Пока я, словно по музею, путешествовал по зданию, меня сопровождал невесть откуда-то появившийся новый охранник, который указывал мне, словно гид, направление движения. Я отворил тяжелую дверь в приемную президента банка, о чем извещала составленная из золотых букв большая надпись.
Секретарша президента – умопомрачительной красоты девушка – явная претендентка на звание "мисс Вселенной" двинулась мне навстречу.
– Яков Аркадьевич ждет вас, – сообщила она мне, причем в каждом произнесенном этим ангелом красоты слове слышалась великая значимость предстоящего события.
Я уже приготовился к тому, что кабинет непременно поразит меня своим роскошным интерьером. Но то, что открылось моему взору, превысила все мои ожидания. Во-первых, он был невероятных размеров, едва ли не с теннисный корт, а во-вторых, обставлен он был какой-то необычной мебелью и мне сразу же на ум пришла мысль об эпохе какого-нибудь Людовика, которых, как известно, было очень много. На стенах висели картины, их-то я и стал осматривать в первую очередь.
– Любите живопись, Александр Александрович?
Барон столь быстро пошел мне навстречу, что мы едва не столкнулись. Он взял меня за локоть и подвел к полотнам.
Пока он мне давал пояснение к своей коллекции, я думал о том, что коллекционирование живописи в концерне – всеобщее увлечение. Даже Яблокова не минула чаша сия, он как-то говорил, что тоже собирает картины. Странное обстоятельство, которое наводит на странные мысли о том, что между членами Совета Директоров существует негласная конкуренция в этом вопросе. Любопытно узнать, охвачен ли этой всепоглощающей страстью к искусству и Гарцев?
– Нравится ли вам моя коллекция? – живо спросил Барон. – Я в молодости едва не заделался художником, – со смешком проговорил он. – Да, да, представляете меня в замызганной блузе и с кистью в руках. Когда я вижу эту картинку, не могу удержаться от смеха.
Я внимательно разглядывал этого небольшого человечка. Несмотря на свой невысокий рост, энергии в нем было не меньше, чем в атомной бомбе, она заставляла его бегать по кабинету и сопровождать каждое слово выразительными жестами.
– Прошу вас, садитесь, – предложил он мне. – Хорошо, что вы зашли. Я сам хотел с вами пообщаться, мне кажется, нам есть что сказать друг другу. Вы так не думаете?
– Думаю, затем и пришел, чтобы вас кое о чем проинформировать.
– Да. – Барон оценивающе посмотрел на меня, словно прикидывал, на какую сумму я дам ему сведений. – Прекрасно, люблю когда меня информируют. Ни за что я не плачу такие большие деньги, как за информацию.
– Эту информацию вы получите бесплатно.
– Замечательно, мой опыт говорит, что обычно бесплатная информация стоит особенно дорого.
– Может быть и так, – не стал я спорить с его опытом.
– Так что же это за информация?
Барон явно сгорал от нетерпения поскорей услышать мое сообщение. Что за невероятно беспокойный тип, кажется, он не способен пробыть ни минуты в спокойном состоянии. Он все хочет знать, все получить и при том как можно скорей. Но одновременно он умеет выжидать, о чем свидетельствует установленное им подслушивающее устройство. Он говорит правду, когда утверждает, что дороже всего готов платить за информацию. Вот бы раскошелить его за нее.
– У меня есть сведения, – сказал я, – что ваш друг и коллега Илья Борисович Орехов не жаждет вернуться в свой уютный особняк после последней командировки, в которую он отбывает через несколько часов.
Секунд пять Барон молча смотрел на меня, затем вскочил с кресла и сделал небольшую пробежку по кабинету. Затем снова сел на прежнее место.
– Откуда вам это известно?
– Это мой секрет, я же не спрашиваю о ваших.
– Согласен, вы правильно поступаете, что не раскрываете мне источники информации. Вот негодяй! – воскликнул он. – Я немедленно отдам распоряжения о том, чтобы заблокировали все наши заграничные счета. Он не сумеет получить ни цента.
А он очень быстро соображает, отметил я. Барон же вновь спрыгнул с кресла и бросился к двери.
– Посидите несколько минут здесь, вам сейчас принесут что-нибудь выпить.
Барон исчез, а вместо него вошла кандидат на звание "мисс Вселенная". Впереди себя она толкала сервировочную тележку, уставленную снизу доверху напитками. Одарив меня своей неподражаемой улыбкой, она спросила, что я буду пить. После небольшого колебался я выбрал томатный сок.
"Мисс Вселенная" с некоторым удивлением взглянула на меня и наполнила бокал заказанным напитком, затем на серебряном подносе подала его мне. Я бы с преогромным удовольствием поболтал бы с ней, но долго пребывать тет-а-тет с красавицей Барон не позволил, он влетел в кабинет и плюхнулся в кресло. Она же, видимо зная вкусы своего хозяина, протянула ему бокал шампанского, который тот жадно, словно путник в пустыне, осушил одним глотком. В знак благодарности он кивнул секретарше головой, и она удалилась, оставив в наше распоряжение тележку.
– Очень люблю шампанское, а вы как? – проговорил Барон, ставя бокал на стол.
Я пожал плечами.
– Вот и верь после этого людям. А вы на сто процентов правы, я – идиот, не придал значение тому, что он недавно спрашивал меня, за сколько можно продать его дом. Я-то, дурак, полагал, что он хочет купить себе другой, больший. Я сам за свою жизнь сменил множество домов, вот совсем недавно переехал. А он решил дать деру. Ну, теперь пусть попробует. Я отдал приказ заблокировать его карточный счет, оставил лимит в 500 долларов, пусть теперь попробует удрать с такой суммой, – и довольный собой Барон рассмеялся.
– Но, насколько я понимаю, эта мера незаконная.
Смех Барона плавно перетек в хохот. Эта ситуация явно доставляла ему удовольствие.
– Вы верно подметили, "незаконная", только хотел бы я видеть его, как он будет жаловаться на мои действия. Я вам очень благодарен, что вы пришли ко мне и сообщили эту важную новость. Видите, я прав на все сто, самые дорогие новости те, которые мы получаем бесплатно. Но если вы не хотите получить за ваше сообщение деньги, чем я могу с вами расплатиться?
– Как чем, Яков Аркадьевич, той же самой монетой – информацией.
– Вам нужна информация. Ах, да, вы же секретный агент. Что же вы хотите от меня узнать?
– Пока ничего.
Барон с изумлением уставился на меня.
– Как так ничего?
– Что я хотел бы узнать, вы мне все равно не скажите, а то, что можете сказать, это мне не интересно, это я и так узнаю. Лучше поберегу ваш должок до нужного момента. Надеюсь, вы не забудете о нем?
Несколько секунд Барон смотрел на меня, затем в какой уже раз расхохотался. Это был редкий экземпляр человеческой породы, которую в веселое настроение приводило едва ли не любое обстоятельство.
– А знаете, Александр Александрович, искренне говорю вам, вы мне очень нравитесь. Жаль, что не я вас откопал, вы ценное приобретение нашей всеми любимой и уважаемой Александры Александровны. Теперь я вижу, что она понимает толк в людях. Вот только по достоинству ли оценивает она ваши труды? Мне кажется, что она не представляет, сколько вы на самом деле стоите?
– Сколько же, по-вашему?
– Замечательный вопрос, – вдруг едва не вылетел от охватившего его возбуждения из кресла Барон. – Вы спросите, чем он замечательный. А тем, что однажды я задал его самому себе. Вот скажите откровенно: вы спрашивали себя, сколько вы стоите?
Я отрицательно покачал головой.
– Мне как-то не приходило это в голову.
– А напрасно, нужно обязательно спрашивать. И чем раньше вы это делаете, тем лучше. Мне было восемнадцать лет, когда я его задал. У нас была большая нищая семья, мой отец был сапожником. Вы представляете, сапожник по фамилии Барон. Ничего себе, все просто потешались над нами.
Барон посмотрел на меня, словно проверяя, не собираюсь ли и я присоединиться к когорте потешателей, но я оставался совершенно серьезным. Зато он явно наслаждаясь своим смехом, в очередной раз расхохотался.
– Вы не знаете, что такое подлинная бедность, Александр Александрович, а я испил эту чашу до дна. Это когда неделями питаешься одной картошкой, да еще без масла. Представляете, кроме картошки – ничего. И вот тогда я себя спросил: сколько же я стою? Это было вечером, сразу же после ужина, который оставил меня почти таким же голодным, каким я был до него. И я сказал сам себе: я буду стоить очень много. И вот видите, – он обвел руками вокруг, – я теперь действительно кое что стою. – Барон сделал паузу, словно приглашая меня оценить все великое историческое значение этого события. – А вы хотите много стоить?
– Кто же этого не хочет.
– Очень правильно вы ответили: кто же этого не хочет. А вот могут совсем немногие. Я бы сказал: избранные. И вы можете быть среди них.
– Это как? – прикинулся я простачком.
Барон хитро посмотрел на меня, показывая всем своим видом, что отлично понимает мою игру. Но я и не надеялся таким образом его обмануть, просто мне хотелось вытянуть из него как можно больше его намерений и мыслей.
Внезапно он мне погрозил своим маленьким пальчиком.
– Вы отлично меня поняли, Александр Александрович. Не надо обманывать Якова Аркадьевича, он этого не любит, – почему-то стал он говорить о себе в третьем лице. – Но я умею доказывать свою дружбу тем, кто мне друг.
Я не без некоторого сожаления оторвался от мягкого кожаного кресла.
– Спасибо за угощение, но мне надо идти. У вас в концерне по моему ведомству очень много дел и их с каждым днем становится все больше и больше.
Барон несколько мгновений с недоумением смотрел на меня, он явно не ожидал, что столь перспективно начавшийся разговор оборвется так внезапно. Но я уже направлялся к выходу из кабинета. Не доходя немного до двери, я остановился.
– Да, совсем забыл вас предупредить, Яков Аркадьевич. Я как советник президента требую, чтобы вы в течение двух дней изменили бы пропускной режим в вашем банке и сделали его таким же, как и во всем концерне. В противном случае никто на работу не попадет, правила для всех едины.
Я увидел, как мгновенно изменилось лицо Барона, но что последует дальше ждать не стал, а вышел из кабинета.
Глава шестая
В этот вечер над моей головой разразилась гроза. Нет, небо было чистым, как душа младенца, звезды раскидывали свои снопы света по земле, но гром гремел, а прямо в меня летели молнии, правда не с высоты птичьего полета, а несколько ниже – из глаз Ланиной.
Я уже заметил, что у нее непостоянный характер, что эмоции подчас хлещут через край, но на этот раз ливень ее гнева едва не смыл меня с занимаемой мною должности.
Все началось с того, что я зашел к ней кабинет, где она работала и жестом показал, что хочу с ней переговорить. Мы перешли в другую комнату, где не было налажено прослушивание, по крайней мере никаких "жучков" я здесь не нашел, хотя искал тщательно. Там я поведал ей обо всем, что произошло в самое последнее время. Она слушала меня молча, но по мере того, как мое повествование подходило к концу, выражение ее лица становилось все более хмурым.
Наконец я завершил свой красочный рассказ, и в комнате повисло тревожное молчание. Но длилось оно недолго, разразилась та самая гроза.
– Вы сошли с ума! – завопила Ланина. – Да разве можно было этого негодяя отпускать в Париж. Кто вам предоставил полномочия для принятия подобных решений? Вы поставили под удар все переговоры, которые мы ведем с французами. Вы представляете, что после ваших разоблачений он теперь там натворит. И почему я послушалась вас и не уволила его сразу.
Не буду приводить все обвинения, которые я выслушал в тот вечер, Ланина словно раненная тигрица металась по комнате, не в силах успокоиться и без конца выкрикивая угрозы, половина из которых – в мой адрес. Я же что есть силы старался держать себя в руках, хотя тоже чувствовал, как закипает во мне кровь. Но я понимал: если я не сдержусь, то мы наломаем таких дров, что не уберем их за многие дни. Ситуация же такова, что дорога каждая минута.
Наконец Ланина опустошила свои резервуары гнева и почти без сил рухнула в кресло. И лишь после этого выжидающе посмотрела на меня.
– Я думаю, опасности, что он что-то провалит, нет, – сказал я.
– Почему вы так полагаете? – уже более мирно спросила Ланина.
– По нескольким причинам. Во-первых, я заблокировал доступ Орехову к счетам концерна; во-вторых, насколько я знаю, он не успел ничего продать тут, хотя готовился к этому. Перед отлетом я позвонил ему на сотовый телефон и сказал, что он если совершит какой-нибудь нехороший поступок, мы возбудим против него уголовное дело и на его имущество будет наложен арест. А его дом стоит не меньше двухсот тысяч долларов, не будет же он рисковать такими деньжищами.
– А если у него во Франции есть свой счет на его имя и о котором мы ничего не знаем. Вы подумали об этом?
– Скорей всего счет такой есть, но вряд ли большой. Орехов привык к роскошному образу жизни, он страстный коллекционер живописи. Нет, в нынешней ситуации остаться за границей он не захочет. Без денег ему там делать нечего. А деньги пока тут. И есть третья причина, почему он вернется в срок из командировки.
Ланина вопросительно посмотрела на меня.
– Почему?
– Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что он тоже ведет свою игру. Я не знаю его планов, но в отличии от всех остальных, которые хотят остаться здесь и единолично завладеть концерном, Орехову он не нужен, ему нужны деньги, которые он бы хотел с собой прихватить. Со счетами не получилось, значит нужно что-то еще.
– И что же это, по-вашему?
– Пока не знаю, может быть, и Орехов до конца этого не знает. Просто я поставил себя на его месте, в его обстоятельствах он должен что-то придумать. Он ведь загнан в угол, он понимает, что так долго ситуация продолжаться не может. Но не он нам больше всего страшен, есть враги посерьезней.
– А то я по-вашему этого и не знала, – саркастически усмехнулась Ланина. – Завтра мы летим на комбинат, – проинформировала она меня через несколько секунд, – в восемь часов выезжаем на аэродром. Я зафрахтовала чартерный рейс. Там сейчас холодно, так что возьмите теплые вещи. Будьте готовы к отъезду.
– Всегда готов, – отсалютовал я пионерским приветствием.
Она как-то странно посмотрела на меня, но что выражал этот ее взгляд я так и не понял. Я бы не очень удивился, если не знала этого и она сама.
В доме было очень душно, и я решил выйти на свежий воздух. Я понимал, что Ланина права, предпринимая это путешествие, но оно вызывало во мне тревогу. Меня не покидало ощущение, что с каждым днем опасность, которая грозит Ланиной, увеличивается. Я вспоминал только что разыгравшуюся сцену, Ланина явно становится все более жесткой и суровой, она все больше входит во вкус своей новой роли – руководителя концерна. Но это неминуемо ускорит ее столкновение с другими его руководителями, они не захотят терпеть усиления ее влияния. Знать бы где произойдет эта великая битва? Может быть, там, на Севере, куда перенесет нас завтра самолет?
Внезапно я услышал за собой какой-то шум, я резко обернулся одновременно хватаясь рукой за пистолет. Но тут же я успокоился; передо мной стоял Артур и смотрел на меня.
– Ты чего тут делаешь, почему не спишь?
– Я не могу заснуть, долго лежал, потом мне стало скучно. Хотел пойти к маме, но она очень занята. Вот и я решил тут чуть-чуть погулять. Вы не против, дядя Саша?
Кажется, мальчик впервые назвал меня таким образом.
– Нет, давай постоим, подышим воздухом, поговорим. Как тебе тут живется?
Артур печально вздохнул.
– Плохо.
– Что так?
– Со мной никто не играет. Раньше мама играла, но потом, когда убили дедушку, она перестала. Ей до не до меня.
– Да, она сейчас в самом деле занята. Но ты должен ее понять: у нее важные дела.
Большие темные глаза Артура серьезно и почти по-взрослому посмотрели на меня.
– Я понимаю, но мне все равно скучно, – резонно произнес он.
Ответа на этот аргумент у меня не нашлось, я только вдруг почувствовал, что мне нравится этот паренек. Несмотря на свой возраст, он уже немало пережил тяжелых минут, а учитывая сложные отношения между его родителями, ему не позавидуешь.
Я хотел сказать Артуру что-нибудь ласковое, но внезапно раздался резкий скрип шин, и у ворот остановилась машина. Из нее даже не выбежал, а вылетел Эрнест и помчался в нашем направлении. Он грубо схватил сына за руку и потащил в дом, хотя мальчик и не сопротивлялся. Видя такое с ним обращение, я едва не заступился за Артура. Но в этот момент отец с сыном скрылись за дверью.
Я же решил оставаться на месте еще несколько минут, предчувствуя, что вскоре последует продолжение. И не ошибся. Дверь с шумом отворилась, и из нее выбежал Эрнест. Он не был пьян, но не был и трезв. Но это промежуточное состояние, пожалуй, делало его еще более невоздержанным и неуправляемым.
– Я хочу тебя предупредить, не подходи никогда к моему сыну. Ты меня понял?
– Да понял я тебя, только к мальчику я не подходил, он сам подошел ко мне. Ему не хватает родительского внимания – вот он и тянется к чужим людям.
– Не твое дело чего ему не хватает. Еще раз увижу…
– И что будет, если еще раз увидишь?
– А вот что?
К особенностям характера Эрнеста относилось то, что он необычайно быстро терял самообладание, его вспыльчивость напоминала бензин, к которому поднесли зажженную спичку. Вот и сейчас он запылал почти мгновенно. Физически Эрнест был весьма крепким малым, пожалуй, сильнее меня. Но ему не хватало хладнокровия, а значит и расчета. Это его подвело и на этот раз. Пока его кулак, посланный для удара по моему лицу, летел по прямой траектории к намеченной цели, я успел нырнуть вниз, и снаряд просвистел у меня над ухом. Я же обхватил его за талию и кувыркнул забияку через бедро. Я постарался смягчить бросок, но Эрнест совершенно не владел искусством приземления, а потому плюхнулся о землю прямо лицом. И сразу же окрестности огласились его громким и отборным матом.
На шум выскочила Ланина и бросилась к мужу. Тот продолжал виртуозно ругаться и требовать от супруги выставить меня немедленно вон. Ланина не слишком доброжелательно посмотрела на меня, но на этот раз ничего не сказала, а стала помогать мужу снова обрести утраченное им вертикальное положение. Я решил, что в этом важном деле я не обязан ей помогать и молча, но с достоинством удалился со сцены.