Вскоре из лаза появилась рука, фонарь с оплывшей свечой и грязное, вспотевшее лицо Федоса.
Выбравшись наружу, мастер отер рукавом лицо, поморгал, ослепленный ярким дневным светом, и доложил:
- Осел потолок, сажени полторы ползти довелось, а далее повыше, в полный рост шел. Забоев много, видать, долго тут старые люди робили! - он стряхнул с колен налипшую землю и, нагнувшись, выбрал из кучи увесистую каелку. - Не меньше как впятером идти надобно. Пока двое кайлить будут, другие станут породу откидывать…
- А ты, ваше благородие, - обратился мастер к Андрею, - с планом иди да стрелку магнитную прихвати. А то, неровен час, не с того забоя пробиваться станем. Ну, ежели готовы, айда с богом! Пошли!
Он вставил в фонарь новую свечу, сунул в карман несколько огарков и, прихватив кайло, снова полез под землю. Следом отправились Андрей и трое рудокопщиков. Выждав, когда скрылся последний человек, Иван выбрал лопату и, перекрестившись, быстро пополз в отверстие копи.
Боясь, что его вернут обратно, Бортников держался подальше от идущих цепочкой людей. Шагать в сплошной темноте, приглядываясь к мелькающему впереди огоньку, было трудно. Несколько раз, споткнувшись о камни, Иван падал или ударялся головой о нависшую каменную глыбу.
Становилось душно, спина взмокла, и глаза заливал едкий пот. Парень уже выбился из сил, когда шедшие впереди люди свернули в сторону. Путеводный огонек сразу исчез, и Бортников растерялся.
Пытаясь догнать ушедших, он бросился бежать. Споткнулся и со всего маху растянулся, больно ударившись лицом о землю. Приподымаясь, оперся рукой обо что-то круглое и содрогнулся от страха: пальцы нащупали пустые глазницы человеческого черепа. Отшвырнув в сторону находку, Бортников вскочил и, потеряв последние остатки мужества, закричал. В низком извилистом лабиринте подземной выработки голос прозвучал глухо и тотчас замолк, наткнувшись на каменную преграду. Иван закричал снова, отчаянно и громко. И вдруг откуда-то из темноты мелькнул огонек.
- Кто кричит? - послышалось в ответ.
- Андрей Артамонович! - не помня себя от радости, бросился навстречу Татищеву Бортников.
- Иван? - в голосе Андрея звучали нотки удивления и гнева. - Ты как сюда попал?
- Пошел за вами!
- А тебе разрешение было дано? Пошто самовольничаешь?
- Сердце не выдержало. Не гоните. Думал, хоть чем-нибудь я сгожусь.
- Какая от тебя помощь? Мало у нас заботы, теперь еще и за тобой следить надо.
- Я вам мешать не буду. Хоть и не много у меня силы, а все, может статься, чем помогу… - Иван опустил голову и чуть слышно закончил: - Как бы я наверху высидел, когда вы тут…
- Вон оно что! - протянул Андрей и, смягчившись, разрешил: - Ладно. Не отсылать же тебя обратно. Держи фонарь и шагай рядом.
Узким сырым штреком, в котором под ногами хлюпала вода, они вошли в забой. Здесь их поджидали рудокопщики.
- А ты рисковый, паря, - осветив лицо Ивана фонарем, одобрил Федос. - В экую жуть без огня сунулся. А если б разминулись мы? Тлеть бы твоим косточкам здесь до второго пришествия.
Андрей внимательно осмотрел забой, сверился с планом и, установив магнитную стрелку, кивнул направо:
- Здесь пробивать надобно, шахта рядом проходит.
Один из мастеров ударил обушком кайла по стене. В ответ раздался глухой звук.
- Ишь как отзывается. Беспременно там пустое место имеется. Давай-ка, Федос, начнем!
Они взмахнули каелками, и куски руды с мягким шумом покатились к ногам. Вскоре в стене забоя появилось большое углубление. Стало жарко. Рудокопщики спешили. Сменяя друг друга, врубались в неподатливую породу, быстро отбрасывая в сторону вырытую землю. Одну за другой скидывали с себя одежонку, пока не остались в одних портках. В тусклом свете фонаря-бленды видно было, как у одного дюжего парня под блестящей от пота кожей переливались клубки мускулов.
- Зело силен мужик, - подивился Иван.
- Молод еще, не изробился! - откидывая лопатой землю, пояснил Федос. - До наших годков коли доживет, эким же убогим станет. Маркел, а Маркел! - окликнул он богатыря.
- Чаво? - басом отозвался Маркел, продолжая крушить породу.
- "Чаво", "чаво", - передразнил его Федос. - Ты лаз-то поуже пробивай. Гляди, сверху сыпаться начало. Завалит ишо!
Андрей подошел ближе, осветил фонарем потолок и почувствовал тревогу. Сверху при каждом ударе кайла струйкой сыпался песок и мелкие камни.
- Ничо, ваше степенство, - успокоил Маркел. - Выдержит. Мы лаз углом вырубим, сверху узехоньким сделаем. Груз-от тогда на бока будет давить, не страшно!
- Все одно соблюдай осторожность. - Андрей сделал несколько шагов в сторону. Под ногой что-то звякнуло. Нагнувшись, Татищев поднял небольшой обушок, каким раньше отбивали в шахтах руду. Обушок от времени покрылся толстым слоем окисла и пыли. Вынув нож, Андрей поскоблил находку, и в тусклом свете бленды сверкнула золотистая полоска.
- Иван! - окликнул он Бортникова. - Взгляни, вот чем чудь белоглазая руду добывала. Из бронзы сделано.
Рассматривая орудие древних людей, Бортников рассказал, как наткнулся на череп.
- Видно, и в старое время горемыки примали свой смертный час под землей! - тихо вставил Федос, слышавший слова Ивана. - Смотри, сколь лет прошло, а человеки, словно кроты, вглубь лезут и лезут.
- Нишкни! - предостерегающе поднял руку Маркел и приник ухом к стенке забоя. - Кто-то колготится там. Неужто наши?
Он сильно ударил обухом в стенку, и через каменную преграду донесся слабый ответный стук.
- Они! Живы!
С удвоенной энергией продолжали работу рудокопщики, и наконец кайло Маркела пробило стенку. Еще несколько сильных ударов - и в образовавшееся отверстие хлынул душный поток застоявшегося воздуха.
- Браты! Родимые! - послышался из шахты слабый голос.
- Держись, бедолага! Сейчас выручим!
Пробитый лаз пришелся под самым потолком шахты на высоте двух аршин. Первым пробрался через него Маркел, за ним спустились Андрей с Бортниковым и остальные. В полуобвалившейся штольне они нашли восьмерых истощенных, полумертвых от голода и жажды людей.
- Эх, сердешные! - жалостливо вымолвил Федос, оглядывая спасенных. - А где же остальные?
- Семена, Романа с Никитой придавило. Царствие им небесное! - истово перекрестился весь сморщенный, со слезящимися глазами старик.
- С управителем да штейгером, выходит, пять человек шахта себе взяла, - мрачно подытожил Федос. - Ну, айда выбираться. Бабы там заждались. То-то радость им будет.
- Поди-ко не всем.
Когда последний из спасенных был перетащен в чудскую копь и Андрей, нанеся на план место обвала, направился к лазу, сзади возник вначале чуть слышный, а потом быстро нарастающий шум.
- Кровля валится! - отчаянно крикнул Маркел. - Ваше благородие, беги шибче, придавит!
- Скорей! - схватив за руку Бортникова, Андрей устремился к лазу. Подсадив Ивана, помог ему ухватиться за протянутую руку Маркела. Сильным рывком, ободрав Ивану о камни лицо, тот втащил его в копь.
Шорох обвалившейся земли перешел в грохот. На голову Андрея хлынула густая пыль, сорвавшийся камень больно ударил в плечо, другой разбил висевший на шее фонарь. Подпрыгнув, Андрей уцепился за край лаза, пытаясь подтянуться. Маркел ухватил его за руки и сильно потянул к себе. Это было последнее, что почувствовал Андрей. В следующее мгновение он потерял сознание от рухнувшей на него земли.
Глава четвертая
Весна кончилась. Со стороны катайских степей дули сухие ветры. По ночам там, где блеклое небо переходило в край земли, вспыхивали дальние зарницы. Уже не слышно было свиста пролетавших стай - пернатые жители окрестных лесов после тяжелого пути уселись на гнезда. На вершине холма, где стоял летний дом начальника Уральских и Сибирских заводов, были слышны соловьиные трели, несущиеся с утопавшей в болотах Мельковской слободы. Велика ли птица - соловушка, а голос такой, что про все позабудешь!
Вот уже которую ночь подряд светились окна в доме Татищева, видать, не хватало дневного времени человеку среди сутолоки дел. Несколько месяцев разрывался он между заводскими работами и руководством Оренбургской экспедицией, созданной императрицей для ликвидации разлившегося, как пламя, башкирского восстания. А нынче пришел новый указ: выехать в Башкирские земли, строить там военные крепости, дабы раз и навсегда покончить с татостью.
Приходилось спешить, уж и так навлек на себя Василий Никитич гнев всесильного временщика Бирона. А расставаться с полюбившимся делом не хотелось. Жаль было прерывать занятия по описанию Сибири и сбору материалов для задуманной Российской истории. Да и здоровье подкосилось. В пору бы слечь в постель, а нельзя. Завтра в поход отправляться надобно.
Сделано много. Казенные заводы окрепли. Чугун, сталь, мортиры, пушечные ядра, якоря для корветов, вырвавшихся на океанский простор, - все отличного качества. Одно слово - кузница страны. Монетный двор чеканит медные монеты. При каждом заводе открыты школы для просвещения народа и подготовки умельцев ради умножения заводского дела. И все, что прикипело к сердцу, приходится оставлять.
- Андрей Федорович! - негромко говорил Татищев Хрущову. - Сегодня я подписал указ по Горной канцелярии, коим оставляю тебя своим заместителем по части всех горных и заводских дел. Знаю твою приверженность оным, умение и знание. Ценю их и мыслю, что доведешь начатое нами дело до совершенства!
Василию Никитичу нездоровилось. Зябко кутаясь в теплый архалук, он полулежал в кресле и, перебирая тонкими похудевшими пальцами лежавшие на коленях бумаги, знакомил Хрущова со всеми задумками и планами. И хотя чувствовал, что отправка в Оренбургскую экспедицию есть не что иное, как отстранение от управления заводами, вел разговор так, будто уезжает ненадолго.
- Сам проследи, как составляется шихта. От этого качество чугуна и стали зависит. На Северском кричный мастер Устюжанин - большой умелец. В обиду его не давай. А коли найдешь нужным - переведи сюда, в Екатерининск, а то тамошний управитель сживет мужика со свету. Чем он ему досадил, не ведаю, только всячески мастера тиранит. Я на сей счет управителя упредил, а меня не будет - может опять за старое приняться.
Хрущов внимательно слушал. Изредка на бумаге делал пометки для памяти. Его сухое лицо оставалось невозмутимым, только серые, чуть холодные глаза смотрели на собеседника с дружеским участием.
- С особым тщанием выясняй, где какие руды залегают, чтоб возле тех мест новые заводы ставить! - продолжал Василий Никитич. - Горный межевщик в том тебе помощь окажет. Да и последи, чтоб собранные им чертежи не затерялись. По ним полную ландкарту уральских земель надобно будет составить.
Василий Никитич тяжело приподнялся в кресле:
- Помоги-ка мне!
Опираясь на руку Хрущова, прошел в угол, открыл ключом укладку и, достав из нее толстую тетрадь, протянул собеседнику:
- Просмотри на досуге. Здесь я разные мысли заносил о всяческих улучшениях работ и поисках руд. Многое из написанного здесь вошло в "Горный устав". Прискорбно, что его отклонили!
- То дело Бирона. Промышленники, видно, крупную мзду ему дали. Сей иноземец не о процветании России печется, а о своей прибыли, - ответил Хрущов, - мыслимо ли: передать казенные заводы Шембергу да бироновским клевретам.
Василий Никитич согласно кивнул:
- Потому и отсылают с Каменного Пояса, что я грабить заводы не давал. У тебя тоже недругов немало имеется. А сейчас, когда за начальника здесь останешься, их изрядно прибавится. Поопасись! Давно слушок-то ползет, что Бирон всех, кто интерес государства блюдет, извести задумал.
- Авось подавится. У меня заступа перед государыней имеется - кабинет-министр Артемий Петрович Волынский.
- Что Волынский! Капля в море. Бирон вокруг трона собрал своих дружков и холуев. Вся власть в его руках. Смотри, и до Урала добрался. Чует, что здесь руки погреть можно. Мешал я ему в том.
- От меня тоже потачки не получит, - решительно произнес Хрущов. - Вы там, в Оренбурге, не беспокойтесь, наказ ваш выполню. Знаю, тяжеленько мне доведется. Но и вам не легче будет. Помощник ваш по экспедиции полковник Тевкелев зело тщеславен и беспощаден. Настоящий татарский мурза. Остерегайтесь его. Оклевещет. Давно ведомо, что та змея больнее кусает, что у тебя на груди отогреется!..
Уже стало светать, когда они распрощались. Оба уносили в душе чувство, что больше не встретятся.
Так оно и вышло. Через несколько лет Андрей Федорович Хрущов вместе с кабинет-министром Волынским и другими выступившими против Бирона сложил свою голову на плахе. Не миновать бы и Василию Никитичу той же участи, да, к счастью, следствие затянулось, а там после смерти государыни пришлось самому Бирону испытать тюрьму и ссылку.
В Екатеринбург к майору Угримову пришла эстафета. Майор прочел, крепко выругался. Долго кричал на солдата, вручившего бумагу. Со злостью ткнул кулаком в зубы.
На другой день Санников прочел данный ему для подшивки рапорт верхотурского воеводы, вызвавший гнев майора. Воевода писал:
"Во время сбора ясака стражниками был иман Ерофей Ложкин, о розыске коего было дано Вами уведомление. Вместе с Ложкиным взята жонка Марья да зверолов Афанасий Петров. В пути Ложкин сломал колодки и схватился с охраной. Во время оного боя зверолов Афанасий был зарублен, а Ложкин, побив шестерых стражников, ушел. Вместе с ним ушла и жонка. Розыски утеклецов были напрасны и посему прекращены".
У Федора от радости захватило дух:
"Ай да Ероша! Ну и удалец вятский!"
От полноты чувств Санников, возвращаясь вечером домой, смазал по шее полицейского фискала по кличке Каин Исетский.
- Сие тебе в задаток, - миролюбиво пояснил Федор и, размахивая руками, пошагал дальше.
Фискал проводил канцеляриста злобным взглядом, пригрозил:
- Ужо за все с тебя, идол, взыщется. Попомнишь меня!
Где-то совсем рядом пилил сверчок, да так громко, что порой заглушал тихий монотонный голос. Кто-то вел рассказ плавно, неторопливо:
"От стариков слышал, не сам выдумал. Жил на нашем руднике парень. Баской да ладный. Во всем удачливый. В кузнице молотом машет и завсегда песню поет. "Мне, - говорил, - с песней-то легче жить и робить!" А только вскоре стали все примечать, что сделался кузнец вроде бы сам не свой. Петь перестал и с лица худеть начал. Стали допытываться. Он и поведал: "Кую я обушок, и вдруг кто-то меня окликнул. Поднял я голову, а в дверях кузни девчонка стоит. Ничего! Справная такая. Волосы рыжие, и по носу веснушки разбросаны. Откинул я молот да и шагнул к ней. А она глазами стрельнула - и в сторону. Выбежал я во двор. Нет девчонки! Словно под землю ушла. Вот с той поры никак не могу забыть ее. Все время глаза ее мерещатся, зеленые, как травка весенняя".
Ну народ посмеялся да вскоре и забыл про это. А только как-то в троицу вышли все на луговину гулять. Парни в одной стороне сгрудились, а девки стайкой в другом краю держатся. Вдруг кузнец ойкнул, подбежал к девкам, схватил одну за руку и кричит: "Вот она, пришла, зеленоглазая!" Глянули все и ахнули. Сроду такой красы не видали. Сама тонкая да стройная, словно тростинка. Волосы будто огонь, по ветру развеваются, а в глаза - смотреть больно. Оглядела она всех и вдруг вырвалась от кузнеца. Отбежала немного, оборотилась и звонким голосом крикнула: "Иван! Ежели догонишь меня, навек с тобой останусь!" И припустила бежать. Иван за ней. И догнал ведь! На поскотине схватил ее. Обнял, прижал к себе и обмер… Вместо девчонки-то руки его крепко-накрепко сосенку сжимают. Кузнец после того совсем покоя лишился. Все ходил к той сосне. Подойдет, прижмется щекой к стволу, постоит так-то и вобрат плетется. А однажды исчез с рудника, и после того слуха про него не было. Хотели парни срубить дерево. Только старики не дали: "Пущай растет, вам, кочетам, уроком служит".
- Ладная побасенка! - послышался знакомый Андрею голос.
- Побасенка? - сердито возразил рассказчик. - Баю, что от стариков слышал. Да ты выйди на поскотину и своими гляделками увидишь ту сосну. Она сейчас выше сторожевой башни вымахала. Сроду у нас таких деревов не росло. Одни ели да пихты. Отколь бы ей появиться, ась? Молчишь? То-то, милок!
"Вот и Настенька, как та девчонка, рядом живет, а сама, как звездочка, - не дотянешься", - Андрей застонал, открыл глаза. Рядом с кроватью стол из грубо тесанных досок. На нем - светец. Лучина шипит, чадит и бросает мигающий свет, настолько слабый, что углы избушки тонут в темноте.
Один из сидевших за столом быстро встал и подошел к кровати.
- Иван! - прошептал Андрей, узнав в склонившемся ученика: - Подай напиться.
- Очнулся! - обрадовался Бортников. - Ну, теперь на поправку пойдет.
Он зачерпнул из бочки берестяным ковшом воду, напоил больного.
- Как меня из-под обвала вытащили? - смутно припоминая случившееся, спросил Андрей.
- Маркел удержал! Самого камнями шибко побило, а руки ваши не выпустил. Так в лазу и повис. Его-то быстро обратно вытащили, а с вами повозились. Почитай по самую грудь вас породой засыпало. Сперва думали, что уж неживого откапываем.
- А что с Маркелом?
- Живой он! Оглушило только изрядно да плечо сломало. Нынче заходил, про вас справлялся.
Иван помолчал немного и нерешительно произнес:
- А рудник-то бросать придется. Выработан сильно, и кровля рушится и рушится. Тех, задавленных, так откопать и не сумели.
Только через неделю Андрей встал на ноги. От слабости кружилась голова, болела спина, грудь. Мучил тяжелый, удушливый кашель. Вместе с серой пылью, забившей легкие, вылетали кровавые сгустки. Где уж тут работать!
Приехавшим с опозданием геодезистам Татищев дал наказ, что и как снимать на план, и, уверившись, что люди не подведут, отправился с Бортниковым обратно.
Всю дорогу Иван тревожно посматривал на учителя, боялся, что не довезет его до места.
Но перед Соликамском Андрей взбодрился и в городе сам, без посторонней помощи, вышел из коляски, добрался до квартиры при местной горной конторе. Два дня отдыхал, набирался сил. На третий взялся за ландкарты, но быстро устал. Свернув чертежи и подойдя к окну, выглянул на улицу. Мимо дома, посматривая на окна конторы, шел высокий, плечистый мужчина: богатый кафтан, на ногах кожаные ботфорты. Шляпа, из-под которой выбиваются локоны парика, надвинута на самые брови. Аккуратно подстриженная бородка, лихие, в разлет, усы. По виду не поймешь - купец ли, промышленник ли. Рядом красивая женщина в собольей душегрейке. Лица обоих знакомы. Где он видел их? Ах, да! При въезде в Соликамск, возле заставы, детина кинул стражнику полтину, и тот пропустил его коляску вперед всех.
Посматривая в окно, Андрей увидел, что парочка остановилась возле ворот. Мужчина оглянулся и быстро шагнул в открытую дверь. Женщина последовала за ним.
"К кому они?" - думал Андрей, прислушиваясь к стуку тяжелых кованых сапог в сенях. Шаги приближались и вдруг замерли возле его комнаты. Дверь широко распахнулась, и те двое вошли. Мужчина повернулся к двери, закрыл ее на засов.