22. КАХОВСКИЙ
В программе случился сбой. На место пузатой литеры D чертиком впрыгнула рогатая литера V. Я собирался скачать из бесплатного ресурса новую песню Вероники Долиной, украденную шустрыми пиратами прямо с эфира "Эха Столицы" и сразу переведенную в доступный формат mp3. Но глупая машинка заменила Dolina на Volina, и в результате вместо "Посторонней В." мне скопировали песню "Волина хочу!" – омерзительный хит омерзительной поп-группы "Лучше хором".
Ожидая услышать нежные гитарные переборы Долиной, я чуть не подпрыгнул, когда из наушников на меня внезапно обрушился развеселый балалаечный проигрыш, а затем бабий голосишка их поп-солистки с блатной хрипотцой вывел первый куплет:
У мужа моего не стоит ни хрена,
В глазах пелена, в бороде борона,
Он орет: кругом виновата страна,
Что рожей он крив, с работы уволен.
Скажу ему: "Эй! А пошел бы ты на!
Мне с тобой возиться – какого рожна?
Надоело – иные пришли времена!
Я другого хочу! Возьми меня, Волин!
Вместо того чтобы поскорее нажать на клавишу Delete и стереть эту жуть, я с мазохистским чувством дождался припева, еще более жлобского:
Чтоб не пил, не курил, по-всяковски говорил,
Чтоб к обеду успевал, янкам спуску не давал,
Чтоб страна была всех краше, чтоб царем стал дядя Паша
И чтоб мне в один прием стать царицею при ем!
Мне посчастливилось не слышать этого народного хита, пока я сидел в Бутырке, но как только меня выпустили, я нахлебался им по самые брови.
Беда была, конечно, не в дурацком тексте дурацкого шлягера. Президента Волина в Москве вообще стало гораздо больше, чем до моей посадки. Я бы даже сказал – больше на порядок.
Хотя вождь и гарант в последнее время не совершал государственных визитов и редко являл себя публике, от его лица трудно было укрыться. Оно царило повсюду. Не знаю, как там в российской глубинке, но столица была им заклеена вдоль и поперек. Крупногабаритные Волины державно хмурились с проспектных билбордов, где прежде рекламировали шампунь и зубную пасту. Волины поменьше трепетали на длинных уличных растяжках. Совсем маленькие Волины формата А4 выглядывали из витрины каждой булочной. Поощрялись также короткая стрижка а-ля Волин и двубортные пиджаки "Президентские". На коммерческих сайтах вовсю шла раскрутка российско-швейцарских карманных часов Omega-Polet, какие носил Волин, а за право первым зарегистрировать в качестве торговой марки любимых президентом собак далматинской породы схлестнулись полдюжины самых серьезных фирм. По слухам, российский МИД даже выделил специальную охрану приезжавшей к нам актрисе Гленн Клоуз – только потому, что в знаменитом фильме она сыграла Круэллу, главную ненавистницу далматинцев, и в МИДе опасались, что местные фанаты пятнистых шавок могут ее побить.
Из фильмов, кстати, все наши телеканалы особенно жаловали "Лоуренса Аравийского", "Белого Бима Черное Ухо" и "Кавказскую пленницу" – три картины, вроде бы любимые с детства будущим президентом России. Якобы тогда же он определился в выборе: а) профессии разведчика, б) симпатий к собакам и в) строгой политики на Кавказе. Уж не знаю, где и каким образом юный Волин умудрился поглядеть первый из фильмов, который в СССР никогда не показывали, но в интернет-версии журнала "Premiere" я своими глазами видел интервью с Питером О’Тулом. Престарелый исполнитель роли Лоуренса с юмором и с некоторым даже испугом рассказывал о том, что среди его почитателей самые непостижимые – это русские. Они все чаще путают актера с его героем, знаменитым британским резидентом. И потому сэр Питер едва ли примет предложение возглавить жюри ближайшего Московского кинофестиваля: а вдруг чекисты вздумают арестовать его как шпиона?..
Я удалил, наконец, с диска злополучный шлягер и отправился на кухню – выпить чаю и покурить. "Липтона" оставалось в обрез, зато курева было еще полпачки. Спасибо чекисту Лаптеву, не пожадничал. Я разжег сигарету и долил в чайник воды прямо из-под крана – водяные фильтры у меня сдохли позавчера, а выплаты в "Бизнес-новостях" ожидались только послезавтра.
Конечно, О’Тул зря волнуется, усмехнулся про себя я. Лубянка – далеко не дура. Старые комедианты сегодня в России не опасны. Как, впрочем, и молодые олигархи, если они вчерашние и бедные. "Месье, же не манж па сис жур! Подайте на пропитание бывшему члену правления Российского союза промышленников и предпринимателей!" Смешно ль тебе, милый? Нисколечко.
Когда-то Сергей Каховский не был вчерашним и бедным. Примерно тогда же и наш ППВ, дорогой Павел Петрович Волин, замечательно обходился без миллионов парадных портретов и без мелких поганцев желтковых, пламенных борцов с богачами-вредителями. В те мирные времена бизнес не обижали, Кремль держал нас за приличных людей, не обкладывая, словно волков флажками, судебными процессами по вздорным юридическим основаниям. Тогда я помыслить не мог, что сам стану главным обвиняемым по делу о рухнувшей крыше бассейна. И что моя защита всю дорогу будет безнадежно уличать прокурора в незнании азов сопромата.
Может быть, внезапно открылось мне, и с Волиным беда – тоже из области науки о сопротивлении материалов? Ведь они, разведчики, сделаны из другого теста. "Юстас, Юстас юбер Алекс…" Все эти Юстасы – твердые, закаленные, не гнутся, но при очень сильной поперечной нагрузке могут сломаться. Может, его психологически надломила та авиакатастрофа, в которой погибла его жена? После тех событий Волин никогда не показывался вместе с детьми, Славой и Настей: их, говорят, отдали в закрытую частную школу в какой-то стране дальнего зарубежья, чье название было наглухо засекречено от прессы. Похоже, именно с тех самых пор Волин стал превращаться в айсберг и таранить наши "Титаники" один за другим.
К черту психологию, образумил я себя. Нет ничего хуже нашей российской манеры сперва объяснять, а потом и оправдывать действия неприятеля. Я-то ни в чем не виноват. Я не воровал, не подкупал фининспекторов, не отмывал кэш. Все налоговые схемы "Пластикса" были легальны. Мы тратились на социалку. Мы подпирали беспроцентными займами местные бюджеты. Мы приносили казне ненамного меньше, чем "Газпром" в лучшие годы… И не я, Сергей Каховский, был той злосчастной молнией, которая угодила в "вертушку" с президентской супругой на борту…
Чайник забулькал, плюнул паром в потолок и выключился. Я устроил себе неторопливое чаепитие из трех блюд и, пока чередовал крекер с чашкой, чашку с сигаретой – и так по кругу, – я опять подумал об идиотской песенке. Сомневаюсь, что дядю Пашу у нас взаправду начнут двигать в цари. Слишком много мороки. Хотя наши министры почему-то все чаще стали говорить, будто бы в шутку, "государева служба" вместо "государственная". И зачем-то ведь главный кремлевский хитрован Сдобный вылезал в эфир с болтовней о пользе монархии для России. Понятно, какой пользы от монархии ждет Сан Саныч лично для себя: он надеется и дальше из каждой большой реконструкции царских палат выкраивать себе по маленькой машинке марки "роллс-ройс" с золотой приборной панелью, с алмазными подвесками. Как-то раз Сдобный подъезжал ко мне и Денису Ларягину. Мол, не желаете ли, молодые люди, хороший контракт за пустяшный откат? И ничуть не обиделся, когда мы оба его отшили. Наоборот, засмеялся: "Эх вы, дурачки-чистоплюи, Гарварды-Кембриджи! Нас же так и так всех считают ворюгами. В нашем положении не воровать – значит, страдать безвинно".
Вот ты и пострадал безвинно, Сергей Каховский. Радуйся: у тебя чистая совесть, репутация вора и – я не поленился залезть в портмоне и пересчитать – тридцать один… нет, вот еще рублик закатился… тридцать два целковых до зарплаты. Плюс проездной на метро на текущий месяц, плюс оплаченный Интернет по выделенке до конца года, плюс пять тысяч рэ на пластике, это НЗ, про самый черный день. Да еще можно сдать в букинист собрание Фенимора Купера, а в ломбард – шкуру тигра. Спасибо товарищу Волину за нашу счастливую зрелость…
Из комнаты тактично прогудел паровозик. Почта принесла новый мейл, что странно. Я ни от кого ничего не жду. Может, у редактора созрели вопросы по моему последнему обзору? Я понимаю, картина выглядит не радужно, но экономическому аналитику и платят за пессимизм. За оптимизм у нас платят дикторам федеральных телеканалов. Кстати, в разы щедрее, чем мне.
Письмо пришло, однако, не из газеты. Е-мейл отправителя мне ничего не говорил, текст оказался сверхкратким: "Привет! Надо поговорить". Зато уж подпись знакомей некуда: "Яга".
Яга – это вам не Баба-Яга, и даже совсем не баба. Фамилия Дениса Ларягина нам с ребятами давно показалась слишком длинной, и мы обрубили его до Ягина. А потом и до Яги. Не могу сказать, что Дениса так уж сильно обрадовало превращение в сказочную бабку, но зла на меня он не затаил. И был одним из немногих, кто потом реально отказался выступать свидетелем обвинения. Хотя на момент начала процесса мы не успели догрузить его фирме труб на две или три штуки евро – а потом уж догружать было нечего.
Точно знаю, на Дениса давили. Знаю, кто. Знаю, что обещали. Даже знаю адрес, по которому они были посланы. Правда, на стороне защиты Яга тоже не выступил – но уж таких великих подвигов я от людей никогда не прошу. Надо довольствоваться малым.
Интересно, что ему от меня нужно? С того дня, как я вышел на волю, он нечасто баловал меня посланиями. Строго говоря, сегодняшнее было первым. Это интриговало.
"Здравствуй! – отбил я в ответ. – Можно и поговорить. Если за кофе платишь ты. СК".
Секунд двадцать спустя загудело новое послание: "Через два часа. В кофейне на Белорусской. Оплачу тебе даже пирожное. Яга".
Кофейню я знал. В любое время дня она была приятно полупустой. Глянув на часы, я отправил Денису уточнение: "Хорошо, но только через три. Раньше никак – дела. СК".
Я не стал вдаваться в детали и объяснять, что все мои дела – это визит в райотдел милиции, где я, как и подобает условно-досрочнику, обязан регулярно отмечаться. А то вдруг я намылюсь сбежать в Париж или Лондон? Поди-ка объясни гражданину майору, что с моей наличностью я не доеду даже до Мытищ. Ведь не поверит, сволочь такая, что у меня в кубышке не осталось хоть миллиона долларов! Боюсь, в России звание "олигарх" дается пожизненно. Его честной бедностью и даже нищенством перед трудовым народом не искупишь… Эх, все-таки лопухнулся ты, Каховский. Надо тебе хоть из супермаркетов, что ли, начать воровать. Мелочь, а прокурору будет приятно.
23. МАКС ЛАПТЕВ
Форма должна отвечать содержанию. Закон диалектики. Этому меня еще в школе учили. Дом борца с богатеями – значит, обшарпанная хрущевская пятиэтажка, где подъезды пропахли кошками. Квартира борца с богатеями – значит, неопрятная берлога, заваленная книжками Маркса и газетами "Правда". Ну а сам борец обязан быть плюгавым уродом в очках, перевязанных изолентой, в драном свитере и хлопчатобумажных штанах суздальского производства…
Когда моя машина въехала в указанный двор на Земляном валу, эта правильная схема дала первую серьезную трещину. Грязновато-белой хрущобы не наблюдалось вовсе. Светло-зеленый четырехэтажный особняк, в котором проживал господин-товарищ Желтков, был очень даже обстоятельным домишкой: старой постройки, но грамотно, без халтуры, отремонтированным в евростиле. Такой еще простоит, не покосившись, лет пятьдесят или семьдесят. Среди машин, которые парковались на автостоянке у подъезда, я не заметил ни одной древней "копеечки", ни единого ушастого "запорожца"; моя "девятка" смотрелась там бедной родственницей из провинции… Что же до системы безопасности на входе, то ее себе мог бы позволить далеко не всякий столичный банк. Бронебойная дверь, панорамное видеонаблюдение, система паролей, голосовой контроль, двойной турникет, способный легко превратиться в ловушку для незваного гостя, – здешним жителям явно было что терять.
Желтков исключением не являлся. Будь я не капитаном ФСБ, а квартирным вором, я вынес бы из этих трехкомнатных хором всякого добра на сумму с большими нулями. Точное число нулей на глазок определить даже не берусь, потому как не знаю, к примеру, рыночной стоимости тех здоровенных африканских масок на стенах или этого комода в чиппендейловском стиле. Или вон того, слева от экрана домашнего кинотеатра, милого пейзажика в золоченом багете. Если это не Венецианов, то кто-то ему очень близкий.
Похоже, прикинул я, борьба с олигархами в России приносит ее участникам хороший доход. Наверное, самым преданным борцам полагается небольшой процент – как разоблачителям еретиков в средние века или как охотничьим собакам, которые в награду имеют право слопать одного вальдшнепа поневзрачней. Когда у нас хижины побеждают дворцы, вещи оттуда сами сползаются к победителям.
– Богато живете, – похвалил я обстановку. – Не боитесь, что, если так и дальше пойдет, вас когда-нибудь тоже раскулачат?
Хозяин квартиры, как я и ожидал, был плюгав и неказист лицом, зато очки на его носу и домашний его костюм оказались под стать обстановке. Модно и недешево. Мне в таком пиджаке было бы не стыдно сходить в театр или на выставку.
– Не боюсь. – Голос Желткова чуть поскрипывал, словно неразношенные кожаные ботинки. – Нисколько. Я всего добился честно, своим трудом, своим интеллектом. Я не вытаскивал миллионы и миллиарды из народного кармана.
– Да ну? – улыбнулся я. – У нашего народа есть миллиарды? А мне, как некоторой части народа, из них ничего не причитается?
– Безусловно причитается, – ответил мне Желтков без тени улыбки. – И вам, и мне, и бабке Дуне из Урюпинска. Все дело – в природной ренте. Олигархи, нагло присваивая природную рен…
Тут хозяин прервал речь и глянул на меня исподлобья. В глазах его промелькнуло что-то неуловимо неприятное, едва ли не крокодилье. Как будто этот коротышка где-то внутри себя решал судьбу капитана Лаптева: то ли съесть меня сейчас, то ли разрешить мне пожить еще немного.
– Извините, – сказал он, – Максим… э-э… Анатольевич, верно я расслышал? Мне, по совести говоря, не вполне понятна причина вашего визита. В телефонном разговоре вы обмолвились о Звягинцеве. Это фабрикант презервативов, которого похитили, я читал об этом в газете. Но помилуйте, ваш покорный слуга здесь при чем? С этим человеком я не знаком. К его пропаже никакого касательства не имею. Или я у вас все-таки под подозрением?
Желтков вновь посмотрел на меня, а я – на него. Теперь гораздо внимательнее. Померещилось, успокоил я себя, чепуха, глаза у него как глаза. Человеческие, серо-зеленые. Ты, Макс, принял за крокодилью изготовку обычное раздражение занятого человека.
– Что вы, Георгий Семенович, что вы! – Я развел руками. – Мне такая вздорная идея даже в голову не пришла. Никто не подозревает вашего участия в этом деле. Прямого участия…
– Ага-а-а… – протянул Желтков. И я увидел, что он умеет улыбаться: тонко, ехидно, почти не разжимая губ. – Это уже становится любопытно. Значит, косвенное мое участие вы не исключаете? Ну-ка договаривайте, раз уж начали… Хотя нет, стойте, не надо. Лучше я сам попробую угадать ваши мысли. Вероятно, вы решили, что мои публичные выступления против российских олигархов могли подтолкнуть кого-нибудь из низовой публики, так сказать, к конкретным действиям. Ну как если бы студент-недоучка, начитавшись Прудона, вообразил, что имеет право взломать табачный ларек… Я верно вас понял?
– А что? – сказал я. – Нельзя недооценивать силу слова. Идея, вброшенная в массы, может…
– …стать движущей силой, – закончил за меня хозяин. – Великолепно: Маркс, Ленин и Желтков! Ну спасибо, Максим Анатольевич, я тронут, своим сравнением вы мне польстили. Кое в чем вы, конечно же, правы. Больше скажу: я думаю, вы сами и представить себе не можете, какой силой порою обладают очень простые и притом очень короткие слова. Поэт Гумилев не ошибался, хотя он… – Желтков вдруг запнулся на полуфразе. Видимо, что-то хотел сказать, однако передумал. – …ну ладно, это сейчас неважно. Важно то, что вы не уловили зерна моих идей. Сдается мне, вы невнимательно читали мои публикации – если читали их вообще. Поймите, капитан, никто в здравом уме и трезвой памяти не станет похищать этого Звягинцева из-за того, что начитался меня. И знаете, почему? Потому что Звягинцев – некрупная сошка, а такие России не опасны.
– Кто же тогда ей опасен? – спросил я. – Огласите весь список, пожалуйста. Мне как сотруднику Федеральной службы безопасности крайне необходимо иметь в кармане список врагов отечества.
– Да вы их знаете. – Улыбка на губах Желткова стала еще тоньше и ехиднее. – Тоже мне, большой секрет для маленькой компании. Но я назову, не жалко. Аранович, Кайль, Дерикоза, Айдашов, Папанин, братья Шулаковы, Савич, Розенбах, Каховский… ну последний, правда, теперь уже не в счет. Продолжать? Я могу, хотя какой смысл? Все их знают, даже бабка Дуня из Урюпинска…
Фамилии были сплошь известные. Большую часть из списка сильно потрепала Генпрокуратура, хотя реальный срок отсидел только бывший глава бывшего "Пластикса".
– …Все же очень просто, Максим Анатольевич, – продолжал тем временем хозяин. Речь его текла гладко, словно он мне, неразумному, лекцию читал. – У России имеются две категории внутренних врагов. Ей угрожают только очень богатые и очень бедные. Первые – потому что имеют все, кроме реальной власти, и хотят эту власть. Ну как дети – дорогую игрушку, которой у них раньше не было. Вторые же опасны, потому как элементарно хотят жрать и могут выйти на площадь. Что опять-таки представляет угрозу обществу… Я доступно излагаю?
– Вполне, – ответил я. – Одного не понимаю: отчего же вы одновременно не боретесь с бедными? Заклеймите бабку Дуню из Урюпинска, пусть ею займется Генпрокуратура.
– Вы остроумный человек, Максим Анатольевич, – похвалил меня Желтков, – даже не верится, что вы работаете в ФСБ… Что касается нашей бабки, то с нею и им подобными сражаться нельзя. В принципе. Их слишком много, как тараканов. Только с тараканами еще можно справиться дустом, а с людьми… Вы ведь не предлагаете, надеюсь, вернуться к массовым посадкам?
– Боже упаси, – сказал я. – ГУЛАГ был ужасен.
– И ко всему еще, – нравоучительным тоном добавил хозяин, – он был крайне неэффективен с точки зрения менеджмента. Рабочая сила считалась бесплатной, но все равно КПД лагерной системы даже в лучшие годы не превышал десяти процентов… Десяти! Паровая машина, позапрошлый век, смешно сказать. Я считаю, неразумно совсем ограничивать граждан, забивать их в колодки. Надо, чтобы было всего понемножку: свободы, инициативы, денег, хлеба и телешоу. Большая инфляция нам вредна, но так же вредны и большие инвестиции с Запада. Не надо их, обойдемся без взлетов. Спасение России – в выравнивании, я об этом, кстати, неоднократно писал. Тот древний пластический грек, который растягивал и подрезал людей, заблуждался методологически, но абсолютно прав концептуально. Надо притушить полюса. Самых тучных коров – закласть и за их счет подкормить самых тощих. Должна победить середина. Не слишком богатые и не совсем бедные. Не очень умные и не совершенно глупые. Люди не без амбиций, но чтобы и не чересчур прыткие. Умеренность и стандарт – вот что важно. Ровный газон был бы хорош для России, но, в отличие от Англии, у России нет лишних четырехсот лет, чтобы его выращивать и подстригать. Поэтому идеал сегодняшней России – ровное асфальтовое поле, от горизонта до горизонта, без выступов и впадин. Это будет и красиво, и гуманно…
На слове "гуманно" у меня в кармане зазвонил мобильник. И почти сразу вырубился. Поскольку я за разговором забыл подпитать аккумулятор – если не от сети, то хотя бы с помощью ручной механической подзарядки.