Две первые новеллы, по которым снят фильм, документальные. Третья новелла - игровой фильм, и, хотя играют какие-то второразрядные актеры, сделан он здорово. Смешно. На экране возникает сберкасса на Плющихе. Низенький плотный милиционер, стоя на посту, задумчиво и усердно ковыряет в широком носу. Доковырять ему не дают - камера выхватывает две фигуры в масках; выстрел - милиционер падает. Затем - внутренний зал сберкассы. Крупным планом сварочный аппарат, которым труженики в масках вскрывают сейфы. Пачки денег исчезают в холщовых мешках. Закончив "дело", довольные преступники выходят на улицу, вскакивают в поджидающее их такси и вихрем уносятся в сторону Бородинского моста… Появляется другая группа людей - следователи в сопровождении многочисленных экспертов, понятых, собак, милиционеров и начальников этих милиционеров. Все дружно заметают следы, оставленные преступниками: топчутся у дверей, разбрасывают всюду свои окурки и совершают другие криминалистические промахи. Особенно старается один следователь, явно подыгрывающий под Чарли Чаплина. Вот он осматривает сейф и держится при этом за его ручку именно в том месте, где четко проступает чернильный отпечаток чьего-то пальца, находит на полу перчатку и двумя пальцами брезгливо отправляет ее в мусорную корзину…
Какая-то неясная тревога закрадывается мне под куртку. А может, это просто неполадки с желудком? Но я уже почти знаю, что это…
Следователь на экране продолжал "трудиться", отдавая уборщице авоську с арбузом, найденную на окне, а я уже пробирался к выходу. Хорошенькое у меня, видно, было выражение лица, если Танечка вскрикнула на весь зал:
- Что с тобой, Турецкий? Тебе плохо?
Матерь Божия! Плохо, да ещё как! Да этот "Чарли Чаплин" просто гениальный Шерлок Холмс, по сравнению с вами, кретин лейб-гвардии дебильного полка Александр Турецкий! Покрывшись испариной, я пулей пронесся по коридору, съехал вниз по перилам, выскочил на улицу и стал, растопырив руки, как бабочек, ловить такси. Окрутив меня ледяной водой, возле остановился черный красавец ЗИЛ, и лоснящаяся физиономия спросила:
- Тебе куда, малый? Если в больницу, то не повезу!
"Левак" доставил меня за трояк в гостиницу "Центральная". По дороге он пытался оправдать повышенный тариф - мол, начальники теперь их подзажали, не дают сшибить монету, как раньше… Я его не слушал.
На ходу доставая алое удостоверение, я побежал искать дежурного администратора гостиницы. Этого желтоволосого франта примерно моих лет я нашел в буфете на втором этаже за чашечкой кофе. Осипшим от волнения голосом я объяснил, что мне необходимо произвести повторный осмотр 547-го номера, где позавчера был найден труп женщины. Только что, мол, выяснилось, но это строго между нами, она была знаменитой балериной! Ша! Давайте ключи, понятых и шагом марш за мной!
Желтоволосый понял все с полуслова - не первый день в контакте с органами. Взял связку ключей, крикнул на бегу "Митрофанова, вперед!" и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался вверх по лестнице. Я и миниатюрная, как статуэточка, Митрофанова понеслись за ним по этажам, словно стая гончих, забыв почему-то о наличии лифта.
Увидев нас, дежурная по пятому этажу изменилась в лице и попыталась создать непроходимую оборону. Франт-администратор отстранил ее, повернул ключом в замке, и мы буквально вломились в номер.
Первое, что мы увидели, и что заставило нас застыть на месте от изумления, было чья-то голая задница. Я даже забыл на мгновенье, зачем пришел. "Задница" вскочила с пола и обернулась хорошеньким испуганным существом лет пятнадцати. Другое испуганное существо - с черными усами, в габардиновом пиджаке, при орденах и медалях и, пардон, спущенных брюках, - замерло в неестественной позе в кресле у окна, обнажая миру могучие достоинства мужской красоты.
Кто-то по-поросячьи завизжал (я не сразу осознал, что это был администратор), дежурная заревела в голос, а невозмутимая Митрофанова стала звонить в милицию.
Но мне было уже не до этой катавасии - я увидел это - черную лакированную записную книжечку, мирно покоящуюся на черном лакированном подлокотнике второго кресла в углу комнаты, там, где я ее оставил в ночь, выезжая для осмотра места убийства "спортсменки". Тогда я обнаружил эту злополучную книжечку между сиденьем и спинкой дивана. Как она туда попала - одному Богу было известно, но факт тот, что преступники ее не нашли. Потом я положил эту штуку рядом с собой, на ручку кресла, намереваясь внести ее в протокол, и… начисто о ней забыл… Стараясь держать книжку за ребро, чтобы не оставить своих отпечатков, я осторожно перелистал листочки цвета слоновой кости. В книжке была одна-единственная запись, на букву "Л" - "Леся - 15 р". Ну это была детская шарада, решение которой не только не составляло труда (балерина или одолжила какой-то Лесе, вероятно, Олесе, или взяла у той взаймы 15 рублей), но и ничего не давало для следствия. Зато на первой странице было выведено: Куприянова В. С., Сретенский пр, д. 13, кв. 15, тел. 211.44.85.
У меня с собой не было протокольного бланка; я подошел к столику дежурной и вырвал лист из какого-то журнала. Занятый своими "раскопками", я и не заметил, что комната наполнилась милицейскими чинами разных рангов. Мои понятые были отвлечены более интересным для них событием в 547-м номере, и мне пришлось ждать, пока они разделаются с милицейским протоколом, который гласил:
"Жургаев Эргаш, завотделом агитации и пропаганды Ферганского обкома партии Узбекистана, прибывший в служебную командировку в Москву на совещание в ЦК КПСС по вопросам идеологии, вел себя аморально и совершил мелкое хулиганство, а именно: дав 50 руб. в виде взятки дежурной по этажу Силкиной А. М., привел в предоставленный ему на час номер случайно встреченную у Центрального Телеграфа несовершеннолетнюю Майю Розову, 15 лет, ученицу 8 класса 185-й школы столицы, и, пообещав подарить ей бирюзовое колечко (стоимостью 15 руб.), совершил с нею половой акт в извращенной форме, но был изобличен и схвачен на месте правонарушения бдительной администрацией гостиницы "Центральная"…"
Насчет "бдительности" и "мелкого хулиганства" они явно загнули: за развращение малолетних полагается шесть лет тюрьмы. Но мне этот ферганский пропагандист был до фени.
Я вышел из здания и медленно побрел по улице Горького к Пушкинской площади. Я не пропускал ни одной телефонной будки - старался дозвониться до Меркулова, но тот как в воду канул. На опознание Куприяновой я не поехал - не знал, кому я должен был показывать труп. Обычно в морг возят отца, мать, мужа потерпевшей, а я даже не знал, живы ли ее родители и где теперь искать ее прежнего мужа. Я постоял перед телефоном-автоматом в вестибюле метро и нерешительно набрал Ритин номер.
- Да, - голос у нее равнодушный и спокойный. Я молчал. Рита резко сказала:
- Идиотство. - И так же резко повесила трубку.
Конечно, идиотство. Да и весь день был идиотский. Из-за этой записной книжки был потерян целый день, а может быть, и два. Если бы не забыл книжку, то мы знали бы имя балерины уже в первый день, и кто знает, как бы все повернулось. Мне не терпелось покаяться в своих грехах перед Меркуловым. Естественно, я не ожидал от своего начальника приза за столь "блистательное" участие в осмотре места происшествия. Но в конечном результате, думалось мне, книжка не имеет никакой доказательственной ценности: подумаешь, одна-единственная, ничего не значащая запись!
Я позвонил на Петровку. Так, на всякий сличай.
- Эй, прокуратура-молодое дарование! - тенор Грязнова сорвался до дисканта. - Где вы там развлекаетесь? Два часа не могу ни до кого дозвониться! Мы тут, можно сказать, ваше дело раскрутили, а вы там загораете!..
"Дарование средних лет" ещё долго поливало прокурорских, а потом вдруг неожиданно предложило:
- Слушай, Сашок, жрать так охота - у меня есть подкожная двадцаточка, подваливай в "Нарву", я тебе все по порядку доложу. Как надзирающему прокурору…
6
Один день капитан Грязнов отсыпался, сегодня он уже шастал по нашим делам: с утра отправился на Смоленскую во Внешторг.
В управлении кадров Министерства внешней торговли СССР инспектора МУРа приняли демократично, без этих штучек: "зайдите завтра, у нас коллегия" или "посидите с пару часиков, мы принимаем делегацию Бангладеш!". Отложив все дела, начальник кадров, кагэбэшный генерал в отставке Рябенький пригласил нежданного гостя в кабинет и заперся с ним на целые полчаса.
Они хлобыстнули по рюмашке "Арарата" в экспортном исполнении, и Грязнов узнал следующее: Ракитин был хорошим работником, но он в чем-то здорово подвел свое начальство, и уже стоял вопрос о его увольнении. Но уволить его было трудно, так как он многие годы работал не только для ГРУ - военной разведки, но и для Управления "Т", которое в КГБ сейчас занимается разработкой стратегических проблем…
Рябенький хитрил, чего-то не договаривал, ссылаясь на секретность, но в конце концов выдал Грязнову выписку из заседания коллегии Министерства, из которой явствовало, что начальнику главка Ракитину В. Н. недавно был объявлен строгий выговор с последним предупреждением.
- Я хотел пробиться к Патоличеву, - оправдывался Грязнов, - но разве к министру проберешься? Помощники даже разговаривать не пожелали: с утра у него японские журналисты, в обед президент фирмы "Армко Стил", а к вечеру вызов в международный отдел ЦК.
И Грязнов виновато пожал плечами. Что ни говори, а интеллигентную работу нельзя поручать милиции. Вот оперативную - дело другое. Как бы в подтверждение этого умозаключения Грязнов рассказал мне, как он провел вторую половину дня.
…На два часа у капитана Грязнова была назначена встреча с майором Красниковским. К этому времени Артур знал почти все о владельце значка номер 10569 "Мастер спорта СССР", найденного Меркуловым в Сокольниках. Для этого Славе пришлось побывать на скатертном в Спорткомитете и в МГУ на Ленинских горах. Брать Игоря Волина, тренера ДСО "Наука", надлежало тихо, без спешки. А это означало, что "рыбку" следовало поводить, чтоб не спугнуть и не дать подготовить ложную версию.
…День Игоря Волина - руководителя секции самбо спортклуба Московского университета, был всегда рационально организован. Утром его "волга" несется на Центральный рынок за свежими продуктами. Часикам к двенадцати он ненадолго заглядывает в МГУ, где его помощники тренируют самбистов из студенческого спортклуба. Там он задерживается от силы на час-полтора. Днем его можно видеть на улице Ферсмана, в магазине "Березка", а вечером в клубе нумизматов на Шаболовке. Одним словом, жизнь быстротекущая, заведенная как часовой механизм, ему уже не повиновалась…
На улице Ферсмана стояло довольно много машин, но "волги" черного цвета с вмятиной на правом крыле там ещё не было. Красниковский и Грязнов приняли решение ждать. Они были уверены в агенте, который сообщил, что черная "волга" с вмятиной на правом крыле должна обязательно появиться. А пока сотрудники МУРа угрюмо наблюдали, как грузный гаишный капитан распоряжается на перекрестке. Пятница - бурный торговый день. Представители привилегированного слоя: дипломаты, высшие сановники министерств, технари, бывающие за границей, а также граждане, получившие наследство от зарубежных родственников, то и дело подъезжают в "валютку", торгующую, как известно, не на советские рубли, а только на валюту, в своих "волгах", "москвичах" и "жигулях", купленных на ту же валюту в магазине у Лужнецкого моста.
В три тридцать подъехала черная "волга": вмятина на правом крыле. Из "волги" вышли двое. Один щупловатый, рыжий, одетый в кожаный пиджак и джинсы.
В этом месте рассказа Грязнов вдруг заливисто раскатился смехом:
- Не, Сашок, ей-Богу, я сам рыжий, видел рыжих, но такого увидел в первый раз, у него даже глаза рыжие! - довольный капитан отрезал себе шашлычка по-карски и продолжал.
Другой, высокий, плотный блондин явно спортивного склада. Несмотря на плюс пять, он уже в дубленке, в пыжиковой шапке. Они направились к дверям "Березки", и Артур Красниковский, руководивший операцией, негромко сказал: "А вот этот, в дубленке, нам и нужен!"
Посовещались. Грязнов подошел к гаишному капитану - нужна была его помощь.
Щуплый и высокий отсутствовали минут двадцать. Наконец вышли. Шли к машине не торопясь, без покупок. У высокого было спокойное лицо. Такой на вид уверенный в себе человек, что сразу и не решишься подойти. Им дали возможность сесть. Хлопнула дверца, и тут же возник капитан ГАИ. Высокий блондин нехотя вышел из "волги". Он был по-прежнему невозмутим. Капитан стал тупо изучать права - с водительскими правами у блондина все было в порядке. В этот момент подошел Грязнов. Так было условлено. Высокий блондин повернул бычью шею и уперся взглядом в муровское удостоверение - квадратно-красную книжку с оттиском герба страны. Оглянулся. Позади стоял плечистый Красниковский, в прошлом полутяж - бронзовый призер страны по боксу.
- Не волнуйся, коллега! - сказал боксер.
- А я и не волнуюсь! - ответил самбист.
- По приметам ваша машина похожа на ту, что значится в розыске, - объяснил Грязнов. - Придется осмотреть, а для этого съездить на Петровку.
- Осмотреть можно и здесь, - отпарировал невозмутимый блондин.
- Нам там удобнее, - не согласился майор Красниковский. Волин (это был он, Красниковский сверил по фотографии) молчал, задумавшись. Посмотрел искоса на всех троих, кивнул:
- Это, надеюсь, не надолго?
- Нет-нет, не надолго! - успокоили его разом все трое: гаишный капитан и двое муровцев. Трое вооруженных людей чуть побаивались этого крепкого самбиста: черт его знает, что он может выкинуть - все же мастер спорта! - вдруг окажет сопротивление, а кругом столько прохожих!
На Петровке, возле подъезда МУРа, Волин сам открыл у "волги" капот. Его попросили открыть и багажник. Он помедлил, но открыл. В глаза ударило ярко-зеленым и красным: несколько тугих упаковок с платками, по пятьдесят в каждой. "Это что?" - "Подарки родственникам". - "Не много ли родственников?.. А "дипломат" ваш?" - "Мой". - "Не забудьте". Поднялись с понятыми на четвертый этаж - оформлять протокол. Романова предложила показать содержимое "дипломата". Волин медлил. Наконец решился - щелкнув замками, открыл крышку. Там лежали пачки денег, чеки для магазина "Березка" и… импортный пистолет с глушителем.
- Одним словом, учись работать, следователь! - сказал самодовольно Грязнов, заканчивая свой рассказ об успехах Второго отдела МУРа. Он закурил свою "Беломорину", выпустил длинную синюю струйку дыма, стряхнул пепел в чашечку из-под кофе и хмыкнул:
- Ну как, старик, неплохую операцию мы с Ариком провернули, неправда?
На веранде заиграл небольшой оркестр. Я кивнул головой, подтверждая - да, операцию вы, ребята, сварганили неплохо. Одна мысль, однако, мешала радоваться успехам Второго отдела: "Неужели Волин, мой университетский тренер по самбо - убийца?"
Я туже затянул свой галстук и спросил Грязнова:
- А где он теперь, тренер Волин?
Грязнов посмотрел на меня, как будто его заморозили, потом сказал медленно:
- Ты что? Его знаешь?
Я пожал плечами:
- Немного, в спортклубе встречались. Так где он?
- Волин там, где ему и надлежит быть. Во Внутренней тюрьме у нас на Петровке…
- А щуплый? - спросил я с интересом.
- Щуплый оказался случайным попутчиком. Его Волин лишь "подбросил" до "Березки". Щуплого мы отпустил и…
И Грязнов небрежным жестом кинул свою "подкожную" двадцатовку на блюдечко, где уже лежал счет.
7
20 ноября 1982 года
- …Мне тогда было лет тринадцать. Мать поставила варить гречневую кашу и предупредила - через полчаса снимешь и поставишь под подушку. А сама ушла на работу. Это было во время зимних каникул. Через несколько минут прибежал за мной одноклассник - идем "Карнавальную ночь" смотреть! Я, конечно, в ту же секунду забыл о существовании каши. - Меркулов затянулся своим, "Дымком" и продолжал. - Сидим мы в кинозале и смотрим "Новости дня". Нам не очень интересно - мы болтаем и шумим, зал-то полупустой. Вдруг я слышу, как диктор торжественно так произнес: "…а также Маршал Советского Союза Гречко!" Представляешь, как я испугался - сгорела, наверно, моя гречка! И правда, сгорела, - засмеялся Меркулов, - хорошо, что пожара не было. А ты говоришь - Чарли Чаплин, записная книжка. Это все, брат, мелочи.
Мы хохочем, но я вижу, как Меркулов поглядывает на часы - ждет результатов комплексной экспертизы по злополучной куприяновской книжечке, которую я всучил вчера Славе Грязнову для передачи в научно-технический отдел.
У нас "черная суббота", сегодня выходной, но мы ишачим. Составляем план расследования дела. Я склонился над своим довольно обшарпанным столом, Меркулов - над своим, сверкающим лаком.
Я впервые занимаюсь такой работой - студенческие семинары и прокурорская практика в счет не идут, все это была игра или халтура. Я метнул взгляд на Меркулова - он делает вид, что не замечает, как я сдрейфил, знай себе заполняет сводный месячный график-календарь. Время от времени он набирает какой-то телефонный номер - явно жене в больницу, но нарывается на частые гудки. В перерыве между этим занятием и составлением графика шеф открывает средний ящик письменного стола и пытается завести какие-то старые часы-луковицу, чем ужасно раздражает меня. По-моему, часы эти годятся только на помойку - стекло треснуло, а корпус, когда Меркулов его встряхивает, скрежещет, как ржавое железо.
Раскрыв широкую линованную тетрадь, изготовленную в типографии Прокуратуры СССР и озаглавленную "План расследования дела", в разделе "Возможные версии" пишу:
Версия первая: Ракитин и Куприянова убиты на почве ревности:
а) возможно наемными убийцами, подосланными женой Ракитина,
б) каким-либо мужчиной, ревновавшим Куприянову к Ракитину.
Версия вторая: Ракитин и Куприянова убиты с целью сокрытия другого или других особо опасных преступлений - людьми, опасавшимися, что потерпевшие раскроют их преступления.
Версия третья: Ракитин и Куприянова убиты с целью завладения ценностями - советской и американской валютой, неизвестными предметами, а также, возможно, записями, имеющими секретный характер…
А как у нас с доказательствами по каждой версии? И тут я в полном тупике. Дело в том, что доказательства у нас, надо прямо сказать, не подтверждают ни одной из моих версий и даже находятся с ними в полном противоречии. Я беру отдельный листок бумаги и начинаю чертить что-то вроде генеалогического древа: в крупных квадратиках я обозначаю номера версий, от них веду линии к другим квадратикам - поменьше - субъектам преступления, то есть лицам, их совершившим, и прямоугольничкам - имеющимся у нас доказательствам. Получается страшная картина: квадратики повисают в воздухе, а прямоугольнички образуют между собой замкнутый круг.
Меркулов мельком взглядывает на мое творчество:
- Занимаетесь программированием в свободное от работы время, товарищ Турецкий?
Меркулов потянул мою "блок-схему" к себе и довольно долго ее изучал. Я даже взмок от напряжения.
- Все правильно. Все правильно, Саша, - совершенно неожиданно для меня сказал он. - А логики нет и быть не может, потому что сами эти убийства - неправильные.