Дмитрий Стахов
Продолжая путь
I
Первый звонок проник в сон: во сне я тихонько плыл на спине по бескрайнему ночному морю, смотрел на луну. Звук звонка воспринялся, как гудок надвигающегося корабля. Я открыл глаза и некоторое время рассматривал потолок своей комнаты.
"Это все снится!" - подумал я, но вновь погрузиться в воду мне не удалось - раздался второй звонок, более настойчивый, чем первый. Я перевернулся на другой бок, сбросил ноги на пол, опрокинул что-то стеклянное, нащупал на стуле джинсы, с трудом преодолевая сопротивление штанин, натянул их на себя. Тут раздался третий звонок, - какой-то извиняющийся.
- Иду! - неожиданно для самого себя зычно крикнул я, а на кровати, за моей спиной, заворочались, что-то забормотали. Чуть обернувшись, я увидел, как плечо и голова медленно втягиваются под одеяло.
- Иду! - повторил я, встал, добрался до прихожей, открыл входную дверь: на лестничной клетке стоял удивительно знакомый человек в очках, но кто именно - понять я был не в силах.
- Как хорошо, что вы все-таки дома! - с неподдельной радостью сказал человек. - Я принес…
Я огляделся - где же мне быть, как не дома? - и тут узнал его: передо мной стоял наш участковый врач собственной персоной.
- Я принес ваш бюллетень, - продолжал он. - И паспорт… Вот… - Он протянул мне паспорт с торчащим из него листком бюллетеня. - Я закрыл его, разумеется, с завтрашнего дня…
- Угу… - кивнул я, засунул паспорт в карман и стал тупо изучать листок бюллетеня: разобрать что-нибудь на нем было невозможно. Я зажег свет в прихожей, кивнул врачу - мол, заходи. Он вошел в квартиру, деликатно прикрыл за собой дверь.
- Угу, - повторил я, - очень хорошо… - и некоторое время мы с врачом разглядывали друг друга. Врач не выдержал первым:
- Давайте я все-таки вас послушаю, - сказал он, вынимая из кармана фонендоскоп.
- Давайте! - согласился я так решительно, что он вздрогнул. - Где? Здесь? Здесь не очень, да? Тогда прошу, - я отступил в сторону, жестом предложил пройти в комнату и сам вошел вслед за ним.
Я обогнул врача, отдернул шторы - на улице давно уже был день! - и открыл настежь окно.
- Так не надо! - услышал я за спиной. - Вы же простудитесь! Совсем чуть-чуть, щелочку…
Я оставил щелочку и подошел к врачу.
- Дышите! - попросил он, прикасаясь ко мне холодными руками и делая внимательное лицо. - Пожалуйста, глубже!
И я, задышав, заметил, что он без пальто.
- Что вы так налегке? - спросил я.
- А я на машине! С дежурства! - ответил он с радостью.
- Ах, да, подрабатываете… На машине… Ну, как она? Бегает?
- Бегает, бегает! - он прямо-таки замахал на меня одной рукой. - Отлично бегает. Только вот порожек…
- Что с ним?
- Подгнил он, подгнил, - врач говорил так, словно порожек был не только существом одушевленным, но и очень ему близким. - Совсем, понимаете ли, подгнил…
- Беда! - согласился я. - А если к нам?
- А у вас?..
- А у нас есть, есть! - теперь я замахал на него, двумя руками сразу. - Есть у нас, есть!
- Да? - он вроде колебался. - Да… - и вздохнул: - Спиной, пожалуйста!
Я повернулся: теперь мы оба созерцали кровать.
- Не дышите… Так, все нормально, но курить я вам настоятельно рекомендую бросить. При вашем хроническом бронхите… И оздоровительный комплекс в той брошюре, которую я вам дал… Делаете?
- Делаю! А как же! Каждый день! - мне было его жалко.
- Это хорошо… - произнес врач как бы на излете, и теперь передо мной вновь стоял владелец машины с подгнившим порожком. - Подъехать к вам когда можно?
- К двум! Самое время!
- Тогда я прямо к вам?
- Прямо, прямо ко мне. - Я открыл ему дверь, и он, так же пятясь, оказался на лестничной площадке.
- Так до встречи? - спросил он.
- Обязательно, - я закрыл за ним дверь и заметил, что совсем скомкал бюллетень, который все это время держал в кулаке: я запихнул его в карман, прошел на кухню, взял с плиты чайник и, глядя в окно на двор, начал пить из носика.
Я дождался того, что из подъезда выскочил врач, протрусил к своей машине, открыл, предварительно смахнув снег с капота, достал заводную ручку и лихо начал крутить, тогда вернулся в комнату. Тело лежало, вытянутое во всю длину, на спине, покрытое с головой. Я приподнял одеяло, и на меня внимательно уставились два темных глаза.
- Болеешь, что ли? - спросила она надтреснутым голосом: совсем девчонка.
II
Цех был немалых размеров. К тому же, две стены из полупрозрачных голубоватых плиток расширяли его, а из-за белого, кое-где с подтеками, потолка он казался еще выше, чем был на самом деле. Вот только глухая серая, с еле заметным фиолетовым оттенком стена словно подрубала его вольготный объем. Входившему в цех казалось, что торцовая стена существует отдельно, сама по себе. Он ощущал некоторое беспокойство и замешательство в этом гулком пространстве: в цеху было всего лишь два станка, да слежавшаяся пыль на полу, да промасленная ветошь по углам. Приглядевшись, он обнаружил, что из-за одного из станков виднеется голова работающего человека. Это был я.
Я работал на старом, надежном токарном станке. Другой, сверхсовременный, с программным управлением, был поломан еще в процессе изготовления, окончательно и бесповоротно. Неясно было, зачем этот станок вообще приобретался со всеми его разноцветными кнопочками, переплетениями проводов, моточками перфолент. С тех пор, как его установили на бетонном башмаке, к нему никто не притрагивался. Он стоял и ждал своего часа, часа списания. Час списания еще не пробил, и пока что он, такой нарядный, радовал глаз.
Работал я более чем средне. Иного от меня трудно было ожидать: навыки были привиты инвалидом-трудовиком еще в школе, опыта, до того, как я пришел в цех, практически никакого. Но я работал, всем своим видом стараясь показать, что токарь я классный. В этом не было никакой нужды. Более того - классному токарю здесь делать было нечего, здесь нужен был обыкновенный токаришко - шлифануть, подточить, - все равно кто, во всяком случае - не я. Но работал я, а запоротые детали швырял в программный станок. Они, ударяясь о его красивое мертвое тело, звякали, и станок тоже звякал, только тоном ниже, или гудел, недолго, но с негодованием, и на нем оставались вмятины и царапины. Внешние приобретенные дефекты, вкупе с внутренними прирожденными, убавляли спесь этому станку. Уже через месяц со дня начала моей работы на станции техобслуживания программный станок просил пощады при каждом попадании, но пощады я не давал: я делал деньги, а делание денег и пощада - вещи несовместимые.
Помимо обычных взяток и подарков, распределенных мною между теми, от кого зависело - буду ли я работать в цехе, своему предшественнику я дал двадцать пять рублей. Это называлось "купить патент".
Мало того, что цена на мои изделия не совпадала с государственной, - в отношении государственных цен я очень быстро стал этаким сущим ребенком, наивным, неискушенным. Она менялась день ото дня, колебалась в зависимости от распределения общественного привара, в зависимости от договоренности с теми, с кем я делился непосредственно, так же, как и они со мной.
Приходилось делиться, и тут уж ничего поделать было нельзя. И я делился - с кузнецом, со слесарем, даже с уборщицей, делился не жадничая, а все мы вместе отстегивали наверх. Было меж нами известное единство, взаимозависимость, вплоть до, пусть и переиначенного, коллективизма.
Вместе с некоторыми я еще и гудел. Мы брали столик и гудели. После гудежа я обычно просыпался несколько опустошенным; а после некоторых особо сумрачных пробуждений мне настоятельно требовался отдых. Хотя это не особенно поощрялось в нашем дружном коллективе, но неотъемлемые конституционные права были и оставались высшей инстанцией даже в нем.
Бывало же, что после гудежей меня тянуло на подвиги: таким образом и содеялся один из моих угонов.
III
Между гудежом и непосредственно тем угоном было еще одно событие: мне надо было попасть к маме в больницу, но в больницу я все-таки опоздал - дверь оказалась заперта.
Я схватился за ручку, задергал с остервенением, потом бросил это занятие: увидел кнопку звонка, нажал, и где-то в глубине корпуса задергался его дребезжащий звук. Я нажал на кнопку еще раз, и, наконец, из глубины пустого, ярко освещенного вестибюля к дверям как бы подплыл неспешной походкой человек в белом халате, в высоком 404 колпаке, в бледно-голубых коротковатых штанах и каких-то странных опорках.
- Наркотиков здесь нет, молодой человек! - крикнул он через дверь, повернулся спиной и словно растаял.
- У меня мать здесь, мама! - закричал я, снова берясь за ручку, начиная дергать, но тут меня позвали от соседнего корпуса.
- Парень, эй-эй! - человек, силуэт которого казался черным на фоне открытой за его спиной двери, помахал мне рукой. - Парень! Давай сюда!
Этот тоже был в белом халате, но замызганном, мятом, из-под которого торчали огромного размера резиновые сапоги: их я увидел сначала, а только потом поднял взгляд и увидел его лицо - маленькое, сморщенное, в окружении свалявшихся волос. Он показался мне щуплым, тонкокостным, но когда он схватил меня за правую руку, с радостью встряхнул, я ощутил пожатие большой мозолистой ладони.
- Здорово! - сказал он радостно, брызгая слюной. - Чего тебе тут, а? Заболел? Болеешь, да? Гы-гы, - он отпустил мою руку и больно ткнул меня в грудь костяшками пальцев.
- Ты чего? - спросил я, невольно поднимая руки к груди.
- Это ты - чего? Чего? А? Чего? - каждое свое слово он сопровождал новым тычком, и я не сдержался, ответил двумя руками сразу. Шелестя голенищами сапог, он отлетел от меня и сел в сугроб. Там, в сугробе, словно сидя в мягком кресле, он закинул ногу на ногу, достал мятую пачку сигарет, вытащил одну штуку, сломал пополам, одну половину сигареты спрятал обратно в пачку, другую сунул в губастый рот.
- Огонька, огонька дай, огонька! - сказал он, а после того, как я подошел, наклонился к нему, щелкнул зажигалкой, он посмотрел на меня, сощурившись от дыма, и спросил:
- В корпус надо, что ли?
- Ну, в корпус, - в тон ему ответил я.
- Так бы сразу, гы-гы, - он густо сплюнул себе под ноги, - а то - звоночек, ля-ля! В корпус надо, понимаешь, в корпус! Пошли! - он легко вскочил, пошел впереди меня.
Мы вошли, повернули налево, направо, передо мной прямо-таки разверзались уходящие вниз ступени, по которым этот тип легко сбежал и пропал, а я, начав спускаться, поскользнулся, загремел по ступеням до самого их конца, да еще после них прокатился метра полтора-два и оказался в маленькой комнатке возле покрытого клеенкой столика с поблескивающими на нем темного стекла банками. На стуле, рядом со столом, сидела женщина с большим животом, со сложенными на животе красными руками, ноги ее в дырявых заскорузлых чулках, как шлагбаум, перекрывали вход в начинавшийся из комнатенки коридор, глаза были закрыты: она спала. Поднявшись, я перешагнул через ее ноги, пошел было по коридору, но она спросила мне в спину:
- Ты с перевозки, что ли?
Оглянувшись, я увидел, что глаза ее по-прежнему закрыты, но, тем не менее, несмело кивнул.
- Ага! - она скривила губы. - Иди отсюда!
- У меня там мать, мама там у меня…
- Какая мать! Где?! - заорала она, открывая глаза, пытаясь схватить меня за куртку, но я увернулся, удрал: завернул за угол, побежал по коридору дальше, пригибаясь под нависающими трубами, повернул еще раз и, окончательно заблудившись, остановился. Около выключенных лифтов стояла одинокая каталка. Я подошел поближе: под простыней лежал покойник, поверх накрытого лица были положены очки в толстой пластиковой оправе с очень сильными стеклами. Одна дужка была сломана и перевязана ниткой. Тут кто-то тронул меня за локоть: та женщина меня догнала.
- Я ж тебе говорила, сынок, говорила? - спросила она тихо и заботливо начала оттаскивать меня от каталки. - Ну, ведь говорила? Какая уж тут мать… Пойдем уж…
Мы как-то очень быстро добрались до ее столика, перед нами возник мой знакомый в сапогах.
- Выведи его! - приказала ему женщина, и мы, поднявшись по лестнице, пошли по какому-то бесконечному коридору. Мой провожатый семенил за мной, бормотал, словно оправдывался:
- Что же ты? Надо было за мной, а ты куда? Надо было - сразу, я - туда, ты - туда, я - туда, ты - туда! А ты? Теперь все!
IV
Итак, я оказался за воротами больницы. Пробираясь к остановке между припаркованными возле ворот машинами, я насвистывал какой-то мотивчик: приятно было идти между ними - как-никак - будущие клиенты. Средь них обнаружился и старый знакомый: машина участкового врача - сам ишачил на полставочки где-то в глубинах больницы - стояла, выставив напоказ новенький, еще незакрашенный порожек. Я наклонился - работа была сделана на совесть - удовлетворенно покивал, а распрямляясь, облокотился о капот соседней машины: он был теплый. Одним словом - хозяин этого "Жигуля" сам был виноват: я всего лишь дернул дверцу; она открылась, и мне ничего не оставалось делать, как влезть, достать свой универсальный ключ. Подлец "Жигуль" завелся с полоборота.
Поначалу я покатался по темным улицам, потом сообразил, что хотя и расширяю круги, но далеко от места угона не удалился. И я выехал на проспект, поехал по нему, нырнул под эстакаду, вынырнул на мост, проскочил кривой переулок, вырулил на бульвар. Мне было чертовски хорошо, и я решил заняться частным извозом.
Кого попало возить не собирался. С другой стороны, образ потенциального пассажира как-то слишком расплывался, и, минуя многочисленные протянутые руки, я начал испытывать некоторое смятение.
В конце концов образ оформился так, как должен был оформиться: она шла у края тротуара, оглядываясь, и уже почти что безнадежно помахивала рукой.
Я обогнал ее, прижался к тротуару, остановился, наклонился и открыл правую дверцу.
- Пожалуйста, - сказал я, глядя на нее снизу вверх.
Ей, ясное дело, очень нужно было ехать, а она еще и поколебалась, поморщила носик. Потом, конечно же, села.
Когда-то я даже мечтал о чем-то в этом роде: поздний вечер, неспешная езда, девушка, с кратким угуканьем угощающаяся сигаретой, запах табака, духов и немного бензина, я, небрежно ведущий машину и задающий ненавязчивые вопросы. Я хотел попросить ее пристегнуться, но увидел, что она - сама дисциплинированность - уже по собственному почину возится с ремнем. Я взглянул на нее повнимательнее: надутые губы, торопливо накрашенные глаза, округлый подбородок. "Ты этого хотел?" - спросил я себя, усмехнулся, а она, наконец-то пристегнувшись, устроила поудобнее на коленях свою сумку, положила на нее сцепленные пальцами руки: из ее рук каким-то странным букетиком торчали перчатки.
Я доставил ее прямо к подъезду и, весь во власти лирического настроения, отказался от протянутой трешки.
- На кофе я вас не приглашаю, - сказала она с вызовом и впихнула трешку в пепельницу.
- Что вы, что вы! - возмутился я и попросил телефончик. Она тут же - лишь бы поскорее избавиться от меня - записала его карандашом для ресниц на руководстве по эксплуатации и упорхнула, оставив дверцу открытой, а ремень - лежащим на земле.
Я отъехал два квартала и бросил машину, ничего не взяв, оставив трешку в пепельнице. С руководством подмышкой я вышел на магистраль, поймал такси и поехал к Вальке.
Она открыла заспанная, испуганная, радостная.
- Что же ты не позвонил? - заговорила она. - А если бы муж? А я вот сплю, сплю, сплю…
- Привет, - я поцеловал Вальку в теплую шею.
- Чей это телефон? - Валька взяла руководство из моих рук.
- Клиента! - ответил я и пошел на кухню. - Жрать хочу!
Потом Валька стонала и, как обычно, царапала мне поясницу, а я, глядя в ее запрокинутое смазанное лицо, думал о девушке.
- Сегодня придешь? - спросила Валька утром. - Он сегодня опять в ночь…
- Сегодня я к матери в больницу. Завтра.
- А завтра у него выходной…
- Ну, тогда созвонимся…
Часы пробили семь.
- У-у, - заторопился я. - Мне пора! Побежал…
V
На полпути к истосковавшемуся по хозяину станку меня перехватили ребята.
- Вот он! - сказали они. - Вот он и заплатит за пиво!
- Это почему же? - спросил я, доставая деньги.
Мы быстро распотрошили коробку, с жадностью выпили по банке.
- Наше лучше, - твердо, но все же с некоторым утренним сомнением, сказал кузнец, открыл еще одну. Пена шибанула ему в нос, он фыркнул. - Химия здесь одна. "Колос", он вот полезен… - Убежденность его возросла, и, как бы в подтверждение он разорвал банку надвое.
Я угостил всех сигаретами, мы закурили.
- Деньги человека портят, - вдруг сказал электрик, мутновато глядя вдаль.
- Это точно, - с готовностью согласился кузнец: на него тоже, видимо, нашло просветление. - Эх, тоска, - вздохнул он и неожиданно обратился ко мне:
- Хочешь, я тебя сейчас башкой о шпиндель? По-отцовски, а?
Я похлопал кузнеца по плечу и продолжил путь к станку. Станок, начисто протертый с вечера, действительно, словно ждал меня. С верстачка возле я взял старый, негодный уже и на шлифовку распредвал и в качестве приветствия запулил им в программный. Паралитик, видимо, еще не проснулся и поэтому промолчал. Только я потянулся к рубильнику, как по селектору - организация труда у нас была высший класс - назвали мою фамилию.
Когда я вошел, директор встал из-за стола, двинулся ко мне навстречу, похлопал по спине, усадил в кресло поближе к своему, открыл сигаретницу и угостил сигаретой.
- Ну, как мать? - спросил директор, тоже закуривая.
- Ничего, - ответил я, пожимая плечами.
- Как работа? Нравится? - выпустил он серию колечек.
Я кивнул.
- Да-а… - протянул директор, - брат тут мой в Москву переезжает. Младший. Женился, понимаешь, на москвичке и - в Москву…
- Это хорошо, - одобрил я, - в Москву - это хорошо…
- Да-а… - повторил директор. - Я вот думаю его к себе взять токарем.
Что-то такое неприятное, теплое разлилось у меня по затылку.
- Так станок-то один, - сказал я не очень уверенно.
- Правильно. Я знаю, что один, - он ласково посмотрел на меня. - Знаю…
- А… - начал было я, но он продолжил:
- Я его на твой станок хочу взять. На твой. Он - токарь высшего разряда, рабочий потомственный, - здесь он сделал ударение, - а ты - вчерашний недоучившийся студент, завтра - доучившийся. Тебе надо как-то своей дорогой идти.
- По какой дороге-то?
- По своей. Пока вот на программный перейдешь, освоишь его, подремонтируешь, а там, глядишь, восстановишься у себя в институте, инженером станешь, да и на мое место придешь. Верно? Ведь верно, а? - он прямо-таки светился добротой, словно решил еще меня и усыновить, а кресло свое передать по наследству.
- Смеетесь, вы, что ли? Что я на программном заработаю?
- Как что? - удивился директор. - То, что и все, - оклад. Существуют, мил человек, оклады. Давай, иди готовь станок, он к обеду придет.
Я потушил сигарету о край мраморной пепельницы.
- Триста пятьдесят, и я совсем уволюсь.
Директор помолчал и тоже потушил сигарету.