Глава девятнадцатая
Переговоры наконец завершились, контракт был подписан, о чем мне объявила вся сияющая счастьем Ланина. Но на этом ее сюрпризы не закончились; учитывая мое ранение, наши партнеры предложили нам провести несколько дней на побережье Средиземного моря. Президент этой фирмы имел там дом, которым любезно и предлагал воспользоваться. И Ланина не только от своего, но и от моего имени дала на это согласие.
Я тоже не возражал. Тем более я практически выздоровел, хотя и чувствовал некоторый упадок сил, которые теперь очень кстати появилась возможность восполнить на отдыхе.
И на следующий день мы уже оказались на побережье. Это был небольшой курортный поселок, уступами спускающийся прямо в лазурь моря. Дом оказался не слишком большим, в два этажа, но очень приятным. Его окружал небольшой участок с бассейном.
В доме к нашим услугам оказалась молодая смазливая горничная, которая предупрежденная о нашем приезде приготовила две комнаты. Орехов с нами не поехал, хотя Ланина предложила ему к нам присоединиться. Но он кажется понял, что приглашение этот носит формальный характер и отказался под предлогом того, что в Париже у него еще остались дела. Какие дела, уточнять он не стал, а мы не стали расспрашивать.
Оказаться в этом райском уголке было в самом деле очень приятно. Теперь я понимал чувства Адама и Евы, не желавших покидать Эдем. Едва мы осмотрелись, то даже не распаковывая вещи, тут же помчались к морю. Мы резвились в воде, как дети, не желая вылезать на берег. Передо мной уже не первый раз неожиданно предстала новая Ланина, теперь в образе Наяды: веселая, нежная, теплая, как окружающая нас природа, до самозабвения любящая морские ванны. Она веселилась от души, ничем не напоминая серьезного бизнесмена, целыми днями занятого изнурительными переговорами или беспощадно сражающая с многочисленными врагами.
Первый день нашего пребывания у моря подходил к концу. По нашей просьбе горничная с будоражущим именем Эммануэль накрыла ужин на улице, рядом с неподвижным зеркалом бассейна, в котором отдыхал нежный овал луны. Девушка зажгла свечи, и их блики отражались на наших лицах. Я видел, что она с любопытством посматривает на нас, видимо гадая о подлинном характере наших отношений, которые оставались для нее загадкой. Но пыталась ее разгадать не только молодая и симпатичная аборигенка, этим же самым занятием был поглощен и я. Я смотрел на свою сотрапезницу и с волнением думал о том, что этой ночью должно произойти нечто такое, что может кардинально изменить мою жизнь. И может быть не только мою.
Эммануэль подала ужин на стол, налила нам в бокалы вино. Ланина что-то сказала ей, и хотя я не понимал французский, догадался, что она ее отпускает. Девушка, бросив на нас прощальный взгляд, как мне показалось, не без сожаления удалилась в темноту. Видимо ей хотелось присутствовать при том, что произойдет дальше. Я хорошо понимал ее любопытство, меня тоже сильно занимал этот вопрос.
Я поднял бокал.
– За что будем пить?
– Вы – мужчина, вы должны провозгласить тост.
– Тогда самый простой: за нас.
Мы выпили.
– Как хорошо, – сказала Ланина. – Я так устала за эти последние месяцы. Никогда не предполагала, что у меня в жизни могут наступить такие страшные времена, когда мы несколько раз оказывались на волосок от гибели.
– Они еще не прошли, наши враги живы и здоровы и жаждут расправиться с нами, – напомнил я.
– Я знаю, но не хочу сейчас ни о чем таком думать. А знаете, что я хочу?
– Не знаю.
– Угадайте!
Я попытался догадаться.
– Увидеть вашего сына.
– Нет, я очень люблю Артура и скучаю о нем. Но сейчас я думала не о мальчике.
– О ком же вы думали?
– Угадайте!
– Об отце.
– Холодно.
– Тогда не знаю.
– Нет, отлично знаете. Только почему-то не говорите. Налейте еще мне, пожалуйста, вина.
Я выполнил эту просьбу-приказ.
– Я хочу выпить за человека, который все эти дни был рядом со мной, который рисковал ради меня жизнью, хотя мог этого и не делать. Хочу выпить за человека, в котором с некоторых пор, я уверена так же как сама в себе. А иногда, мне кажется, даже больше.
Не скрою, пока она произносила этот тост-признание, внутри меня разлилось целое море чувств.
– Прежде чем выпить вино, я тоже хочу произнести свой тост. Я пью этот бокал за самую смелую женщину, которую я только встречал в своей жизни, за женщину, которая совмещает в себе любящую мать, верную дочь, отличного бизнесмена и… – Я замолчал.
– Почему вы остановились?
– Замечательную возлюбленную, – выдохнул я.
Мы одновременно подняли бокалы, и они со звоном встретились, словно губы в поцелуи. Мы выпили и над столом вдруг повисла напряженная тишина, каждый из нас не решался первым нарушить ее, так как это было как раз то молчание, которое говорило красноречивее любых слов.
– Вам не кажется, что мы должны сказать друг другу все, что хотим? – произнесла вдруг она.
– Да, – согласился я. – Я хочу сказать: ты мне очень дорога, у меня на свете нет человека дороже тебя.
– Ты мне тоже дорог, – прошелестел ее тихий, но великолепно различимый ответ.
Я встал, подошел к ней. Ланина тоже встала. На этот раз ничего не мешало нашим губам встретиться. Это был долгий и упоительный поцелуй, он напоминал мне одновременно налетевший свежий бриз во время жаркого дня и пришедший откуда-то издалека теплый ветер, прогоняющий холод наступившей ночи.
Мы стояли на краю бассейна, кто-то из нас слегка покачнулся – и внезапно мы оба оказались в воде.
Когда я выплыл на поверхность, то услышал рядом с собой звонкий смех. Ланина в одежде плавала вокруг меня и смеялась. Я тоже засмеялся, хотя находиться в воде в одежде было не самым большим удовольствием из тех, которыми я мечтал насладиться этой ночью.
Мы одновременно вылезли из воды, которая стекала с нас ручьями. Дул легкий ветерок, он приносил приятную прохладу, когда мы сухие сидели за столом. Сейчас же он заставлял нас поеживаться.
– Нам надо срочно снять эту мокрую одежду, – сказал я.
– Кто же нам мешает? – засмеялась она.
Не прошло и несколько секунд, как вся одежда, что была на ней, оказалась лежащей у ее ног. Ее обнаженное белое, словно покрытая снегом горная вершина тело, было великолепно. Я последовал примеру Ланиной.
Теперь мы стояли обнаженными на краю бассейна и смотрели друг на друга. Внезапно она столкнула меня в его чашу и бросилась в нее сама. Но теперь я не стал пытаться выбраться на сушу, а поймав Ланину, заключил ее в объятия. Я чувствовал ее тело, которое было покорно моим губам, рукам…
С каждой секундой наши объятия становились все более страстными и тесными. Мы выскочили из бассейна, Ланина легла на землю, я опустился на нее и стал целовать ее влажное тело. Эта женщина, умевшая быть такой требовательной и повелительной, была сейчас самой покорной в мире представительницей прекрасного пола. И впервые больше не было никаких препятствий для того, чтобы произошло то, о чем я мечтал столько последних дней.
Глава двадцатая
Если и есть рай на земле, то я в те дни мог смело указать всем желающим побывать в нем его адрес: эта была вилла, где мы находились с Сашей, как отныне я стал ее называть. Счастье невозможно выразить словами, если оно поддается описанию, то это нечто совсем иное, это чувство, которое лишь внешне похоже на него. Поэтому я не стану вдаваться в детальное описание нашего пребывания на этом острове блаженства; кто хоть раз в жизни побывал на нем, все поймет и без моих слов. Но а тому, кому в течение всей жизни так и не выпал туда билет, попытаться что-либо рассказать о пребывание там – занятие заведомо бесполезное.
Кроме того, что мы получили в полное, хотя и временное владение, целый дом, в нашем распоряжении оказалась еще и роскошная яхта, которая так же принадлежала партнеру Ланиной по переговорам. А, как оказалась, Саша великолепно умела управлять этими посудинами, так как в свое время занималась в яхт-клубе. Нашим любимым занятием стали прогулки под парусами. Ветер упруго надувал плотную материю всей своей мощью, неся нас то по изумрудным, то по лазоревым, то по сероватым в зависимости от погоды волнам Средиземного моря. Я сидел на носу нашего корабля, свесив вниз ноги, и думал о том, что как было бы прекрасно остаться тут навсегда и провести остальную жизнь в этом сладком ничегонеделании, ежедневно целиком погружаясь в негу блаженства, ни о чем не заботясь, не вспоминая, ничего не зная об этом ужасном мире, где кровь, жадность, жестокость правят свой беспощадный бал.
Но через четыре дня произошло то, чего я опасался с самого начала нашей идиллии, Саша вдруг стала проявлять некоторое нетерпение, в ней явно нарастало желание вернуться к прежним делам, к привычному ритму жизни. Она по-прежнему, подобно полуденному солнцу, лучилась любовью и нежностью, но я видел, что это не более чем остатки былого огня, что ее мысли все чаще бродят далеко от этих мест.
Все это время мы не говорили о делах. Тем для разговоров хватало и без них. Тем более за все время нашего знакомства, мы сознательно не касались многих из них. Мы вспоминали о том, как впервые увидели друг друга, какое впечатление друг на друга произвели, искренне говорили о тех обидах, что нанесли друг другу и многом, многом другом, что приобретает значение лишь тогда, когда чужие люди вдруг однажды превращаются во влюбленных. Но, увы, с некоторых пор все изменилось, хотя внешне все выглядело так же, как и вчера. Милая Эммануэль, с которой мы очень сдружились за эти дни, накрыла ужин, зажгла свечи и оставила нас одних. Но на этот раз разговор, подобно костру, сложенному из отсыревших дров, как-то не разгорался. Мы молча ели, впрочем, о Саше это было сказать довольно затруднительно, так как ее тарелка оставалась почти нетронутой.
– Как ты думаешь, кто все-таки владелец этой фирмы? – вдруг спросила она меня.
– Пока дальше предположений ничего не могу сказать.
– Что же ты предполагаешь?
– Скорей всего мы знаем этого человека. Больше всего это похоже на Барона. Но тогда непонятно, почему он подвергся нападению Зайченко, зачем он связался со своим смертельным врагом Курбатовым. Этот альянс мог родиться только из большого совместного, хотя и временного интереса. Я полагаю, что они в таком же недоумении, как и мы.
– Кто же тогда? – задумчиво произнесла Саша.
– Мы не можем исключать никого: Орехова, Гарцева, Яблокова.
– Только не дядя Пашу, – живо возразила она. – Насколько я знаю, он никогда не был во Франции. А вот Гарцев был и подолгу. Я тебе уже рассказывала.
– Я и не говорю, что это Яблоков. О Гарцеве же я тоже думаю. Но пока прямых следов к нему нет.
– Сегодня, когда ты спал, я разговаривала с нашими партнерами в Париже. Они сообщили мне любопытную новость: полиция проверила счета "Сосьете рюсс" и оказалось, что через фирму проходили крупные средства. Речь идет о нескольких миллионах долларов. Деньги поступали из России.
Я присвистнул.
– И при этом офис фирмы состоял из двух комнат, а персонал – из одного человека.
– Так что же ты намерен делать дальше? – спросила она.
Признаюсь, я испытал некоторое замешательство; в последние дни я совершенно не думал о том, каким образом продолжить свое расследование. Но я знал, что она права, мы живем не в том мире, когда можно расслабляться надолго. Несколько дней безоблачного счастья – и без того огромный подарок судьбы.
– Я почему-то постоянно думаю о фотографии. – Я достал из бумажника снимок и протянул его Саше. – Вот эта красивая девушка, которая сидит рядом с киллером, не исключено, что она могла бы рассказать многое из того, что мы хотели бы узнать.
– Но где ее искать? Теперь мы знаем, что снимок сделан в Париже, а нашли-то мы его в России.
– Вот именно, поэтому я склоняюсь к тому, что девушка скорей всего на нашей замечательной Родине.
– А мне, наоборот, кажется, что она тут, во Франции. Я так понимаю, что он получил заказ и отправился убивать меня. А она осталась здесь его ждать.
– Очень вероятно, что так все и было. Но что произошло потом? Он не вернулся, никаких вестей от него не поступает. Что ей остается делать? Ехать его искать? В том случае, если она его любит.
Саша посмотрела на меня.
– Да, ты прав, если она его любит, а если нет?
– В таком случае она может находиться, где угодно. И все же я думаю, она в России. У нее нет денег, иначе зачем ее возлюбленный пошел на такой риск. Он не был профессионалом, иначе я бы с тобой сейчас не разговаривал. Я почти уверен, что он в самый последний момент не решился выстрелить. Это-то тебя и спасло. Что касается денег, то скорей всего она их может раздобыть только на нашей любимой Родине. Тем более сейчас для нее все возможности тут закрыты. Я не исключаю, что в ближайшем временем она может себя как-то обнаружить. А может, уже обнаружила, только мы этого по неведению не поняли. Припомни: не было что-то такое, что позволило нам бы выйти на ее след.
Внезапно Саша решительно отодвинула от себя тарелку.
– Перед самым отъездом сюда у меня была странная встреча. В тот момент она меня немного удивила, но затем я почти сразу забыла о ней. Я увидела, как около ворот нашего дома стоит молодая женщина и смотрит на окна, словно пытаясь там что-то разглядеть. Когда она заметила меня, то быстро направилась в сторону того самого особняка, где все и случилось. Мне это показалось странным, так как знала, что там никто не живет. Но туда она тоже не пошла, а зашагала дальше. А я пошла к себе.
– Посмотри еще раз на фотографию, это была она?
Саша пожала плечами.
– Я видела ее лицо мельком и практически не запомнила. Пожалуй, только по возрасту вроде бы подходит. – Она вдруг подняла голову и как-то странно посмотрела на меня. – Я понимаю, как тебе тут хорошо и, поверь, мне тут замечательно. Но завтра у нас будет здесь последний день. Нам пора возвращаться домой.
Несмотря на теплый душный вечер, я почувствовал, как пробежался по спине и груди холодок. Этих слов я ждал и боялся.
– Хорошо, – стараясь казаться спокойным проговорил я, – мы вернемся.
Но вернуться оказалось совсем непросто.
Следующее утро началось не так как всегда. Обычно мы едва встав, сразу же спускались к морю и плавали в еще непрогретой солнцем воде, пока наша милая Эммануэль готовила нам типично французский завтрак, после которого мы оставались почти такими же голодными, как и до него. Но на этот раз Саша отказалась ко мне присоединиться, так как чувствовала, что немного простыла. Я спустился на пляж и с наслаждением погрузился в белую пену волн, с сожалением думая, что завтра нас уже здесь не будет. Накупавшись, я стал подниматься в поселок.
За те дни, что мы провели в этом раю, я утратил свою обычную бдительность до такой степени, что когда я снова оказался на вилле, то в первые мгновения даже не удивился тому, что около накрытого стола не было никого, хотя Саша должна была сидеть в ожидании меня, а вокруг нее порхать наша горничная. Вместо этого меня встретила тишина. И только через несколько секунд во мне проснулся профессионал, я вдруг ощутил: что-то не так. Стараясь казаться спокойным, огляделся вокруг: ничего не обнаружил. Но я был уже уверен: что-то случилось.
Насвистывая какой-то мотивчик, я направился к дому. Я вошел в него и если бы не был внутренне готов к неожиданностям, мне бы несдобровать. Едва я отворил дверь, как увидел, как чья-то рука, вооруженная молотком, попыталась обрушить его на мою голову. Я сделал резкое движение в сторону, схватил эту недружественную длань и резко рванул ее на себя. Из-за косяка показался и сам обладатель этой руки, им оказался Шутник. Я заломил его руку за спину, тот взвыл, молоток с грохотом упал на пол. Я уже обдумывал, что делать мне дальше с этим негодяем, как меня остановил раздавшийся за моей спиной голос:
– Оставь его!
Я повернулся: в десяти метрах от меня стоял Курбатов, его пистолет был нацелен мне в лоб.
Я отпустил Шутника.
– Свяжи его, – приказал Курбатов своему подручному.
Тот зловеще посмотрел на меня.
– Уж извини, приятель, но свяжу так, что мало не покажется. – Шутник достал, по-видимому, заранее заготовленную веревку и стал стягивать мне руки. Его слова не расходились с делом, так как веревка больно впилась мне в кожу. – Ну вот, – произнес он, явно довольный качеством своей работой, – теперь ты будешь паинькой. – Внезапно он ударил меня в солнечное сплетение. Все поплыло у меня перед глазами, я открыл рот и стал жадно ловить им воздух, как выброшенная на берег рыба.
Шутник собрался снова повторить свой прием, но его остановил Курбатов.
– Брось, нам не до этих глупостей.
– Где Саша, то есть Ланина? – спросил я, едва восстановив дыхание.
– О, она для вас уже Саша, вы время не теряете, – насмешливо проговорил Курбатов. – Она наверху, в вашей спальне, ждет с нетерпением своего возлюбленного. Поднимайтесь же к ней? А мы вас проводим, – вдруг театральным тоном заговорил бывший директор комбината.
Все вместе мы пошли наверх.
Саша лежала на кровати, связанная по рукам и ногам. Она выразительно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Шутник толкнул меня к ней, я пролетел разделяющее нас расстояние и уткнулся головой ей в бок. Я услышал издевательский смех Шутника.
– Ну вот, вы снова вместе, представляю, как вы счастливы этой встречей.
– Может, вы, наконец, скажете, что вы хотите? – вдруг гневно спросила Саша.
– А собственно. зачем торопиться, – проговорил Курбатов. – Он оглядел спальню. – Вы неплохо тут устроились, настоящее гнездышко, – усмехнулся он. – И в России у вас неплохое пристанище. А вот мы с Шутником вынуждены стать скитальцами по свету. Верно я говорю? – обратился он к нему.
– Вернее не бывает, ни дома, ни семьи, – оскаблился Шутник. – Несчастней нас никого и не найти.
– Вот видите, какая печальная наша участь, – сказал Курбатов. – И все благодаря вам, Александра Александровна. Еще недавно я был обеспеченным человеком, уважаемым членом общества. Со мной искали встречи губернаторы, политики, журналисты. А теперь я кто? Нищий, бесправный, всеми гонимый эмигрант.
– Вы сами выбрали свою судьбу. Мой отец вам доверял. А вы обманывали всех.
– Ваш отец платил мне за мой титанический труд крохи. Сам же он имел в десятки раз больше.
– Вы отлично знаете, куда он девал эти деньги, они шли на развитие концерна.
– Все ли?
– Все, я проверяла отчетность. Если вы вернетесь на Родину, могу вам показать все цифры.