих лошадей Тамерлана и маршала Рокоссовского. Место не слишком комфортное, но Ваську оно вполне устраивает: мастерская имеет отдельный вход, через него-то и льется неиссякаемый поток Васькиных мальчиков. Иногда Мика встречается с ними у ванной или туалета. И никто из мальчиков с ней не здоровается, а если здоровается – то через губу, неизвестно, что там плетет о Мике Васька –

а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она – шизофреничка.

а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она – посудомойка в столовке и редкая сука.

а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она – больна проказой.

а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она – киллерша.

кто это? я и сама не знаю – кто. Домработница, наверное.

Встречи с мальчиками редки, куда чаще Мика встречается с их носками на батарее в ванной. Мика старается относиться к таким вещам снисходительно; в конце концов, Васька – взрослый человек и вольна поступать так, как ей заблагорассудится, а секс и либидо (что бы по этому поводу ни думала Мика) еще никто не отменял.

Пожалуй, Васька сексуальна, насколько Мика вообще может судить о сексуальности.

У выросшей Васьки смуглая кожа (и в кого только?), иссиня-черные и все такие же непокорные волосы (Васька усмиряет их стрижкой – слишком короткой, слишком экстравагантной на Микин непросвещенный взгляд), у нее отличная фигура, которой чуть-чуть не хватает женственности. Всего остального у Васьки с избытком: дерзости, куража и бесстрашия. Васька предпочитает экстремальные виды спорта (о некоторых Мика и слыхом не слыхивала), любит выходить на кухню за соком в голом виде (а у нее, оказывается, есть татуировки!) и не всегда закрывает дверь в мастерскую, когда занимается любовью со своими мальчиками.

Это происходит не так часто, чтобы быть злым умыслом, но каждое показательное выступление выбивает Мику из колеи как минимум на педелю.

А однажды…

Однажды она делала это сразу с двумя.

Слава богу, Мика не видела всех подробностей (она бы просто умерла от стыда), но слышала все довольно хорошо. Салфетки, испачканные спермой, чертов вибратор из чилл-аута в давно забытом "Dompfaff'e" – вот что лезло Мике в голову, вот что сопровождало все эти хлюпающие звуки, вздохи, подвывания – не мужские и не женские.

Звериные.

Что-то еще. Там было что-то еще. Ни диски караоке, ни цитатник Мао, ни брошюра "Бог любит всех своих детей", нет. Тогда что? А-а – порванный бланк заказа на куклу-матрасик ("анус-вагина съемные"). Трудно поверить, что Ральф – кроткий организатор производства и добытчик экзотических съедобных штучек Ральф – промышлял такими гадостями. Нет, это определенно не он. Тогда кто? Йошка и Себастьен? Друзья Йошки и Себастьена? Друзья друзей Йошки и Себастьена? Тоже нет. Все они – голубые, вагина голубым ни к чему. Остается Клаус-Мария.

Прелюбодей.

Можно ли назвать прелюбодеянием то, что происходит сейчас в мастерской?

Определенно.

Потому что их не двое, а трое? Алгебра и начала анализа – ни к чему, тут и арифметики достаточно: один плюс один еще может сойти за любовь, а два плюс один – сплошное прелюбодеяние. Заниматься такими немудреными подсчетами лучше на кухне, накрывшись полой медного эстонского дождевика:

Назад Дальше