Он был на восемь лет старше, но в детстве они вместе ездили в школу на автобусе. Рэй знала его младшего брата Теда. Когда тот мужик чуть не убил ее, а потом увез Рису, Рэй-Линн решила вернуться домой в Мозес-Лейк. Через два дня столкнулась с Келли в магазине. Это было шесть недель назад. Все это время она только курила траву. Ни метадона, ничего. И даже подумала, что соскочила. Офигенное чувство – казалось, все это запомнится как хорошее время. Но оно закончилось. И какая разница – шесть недель или шесть месяцев? Или даже шесть часов. Было и сплыло, осталось что-то вроде фотки с дня рождения. Плоская картинка того, кто помнился любимым.
Она знала, что все заканчивается. Чай, не ребенок. Она смотрела, как Келли соскребает запеканку в тарелку, чтобы угостить Скотта. Наверное, все воспоминания об этом времени сотрутся. Дело не в том, о чем просит Келли. Это она как-нибудь переживет. Бывало и похуже. И дело не в том, что она уйдет. Всегда ведь уходила. Просто ужасно хотелось сохранить хоть что-то хорошее, и потому сейчас она жалела, что не ушла днем раньше.
42
Пухлое лицо нарколога расплылось в улыбке:
– Ничего удивительного, что вы не смогли ее установить. С Рэй-Линн я работал три месяца, и она меняла себе имя каждую неделю. – Африканские косички придавали ему сходство со Стиви Уандером. Взгляд его потеплел, когда он взглянул на фото: – То придумает себе что-то хипповое… типа Лунного Света… или нет, Сияния Будды. А на другой день она уже чувственная Моника или Саша. Как девочка, которая хочет выглядеть взрослее.
– Жаклин, – тихо сказала Каролина. В лечебнице они сидели друг против друга за длинным обеденным столом.
– Вот-вот, типа Жаклин. Мне нравилось с ней работать. Здесь многие начинают перед тобой играть. – Нарколог нервно потеребил губу. – А мне всегда нравились такие, кто в любой ситуации изо всех сил сохраняет оптимизм. Понимаете?
Каролина передала ему фото Паленого.
– Да-да, у этого была какая-то кличка, – вгляделся нарколог. – Не вспомню.
– Паленый.
– Точно, Паленый. Мы стараемся оградить наших пациенток от контактов с внешним миром. – Нарколог положил снимок на стол. – Но девушки скучают и порой кому-нибудь дают о себе знать.
– Вы полагаете, Рэй-Линн его вызвала? – Каролина ткнула пальцем в фотографию Паленого.
– Наверняка не помню. Все смешалось, вы уж извините. Я давно здесь работаю.
– Но он навещал именно ее?
Нарколог пожал плечами. Потом вскинул брови и хлопнул в ладоши:
– Одна пациентка тогда была здесь. Хлоя. – Он оглянулся. – Может, она что-нибудь вспомнит. Тут женщины друг за другом приглядывают почище персонала. Пойду узнаю, сможет ли она с вами поговорить.
Нарколог встал, но Каролина его придержала и подтолкнула фотографию Шелли Нордлинг:
– А эту девушку знаете?
– Шелли. – Нарколог вздохнул. – Она плохо кончила. Здесь была одновременно с Рэй-Линн. Они даже вроде как сдружились. Насколько это возможно, если вы меня понимаете.
Каролина промолчала.
– Учтите, все, кто здесь оказался, ради наркотиков обворовывали родных и друзей, продавали игрушки своих детей. Я к тому, что между ними не бывает особого доверия. – Он шагнул к двери. – Узнаю, вдруг Хлоя захочет с вами поговорить.
Каролина кивнула и сделала пометку в блокноте:
– Меня интересует любая информация по этим девушкам – связи, истории болезни, адреса для пересылки корреспонденции, страховки. Все, что у вас имеется.
– Я погляжу. – Через кухню нарколог ушел в административную часть.
Каролина прошлась по столовой, напоминавшей школьный буфет: два длинных стола и лавки. Лечебница располагалась в квартале особняков девятнадцатого века, в основном перестроенных в многоквартирные дома и приюты. С семи до девяти завтрак, а потом двенадцать пациенток расходились по комнатам – либо работали, либо занимались в классе, отчаянно стараясь вернуться в жизнь, в которой есть работа и хоть какие-то деньги на еду и которую обычные люди считают тяжелой и несправедливой. Каролина обошла столы. На стенах висели плакаты с претензией на вдохновение: восходы, котята, океанские волны. Но один показался загадочным и привлек внимание: старая деревянная бадья, до краев полная водой. Надпись гласила: "Наруби дров, натаскай воды". Каролина долго его разглядывала.
Потом обернулась и увидела худую негритянку в инвалидном кресле.
– Вроде как призывают задуматься, да? – сказала та. – Типа – в чем смысл-то?
Каролина снова взглянула на плакат, потом на девушку:
– Ты, наверное, Хлоя? Я Каролина Мейбри.
– Крис сказал, вы хотите поговорить.
– Да. – Каролина жестом пригласила ее ближе к столу, на котором лежали, точно снимки в школьном альбоме, маленькие фотографии Паленого, Рэй-Линн и Шелли.
Помешкав, Хлоя подъехала к столу и приподнялась в кресле – на тонких руках взбухли мышцы. На фото она смотрела не дольше секунды и вновь плюхнулась на сиденье.
– Вы приехали показать мне покойников?
– Разве все они мертвы?
Хлоя щелкнула по фотографиям Шелли и Паленого:
– Ее грохнули полгода назад, а этого коп утопил в реке.
Каролина усмехнулась такой трактовке инцидента на мосту, однако не стала поправлять.
– А эта? – Она показала на снимок Рэй-Линн, но Хлоя даже не взглянула:
– Если еще жива, то ненадолго.
– Почему ты думаешь, что ее нет в живых?
Хлоя усмехнулась:
– Потому что все мы, считай, покойники. – Собственный юмор не особо ее развеселил, и она, выгнув шею, заглянула в кухню: – Интересно, кофеварку уже выключили?
– Я тебя не задержу. – Каролина придвинула фотографии на самый край стола.
– Вы торопитесь, что ли? – Хлоя посмотрела на снимки.
– Немного.
– Вон как. Дома детки заждались?
– У меня нет детей. Боюсь опоздать на похороны.
– На чьи это? – заинтересовалась Хлоя.
Каролина подтолкнула фотографию Паленого, и та забалансировала на грани столешницы:
– Вот его. В реке нашли тело. Сегодня в полдень поминальная служба.
– Паршиво.
– Значит, он тебе нравился.
– Нет, паршиво, что его нашли. По мне, так пусть бы кормил рыб.
– Он тебе что-то сделал?
Хлоя пожала плечами:
– Ничего особенного.
– Это из-за него?.. – Каролина кивнула на инвалидное кресло.
Хлоя не сразу поняла вопрос.
– Нет, – сказала она, глянув на большое колесо со спицами, но ничего не добавила.
– Может, вместе пойдем? – улыбнулась Каролина.
– На похороны? – осклабилась Хлоя. – Да уж, вот была бы потеха.
Каролина включила диктофон и поставила его на середину стола:
– Итак?
Хлоя перевела взгляд с диктофона на снимки и обратно.
– Ладно, – сказала она. – Паленый был совсем пацан, но с девочками управлялся лихо. Четыре-пять
штук всегда имел. Рэй под ним ходила всего пару недель, а вот Шелли у него задержалась.
Каролина вообразила, как пять месяцев назад Ленин Райан задавал те же вопросы и получал такие же ответы.
– Паленый был и твоим сутенером? – спросила она.
Хлоя закатила глаза:
– Там не то что соплюхи в высоченных сапогах разъезжают с ниггером в кадиллаке. Не так оно все. С Паленым можно иметь дело. У него была своя хата. Ништяк. Мы с Шелли работали в машинах, переулках, а еще водили клиентов в лодочный центр, пока там не поставили охрану. А тут Паленый – работайте, говорит, у меня на хате. Ну вот, за ночь обслужишь пятерых, срубишь пару сотен, половину отдашь Паленому, он еще притащит герыч и чего-нибудь пожрать, а потом у него заночевать можно. Бывало, подложит тебя под своих корешей, но он же за тобой и приглядит – клиенту, если захочет тебя кинуть или вообще отодрать на халяву, мало не покажется.
Каролина еле за ней успевала.
– Можешь точно сказать, когда Рэй-Линн и Шелли на него работали?
Хлоя отмахнулась, словно время неизмеримо или, по крайней мере, несущественно:
– У Шелли была кликуха "Пилюля". – Она смущенно оглядела столовую. – Вот уж у кого точно была зависимость. Типа, не выносила одиночества. Вечно хороводилась с каким-нибудь мужиком.
Типа, у нее любовь, она уходит с панели. А потом возвращается, вся в соплях: он меня вышвырнул! Вот так и с Паленым – говорила, что он ее парень. А Рэй – она поумнее, понимает, что к чему.
– Когда Шелли убили, она была под Паленым?
– В смысле, не он ли ее пришил? – вскинула бровь Хлоя.
– Да, наверное, в этом смысле.
– Я не знаю, честно.
– А что народ говорил? – не отставала Каролина.
– Народ? Какой народ? Кто-нибудь проводил опрос? – Хлоя уставилась на подножки коляски. – Паленый не бегал по домам – так и так, не подумайте чего, это не я. Нет, прикиньте: девчонка таскает вещи в ломбард, втихаря на стороне кому-то сосет, а потом заявляет Паленому: я в тебе больше не нуждаюсь… – Она не договорила.
– Паленый знал, что Шелли закладывает вещи?
– Конечно. Такой весь из себя миляга, но денежки твои за тебя считал ого-го.
Каролина глянула свои заметки:
– Ты сказала, она трахалась на стороне. Зачем ей?
– Башлей скопить. И умотать из города.
– Паленый не хотел, чтоб она уезжала?
Хлоя кивнула:
– Если не берут наркоту у него, значит, берут у кого-то другого, понятно же.
– И что произошло? Думаешь, Паленый психанул, потому что она сменила крышу и поставщика?
Хлоя пожала плечами:
– Говорю же, я не знаю. Но даже если он ни при чем, ему выгодно, чтоб думали на него.
– Такова уличная версия? – Получилось избито, как в "Старски и Хатч", но ничего другого не придумалось.
Хлоя только рассмеялась.
– Ладно, спрошу по-другому. Скажем, кто-то интересуется, что случилось с Шелли. – Каролина достала из сумки фотографию Ленин Райана. – Скажем, этот человек. Он услышит то же… предположение, которое высказала ты?
Хлоя взяла фотографию:
– Его печатали в газетах, да? Это он прикончил уйму девчонок. – Она вгляделась в снимок. – Если есть мозги, он не полезет с вопросами, и так все ясно, но, в принципе, ему ответили бы то же самое. Девчонку зарезали. Выбросили не голую. Значит, убил не извращенец. Не такой, как этот псих. – Хлоя помахала фотографией. – Девчонку грохнули ночью. Стало быть, клиент или ее кот. Врубаетесь? Тут особо без вариантов. Уж поди, не дворецкий.
Малявка, в которой чистого весу фунтов девяносто, учила Каролину жизни.
– Чё, не так, что ли? – Хлоя пальцами отбила дробь на столе. – Ежу понятно.
В блокноте Каролина записала и дважды подчеркнула: "Паленый убил Шелли". В тумане проступала дорога. Каролина кивнула на фото Ленин:
– Раньше его видела?
Хлоя повертела снимок:
– Нет. Но я уж давно в простое… – Она потрогала тормоз коляски. – Почти целый год здесь.
– Шелли не говорила, что у нее есть парень?
– Она-то? У нее парень – всякий мужик при башлях. В основном старичье. Она и сюда прикатила с каким-то старпером.
– А про парня из Калифорнии не рассказывала?
Припоминая, Хлоя усмехнулась:
– Точно. Был какой-то мужик, на которого она запала. Только я не в курсах. Всякая шлюха расскажет о мужике, с которым у нее любовь. Старая песня. Непременно вернется к нему, вот только подкопит деньжат. Или когда он отмотает срок. Или бросит жену.
Каролина поежилась, вспомнив о Дюпри. Снова появился нарколог и вручил ей две тонкие папки, помеченные "Рэй-Линн Пирс" и "Шелли Нордлинг". В руках у него был еще какой-то конверт.
Каролина открыла папку Шелли: формуляр приема, формуляр выписки и пара отчетов. Адрес пациента, записанный при поступлении. Что-то знакомое. Неподалеку от автострады в Ист-Сентрал. О чем сейчас говорила Хлоя?
– Ты сказала, Шелли приехала с пожилым мужчиной. А имя его не помнишь?
– Черт, вот прям стоит перед глазами. – Хлоя уставилась в потолок. – Дал ей пинка за наркоту и воровство. Как же его звали-то?
– Алберт, – тихо сказал нарколог.
– Точно! Шелли называла его дядя Алберт. Верняк. Я еще подумала – смешно, прям как в песне .
Алберт Стэнхаус. Шелли жила с дядей Ленин Райана – вот почему тот убил родственника. Теория Дюпри о волчке и необъяснимых убийствах вдруг показалась не такой уж правильной. Можно представить, как Ленин сложил одно с другим: дядя Алберт тащит Шелли в Спокан, а затем вышвыривает на панель, где ее подбирает сутенер Паленый. Чтобы раздобыть деньги на дорогу в Калифорнию, Шелли закладывает браслет, но хозяин ломбарда дает ей гроши. Выходит, Каролина хочет наказать человека за убийства шлюх, а человек мстил за убийство шлюхи. Поразительно, что Ленни Райан, действуя исподволь, выяснил гораздо больше официальных сыщиков.
Однако на задворках сознания копошилась еще одна мысль: если у Ленни Райана был мотив для убийства дяди, Паленого и ломбардщика, тот ли он психопат, которого препарировали Блантон и Макдэниэл? Каролина чуть не рассмеялась, вспомнив сентенцию Дюпри: абсурдность – лучший отклик на абсурдную ситуацию. Ужасно захотелось разыскать его и сообщить о своих открытиях.
Каролина вздрогнула от резкого телефонного сигнала; думая о Дюпри, она даже не посмотрела на высветившийся номер, а только жестом попросила нарколога и Хлою обождать.
– Привет, – сказала она в полной уверенности, что услышит Дюпри.
– Мисс Мейбри, мой билет утверждает, что сей огромный барак прозывается Споу-кейнский международный аэропорт. – Голос Кёртиса Блантона.
– Из-за канадских рейсов, – машинально ответила Каролина.
– Ах вот оно что. Тогда понятно.
– Погодите, – спохватилась Каролина. – Вы в Спокане, что ли?
– Не хотите спросить, что я здесь делаю?
– Что вы здесь делаете?
– Хороший вопрос. После нашего телефонного разговора я еще разок глянул ваше дело, представил, как этот проныра Макдэниэл выдоит его для своей следующей никчемной книжонки, и понял, что вам требуется моя помощь. И вот ближайшим рейсом я у вас.
– Понимаете, я сейчас беседую. – Каролина потерла голову. – Можете взять прокатную машину? Или такси?
– Не беспокойтесь, я вас подожду. Только не говорите Макдэниэлу о моем приезде, ладно? Хочу удивить эту бесхребетную скотину. Он обделается, как меня увидит.
Не найдясь с ответом, Каролина дала отбой. Все развивалось слишком резво. Склонившись к Хлое, нарколог показывал ей листок, который достал из конверта.
– Что это? – спросила Каролина.
– Мы работаем по методу анонимных алкоголиков и наркоманов. – Нарколог выпрямился и забросил свесившиеся косички за спину. – Многие врачи сами в прошлом… Вы знакомы с системой двенадцати шагов?
– Немного.
Нарколог передал ей листок и конверт:
– Наиважнейший шаг – признать, что своей пагубной зависимостью мы раним окружающих. Вот этим мы и занимаемся. Наши пациентки пишут письма тем, кому причинили боль. Одни каются. Другие оправдываются. Третьи не готовы даже к этому, только требуют от родных денег и винят их в своих несчастьях. Я полагал, Шелли из числа последних, потому что она написала всего одно письмо. Я хотел отправить, но она умолила меня этого не делать – мол, не надо, чтобы этот человек узнал, где она. Я положил письмо в ее папку. В других обстоятельствах я бы никогда не нарушил врачебную тайну, но…
И лишь тогда Каролина посмотрела на письмо, начинавшееся: "Дорогой Ленин…"
43
Недатированное письмо из истории болезни Шелли Нордлинг, проходившей курс лечения в приюте "Солнечный денек":
Дорогой Ленни,
ну вот, я опять в лечебнице. Надеюсь, ты хорошо встретил Рождество и тебе было не шибко одиноко. Сегодня мы пишем письма тем, кого мы подвели. Я вспомнила уйму людей, которых обворовала и обманула, кому не вернула долг и наделала кучу всяких гадостей.
Но только тебя я по-настоящему ПОДВЕЛА. По-моему, нельзя подвести того, кто от тебя ничего не ждет. Пожалуй, ты единственный, кто поверил, что я могу стать совсем другой.
Прости меня за дядю Алберта и все прочее. Уж не знаю, что тебе рассказали, но ты ведь понимаешь, какая я слабая и как боюсь одиночества. Я не оправдываюсь. Просто я такая.
Наверное, я могла бы притвориться , что сажа ас понимала, нем все закончится. Но мы с тобой взрослые люди, нечего валять дурака. Некогда уже.
Знаешь, в тот день, когда мы с ним уезжали, я чуть не пошла к тебе на свидание. Но я не смогла бы смотреть тебе в глаза. Еще в Калифорнии я втихаря торговала собой за наркотики. А уж здесь пошла вразнос. Пару месяцев назад я продала посуду твоего дяди, он меня накрыл, избил и выгнал. Хорошо, что сейчас ты меня не видишь.
Прости, что своей заначкой я тебя подставила. Я испугалась. Я так долго боялась, что уже и не помню, как это – не бояться.
В следующем месяце меня выпишут, и я хочу раздобыть денег и повидаться с тобой, хоть не имею на это никакого права. Мне еще надо кое за что расплатиться, но я предполагаю быть в Калифорнии, когда тебя выпустят. Я не жду, что ты захочешь разговаривать со мной, что все опять будет по-старому. Я ничего не жду, Ленни, я только знаю, что встреча наша будет тяжелой. Я даже ее боюсь.
Боюсь, что прочту в твоих глазах, как сильно я тебя подвела, и тогда мне придется снова ширнуться. Ты спросишь, что со мной было, и я должна буду тебе все рассказать. И ты поймешь, какая я слабая уродина. Я жалею, что не следила за собой.
Но самый сильный страх уже во мне. Он там поселился давно. Это мысль, что я тебя не заслуживаю. Что я сделала подлость единственному человеку, с которым мне было хорошо. Я люблю тебя, Ленни. Прости, что любовь моя оказалась никчемной.
Шелли
Записка, яблоком-магнитиком пришпиленная к холодильнику в доме Келли Болдуина, Мозес-Лейк, Вашингтон:
Келли
сучий потрох! Я думала у нас все путем! Если ищешь свой лонатник так я его забрала казел! Моя такса – восемьдесят баксов за дерьмо что ты нынче удумал! Ты завалился спать а я уговорила Скотта подбросить меня на автовакзал! Нравится? Казлина! Когда прочухаєшся я буду уже далеко и не вздумай меня искать я возращаюсъ в Спокан к своему парню он черный и знает тыквандо! Он тебя порвет!
Зачем ты такое сделал Келли! Могло быть так хорошо. Теперь трахай Скотта и его компютер и не ври людям что ты доктор! Вот.
(НЕ) твоя на веки
Шейла (Рэй-Линн)
Рапорт, отпечатанный в канцелярии споканской полиции, сложенный вдвое и брошенный в ящик для писем заместителю начальника Джеймсу Такеру:
26 июля 2001 г.
Заместителю начальника управления
Джеймсу Такеру
Канцелярия полиции Спокана
Уважаемый господин Такер,
прошу считать это обращение моим официальным прошением о досрочной отставке, вступающим в силу после беседы с Вами. Мое решение продиктовано личными причинами, недавние оргвыводы, демонстрирующие недоверие к моим профессиональным способностям, не имеют к нему отношения.