"Я, - говорит, - на задержание жуликов не годен, писать я не могу, только и умею, что шататься по бандитским малинам. Ты, - это он про меня, - не начальник, а близорукий, бесхребетный интеллигент, и тебе противопоказано руководить людьми". Стал про расстановку кадров говорить и Владимира Ильича цитировать, чуть ли не в контрреволюции обвинил.
Я тоже не из бумаги, и меня нахрапом не возьмешь, - начальник поправил подушку под- головой Фалина, - выставил я его из кабинета и влепил трое суток домашнего ареста. Он по-военному повернулся и вышел, потом приоткрыл дверь и говорит: "Готовься, через три дня я тебе устрою Варфоломеевскую ночь". Что это за ночь, Василий?
Климов пожал плечами.
- Что-нибудь из истории, наверное.
- Может, и из истории, от этого мне легче не было. Через три дня Сашка явился и доложил, что готов для дальнейшего прохождения службы. Меня его эти военные выражения всегда смущали, а тут он, склонив голову набок, посмотрел на меня. У меня даже сердце сжалось. "Нет, - думаю, - не отступлю. Здесь твердость нужна". Выслушал я его и сухо так сказал: "Хорошо, товарищ Фалин, когда понадобитесь, я вас вызову". Он щелкнул каблуками и говорит: "Я у секретаря подожду". И вышел, я слова вымолвить не успел. Проходит минут тридцать, звонят от Феликса Эдмундовича. Не знаю, что Александр там наговорил, но попало мне крепко. Слова сказать не дали. "Использовать Фалина на самых боевых участках работы. Об исполнении вечером доложить лично Дзержинскому". И бряк трубку. Не успел я пот вытереть, а он уже стоит в кабинете, лицо каменное, смотрит мимо меня, и пенсне, точно полевой бинокль, поблескивает. "Александр Фалин явился по вашему приказанию, товарищ начальник". Вот какой человек Сашка. Больше всего он в людях не любил самокопания и всякие интеллигентные переживания. "Мы - боевой отряд, который не может обходиться без потерь, - говорил он. - Человек бесценен, но его смерть должна только укреплять нашу уверенность в правоте дела, за которое мы боремся, закалять нас, а не размагничивать". В этом наш долг перед погибшим товарищем.
И еще, - начальник хрустнул пальцами, - я одобряю твое бережливое отношение к людям, Василий. Но мне не нравится, что ты разоружаешься.
Климов кашлянул и заерзал в кресле.
- Да, разоружаешься, - повторил начальник. - Ты считаешь, что мы полностью победили и война окончилась. Сражения, мол, ведутся в седле или окоте, а наша сегодняшняя работа - обычная мирная профессия, и человеческие потери должны быть исключены на сто процентов. К сожалению, это далеко не так. Ты не читаешь зарубежные газеты? Знаю, что не читаешь, и я тоже не читаю. Но мне рассказывают товарищи, что пишут о нас буржуи. Мол, в красной России бандитский террор. На улицах валяются труда, большевики не в силах унять разгул бандитизма, они гниют изнутри. Тебе понятно? Сейчас мы на огневом рубеже. Ты, я, Фалин, твои ребята. Каждый бандитский налет не только потеря для рабочего класса энного количества материальных ценностей, но и политическая акция против Советской власти, подрыв ее престижа.
Из-за того, что ты недооцениваешь важность нашей работы, ты размагничиваешься и внутренне разоружаешься. Становишься не добрым, а добреньким, жалостливым. Лавров и Панин продолжают бой, начатый тобой в семнадцатом году, а раз бой, значит неминуемы потери. - Начальник тяжело перевел дух и продолжал говорить. Климов смотрел на его большое одутловатое лицо, на глубокие морщины у рта и понимал, что начальник убеждает и взбадривает не только его, Климова, но и себя.
- Последнее, Василий. Можно, конечно, взять Серого и всех его молодчиков и поставить к стенке. Можно, да нельзя. Мы провозгласили первое в мире государство рабочих и крестьян и их первую Конституцию. Основной закон надо охранять, строго соблюдать, так как или закон есть, или его нет. Третьего быть не может. Мы должны доказать вину этих махровых бандитов, и поэтому Лавров и Панин там, а Фалин - здесь.
Начальник показал на диван, поднялся и в первый раз посмотрел Климову в лицо.
- Уверен, что ты меня понял, Василий. Мы похороним Александра сейчас, ночью. Похороним тихо, без традиционного залпа и оркестра. Так требуют обстоятельства, и мы обязаны так поступить. Когда у тебя встреча с ребятами?
- В шестнадцать часов, - Климов встал и расправил сутулые плечи.
- Прощайся и уходи. Тебе надо быть в отделе. Запиши мне в календаре адрес, я тоже приду.
Климов поцеловал Фалина в холодный лоб, записал в календаре адрес квартиры на Зубовской и, твердо ступая по вытертому ковру, вышел из кабинета. На улице он опять выпрямился и быстро зашагал по ночной Москве.
"Царя свалили. Беляков расколошматили, неужели серым уступим? Кто он такой, этот бандит с трясущимися руками? Выше держать голову и не размагничиваться! В этом наш долг перед погибшими товарищами. Мой долг перед Александром Фалиным, перед ребятами, погибшими в гражданскую, перед Лавровым и Паниным, которые сейчас там, на той стороне".
Климов взбежал по лестнице, остановился перед своим кабинетом и стал шарить в карманах в поисках ключа! Дверь распахнулась сама, и Климова оглушил громкий, дружный хохот. Ребята расположились полукругом, а в центре сидел на стуле высокий лохматый парень. Он сидел прямо, уверенно расставив ноги, и, оглядывая слушателей серьезными глазами, говорил:
- Они же все - сплошная контра, граждане начальники. Вы спросите у них, зачем им понадобилось золото. Интересно будет послушать. Я кто есть? Пролетариат, - по слогам сказал он. - Когда начальник приехал, я собрался и пошел с ним без разговора, Я скрываю, что опилки мои? - парень указал на холщовые мешочки, стоявшие рядком на столе. - Нет. Сколько буржуев пришло на меня жаловаться? Одиннадцать? Так их на самом деле в два раза больше. Они все здесь, - он постучал пальцем по виску. - Почему, спрашивается, половина не заявила в милицию? Потому что не смогут ответить на вопрос, зачем им понадобилось золото. От моих дел рабочей власти одна польза.
Все опять засмеялись; Конов, сидевший, как герой, за столом Климова, даже схватился за голову, только Зайцев брезгливо поморщился, тряхнул своей коробочкой и отправил в рот очередной леденец.
- Что вы гогочете? Вы Ленина читали? Знаете, в чем смысл новой экономической политики?
- Стоп! - пробасил Шленов, грузно поднялся со стула и в два шага пересек кабинет. - Заткни свою грязную глотку, паря, - он взял парня за шиворот, рывком поставил на ноги, оглядел, словно лошадь на базаре, и неожиданно влепил ему такую затрещину, что оратор волчком отлетел в дальний угол кабинета.
Неожиданность этого поступка на секунду всех парализовала. Первым пришел в себя Конов, он выскочил из-за стола и тонкими мальчишескими руками схватил Шленова за богатырскую грудь. Припадая на больную ногу, к ним подошел Сомов, оттолкнул Витуна и процедил сквозь зубы:
- Хоть ты рук не марай.
- И чего раскудахтались? - удивленно протянул Шленов. - Контра имя вождя...
- Заткнись ты! - крикнул Лапшин, поднял парня, повел его к дверям, и тут все увидели начальника.
Климов посторонился, пропустил Лапшина и арестованного и молча пошел к столу.
- Шленов, останься, - сказал он, не глядя на присутствующих, потом сел и начал набивать трубку.
Беспрецедентный случай, свидетелем которого он только что был, не вызвал в Климове гнева, тем более что ребята так строго осудили рукоприкладство. "Уж больно мы принципиальные. Они нас убивают, а мы и пальцем тронуть не смей, Что бы сказали ребята, увидев Фалина?" - Климов понимал, что так рассуждать не имеет права, и, нахмурившись, посмотрел на Шленова.
- Что же это ты, Пахомыч?
Шленов молча ворочал тяжелыми скулами и сопел в усы. Его маленькие хитрые глазки исчезли под лохматыми бровями, он был похож на огромного медведя, готового покорно принять незаслуженную трепку.
- Еще раз допустишь, отдам под суд, - лениво, как по обязанности, проговорил Климов. - Ребятам пожалуйся на меня, мол, здорово ругался Василий. Понял?
- Лады, - шумно выдохнул Шленов, глазки его вынырнули из укрытия и лукаво засветились. - Очень даже пожалуюсь. - Он встал и направился к двери.
- Зайцева позови, пусть зайдет, - сказал, улыбаясь, Климов.
- Беляка-то? - как бы про себя переспросил Шленов. - Кликнем, не трудно.
Зайцев вошел легкой пружинистой походкой и, поддернув брюки, сел, заложив ногу за ногу.
- Неприятный случай, Владимир Николаевич, и я бы просил вас никому о нем не рассказывать.
- Вы всех об этом предупредите или только меня? - спросил Зайцев, и Климов почувствовал его холодный насмешливый взгляд. - Понимаю, там вы можете рассчитывать на партийную солидарность. Что же, беспартийная прослойка гарантирует свое молчание.
- Тяжелый вы человек, Зайцев, - сказал Климов, раздражаясь.
- Возможно. Но я не разделяю людей на тяжелых и легких. На мой взгляд, у человека есть более существенные признаки. В частности, его служебное мастерство"
- Что вы хотите этим сказать? - Климов, набычившись, смотрел на заместителя.
- Вы не обратили внимания на то, как изменился за последний месяц Шленов? - спросил Зайцев и достал коробочку с монпансье.
- Вы можете не заниматься ерундой во время серьезного разговора? - совсем выходя из себя, крикнул Климов.
Зайцев положил в рот конфетку и спрятал коробку в карман.
- Простите, - серьезно и тихо сказал он. - Но мне леденцы, как вам трубка, помогают думать. А Шленов очень изменился за последнее время. Мне кажется, что Шленов каждым своим поступком хочет доказать, что он самый смелый и самый честный. А сегодняшний его поступок свидетельствовал, что Шленов не может стерпеть, когда имя вождя произносит какой-то мошенник. Вас не наводит это на определенные размышления, товарищ Климов?
Климов ничего не ответил, отпустил заместителя и лег спать. Утром, подписывая различные документы И решая текущие вопросы, он то и дело вспоминал слова Зайцева, но никак не мог сосредоточиться и всерьез задумался над ними, только когда отправился на встречу с Паниным. Погруженный в мрачные раз-мышления, Климов поднялся на второй этаж и чуть было не налетел на начальника, сидевшего на ступеньках с пачкой газет на коленях.
- Понимаешь, Василий, - сказал начальник, вставая и отряхивая брюки, - нет времени читать. Накупил по дороге и хотел воспользоваться свободной минуткой.
"Сколько лет знаю, а не поверил бы, что он может сидеть та грязной лестнице, читать газеты и ждать такую фигуру, как я", - подумал Климов, открыл дверь и пропустил начальство в комнату.
- Посиди молча, я погляжу, что пишут нового.
"А старик-то дальнозорок", - отметил Климов, гладя, как начальник держит газету на вытянутой руке. Он раскурил трубку и встал в своей излюбленной позе, руки за спину и широко расставив ноги. Панин вошел быстро, исподлобья взглянул на начальника и, смущенно улыбнувшись, провел рукой по жирно набриолиненной голове.
- Добрый день, - сказал он и остановился в нерешительности. Видно, он сразу сообразил, что незнакомец - высокое начальство.
- Здравствуй, здравствуй, - начальник поднялся навстречу и сильно тряхнул ему руку. - Садись и в обычном порядке докладывай Василию Васильевичу, а я посижу в сторонке и послушаю.
Николай сел, стараясь не поворачиваться к начальнику спиной, но тот сердито сказал:
- Лицом к начальству, Панин. Климов - твой начальник, ему докладывай, на него и смотри.
- Слушаюсь, - сказал Николай и посмотрел на Климова. Глаза у него были непривычно серьезные, веснушки побледнели, будто покрылись пылью.
- Вы извините меня, Василий Васильевич, за сказанную ночью фразу, - пробормотал он.
Климов выпустил огромное облако дыма и спрятался за ним.
- Обстановка в трактире за последнее время не изменилась. Считаю своим долгом доложить, что Михаил Лавров москвич и до пятнадцатилетнего возраста проживал здесь. Я этого не знал, Василий Васильевич. В трактире Лавров встретил своего знакомого, с которым был дружен в восьмилетнем возрасте, и тот Михаила узнал.
Климов стиснул ногами стул и посмотрел через Панина на начальника. Тот нахмурился и приложил палец к губам.
- Наше с Лавровым мнение, что вскрывшиеся обстоятельства не должны влиять на ход операции, так как опознавший его бандит, видимо, ничего о Лаврове не знает. Иначе бы они не церемонились, - пояснил Николай.
- Почему Лавров не является сюда? Почему он скрыл от меня, что москвич? - спросил Климов.
- Он не может прийти, Василий Васильевич, так как все время сейчас проводит с Серым. В отношении второго я его сам спрашивал. Молчит. Думаю, что боялся быть отстраненным от операции.
- Казаки-разбойники, - пробормотал Климов И замолчал, увидев кулак начальника. У начальника было на этот счет свое мнение.
- Но сейчас весь успех зависит только от него, - сказал запальчиво Панин, выгораживая товарища. - Мишка сейчас рядом с Серым вот так, - он показал стиснутые ладони. - Это целиком заслуга Лаврова. Вчера вот только... - Панин смешался, потом рубанул рукой воздух и продолжал: - Сорвался он вчера. Немного. Сами понимаете, Василий Васильевич. Это его выдержку надо иметь, чтобы в такой ситуации не сгореть дотла. Я бы наверняка был готов. Сейчас все в порядке, - быстро заговорил Панин. - Честное комсомольское, все в порядке! Он ухитрился не только оправдаться, но и кое-что выиграть от своего срыва. Серый, конечно, крутит носом, но он во все стороны им крутит. И вообще, - Николай вскочил и заходил по комнате. Тон его изменился и стал поучающим, будто он, взрослый человек, втолковывал прописные истины двум непонятливым подросткам. - Находиться там и быть вне подозрений абсолютно невозможно. Даже меня, казалось бы верного человека, проверяют. Утром хозяин зазвал в свою клетушку и давай про дом расспрашивать. Я сначала и не понял, к чему это он. Дом, амбар, коровы, лошади, то да се. Потом, вижу, он из-под бровей глазами зыркает. Тут я понял: идет проверочка. А когда старый хрыч имя с отчеством моего мнимого папаши невзначай перепутал, все стало яснее ясного. Тут я ему и загнул. - Панин довольно ухмыльнулся. - Подошел к нему ближе и спрашиваю: "Что же это получается? Батя о вас такого высокого мнения, а вы даже его имени толком не знаете? Нехорошо это, свояки все-таки". Он засуетился, стал про старость всякие слова говорить и отпустил меня. Я вышел, а у дверей Валет стоит, и рука в кармане. Тут я вконец рассвирепел, подлетаю к нему и спрашиваю: "Деньги принес? Давай сюда!" - и хлоп его по карману. Там наган, конечно.
- Какие деньги? - спросил начальник.
Панин молчал и смотрел поочередно то на начальника, то на Климова.
- Николай жуликам деньги в долг дает, под проценты, - сказал Климов и улыбнулся. - Я вам потом объясню, товарищ начальник.
- Рассказывай, извини, что перебил.
- Я это к чему рассказал? К тому, что все под подозрением, и Лавров не исключение. Он ближе, ему и труднее.
- Очень толково ты все объяснил, - начальник поднялся, взял стул и пересел ближе. - Мыслишь логично, молодец. Ты случайно Павла Антонова не знаешь?
- Пашка Америка, - пояснил Климов.
- Известная личность. Карманник высшего класса.
- Карманник, говоришь? - начальник хрустнул пальцами и вздохнул. - Жаль, что карманник. Я в германскую с его отцом в окопах бок о бок сидел. Хороший мужик был.
- А Пашка тоже парень хороший, - быстро сказал Панин. - Мировой парень. Меня ненавидит, аж зубы скрипят. Это за мои ростовщические привычки. Да и к налетчикам он не благоволит.
- Василий, ты напомни мне об Антонове, когда развяжемся с бандой. Не забудешь? - Начальник повернулся к Панину. - Как я тебя понял, Коля, дела у вас хороши, да не очень. Хозяина нащупать вы не можете. Серого надо брать с поличным, а он на дело не пойдет, пока вас не обнаружит. Источник информации продолжает оставаться неизвестным. Так?
- Уверен, что хозяин в трактире ни разу не появлялся, иначе если не я, то Лавров бы его засек наверняка.
Климов смотрел на Панина, слушал его рассуждения и не переставал удивляться. Куда девался рыжий мальчишка? О ходе разработки докладывал молодой, но рассудительный и даже осторожный сотрудник. Слушал внимательно, не рубил сплеча, говорил медленно, взвешивал каждое слово. И начальник на Николая смотрит серьезно, рассуждает, советуется с ним. Сидят как равные, выставили упрямые лбы, прямо совет старейшин.
- Почему ты думаешь, что хозяин Серого должен явиться со стороны? - второй раз спросил начальник. - Может, он все время рядом, в той же банде, но не показывает своего старшинства, держится в тени?
- Рядом? - Панин наморщил лоб, и так невелик был у него запас морщин, что он сразу опять стал мальчишкой. - Рядом, рядом, - твердил он. - Это мы не сообразили, надо подумать.
- Подумай, Коля. А пока что честно, как отцу, скажи: сколько, по твоему мнению, шансов на успех? Учти, что мы с ними меняться людьми не можем. За одного Фалина десять бандитских групп необходимо взять.
- Сейчас не могу ответить на этот вопрос.
Было видно, что ему трудно далось это признание.
- В ближайшие сутки риск минимален, а завтра я приду и скажу что и как. Есть и у нас с Михаилом один план, но сегодня говорить о нем рано.
- Видал, Василий, как рассуждает? Может, отозвать обоих ребят? Серый поймет, что мы сняли людей, и рванется на дело. Мы его и возьмем.
- Где вы его возьмете? Москва большая. А главарь? А источник информации? Нет! - Панин упрямо наклонил голову и смотрел на начальника так, будто хотел его загипнотизировать. - Михаил предвидел такой поворот и велел передать: не для того погиб человек, чтобы мы отступили.
- Ну, если Михаил так сказал, - начальник встал и развел руками, - тогда подождем до завтра. - Он подошел к Панину и вытянулся по стойке "смирно". - Спасибо, что привез Александра. Большое спасибо, Коля.
Минуты две все молчали, потом Панин пробормотал:
- До завтра, - и пошел к дверям. На пороге он остановился, секунду помедлил и осипшим голосом сказал: - Еще Михаил велел передать, что готов нести уголовную ответственность, но Свисток умрет до задержания шайки.
Климов хотел его вернуть, но Панин уже был на площадке, гулко хлопнула дверь парадного, и стало ясно: догнать его не удастся.