Он сунул в карман конверт, который все еще держал в руке, и неторопливо зашагал к туалету.
Дождавшись, пока Плетнев скроется в туалете, Трубочник посмотрел на Сваровского. Тот кивнул. Трубочник положил дымящуюся трубку на стол и поднялся со стула.
- Только не до смерти, - сказал ему Сваровский. - И чтобы никаких улик.
- Сделаю.
- Подожди! Дождись, пока я уйду.
Сваровский встал со стула и быстро направился к выходу. Трубочник взял со стола трубку, выбил ее об ладонь, положил ее в карман. Затем взял кожаный чемоданчик и пошел к туалету.
В туалете было две кабинки. Одна оказалась свободна. Трубочник направился ко второй. Не дойдя до нее одного шага, он остановился и вдруг резко и коротко ударил ногой по двери, рядом с замком. Замок хрустнул, и дверь приоткрылась. В то же мгновение Трубочник ворвался в кабинку. Это все, что он успел сделать, потому что в следующую секунду мощный удар кулаком в челюсть сбил его с ног, а второй удар накрепко припечатал к полу.
- Вот так, - сказал Плетнев, потирая ушибленный кулак. - Это тебе не с сопляками и альфонсами воевать.
Тут же в кабинку вошел еще один человек. Это был Турецкий. Он достал из кармана диктофон и присел рядом с Трубочником.
- Вы меня слышите, Трегубов? - резко спросил Александр Борисович.
- Да… - с трудом проговорил Трубочник, ошалело потряхивая головой. Удар у Плетнева был нокаутирующим. - Я вас… слышу…
- Ваш разговор записан на диктофон.
Турецкий нажал на кнопку воспроизведения, и негромкие, но усиленные динамиками голоса наполнили кабинку.
…
"- За что вы его убили? Он ведь отдал вам негативы.
- В вашем вопросе уже заключается ответ. Вы пришли продать мне негативы, значит, Воронов отдал мне не все.
- И ваш громила убил его?
- Ему пришлось это сделать".
Турецкий остановил запись.
- Ваш шеф сдал вас с потрохами, - сказал он Трубочнику.
- Но ведь я… обыскал его, - простонал тот.
Плетнев, наблюдающий за этой сценой сверху вниз, усмехнулся и проговорил:
- Идиот ты, Трегубов. Диктофон был приклеен скотчем к изнанке столешницы. Такой большой и простых вещей не знаешь. Сваровский тебя сдал.
- И это еще не все, - холодно сказал Александр Борисович. - Мы нашли свидетелей, которые видели вас с Вороновым в ресторане. Кроме того, у меня есть заключение экспертов по поводу трубочного табака, который вы курите и частицы которого были найдены на местах ваших преступлений. Плюс сегодняшний ваш бенефис. Этого хватит, чтобы впаять вам пожизненное без права на амнистию, - поверьте мне, как следователю Генпрокуратуры.
- Но я… - Голос Трубочника прервался, и ему пришлось собрать всю волю, чтобы закончить фразу: - Я не хочу в тюрьму.
- Никто не хочет, - сказал ему Плетнев. - Но ты пойдешь в любом случае. Хотя… если сдашь Сваровского, как он сдал тебя, может, скостят малось. Решать тебе. Ты ведь не сам решил их убить, тебе-то они ничего плохого не сделали?
- Да… - мучительно простонал Трубочник. - Я не убийца… Я всего лишь исполнитель… Приказывал Сваровский, а я… - Затылок Трубочника снова опустился на кафельный пол, он весь как-то обмяк и договорил безвольным голосом: - Я все вам расскажу.
ЭПИЛОГ
ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО
"Ну вот и все. Дело можно считать законченным. И чего я добился? Мохов мертв. В лице Долгова я приобрел себе врага на всю оставшуюся жизнь. Кто знает, как далеко он шагнет лет через пять-семь? Но, думаю, что не шагнет. Не позволю. И далеко не убежит - по крайней мере, пока действует подписка о невыезде. Сейчас он проходит по этому делу как свидетель. Но дела нужно доделывать до конца, и я усажу этого мерзавца на скамью подсудимых.
Сваровский сидит в камере, но адвокаты хлопочут о его выходе под залог. Получит ли он обвинительный приговор?… Вопрос. Трегубов уже отказался от своих показаний. Заявил, что дал их под пыткой, и зафиксировал "побои", которые так непредусмотрительно оставил на его физиономии Плетнев. Но еще не вечер. Я крепко взял их за жабры. Никуда теперь не уплывут… И не с такими акулами справлялся.
Благодаря этому делу бюджет "Глории" здорово пополнился. Мой - тоже. Но на душе, прямо скажем, паршиво.
Хемингуэй как-то сказал: "Мир - поганое место, но за него стоит побороться". Стоит ли? Не знаю, не уверен… Как не уверен и в том, что продолжу вести этот дневник. Признаться, вся эта писанина порядком мне осточертела. Поэтому я с удовольствием сделаю то, что давно уже хотел сделать, - напечатаю одно-единственное слово, и слово это будет: КОНЕЦ".