События приобретали просто стремительный оборот. След оказался оборванным. Оставалась последняя возможность: дом, в который вчера заходил Зайченко.
Очередное такси довезло меня до нужного мне адреса. Я занял столик в неподалеку расположенном кафе и стал наблюдать за тем, что происходит вокруг. Я выпил уже две чашки кофе, но ничего интересного пока не увидел. Честно говоря, я не представлял, что делать дальше? Внезапно я невольно вздрогнул: я заметил Зайченко. Он подошел к знакомому подъезду, быстро огляделся по сторонам и нырнул внутрь дома.
Я подождал несколько секунд, затем побежал через дорогу. Открыл дверь и оказался в заветном доме.
И сразу же наткнулся на консьержку, которая преградила мое дальнейшее продвижение. Я показал ей свой кошелек. Собрав весь свой скудный запас французских слов и выражений, который успел собрать за всю свою жизнь и особенно за последние дни, я стал объяснять, что только что вошедший сюда господин потерял бумажник.
К моему удивлению, консьержка – пожилая ухоженная дама почти сразу поняла мою тарабарщину и даже с некоторым уважением взглянула на меня: еще бы, мало кто в наше время станет возвращать потерянный кошелек.
– Dernier etage, appartement vingtieme, – сказала она.
На мое счастье, эти слова мне были знакомы. Я поблагодарил и устремился на вверх.
Я подошел к указанной квартиры, прислушался что происходит внутри. Оттуда раздавались какие-то неясные звуки. Затем послышался отчетливый грохот и крики. Там явно происходило нечто необычное.
Дверь была защелкнута на английский замок. Открыть его было не самым сложными делом, с которым я сталкивался в своей жизни. Я ворвался в комнату и увидел следующую картину: Курбатов дрался с Зайченко, а в углу лежал и скулил отправленный в нокдаун Барон.
Хотя бывший директор комбината был сильным мужчиной, для Зайченко он не мог быть серьезным противником. Еще пару секунд – и Курбатов оказался бы окончательно повержен. Медлить было нельзя: я схватил какой-то предмет и изо всех сил стукнул им по голове гиганта. Тот изумленно обернулся ко мне и рухнул на пол.
Теперь настала очередь второго действия этого странного представления: я, Курбатов и Барон удивленно таращили друг на друга глаза. Никто из нас не ожидал оказаться здесь в такой кампании.
Немая сцена продолжалась не меньше минуты. Первым к "звуковому кино" перешел я.
– Любопытная встреча. Не правда ли, господа?
– Правда, – вдруг вполне доброжелательно улыбнулся Курбатов. – Вы сильно помогли мне. У этого гориллы мертвая хватка, – показал он на поверженного Голиафа. – Он едва не скрутил мне шею – Затем бывший директор комбината обернулся к по-прежнему лежащему Барону.
– Яков Аркадьевич, вы как себя чувствуете?
– Помогите мне встать, – прохрипел банкир.
Курбатов протянул ему руку и помог встать. Барон с ненавистью посмотрел на лежащую громадную тушу Зайченко и внезапно пнул ее ногой.
– Этот мерзавец едва меня не убил, до сих пор не могу нормально стоять, внутри все болит после того, как он меня сжал своими клешнями.
– А вы сядьте, – посоветовал я.
Барон бросил на меня быстрый взгляд и последовал моему совету: сел в кресло.
– Полагаю, господа, коль мы уж тут с вами собрались вместе, то стоит поговорить друг с другом, – предложил я. – Тем более у меня накопились к каждому из вас уйму интересных вопросов.
– Хочу сразу развеять одно недоразумение, – сказал Курбатов, – мы встретились с Бароном тут случайно. Хотя нас всех троих привел сюда один след.
– "Сосьете рюсс"? – спросил я.
– Именно, – подтвердил Курбатов.
– Вот давайте и поговорим о "Сосьете рюсс", – предложил я. – Пусть каждый выложит то, что знает об этой компании. – Я выразительно посмотрел на Барона. – Я думаю, что Аркадию Яковлевичу должно быть много известно о ней. А потому предлагаю предоставить ему слово первым.
– А вот тут вы сильно ошибаетесь, многоуважаемый Александр Александрович. – Барон немного ожил и былые знакомые мне интонации снова зазвучали в его голосе. – Я действительно довольно давно узнал о существовании этой фирмы, но кому она принадлежит до сих пор не ведаю. Хотите верьте, хотите нет. Хотя не скрою, пытался проведать многократно. Но все сделано так, что очень трудно найти концы. Здесь работал явный профессионал.
– Я тоже только слышал об этой фирме, пару раз мои иностранные партнеры называли мне ее. Их интересовало, кто стоит за этой фирмой. Но что-либо выяснить у меня не было никакой возможности, – заметил Курбатов.
– Просто "Граф Монте-Кристо и партнеры", – подвел я итог короткому обсуждению. – Никто ничего не знает, хотя все слышали.
Я раздумывал: говорят ли правду мои собеседники? Если судить по их интонациям и виду, то, пожалуй, они не лгут. Но можно ли доверять такому аргументу?
– Нам нужно допросить вот этого месье, – вдруг усмехнулся Курбатов и слегка пнул носком ботинка все еще лежащего без сознания Зайченко. Однако этого небольшого прикосновения оказалось достаточным для того, чтобы он стал бы приходить в себя. И тут я понял, что совершил огромную оплошность, которая состояла в том, что пока он был в беспамятстве, я не связал ему руки и ноги. Зайченко внезапно вскочил, быстро оглядел нас всех. Я стоял как раз на его пути к входной двери. На меня-то он и помчался. Я попробовал задержать его, но это было все равно, что пытаться остановить взлет самолета, повиснув на его крыле. Одним ударом я был отброшен в сторону и полетел к стене. Если бы Зайченко захотел, он бы мог сделать со мной все, что было его душе угодно. Но у него были иные намерения, он стремительно выскочил из квартиры. Я же морщась от боли, стал подниматься. И внезапно замер от изумления: прямо перед моими глазами находилась та самая картина, что была на фотографии, найденной в кармане киллера.
Уже не обращая больше внимания ни на какую боль, я вскочил и загородил путь к двери. Ситуация резко поменялась: я находился в той самой квартире, где бывал наемный убийца и возможно в кампании того, кто его послал совершить убийство Ланиной.
– Я хочу знать, – решительно произнес я, – кто-нибудь бывал в этой квартире раньше?
Курбатов удивлено посмотрел на меня.
– Я же сказал: я с этой фирмой никогда не имел дел и понятие не знаю, кто в ней хозяйничает. Я отыскал эту квартиру, наблюдая за этой гигантской тварью.
Скорей всего это правда, отметил я.
– Ну а вы? – посмотрел я на Барона.
– Многоуважаемый, Александр Александрович, за свою жизнь я посетил сотни квартир, но в этой оказался впервые. Да еще в таком приятном обществе. Но теперь мне надо идти, у меня сегодня еще полно дел.
– Я вас обоих отсюда не выпущу.
– Это почему же? – спросил Курбатов.
– Я хочу знать, что вы оба делаете в Париже и что замышляете?
– А вот это уже не ваше дело, – усмехнулся бывший директор комбината. – Я же вас не спрашиваю, что делаете и собираетесь делать тут вы? Пропустите.
– Только после того, как приятно побеседуем.
– Ну уж нет, я не останусь здесь больше ни минуты.
Курбатов решительно двинулся на меня. Я сделал стойку, ясно давая понять, что готов к любому развитию событий.
Курбатов остановился.
– Шутник! – вдруг крикнул он.
Я услышал звук открывающейся двери и через секунду в квартиру влетел Шутник. Судя по всему, все это время он скрывался где-то на лестничной площадке. Теперь преимущество явно было не на моей стороне.
Шутник был настроен более чем воинственно. Он сунул руку в карман и извлек из него нож.
– Очень рад нашей новой встрече, приятель, – сказал он, поигрывая своим оружием. – Я давно о ней мечтал. Скажи честно, не ждал, что мы еще свидимся?
– Не ждал.
– А вот я ждал. Должок за тобой.
– Не припомню.
– А ребятушек моих положил, а родного дома лишил. Назад мне теперь дороженька заказана, только ступи на родную землю, сразу же мышеловка и захлопнется. Так что как видишь, должок за тобой большой. А теперь, ну-ка пропусти нас, а то ненароком задену, – показал он на нож.
– Как только услышу ответы на свои вопросы.
– Любопытный ты слишком, это тебя в жизни и погубит.
Внезапно его рука с ножичком нырнула вниз и направилась прямо в мой живот. Но мне были известны некоторые повадки Шутника, поэтому едва я его увидел, то мысленно приготовился к возможной атаке. Я перехватил его кисть и стал заводить ее назад. Но в это мгновение сзади на меня навалился Курбатов, я попытался стряхнуть его с себя. Шутник воспользовался моментом, вырвался и ударил меня ножом в грудь.
Сильная боль обожгла меня, и я почти сразу же обмяк. Курбатов толкнул меня сзади, я упал. Все бросились к выходу, и через мгновение квартира опустела.
Я поднялся с пола, и оставляя на паркете густые следы крови, побрел к выходу. С каждой секундой в глазах становилось все темней, сознание явно готовилось к тому, чтобы покинуть мое тело. Шатаясь, я вышел на лестничную площадку.
– Помогите! – что было мочи закричал я. В этот крик я вложил все оставшиеся у меня силы, и истратив их на него целиком, рухнул без сознания на пол.
Глава восемнадцатая
Я открыл глаза, огляделся и увидел, что нахожусь в больничной палате. Со всех сторон меня окружали какие-то приборы и аппараты, функциональное назначение которых мне было не ведомо. Но не они привлекли мое внимание, а сидящая на стуле возле кровати женщина. Она не сразу заметила, что мое сознание вернулось в мое тело, а потому я получил возможность несколько мгновений беспрепятственно смотреть на свою сиделку. У нее были красные веки, что свидетельствовало либо о том, что она плакала, либо о том, что провела бессонную ночь.
– Где я? – подал я голос.
Ланина живо обернулась ко мне.
– Вы пришли в себя, слава богу. Я очень этому рада.
– А я долго был в не себе?
Она посмотрела на часы.
– Шестнадцать часов. Вам сделали операцию. Но не очень сложную, рана оказалась неглубокой. Врачей больше беспокоило то, что вы потеряли много крови. Поэтому вам ее перелили. Так что теперь в вас течет французская кровь, – улыбнулась Ланина.
– Это радует, мне нравятся французы и особенно француженки.
Но Ланина не восприняла шутку.
– Вас ждут следователи, чтобы допросить. Но я бы хотела узнать, что произошло раньше их. Вы можете говорить?
– Вроде могу. – Я рассказал Ланиной о том, что произошло в той квартире, где я был ранен, в том числе поведал и тот факт, что обнаружил картину с фотографии киллера.
Эта новость произвела на нее большое впечатление, я увидел, как она побледнела.
– Но кому принадлежит эта квартира?
Я задумался.
– Скорей всего она принадлежит тому, кто владеет фирмой "Сосьете рюсс".
– Но кто ее владелец?
– На данный момент есть две наиболее реальные кандидатуры: Курбатов и Барон. Но не исключен кто-то третий.
Теперь в раздумье погрузилась Ланина.
– Вряд ли это Курбатов. Когда я готовилась к схватке с ним, то внимательно изучала его досье. До этого дня он был в Париже только раз и всего четыре дня. Маловероятно, что за такой короткий срок он успел бы зарегистрировать фирму на подставное лицо, да еще снять квартиру. Да и не вяжутся эти действия с ним, его всегда интересовал только его комбинат. А вот Барон вполне мог провернуть такую комбинацию. И все же вы правы, не следует сбрасывать со счетов и других.
– Кого вы имеете в виду?
– Как кого? А Орехова? Он не вылезал из Парижа неделями. А в прошлом году почти месяц здесь провел Гарцев. Я помню: отец был весьма недоволен его задержкой и не понимал, что он там делает столько времени. Когда же после его возвращения он спросил его, почему он так задержался, знаете, что ответил Гарцев?
– Не знаю.
– Он заявил, что у него там был роман с одной француженкой. Но чем он там занимался на самом деле, мы не знаем.
Я подумал: что-то слишком много кандидатов на роль главного злодея. Но самое удивительное заключалось в том, что ни один из них в моем сознании не подходил для ее исполнения. Хотя объяснить себе этот феномен я не мог.
– Известно ли на чьи фамилии зарегистрированы фирма и квартира?
– Да, это полиция выяснила быстро. И фирма и квартира зарегистрированы на одну и ту же фамилию: Филипп Ренуар.
– Какая знаменитая фамилия. Найдется этот человек и тогда многое станет ясным.
– Это так, да только полиция не знает, где находится этот новый Ренуар.
– Любопытно, – пробормотал я.
Я вдруг почувствовал, что этот разговор похитил у меня слишком много сил. Кажется, тоже самое заметила и Ланина.
– Вам надо отдохнуть, – дотронулась она до моей руки. – Я скажу, чтобы вас никто не беспокоил. А затем готовьтесь к схватке со следователем. Меня он уже допрашивал почти два часа, это было нелегкое испытание. Они все сильнее укореняются в подозрении, что мы и русская мафия – это одно и тоже. Между прочим, если они, в самом деле поверят в эту чушь, контракта нам не видать как своих ушей. Поэтому от того, что вы ему скажите, многое зависит.
– Я понимаю, – проговорил я и посмотрел на нее. – Скажите, вы все это время просидели у меня тут в палате?
Я вдруг увидел, как смутилась Ланина.
– Нет, не все время, – сказала она. Ланина быстро встала и направилась к выходу из палаты. Перед тем, как покинуть ее, она на секунду задержалась: – Вы можете мне не верить, но я волновалась за вас.
Допрос следователем состоялся часа через три. Врачи признали меня годным выдержать эту пытку. Полицейский оказался очень дотошным, он задавал множество вопросов, больше половины из которых были весьма далеки от разыгравшихся вчера драматических событий. Почему-то более всего его привлекла тема о наших отношениях с Ланиной, хотя я не совсем понимал, с чем это связано. Я старался давать разъяснения обо всем, о чем меня спрашивали, но при этом – по-возможности проявлять осторожность, обходя наиболее опасные и острые с точки зрения наших интересов углы. Это явно не нравилось моему мучителю, вызывало у него раздражение, но придраться ему было почти не к чему; в свое время я прошел неплохую школу подобных дознаний и знал, как следует вести себя в таких случаях.
Следующую неделю я провел в больнице. Ланина навещала меня через день, наши свидание были короткими, так как ей все время приходилось куда-то бежать. Особых новостей не было, переговоры, по ее словам, хотя и трудно, но двигались к успешному завершению. Кроме того, появились новые потенциальные партнеры, которых необходимо было, по выражению Ланиной, окучивать, пока есть такая счастливая возможность. Зато несколько раз и подолгу меня посещал Орехов, был он довольно невесел, так как у них состоялся серьезный разговор с Ланиной, который окончательно подвел черту под его работой в нынешней должности. Она твердо ему заявила, что после того, как завершится переговорный цикл и будут подписаны контракты, ему Придется раз и навсегда покинуть концерн, так как она ему не может больше доверять. Я пытался его расспрашивать об интересующих меня деталях этой истории, но он либо не хотел говорить, либо ему было почти нечего сказать на мои расспросы.
И все же однажды он мне сообщил любопытную деталь. Правда как включить ее во всю эту историю я не знал, как и не знал, имеет ли она вообще к ней хоть какое-то отношение. И все же интуиция подсказывала мне: не исключено, что рассказ Орехова может быть ключом ко всем этим загадочным событиям.
– Это случилось примерно полтора года назад. Однажды вечером консьержка позвонила мне снизу и сказала, что меня хочет видеть какой-то господин, мой соотечественник. Я попросил, чтобы она его впустила. Вошел молодой парень, но было сразу видно, что он находится в бедственном положении. Когда человек попадает в такое состояние, оно каким-то образом отражается на нем. Не знаю почему, но я сразу понял, что единственное дельное, что я могу от него услышать: это просьбу о помощи.
– Ваше предчувствие оправдалось?
– В целом, да. Однако сама просьба была обставлена несколько необычно. Этот человек назвался художником из Москвы, в Париже он живет несколько месяцев. Он надеялся, что ему удастся здесь продать свои работы, и он их действительно продал, но так дешево, что у него уже не осталось денег. И поэтому он решил мне предложить самый ценный товар, который у него есть.
– Что за товар?
– Картину Ренуара.
– Ренуара?!
– Именно.
– Но откуда она у него?
– По его словам, он вывез ее из России.
– Но это же невозможно, такую картину никто не позволит вывезти?
– Я сказал ему тоже самое.
– Что он вам ответил?
– Он согласился, что такую картину вывезти из страны невозможно.
Однако он вывез.
– Он пояснил, каким образом?
– Да, он на ней нарисовал другую картину и вывез ее как свою. А потом стер этот ценный живописный слой.
– Но почему он предложил купить картину вам?
– И я спросил его о том же. Его ответ был абсолютно логичен. Он сказал, что если он предложит картину какому-нибудь музею, либо местному частному коллекционеру, то полотно конфискуют, а его посадят в тюрьму. А про меня он знает, что я коллекционирую живопись.
– И все же, откуда у него полотно Ренуара?
– Он сказал, что это семейная реликвия. Его прадед был богатый человек и в начале века жил подолгу в Париже и собирал картины.
– Вы считаете, он сказал правду?
– Мне и тогда и сейчас это кажется малоубедительным, но в жизни случаются и не такое.
– Что было дальше?
– Я осмотрел картину, мне она понравилась, сделана была мастерски. И хотя это был безусловно стиль Ренуара, у меня возникло ощущение, что это все же не Ренуар. Я не могу вам объяснить, почему, но я много изучал этого художника, он один из моих самых любимых. В общем, я не стал ничего покупать, дал ему небольшие деньги – и он ушел. Больше я его не видел и не слышал.
– А как он вам представился, он же называл свои имя.
– Называл, но убейте меня, но не могу вспомнить. Помню лишь одно: я никогда раньше не слышал фамилию такого художника. А я знаю очень многих.
– Но почему вы мне сейчас рассказали эту историю?
– Полиция отправила на экспертизу ту самую картину, что висела в той комнате. И вот сегодня нам сообщили: это не Ренуар, это современная подделка.
– Значит, интуиция вас не подвела. А вот кто-то купился. Как вы думаете кто?
Но ответа я так и не услышал.