При этом попутчица не закинула ногу на ногу, как это делают все женщины, когда носят короткое, а небрежно расставила в стороны коленки и потянувшись всем телом откинулась назад.
Разумеется, Рогов почти против воли опустил глаза, и от увиденного в очередной раз лишился дыхания - окончательно, до звона в ушах и полной остановки сердца.
Наваждение…
- Если бы вы знали, как грустно, - блондинка махнула густо накрашенными ресницами. - Я студентка, учусь в Читинском педагогическом. На каникулы ездила в Урушу, к родителям…
- Я в Ленинграде вырос, - чтобы что-то сказать, пояснил Виктор. - А родился…
- Уруша - городок небольшой, - не обратив на его реплику никакого внимания продолжила девушка, - но там у меня много родных, друзей. А какой у нас там воздух чистый! Тишина какая!
- Да, это самое… тишина, - кивнул Рогов, чувствуя себя полным идиотом.
Собеседница аккуратно сдвинула опавшую на глаза прядь волос и кокетливо расстегнула верхнюю пуговицу блузки:
- Душно… Теперь вот - каникулы закончились, надо в институт возвращаться. Друзья все в Уруше остались, а я совсем одна в этом грохочущем, грязном составе!
- Ох, как я вас понимаю! Как понимаю! - Заголосил Виктор. И чуть было не забив по-жеребячьи копытом, решился:
- Но, надеюсь, я смогу помочь вам хотя бы чуть-чуть скрасить это скучное железнодорожное путешествие?
- Правда? - Обрадовалась девица. - О, вы такой… отзывчивый!
- Ну, конечно, - почти взвизгнул от возбуждения Рогов. - Я все, что могу…
- Вот и чудесно, - поджала губки та, что расположилась напротив. - У меня вообще-то билет в двенадцатый вагон. Но вы ведь знаете этих проводников… Ночью, особенно на маленьких полустанках, они не всегда открывают двери тамбуров. Вот мне и пришлось сесть сюда! Понимаете? И теперь придется идти на место через весь состав, тащить по вагонам эти чертовы тяжеленные чемоданы…
Еще не закончив произносить последние слова, девушка ослепила Виктора улыбкой, встала и налегке направилась вдоль коридора. Таким образом, судьба её неподьемной ручной клади была вверена попечениям услужливого идиота.
Минут через двадцать, взмыленный, как ломовая лошадь, Виктор вернулся в свой, показщавшийся ещё более пустым и скучным вагон. Прихватив из купе полотенце, он направился в туалет.
"Вот ведь гадина… Еще и денег пыталась сунуть за услуги. Вы, говорит, такой отзывчивый!" - Вспоминал Рогов, остервенело надраивая щеткой зубы. Вновь оказавшись в купе, он наспех проглотил один из бифштексов и с чувством глубокого омерзения допил остатки холодного чая. Расстелив постель, улегся на неё вниз животом и сунул руки пол подушку…
Все так же постукивали колеса, а за окном стояла почти непроглядная темень. Незаметно Виктор погрузился в вязкую дорожную дрему. Черные сны наползали - один тревожнее другого, пока наконец все разом не перемешались в непрерывном и тяжком ночном кошмаре.
Рогатые черепахи, огненный лис, затаившийся под кустом можжевельника, бегство, падение прямо на острые колья "волчьей ямы"…
Потом Рогов неожиданно взмыл под облака, и оттуда, с высоты орлиного полета, увидел самого себя. Увидел не теперешним, а совсем ещё карапузом, бегущим по мягкому, свежевспаханному полю. Поле тоже было знакомым - оно начиналось сразу же за домами того самого военного городка, в котором Виктор прожил до семилетнего возраста с родителями и старшей сестрой.
По-весеннему ласково светит солнце, с юга дует плотный, теплый апрельский ветерок - и кое-где на краю поля, в оставшихся после войны поросших вербой глубоких воронках с хрустом оседает последний, пористый снег. Заливается жаворонок, мимо проносится стайка стрижей…
Неподалеку Виктор увидел своего отца - веселый и сильный, он легко управлял норовящим выскользнуть в поднебесье самодельным воздушным змеем, не замечая, притаившегося за спиной огненного страшного зверя.
Чудовище, оскалив пасть, приготовилось к прыжку…
Рогов застонал и очнулся.
В купе по-прежнему было невыносимо душно и темно. Лишь изредка, когда поезд проходил мимо какого-нибудь спящего полустанка или железнодорожного перезда, сквозь грязное оконное стекло внутрь попадали неровные желтоватые отблески: в такие мгновения на стены и потолок выползали длинные, зловещие тени.
- Тс-с… Не тревожься, - прошептал девичий голос. Виктор почувствовал, как чьи-то нежные руки легли на его спину, аккуратно разглаживая кожу поползли вверх, нежно коснулись шеи и замерли на затылке.
Рогов попытался оторвать голову от подушки, но руки властно остановили его:
- Пожалуйста. Лежи спокойно… Я знаю, чего ты хочешь, но поверь ничего не получится. Твои душа и тело устали, ты слишком долго прожил в страхе и сомнении, прожил, не зная женского тела.
- Но…
- Избегни разочарований! И не волнуйся, это скоро пройдет.
- Откуда ты знаешь? И почему вернулась? Пожалела?
- Нет… Просто, сейчас я нужна тебе.
Виктор почувствовал, как невидимая собеседница села ему на ноги и её длинные, чувственные пальцы, разминая круговыми движениями мышцы по обе стороны позвоночника, опустились до поясницы.
Девушка томно вздохнула:
- Недавно из колонии?
- Да. Вчера утром освободился… А как ты догадалась?
- Уруша - это ведь совсем рядом. Ох, как много за свою жизнь навидалась я таких вот, возвращающихся домой! А отличить бывшего зэка несложно: цвет кожи, блеск в глазах, даже запах особый… И все поначалу стараетесь быть предельно вежливыми, предупредительными.
Девушка наклонилась и поцеловала Виктора в шею. При этом он спиной ощутил прикосновение обнаженной прохладной груди:
- Это тебе за то, что не бросил меня одну среди ночи, с этими проклятыми чемоданами.
Рогов опять попробовал перевернуться, но собеседница не позволила:
- Лежи! Просто - постарайся заснуть, хорошо? Считай, что ты мой маленький бедный братик. Завтра, когда поезд придет в Читу, я сойду с него, а ты будешь сладко спать…
- И что же? Мы больше никогда не увидимся?
- Почему же…
- Кто ты? Откуда? - Только сейчас Виктор с изумлением понял, что уже слышал обращенный к нему женский голос. Гораздо раньше, задолго до этой полуночной встречи в поезде!
Сначала сквозь мерный перестук колес ушей его достигло конское ржание, далекий звон тетивы сменился ударами сабель, а затем все вокруг заполнил запах степного костра. Возникло радостное ощущение полета, Рогову показалось, что ещё чуть-чуть - и он вспомнит, когда и где это было, но…
Девушка наклонилась над уже спящим Виктором и поцеловала его в полуоткрытые губы:
- Пройди свой путь до конца. И… возвращайся.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
- Вот так, Мария Николаевна… Правильно! Сейчас лучку добавим, тертой морковки - и немножечко мелко нарезанной черемши.
- Черемши?
- Это мой секрет! Черемша придает блюду такой, знаете, пикантный аромат. Рыба получается сочной и очень-очень вкусной.
- Удивительно. Никогда бы не подумала… Надо же, черемша! Я-то обычно к рыбе чеснок добавляю.
- Ну, что вы, Мария Николаевна! Чеснок не надо ни в коем случае - он для рыбы слишком резок, агрессивен, я бы сказала. А вот черемша… Ой, извините. Кто-то в дверь звонит.
Хозяйка, мать Виктора Рогова, оставила кухню на попечение подруги и выглянула в коридор:
- Витю-юша! Витюньчи-ик! Голубочек мой… Кто-то ещё пришел, открой пожалуйста.
Сын еле-еле расслышал просьбу сквозь веселый гомон гостей, уже собравшихся к праздничному столу по случаю его возвращения:
- Хорошо, мамуля. Иду!
Пройдя через прихожую, Рогов поинтересовался:
- Кого надо?
За дверью молчали, и пришлось повторить:
- Ну, кто там еще?
- Шеварднадзе.
- Какой Шеварднадзе? - Не понял Виктор.
- Эдуард Амбросьевич! Какой же еще…
Рогов отворил. На пороге стоял и довольно скалился высокий, светловолосый парень в форме прапорщика погранвойск.
Звали гостя Павел Симонович Ройтман, и Виктору он доводился двоюродным братом.
- Здорово!
- Приветик.
Родился Паша в один год с Роговым, но в Ленинграде. И не на окраине, а в самом центре - в одной из комнат огромной коммунальной квартиры. Дом был ещё дореволюционной постройки, аварийный, и сколько себя Павлик помнил, витал над ним дух скорого, но так и не состоявшегося капитального ремонта.
С детства Паша был робок и деликатен. Отчаянные, звучные мальчишеские поступки, вроде вытаптывания цветов на клумбах или спускания соседской кошки по водосточной трубе, всегда давались ему с неимоверным трудом.
Разумеется, это не способствовало его авторитету в глазах сверстников. Поэтому, Павел прямо из кожи вон лез, чтобы изжить в себе издержки хорошего семейного воспитания и заработать репутацию дворового хулигана - но дальше того, чтобы исподтишка наступить случайному прохожему на пятку и не извиниться, дело так и не продвинулось…
Таким образом, во взрослую жизнь Паша Ройтман всупил с аттестатом о среднем образовании, незаконченной музыкальной школой по классу трубы и твердой уверенностью, что все законы писаны для дураков и трусов.
Это его убеждение полностью разделяли и двое ближайших друзей, одним из которых считался двоюродный брат Виктор, а другим - некто Ян Карлович по прозвищу Папа Карла, сосед по дачному участку.
Этот самый Карла был всего на несколько лет старше Ройтмана, но к началу восьмидесятых уже заработал в определенных кругах репутацию восходящей звезды экономического криминала.
Рогов же наоборот - поражал неустанно воображение Павла дерзостью планов и рассказами о мнимых победах на любовном фронте.
- Деньги - это не проблема! - Отмахивался Виктор от досужих вопросов. - Хочешь, грабанем сберкассу?
Ройтман кивал: он готов был на все, лишь бы вместе. Но в последний момент запланированный налет всегда почему-то срывался, и до следующей роговской затеи приятелям предстояло довольствоваться тихими, почти безобидными жульничествами по сценариям Папы Карло.
С Карлой было спокойнее и сытнее, с Виктором же - опасно, но интересно…
Впрочем, с самого начала не обходилось и без неприятностей. Ройтман и теперь, как кошмарный сон вспоминал забаву школьных лет - продажу единых проездных билетов, которые Ян Карлович рисовал о ночам шариковой ручкой. Труд был титанический, но под утро старший товарищ, с гордостью в подслеповатых от бессонной ночи глазах заявлял, что легких денег в природе не существует совсем.
Сама же реализация "липы" выпадала, разумеется, на долю Павлика. Шныряя в людском потоке, каждый раз на новой станции метро, он предлагал дешевые "проездные" ротозеям и жадинам - пока, в конце концов, не нарвался на уже разок осчастливленного им дядечку. Тогда удалось отделаться легким испугом, парочкой подзатыльников и изжогой от сьеденных "для науки" билетов.
От следующей затеи пострадал Виктор.
Карла удумал организовать сбор народных денег на памятник Владимиру Высоцкому. Приятели расположились прямо на ступеньках у входа в гостиницу "Пулковская", включили магнитофон с записями покойного… Дело пошло, но через пару дней весь этот цирк надоел кому-то из администрации и "благотворительный фонд" выпроводили вон. А Рогову, как самому активному, при этом ещё здорово подбили глаз и намяли бока.
А потом была великолепная авантюра со сдачей внаем совершенно чужой пустующей квартиры в новостройках… Куш оказался неплох, но вырученные деньги, как все хорошее в этой жизни, закончились очень скоро.
… Помнится, Рогов тогда позвонил Павлу домой:
- Пункт приема стеклотары, - ответил Ройтман нахальным басом.
- Алле, Паша?
- Нет-нет, какой Паша? Это не он… А чего нужно-то?
- Слышь, перестань дурачиться! Это я, Виктор.
- А, Витек… Здорово! Не признал, богатым будешь. Ты где?
- Здесь, неподалеку. Сейчас зайду, дело есть.
На улицы медленно наползало серое ленинградское утро. Ничего особенного, так - утро, и все.
Рогов бросил трубку на рычаг таксофона и зашагал к метро. Привычно проехав Московско-Петроградской линией, он поднялся наверх и вскоре был уже во дворе у Павла.
Надо отметить, что незадолго перед этим любящие родители подарили Павлику подержанную чехословацкую "Яву" - на радость сыну и на беду окрестным пенсионерам. Гаража, естественно, у Ройтманов не было, поэтому держать мотоцикл приходилось прямо в полутемном коридоре коммуналки. Впрочем, жалея соседей по квартире, на дому Павел производил только мелкий ремонт своего "стального коня", а серьезные технические проблемы решал во дворе-колодце.
Сегодня он занимался зажиганием. Что-то, видимо, не получалось, и Павел с яростной матерщиной то глушил двигатель, то снова запускал его на полную мощность.
Рогов подошел к мотоциклу и дождавшись относительной тишины положил руку на кожаное сиденье:
- Шикарная у вас тут акустика… Как народ - не жалуется?
- Да пошли бы они… Прибегали уже, собираются в ЖЭК заявление писать. И в милицию!
- А ты что?
- А ничего! - Павел разогнулся, вытирая о тряпку испачканные смазкой руки. - Я всех выслушал, пообещал, что больше не буду.
- А если опять прибегут?
Виктор увидел, как его двоюродный брат залезает в седло.
- Если прибегут… - Ройтман азартно дернул за рычаг - и его собеседник еле успел зажать руками уши. Когда рев затих, последовало продолжение:
- Если прибегут, я их опять выслушаю. И опять пообещаю, что больше не буду. Понял? Главное - пар спустить, мне ведь с мотоциклом все равно никуда не деться.
- Да уж! Ты как насчет переговорить?
- Ну, давай. Выкладывай! - Предложил Ройтман. - Что там у тебя созрело, насчет сладкой жизни?
И Виктор выложил:
- Вот. Смотри…
На сидении "Явы" появился кустарного производства малокалиберный пистолет, приспособленный под патрон кругового воспламенения и внешне похожий на ТТ.
- Ты чего? Совсем обалдел? - Зашипел Павел на брата, моментально прикрыв оружие грязной тряпкой.
- А, он все равно не стреляет, - отмахнулся Рогов. - Боек сбит…
Ройтман молча и вопросительно смотрел на Виктора.
- Знаете ли вы, молодой человек, что в нашем славном портовом городе-герое существует один чудесный магазин с поэтичным, я бы даже сказал - горьковским названием "Альбатрос"?
- Почему это - с горьковским?
- Ну, - смутился Виктор, - хрен его знает… Это так, к слову. Буревестник, альбатрос - какая разница? Дело в другом.
- В чем же?
- Видите ли, кузен…
По сути, предложение Виктора сводилось к тому, чтобы припугнуть и ограбить кого-либо из "насосаных" сверх меры спекулянтов-фарцовщиков которых, по наблюдениям Рогова, было всегда полно именно у "Альбатроса".
В те времена магазин торговал фирменным дефицитом на пресловутые морские "боны" и, естественно, на асфальтовом пятачке перед его входом с утра до вечера копошились любители криминальных и нетрудовых доходов.
Нельзя сказать, что Павел встретил идею Рогова с энтузиазмом. Однако по мере того, как первоначальный замысел обрастал подробностями и конкретными "техническими" деталями, неуверенность его сменилась азартом и радостным возбуждением.
Тем более, что главная роль в намеченном вооруженном грабеже должна была достаться Виктору, а на долю его двоюродного брата-мотоциклиста выпадало только транспортное обеспечение операции.
Рассчет Рогова строился на том, что спекуляция - бизнес деликатный и сугубо индивидуальный. Предполагалось, что Павел привозит Виктора к магазину и по возможности не выпускает из поля зрения. Виктор же выберет фарцовщика побезобиднее, чтобы легко было справиться и под предлогом покупки товара удалится с ним в укромное местечко. Там, вместо примерки и рассчета, спекулянту предьявляется пистолет и предоставляется право выбора: кошелек или жизнь… После этого останется только забрать шмотки и и деньги, сесть на Пашкину "Яву" и побыстрее смотаться как можно дальше.
- Усек?
- Да, в общем-то… - Ройтману было все ещё страшновато, но ему в голову не могло прийти, что и самого Виктора от его собственной идеи вооруженного грабежа то и дело прошибает холодный пот.
- Ну, что? Подписываешься?
- Если прижмут - хана, - для очистки совести напомнил Павел. - Это ведь не билетики липовые в метро продавать!
Впрочем, видно было, что он уже согласился.
- Брось! Да кто прижмет-то?
- Менты.
- Да местная фарца их всегда за квартал чует! Разбегаются сразу же… А если все на месте - значит, тихо.
- Логично, - кивнул Паша. - Я вот ещё что хотел спросить… Деньги-то у нас есть? Спекулянт - не дурак, он сначала убедиться захочет, что покупатель не пустой.
- Мне нравится ход ваших мыслей, коллега, - усмехнулся довольный Рогов. - Порядок!
Завхлопывая последнюю лазейку для отступления, расстегнул куртку:
- Глянь-ка… Впечатляет? - Из нагрудного кармана торчала толстая, перехваченная банковской бандеролью пачка "пятерок".
- Откуда? - Открыл рот Павел. Похоже, наличие у брата солидной суммы денег удивило его куда больше, чем незаконный "ствол".
- Фуфло, - отмахнулся Виктор. - "Кукла", сам понимаешь. Сверху и снизу, конечно, купюры настоящие, внутри бумага… А ленту я возле сберкассы подобрал.
Вот теперь в Пашкиных глазах авторитет брата вырос до небывалых высот. Этим, последним, штрихом Рогов лишил его остатков сомнения и страха перед предстоящим делом.
- Номер надо будет грязью заляпать, - оглядывая мотоцикл, констатировал Ройтман. - И вообще - лучше все же подольше потом в тех краях не появляться… Когда поедем?
- А сейчас.
- Прямо сейчас? - Коленки Павла противно задрожали, и он зачем-то нервно оглянулся по-сторонам.
- Эй, ты чего? Куда смотришь-то? - Виктор тряхнул брата за ухо.
- Да так… померещилось.
- Может, боишься? А, Пашка?
- Поехали!
Отступать было поздно и незачем.
… Путь до Главных ворот морского торгового порта много времени не занял. Неподалеку от "Альбатроса" Виктор слез с мотоцикла и дальше пошел пешком, велев Ройтману держаться поблизости и двигателя не глушить.
На асфальтовом "пятачке" перед магазином, в самом конце Двинской улицы привычно суетился деловой народец. Человек сорок - даже больше, чем ожидали братья-разбойники.
Все было тихо, мирно, благородно… Неискушенному прохожему даже могло показаться, что это отработавшие смену рабочие-портовики устраивают локальные междусобойчики, чтобы скинуться на бутылку и потом разойтись по пивбарам и винным магазинам.
Однако, обычные забулдыги, соберись они тут в таком же количестве, обложили бы окрестности столь отборным и красочным матом, что не только людские уши - даже у трамваев повяли бы токоприемники.
А эти - нет! Культурная публика…
Подойдя ближе, Виктор сначала прошелся туда-сюда, а потом с чуть растерянным видом провинциала уселся на металлическое ограждение блеклого газона. При этом куртка его распахнулась, представив заинтересованным взорам "кукольную" приманку.
Долго ждать не пришлось.
От толпы спекулянтов отделился коренастый парняга лет двадцати пяти:
- Чем-то интересуемся? Может, помочь? Спросите, не стесняйтесь.
Виктор оценивающе оглядел потенциального "терпилу": килограммов под восемьдесят, ростом повыше, да и морда какая-то не слишком мирная.