– Нет, почему. Повод был. Пришло письмо. От Дины и Николая. Они сообщали, что приняли решение репатриироваться. Спрашивали, не могли бы они остановиться у нас?
– Вы уже жили в этом доме? – поинтересовался Розовски.
– Да, в этом. Купили как раз незадолго. Так вот, я не возражала. Хотя и сказала Арику, что на меня Дина производит неприятное впечатление. А он ответил, что никаких остановок в нашем доме у этой пары не будет, лучше заранее снять им приличную квартиру. Пусть обживаются. Я сначала возразила – мне казалось, что ничего страшного не произойдет, если они все-таки поживут неделю у нас. Вот тогда он мне и рассказал. Что они долгое время были любовниками.
– Долгое – это как?
– Более трех лет. Потом расстались. Это произошло незадолго до нашего знакомства, но Дина почему-то уверена... была уверена в том, что если бы не я, Аркадий непременно вернулся бы к ней. Я так не думаю, – добавила она после крохотной паузы.
"Сейчас уже не проверишь", – подумал Натаниэль. Вслух спросил:
– А когда познакомились с Николаем вы? – спросил Натаниэль. – Уже здесь, в Израиле?
– Я? – Виктория сначала чуть удивилась, потом задумалась. – Нет, раньше. Точно не помню... По-моему, незадолго до их свадьбы... Да, они уже подали заявление и пришли к нам, чтобы пригласить на свадьбу. Вот тогда мы и познакомились. До нашего отъезда оставалось меньше года. В то время он, если не ошибаюсь, работал преподавателем истории в какой-то школе. Аркадий рассказывал, что у него были статьи по... Кажется, по средневековью, он собирался защищать диссертацию. А может быть, даже защитил. После нашего отъезда.
– А здесь работает сторожем на автостоянке. Бывает, бывает... Ну, а как насчет нее? Я имею в виду – Дину. Поймите меня правильно, – поспешно заговорил Розовски, видя, что Виктория начинает хмуриться, – я не стал бы вас расспрашивать, но, сами видите, смерть Дины Ройзман связана с гибелью вашего мужа. Поэтому, пожалуйста, ответьте откровенно: вы верите в то, что любовная связь вашего мужа и Дины возобновилась здесь, после ее приезда? Не торопитесь, подумайте. Вспомните, может быть, какие-то мелочи.
– Я уже сказала, – сухо ответила Виктория. – Никаких отношений у Аркадия с ней не было. Ни здесь, ни там – после того, как мы познакомились. Вообще, ее уверенность в собственной неотразимости... – она замолчала, потом сказала другим тоном: – Простите меня, Натаниэль, я немного забылась. Дина... Дина достаточно быстро устроилась на приличную работу – в турбюро. Ездит гидом с туристическими группами – в том числе, и заграницу.
– В Европу? – спросил Розовски.
– Кажется, да.
– Вот как... – Натаниэль задумался. – Вы не знаете, кто-нибудь помог ей устроиться? Или она сама нашла эту работу?
– Не знаю.
Тут Цви Нешер, слушавший все это с явным неодобрением (разговор давно уже велся по-русски, поэтому неодобрение адвоката относилось к самому факту его, а не к содержанию), счел нужным вмешаться:
– Мне кажется, господин Розовски, что вы не отдаете себе отчета в том тяжелейшем психологическом состоянии, в котором находится госпожа Смирнова.
– Почему же, вполне отдаю, – возразил Натаниэль. – Можете мне поверить: я не задавал никаких сложных вопросов – самые элементарные, которые задал бы на моем месте любой. Не правда ли? – обратился он к Виктории. Та нехотя кивнула.
– Все верно, господин Нешер. Самые обычные вопросы. Но сейчас я хотела бы отдохнуть. Извините, Натаниэль.
– И впредь, – подхватил адвокат, – будьте добры говорить на языке, который я понимаю.
Натаниэль посмотрел сначала на Викторию, потом на Нешера, пожал плечами.
– Вы правы, Виктория, – сказал он. – Я, наверное, действительно пришел не вовремя. Что же до вас, господин Нешер, то вы все время забываете: я не полицейский следователь. Я частный детектив, нанятый вашей же клиенткой. Иными словами, я нахожусь в вашей команде, а не в команде противников.
"Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось", – мысленно добавил он, проходя мимо сидевшего с кислой физиономией адвоката к выходу.
Остановившись у ворот, Розовски некоторое время внимательно обозревал окрестности. Полицейских у соседних ворот не было. Он неторопливо двинулся вдоль по улице к автобусной остановке. Был уже конец дня, косые лучи заходившего солнца давали густые длинные тени, от чего окрестности словно напялили на себя пятнистый камуфляж.
Отойдя метров сто от виллы Смирновых, Натаниэль уселся на кстати стоявшую тут небольшую лавочку, расслабленно откинулся на спинку. От автобусной остановки оживленно топала группа молодых парней в военной форме с автоматами. Болтали между собой по-русски, хотя из троих по крайней мере один был уроженцем знойной Африки – темнокожий, с жесткими курчавыми волосами и выпуклыми глазами.
Проводив их взглядом, Натаниэль вновь уставился в ворота виллы Смирновых.
– Ох-хо-хо... – пробормотал он. – Так что же мы имеем, тетя Роза? Красную машину с граблями?
Он докурил сигарету и побрел к автобусной остановке. Когда автобус подкатил и распахнул дверцу, зазвонил лежавший в кармане куртки телефон. Натаниэль убрал с подножки ногу, извлек из кармана телефон.
– Слушаю!
– Привет, Натан. Сто лет не виделись. Как дела?
Только через долгие несколько секунд Розовски узнал голос старого своего друга Давида Гофмана.
– Дуду, привет! – обрадовано воскликнул он. – Как хорошо, что ты позвонил! Ты не представляешь, насколько мне осточертело говорить о делах.
Натаниэль уселся на скамейку под пластиковым козырьком. Водитель, ожидавший его, укоризненно глянул на несостоявшегося пассажира. Автобус укатил.
– Ты бы и сам мог позвонить, – ворчливо заметил Гофман. – А вот насчет того, что тебе осточертело говорить о делах – заранее приношу свои извинения. Я, видишь ли, хотел бы с тобой посоветоваться именно по делам. Правда, не по своим.
– Ну вот, – проворчал Розовски. – Кажется, я начинаю понимать зубных врачей, избегающих общения с друзьями. Ладно, выкладывай – что там у тебя случилось? Университет ограбили? Твои студенты сколотили преступную группировку на предмет торговли старинными рукописями?
– Слава Богу, нет, – Гофман засмеялся. – Студенты в порядке, университет тоже. Просто у нас в лаборатории работает одна репатриантка. Уборщицей. Сегодня пришла на работу, я смотрю – на ней лица нет. Спросил, что случилось – она в слезы. Кое-как добился от нее ответа – она еще и говорит на иврите плохо, еле смогла объяснить. В общем, оказалась жертвой мошенничества. Я бы хотел, чтобы ты ей помог. Рассказать подробности?
Натаниэль посмотрел на часы.
– Подробности лучше бы услышать от нее самой, – ответил он. – Ты звонишь с работы?
– Да, конечно. Я буду в университете до десяти минимум.
– А она?
– А что? Ты можешь подъехать? Тогда я просто попрошу ее задержаться.
– Могу подъехать, могу, – Натаниэль притворно вздохнул. В действительности он даже немного обрадовался необходимости заехать в университет. Во-первых, действительно соскучился по старому другу, а во-вторых, очень кстати вспомнил о парнях-студентах, подрабатывавших в фирме "Пуримшпиль".
Новый автобус появился через пятнадцать минут. Пассажиров было немного – человек пять или шесть. Розовски прошел в конец салона, опустился в кресло.
Быстро темнело. Автобус долго кружил по тель-авивским предместьям, потом еще дольше колесил по городу и, наконец, вывернул на трассу Дерех Петах-Тиква. Когда позади остался железнодорожный вокзал и улица повернула в направлении университета, была уже половина девятого.
В это время зазвонил телефон. Натаниэль поднес аппарат к уху.
– Натан, это я, – голос говорившего то и дело прерывался – связь была не очень, – так что Натаниэль не сразу узнал собственного помощника. – Только что из "Султановых прудов". Есть кое-что интересное. Бармен – его зовут Эли – утверждает, что бокал с горькой настойкой человеку, сидевшему в паланкине, поднес не хозяин. То есть, не тот человек, который изображал из себя Аркадия.
– А кто?
– Он не помнит. Слишком много было шума, суеты. Но этот Эли уверен: когда он налил настойку, "Аркадий" стоял в центре двора. То есть, на расстоянии минимум пяти метров от стойки бара! Но это была женщина! Кроме того... – в трубке послышался треск. Розовски с досадой посмотрел на линию электропередач, мимо которой они как раз проезжали:
– Ч-черт... Алло, Саша! Саша!
Телефон отключился. Розовски хотел было перезвонить, но тут автобус, повернув в очередной раз, оказался рядом с воротами в университетский городок. Натаниэль спрятал телефон в карман и вышел из автобуса.
Несмотря на раннюю темноту, тут все еще было жарко. Розовски миновал автостоянку, охранника на пропускном пункте, пересек двор и вошел в учебный корпус.
У двери со знакомой табличкой "Профессор Давид Гофман", он остановился и настороженно прислушался. Слава Богу, никаких рыданий не доносилось. Он постучал, услыхал: "Войдите", – толкнул дверь.
Сначала он увидел черную с проседью шевелюру хозяина кабинета и только потом – женщину, из-за которой ему пришлось приехать. Ей было лет сорок или около того. Она сидела в углу кабинета, боясь пошевелиться – чтобы не тревожить занятого делом профессора.
– Привет, Дуду! – бодрым голосом произнес Розовски. Женщина вздрогнула и испуганно уставилась на гостя. Зато Давид расцвел улыбкой.
– Привет, Натан! Вот видите, – сказал Гофман, обращаясь к женщине, – я же говорил – обязательно приедет. А вы сомневались. Не надо было.
– Это точно, – подтвердил Натаниэль. – Во мне сомневаться не следует. Так что у вас произошло?... – но, прежде чем женщина начала рассказывать, он быстро протянул Давиду список с тремя фамилиями: – Вот этих ребят мне нужно срочно порасспросить кое о чем. Живут в общежитии. Можешь обеспечить их, так сказать, явку?
Гофман пожал плечами.
– Попробую, – ответил он, пробежав глазами короткий список. – Кажется, я их знаю. Второй курс. Сейчас попрошу, чтобы их позвали. Если только они на месте, – Гофман внимательно посмотрел на Натаниэля, затем на уборщицу. – Я позвоню из коридора, – сказал он. – Вы пока поговорите.
Гофман вышел. Натаниэль бесцеремонно уселся на его стол, улыбнулся женщине:
– Рассказывайте.
Слушая ее историю не то, чтобы вполуха, напротив, вполне внимательно, Натаниэль в то же время прекрасно понимал, что все эти аферы, жертвами которых становятся репатрианты, не имеют никаких шансов на раскрытие и пресечение. Тем более, если человек сам, собственными руками отдает кровные шекели первому попавшему бездельнику, умеющему убедить жертву в том, что этот взнос необходим для устройства на высокооплачиваемую работу. "Уж сколько раз твердили миру... – подумал Натаниэль. – Пришел устраиваться на работу – никаких взносов. Ну что тут поделаешь?"
Впрочем, женщина – ее звали Татьяной – и сама прекрасно понимала, что ничего тут, скорее всего, не поделаешь. Но ей необходимо было выговориться. А тут – бывший соотечественник, говорящий на одном с ней языке, слушающий с участием.
– Что же, – сказал Натаниэль. – Все понятно. Я обязательно наведу справки об этой... как вы сказали? Да, о фирме "Контакт". У меня есть свои каналы, что-нибудь непременно выясню. И обязательно сообщу. А уж потом мы из них непременно вытрясем ваши семьсот шекелей, не сомневайтесь! – он бодро улыбнулся. Татьяна с готовностью ответила на улыбку.
– И постарайтесь смотреть на это не так, – посоветовал он, провожая женщину к двери кабинета. – Не как на конец света. Вы когда приехали?
– Полгода назад.
– Так у вас еще все впереди! И поверьте: не только такие неприятности.
Проводив Татьяну, Натаниэль вернулся к столу и рассеянным взглядом окинул книжные полки, занимавшие целый угол лаборатории и тянувшиеся от пола до потолка. При этом у него появилось смутное ощущение того, что эта картина совсем недавно уже представлялась его глазам. Но вспомнить, где именно, он не успел. Дверь в лабораторию отворилась, и на пороге появились двое высоких молодых ребят, сопровождаемых профессором Гофманом.
– Вот, – сказал он, подталкивая их к столу, на котором сидел, заложив ногу за ногу, сыщик. – Это – Боаз, а это – Ноам. Студенты-историки.
– А где ваш третий друг? – поинтересовался Натаниэль. – Ури, кажется? Не захотел идти?
– Он ушел в кино, – ответил за студентов Гофман.
– Ну, неважно, – сказал Натаниэль, поочередно рассматривая насупившиеся лица парней. Они были одеты почти одинаково – в длинные свободные футболки и разрезанные внизу светло-голубые джинсы. Отличались исключительно мастью: Боаз был смуглым брюнетом с крохотной серебряной сережкой в ухе, а волосы Ноама были выкрашены в рыжий цвет, и сережка поблескивала золотой искоркой.
Розовски весело улыбнулся.
– Ребята, – сказал он, – не знаю, что там вам успел наплести насчет меня ваш профессор, но все равно: это неправда. Вы ничего не успели натворить, и я отнюдь не являюсь пожирателем маленьких беззащитных историков. Мне просто нужно кое-что уточнить относительно одного дела, которым сейчас приходится заниматься. Только и всего.
Боаз и Ноам немного повеселели. Но настороженность из их взглядов полностью не исчезла.
– Вы работаете в фирме "Пуримшпиль", – Натаниэль извлек из кармана пачку сигарет, протянул студентам. Те отказались. Он закурил сам, пододвинул к себе пепельницу. Продолжил: – Не так давно вам приходилось обслуживать заказ в Кфар-Шауль на улице Пальмах.
Они одновременно кивнули.
– Там случилась неприятность, – сообщил Натаниэль. – Не знаю, слышали ли вы, но только ваш заказчик скончался в тот же вечер.
– Да, слышали, – ответил Боаз.
– Читали, – добавил Ноам. – А при чем тут мы?
– Ни при чем, – Натаниэль поднял руки, словно защищаясь от несправедливых обвинений. – Я разве сказал, что вы к этому причастны? Мне просто кое-что нужно знать. Вот, например: когда вы приехали туда?
– По-моему, к десяти часам вечера, – ответил Ноам.
– Вас было четверо, верно?
– Да, верно.
– Что за костюмы на вас были?
– Костюмы? – Боаз удивленно поднял брови. – Не знаю, нам их фирма выдала. Костюмы и маски.
– По-моему, их шили на заказ, специально к этому вечеру, – сказал вдруг Ноам. – Я краем уха слышал в конторе.
– Отлично, – обрадовался Натаниэль. – А что еще ты слышал краем уха? Например, что за эскизы использовались?
– Не знаю.
– Жаль, жаль... – Розовски разочарованно вздохнул. – Ладно. Ребята, – сказал он после небольшой паузы, – Вы мне еще вот что скажите: кем, по-вашему, был человек, которого вы внесли на этих дурацких носилках?
Студенты удивленно переглянулись.
– Что значит – по-нашему? – спросил Боаз. – И по-нашему, и не по-нашему это был хозяин дома. Наш клиент, заказчик. Аркадий Смирнов. Мы ждали у соседней виллы, переодевшись в маскарадные костюмы и собрав носилки. Кстати говоря, наши костюмы и носилки тоже были изготовлены по специальным эскизам господина Смирнова. Точно в назначенное время к нам вышел вышеназванный господин Смирнов, собственной персоной, в соответствующем костюме.
– И маске, – подсказал Розовски.
– Маску он держал в руках. Влез в паланкин, надел маску. Мы торжественно внесли все это во двор, поставили. Опять-таки, место тоже было определено заранее.
– Кем?
– Да им же! Он объяснил: войдете, пройдете чуть ближе к эстраде, поставите возле пальмы. Так, чтобы тень падала прямо на паланкин.
– А дальше? – спросил Натаниэль.
– Дальше – все, – ответил Боаз. – Мы ушли. Сели в машину и уехали.
– А костюмы?
– Костюмы остались у нас, – Ноам посмотрел на друга. – Вообще-то мы должны их сдать, но специально из-за этого переться в "Пуримшпиль" неохота. Будет следующий заказ, нам позвонят – вот тогда и сдадим.
– Вы можете принести показать? – спросил Натаниэль.
– Конечно.
Спустя несколько минут запыхавшийся Ноам приволок в лабораторию довольно объемистый сверток в пластиковом мешке.
Ноам развернул его и извлек расшитый фантастическими животными балахон темно-вишневого цвета.
– Вот, – сказал он. – Все четыре костюма одинаковые.
– Да, я помню... – Натаниэль рассеянно погладил шелковистую ткань.
Давид Гофман, до этого стоявший чуть в отдалении и не мешавший своему приятелю беседовать со студентами, подошел ближе.
– Что это? – спросил он. – Какой интересный орнамент.
– Карнавальный костюм, – пояснил Розовски. – Просто карнавальный костюм. Что-то он, по-моему, означает... – он отошел от стола.
– Действительно, очень интересно, – повторил Давид, внимательно разглядывая балахон. – Кому это пришло в голову использовать в качестве орнамента поздневизантийский мотив?
Натаниэль, в раздумье мерявший шагами лаборатория, остановился и повернулся к нему.
– Что ты сказал? – спросил он. – Ну-ка, ну-ка, повтори. Какой мотив?
Вместо ответа профессор подошел к книжному стеллажу.
– Где-то у меня тут... – он принялся рыться в книгах. – Ага, вот, – Гофман снял с полки увесистый том в тисненном переплете, быстро перелистал его. – Вот, можешь убедиться, – он протянул Натаниэлю книгу. Розовски взял ее, вернулся к столу. Цветная вклейка воспроизводила какую-то старинную мозаику. В центральной ее части изображен был человек в просторном длинном одеянии, сидевший на троне. Справа и слева от него видны были фигуры в балахонах, украшенных точно такими же фигурами крылатых чудовищ, как те, которыми художница фирмы "Пуримшпиль" расшила наряды ребят-носильщиков.
Но не это по-настоящему удивило сыщика. Куда поразительнее показалось Натаниэлю то, что центральная фигура на мозаике была обряжена в одежду, избранную покойным Аркадием Смирновым для себя – в тот злополучный вечер.
– Вот так-так... – только и сумел выдавить из себя Розовски. – Сюрпризик... – он невидящим взглядом уставился на переминавшихся с ноги на ногу студентов.
– Мы можем идти? – спросил Боаз.
– Что? – Натаниэль словно очнулся. – Да-да, ребята, вы идите. Значит, в носилки забрался именно Аркадий Смирнов? Вы ничего не путаете?
– Не путаем, – ответил Ноам чуть обиженно. – Мы были трезвыми. Это он, между нами говоря был хорошо поддатым.
– Ладно, – Натаниэль уселся в старое кресло, стоявшее в лаборатории Гофмана с момента ее основания. – Спасибо, парни, вы мне очень помогли.
Боаз и Ноам удалились с явным облегчением.
– А чему ты так удивился? – поинтересовался Гофман, останавливаясь напротив детектива. – Конечно, странно, что кому-то пришло в голову использовать такие редкие рисунки в качестве эскизов для карнавальных костюмов.
– Странно? – Натаниэль хмыкнул. – Странно. Знаешь, Давид, более невероятного расследования я не помню. Ты читал в газетах о вечеринке в Кфар-Шауль, окончившейся смертью хозяина дома?
– Да, кажется, читал... – Давид вдруг воскликнул: – Ну, конечно, я же видел фотографии в статье! То-то мне показался знакомым костюм...