- Потоком идут, - ответила она. - Сведберг недавно заходил, говорит, есть кое-что интересное и правдоподобное. Больше я ничего не знаю.
Валландер дал ей телефон Методистской церкви и решил после разговора с пастором еще раз зайти в контору Окерблумов и тщательно осмотреть письменный стол Луизы. Его грызла совесть, что после беглого осмотра в понедельник руки до этого так и не дошли.
Он вернулся в Истад. До встречи с Туресоном времени оставалось довольно много, поэтому он припарковал автомобиль возле Рыночной площади и зашел в радиомагазин. Без особых раздумий подписал бумаги насчет рассрочки платежей за новую стереосистему. Потом отвез аппаратуру на Мариягатан и сразу же подключил. Заодно купил и компакт-диск. "Турандот" Пуччини. Поставил музыку, лег на диван и попытался думать о Байбе Лиепе. Но перед глазами все время стояло лицо Луизы Окерблум.
Проснулся он как от толчка, глянул на часы и чертыхнулся, сообразив, что десять минут назад ему нужно было быть в Методистской церкви.
Пастор Туресон ждал его в задней комнате - не то кладовой, не то конторе. На стенах коврики с библейскими изречениями. На подоконнике кофеварка.
- Извините за опоздание, - сказал Валландер.
- Ну что вы, я прекрасно понимаю, что у полицейских масса дел, - отозвался Туресон.
Валландер сел, достал из кармана блокнот. Туресон предложил кофе, но он поблагодарил и отказался.
- Я все пытаюсь представить себе, что за человек Луиза Окерблум, - начал он. - Все, что я до сих пор узнал, как будто бы говорит об одном и том же. Что Луиза Окерблум - человек насквозь гармоничный, цельный и по своей воле никогда бы не оставила мужа и детей.
- Такой мы все ее знаем, - сказал Туресон.
- И вместе с тем это вызывает у меня подозрения,- продолжал Валландер.
- Подозрения? - удивился Туресон.
- Я попросту не верю, что существуют столь безупречные и гармоничные люди, - пояснил Валландер. - У каждого есть темные пятнышки. Вопрос лишь в том, каковы они у Луизы Окерблум. Я, конечно, никак не предполагаю, что она пропала по своей воле, не выдержав бремени собственного счастья.
- Любой из наших прихожан даст вам такой же ответ, комиссар, - сказал Туресон.
Впоследствии Валландер так и не смог уяснить себе, что, собственно, произошло. Но что-то в словах пастора внезапно заставило его насторожиться. Туресон словно бы защищал этот образ Луизы Окерблум, хотя туманные общие рассуждения Валландера вовсе не ставили его под сомнение. Или он защищал что-то иное?
Валландер быстро сменил тему и задал вопрос, который прежде казался ему не столь важным:
- Расскажите мне о своей пастве. Почему люди вступают в Методистскую церковь?
- Наша вера и наше толкование Библии суть истинно правильные, - ответил пастор Туресон.
- Вот как?
- Я и моя паства убеждены в этом. Но иные конфессии, понятно, придерживаются другого мнения. Это естественно.
- Есть ли среди вашей паствы люди, которые не питают симпатии к Луизе Окерблум? - спросил Валландер и сразу почувствовал, что собеседник медлит с ответом.
- Не могу себе такого представить.
Вот опять, подумал Валландер. Опять в его ответе сквозит что-то уклончивое, скользкое.
- Почему я вам не верю? - спросил он.
- Напрасно не верите, - ответил Туресон. - Я знаю свою паству.
На Валландера вдруг навалилась огромная усталость. Он понял, что нужно задавать вопросы по-другому, иначе ему не припереть пастора к стенке. Стало быть, лобовая атака.
- Я знаю, у Луизы Окерблум есть враги среди паствы, - сказал он. - Как я это узнал, значения не имеет. Но мне хотелось бы услышать ваш комментарий.
Прежде чем ответить, Туресон долго смотрел на него.
- Враги - это слишком сильно сказано. Но вы правы, кое у кого из прихожан отношения с Луизой Окерблум не сложились. - Пастор встал, отошел к окну. - Я колебался, рассказать вам или нет. Еще вчера вечером хотел позвонить. Но так и не позвонил. Ведь мы надеемся, что Луиза Окерблум вернется и все естественным образом разъяснится. Но в то же время меня терзает растущая тревога. Не могу не признать… - Он помолчал. - К тому же у меня есть обязанности и перед другими прихожанами. Я не хочу выставлять людей в дурном свете, ведь это большая ответственность. Вдруг мои выводы окажутся на поверку совершенно несостоятельными?
- У нас с вами не официальный допрос, - сказал Валландер. - Все, что вы говорите, останется между нами. Я не веду протокола.
- Не знаю, как и сказать…
- Говорите как есть. Так проще всего.
- Два года назад у нас появился новый прихожанин, - начал пастор Туресон. - Машинист одного из паромов, которые ходят в Польшу. Разведенный, тридцати пяти лет от роду, дружелюбный, скромный. В приходе он очень скоро снискал всеобщее расположение. Но примерно год назад у меня состоялся с Луизой Окерблум разговор. Она сама попросила о встрече и очень настаивала, чтобы ее муж Роберт ничего не узнал. Мы сидели здесь, в этой комнате, и она рассказала, что наш новый прихожанин преследует ее объяснениями в любви. Шлет письма, ходит за ней, звонит. Она пыталась деликатно его отвадить. Но тщетно, в конце концов ситуация стала невыносимой. Луиза попросила меня поговорить с ним. Я поговорил. И увидел перед собой совершенно другого человека. Он был в ярости, твердил, что Луиза обманула его и что виноват в этом именно я, мое дурное влияние. На самом деле она, мол, любит его и хочет уйти от мужа. Полный абсурд. Он перестал ходить на наши собрания, уволился с парома, и мы уже думали, что больше его не увидим. Прихожанам я сказал только, что он переехал и не попрощался просто от робости. Луиза, понятно, очень обрадовалась. Но месяца три назад все началось сызнова. Однажды вечером Луиза заметила его на улице возле своего дома. Для нее это, конечно, был шок. Он опять начал преследовать ее своей любовью. Признаюсь, комиссар, я подумывал заявить в полицию. И сейчас, конечно, жалею, что не заявил. Хотя, возможно, все это чисто случайное совпадение. Но с каждым часом я все больше думаю об этом.
Наконец-то, подумал Валландер. Наконец-то у меня появилась зацепка. Даже если я ничего не понимаю в черных пальцах, взорванных радиостанциях и редких пистолетах. Кое-что у меня теперь есть.
- Как зовут этого человека? - спросил он.
- Стиг Густафсон.
- Вы знаете его адрес?
- Нет. Но у меня есть его индивидуальный номер налогоплательщика. Он чинил в церкви водопровод и получил за это деньги.
Туресон отошел к столу, полистал какую-то папку, потом сказал:
- 570503-0470.
Валландер закрыл блокнот:
- Вы правильно сделали, что рассказали. Рано или поздно я бы все равно узнал об этом. А так мы сэкономили время.
- Ее нет в живых, да? - вдруг спросил Туресон.
- Не знаю, - ответил Валландер. - Честно вам говорю, ответа на этот вопрос у меня нет.
Он пожал пастору руку и вышел из церкви. Было четверть первого.
Ну вот, думал комиссар, наконец-то у меня есть хоть какая-то зацепка.
Он быстро сел в машину и поехал прямо в управление. Надо срочно собрать совещание. Но едва вошел в кабинет, как зазвонил телефон. Это был Нюберг, который все еще находился на месте пожара.
- Новые находки? - спросил Валландер.
- Нет, - ответил Нюберг. - Но я выяснил марку пистолета. Ну, от которого мы нашли рукоять.
- Пишу. - Валландер открыл блокнот.
- Я был прав, оружие необычное, - продолжал Нюберг. - Не сомневаюсь, что у нас в стране таких пистолетов считанные единицы.
- Тем лучше, - сказал Валландер. - Легко можно проверить.
- Это девятимиллиметровый "Астра-Констебль". Однажды я видел такой на выставке во Франкфурте. На оружие память у меня очень хорошая.
- Где его выпускают?
- Вот это-то и странно, - сказал Нюберг. - Насколько мне известно, его выпускают только по лицензии в одной-единственной стране.
- Где же?
- В ЮАР.
Валландер положил ручку:
- В ЮАР?
- Да.
- Это как же?
- Почему некое оружие в одной стране становится популярно, а в другой нет, я не знаю. Но факт остается фактом.
- Черт. Южная Африка.
- Тут безусловно вырисовывается определенная связь с найденным пальцем.
- Что делает в Швеции южноафриканский пистолет?
- Ну, это уж ты сам разбирайся, - сказал Нюберг.
- Очень хорошо, что ты сразу позвонил. Но мы еще потолкуем об этом.
- Я подумал, тебе интересно узнать. - Нюберг попрощался.
Валландер встал, подошел к окну.
Через несколько минут он принял решение.
В первую очередь надо сосредоточиться на поисках Луизы Окерблум и проверить Стига Густафсона. Всем остальным пока займутся другие.
Сколько времени прошло, думал Валландер. Сто семнадцать часов с тех пор, как Луиза Окерблум исчезла.
Он поднял телефонную трубку.
Усталость внезапно как рукой сняло.
6
Петер Ханссон был вор.
И не слишком удачливый. Хотя зачастую все же выполнял задания своего заказчика и работодателя - некоего Мурелля из Мальмё, скупщика краденого.
В этот апрельский день, накануне студенческого праздника, Петер Ханссон думал о Мурелле прямо-таки с ненавистью. Он собирался отдохнуть, может даже съездить в Копенгаген. Но вчера вечером позвонил Мурелль и объявил, что есть срочное дело.
"Нужно организовать четыре насосные колонки, - сказал он. - Старого образца. В провинциальных усадьбах таких пруд пруди".
"А что, подождать никак нельзя? После выходных и организую", - возразил Петер Ханссон. Звонок Мурелля поднял его с постели, а ему очень не нравилось, когда его будили.
"Нет, ждать нельзя, - ответил Мурелль. - Послезавтра здесь будет один человек из Испании. Он приедет на машине и хочет забрать колонки с собой. Продаст их другим шведам, которые живут в тамошних краях. Они люди сентиментальные и готовы хорошо заплатить за то, чтоб иметь возле своей гасиенды старую шведскую колонку".
"Да где ж я возьму аж четыре штуки? - спросил Петер Ханссон. - К тому же праздник, ты что, забыл? Завтра весь народ хлынет за город".
"Это уж твое дело. Начни пораньше, вот и успеешь, - сказал Мурелль и пригрозил: - В противном случае придется проверить, сколько мне задолжал твой братец".
Петер Ханссон грохнул трубку на рычаг, зная, что Мурелль воспримет это как знак согласия. Сон ему перебили, теперь долго глаз не сомкнешь, поэтому он оделся и из своей квартиры в Русенгорде поехал в город. Зашел там в паб и устроился с кружкой пива.
У Петера Ханссона был брат по имени Ян-Улоф. Не брат, а сущее наказание. Ян-Улоф играл на бегах - и в Мальмё, на ипподроме Егерсру, и в государственный тотализатор, и даже на всяких провинциальных ипподромах. Играл много и прескверно. Просадил все, что имел, и в конце концов угодил в лапы Мурелля. А поскольку никаких иных гарантий под свои долги он дать не мог, в качестве живой гарантии выступал Петер Ханссон.
Мурелль занимался в первую очередь скупкой краденого. Но в последние годы смекнул, что, как и другие предприниматели, должен ступить на путь прогресса. Либо сосредоточить свои усилия и еще больше специализировать дело. Либо расширить ту базу, на которую опирался. Он выбрал последнее.
Хотя у него было множество заказчиков, которые могли бы четко высказать свои пожелания, он решил открыть еще и ссудную контору, рассчитывая таким образом резко увеличить оборотные капиталы.
Муреллю было чуть больше пятидесяти. Двадцать лет он пробавлялся исключительно мошенничеством, а затем сменил род занятий и с конца 70-х сумел создать на юге Швеции целую воровскую империю. В его тайных платежных ведомостях числилось десятка три воров и шоферов, и каждую неделю фуры с краденым товаром шли на его склады в свободном порту Мальмё и дальше, к зарубежным получателям. Из Смоланда поступали стереосистемы, телевизоры и мобильные телефоны. Из Халланда двигались на юг, в Польшу, а теперь и в бывшую Восточную Германию, караваны ворованных автомашин. Новые рынки сбыта открывались в балтийских республиках, да и в Чехословакию он уже продал несколько шикарных автомобилей. В этой организации Петер Ханссон был всего лишь крохотным винтиком. Мурелль по сей день сомневался в его способностях и использовал большей частью на случайных заказах. Четыре водяные колонки - идеальное задание для парня.
Итак, рано утром Петер Ханссон сидел за рулем злой как черт, и не без причины. Во-первых, Мурелль испортил ему выходные. Во-вторых, он тревожился насчет своего задания. Слишком много людей кишит вокруг, вряд ли поработаешь без помех.
Петер Ханссон родился в Хёрбю и прекрасно знал Сконе. Все здешние дороги и проселки исколесил, а память у него была хорошая. На Мурелля он работал уже четыре года, с девятнадцати лет. Чего он только не возил в своем ржавом фургончике! Однажды украл двух бычков. Под Рождество обычно бывало много заказов на поросят. Несколько раз даже надгробные камни вез, удивляясь, кому они понадобились, у заказчика не иначе как крыша поехала. Случалось, Петер Ханссон и входные двери утаскивал, пока домовладельцы спали, а как-то раз даже церковный шпиль умыкнул, наняв для этой цели крановщика. Колонки - дело самое обычное. Только вот день выбран неудачно.
Он решил начать в местах к востоку от Стурупского аэродрома. И далеко на равнину не забираться, смысла нет. Нынче там во всех летних домиках полно народу.
Если повезет, то наверняка где-нибудь между Стурупом, Хёрбю и Истадом. Там довольно много заброшенных усадеб, и, быть может, удастся поработать без помех.
Сразу за Крагехольмом, возле проселка, который петлял по лесу, а затем выходил к Сёвде, он приметил первую колонку. В полуразрушенной усадьбе, хорошо укрытой от посторонних глаз. Колонка оказалась ржавая, но целая. Петер Ханссон взял ломик и принялся выламывать крепление. Но едва тронул, как оно развалилось - прогнило насквозь. Он отложил ломик и стал отдирать колонку от досок, закрывавших само отверстие колодца. Думая о том, что, наверно, все-таки добудет для Мурелля эти четыре колонки. Еще три заброшенных двора - и вскоре после полудня можно вернуться в Мальмё. Сейчас еще только десять минут девятого. Глядишь, удастся-таки махнуть вечерком в Копенгаген.
Ржавая колонка оторвалась от досок.
Обломки рухнули вниз.
Петер Ханссон бросил взгляд в колодец.
Там в темноте виднелось что-то золотистое.
В следующий миг он с ужасом осознал, что это светловолосая человеческая голова.
В колодце лежала женщина.
Скорченное тело, изломанное, перекрученное.
Он бросил насос и помчался прочь. Прыгнул за руль и на полной скорости рванул подальше от этой заброшенной усадьбы. Через несколько километров, уже неподалеку от Сёвде, остановил машину, открыл дверцу и долго блевал.
Потом попытался думать. Он знал, что все это ему не привиделось. В колодце лежала женщина.
И эта женщина наверняка убита, думал он.
Внезапно он сообразил, что оставил на брошенной колонке отпечатки пальцев.
А его отпечатки есть в полицейском архиве.
Мурелль, мелькнуло в голове. Мурелль все уладит.
Петер Ханссон проехал через Сёвде, на слишком большой скорости, и свернул на юг, к Истаду. Надо вернуться в Мальмё и известить обо всем Мурелля, пускай займется. Человеку из Испании придется пока обойтись без колонок.
Неподалеку от поворота к истадской свалке его поездка закончилась. Когда он дрожащими руками закуривал сигарету, машину занесло, и ему толком не удалось ее выровнять. Она врезалась в забор, снесла стойку с почтовыми ящиками и остановилась. Петер Ханссон был пристегнут ремнем, только это его и спасло - иначе бы он вылетел через ветровое стекло. Однако ж, оглушенный ударом, он сидел за рулем в полной прострации.
Все это случилось на глазах у человека, который косил траву в своем саду. Сперва он бросился через дорогу - посмотреть, нет ли пострадавших. Потом побежал домой, вызвал полицию и вернулся назад, к автомобилю, караулить, чтобы водитель не скрылся. Выпил небось и сел за руль, думал он. Только спьяну и можно потерять управление на прямой дороге.
Через пятнадцать минут из Истада подъехал полицейский патруль. Вызов приняли Петерс и Нурен, сотрудники из числа самых опытных в округе. Убедившись, что пострадавших нет, Петерс вышел на дорогу, регулировать движение возле места аварии, а Нурен вместе с Петером Ханссоном устроился на заднем сиденье патрульной машины и начал выяснять, что произошло. Проба на алкоголь дала отрицательный результат. Водитель казался до крайности перепуганным, но сама авария его словно бы не интересовала. У Нурена даже закралась мысль, что парень не в своем уме. Бормочет какую-то ахинею насчет водяных колонок, скупщика краденого из Мальмё и заброшенного дома с колодцем:
- Там женщина в колодце…
- Так-так. Женщина? В колодце? - повторил Нурен.
- Она мертвая, - пролепетал Петер Ханссон.
Нурену вдруг стало не по себе, по спине поползли мурашки. Что он хочет сказать? Что нашел в колодце у заброшенного дома мертвую женщину?
Нурен велел ему сидеть в машине, а сам поспешил на дорогу, где Петерс разгонял любопытных автомобилистов, которые норовили затормозить и поглазеть на происшествие.
- Парень говорит, что нашел в колодце мертвую женщину, - сказал Нурен. - Блондинку.
У Петерса опустились руки.
- Луиза Окерблум?
- Не знаю. Я даже не уверен, что это правда.
- Звони Валландеру, - сказал Петерс. - Прямо сейчас.
Утром 30 апреля среди сотрудников уголовного отдела Истадского полицейского управления царил выжидательный настрой. Ровно в восемь Бьёрк срочно собрал их на совещание. В этот день ему было не до пропавшей женщины - одолевали другие заботы. Нынешний вечер, как всегда, будет одним из самых беспокойных в году, поэтому нужно встретить его во всеоружии.
На совещании речь шла почти исключительно о Стиге Густафсоне. В четверг Валландер и его люди до позднего вечера занимались розысками бывшего машиниста с парома. Когда комиссар доложил о своей беседе с пастором Туресоном, у всех тоже возникло ощущение, что в дознании вот-вот произойдет прорыв, и они согласились, что отрубленный палец и взорванный дом пока подождут. Мартинссон даже высказался в том смысле, что, наверное, совпадение все-таки случайное и никакой связи здесь нет.
- Такое ведь и раньше бывало, - сказал он. - Производим конфискацию у самогонщика. А у его соседа, у которого спросили дорогу, обнаруживаем воровской притон.
К моменту совещания установить местожительство Стига Густафсона еще не удалось.