ПОТЕРПЕВШИЙ ШЕСТАКОВ
Фотография была выполнена профессионалом, но скорее всего плохим. Одним из тех, кто равнодушным взглядом встречает надоевшего посетителя. Такой фотограф не учитывает особенностей человека - все у него одинаковы, для всех заранее избрана одна поза. Щелчок - и получи через несколько дней три фотографии девять на двенадцать, которые трудно разыскать в толстой пачке среди других.
Вершинин вертел в руках фотографию Шестакова. Лицо непримечательное: маленькие глаза, напряженная, словно приклеенная, улыбка, нос с широкими ноздрями и прилипший ко лбу редкий чубчик. Никаких броских черт, разве что широкие ноздри. О характере парня по фотографии судить трудно. Вячеслав положил ее на стол.
"Кто же и за что тебя убил?" - думал он, пристально рассматривая лицо Шестакова. Потом покопался в столе, достал фотографии, которые поступили вместе с заключением судебно-медицинского эксперта, сравнил их между собой.
Смерть слегка изменила лицо парня, но не обезобразила его. Казалось - человек просто заснул в неестественной позе и вот-вот откроет глаза. Обе фотографии: и эту, и прижизненную предъявили для опознания железнодорожнику Чеботареву, но безуспешно. Он так и не смог сказать, похож ли человек, изображенный на них, на кого-либо из тех ребят, которые пробежали мимо него в тот вечер.
- Когда же, товарищ следователь, убивцев найдете? - прервала раздумье Вершинина, одетая в черное маленькая пожилая женщина с темным морщинистым лицом, до этого молча сидевшая на одном из стульев у стены. - Ведь вторая неделя идеть, как мово кормильца нет, вторая неделя пошла, как сгубили его злодеи, а все ходят по белу свету, да над моим горем посмеиваются.
Подслеповатые глаза требовательно уставились на следователя.
- Ищем, Пелагея Дмитриевна. Поверьте мне, ищем всеми возможными способами, - Вершинин встал, подошел к ней, присел рядом.
У него не поворачивался язык возразить убитой горем женщине, сказать ей, что Василий был далеко не кормильцем, а наоборот, по словам соседей, порой отнимал у нее рубли, полученные за уборку лестницы, и пропивал их. Вершинин не сказал этого, ибо он понимал, что перед лицом смерти все плохое начисто стерлось в ее памяти. Для нее Василий стал теперь идеалом сына - доброго, любящего, единственного защитника, которого она выпестовала одна, без мужа, подавшегося в незапамятные времена на заработки, да так и забывшего вернуться. Она не лгала, она просто заблуждалась, мысленно создав для себя после похорон совсем другой образ.
Вячеслав решил выяснять все исподволь, полегоньку, чтобы поменьше травмировать материнское чувство.
- Мы обязательно найдем убийцу, обязательно, - утешал он ее, - но и вы постарайтесь нам помочь. Кто лучше вас знает Василия?
- В чем подмога-то моя, не пойму? Давеча я все рассказала другому следователю, записал он, расписалась, как смогла. Чего же еще надобно?
- С кем он встречался? Кто приходил к нему домой? Кто расспрашивал о нем уже после смерти?
- Я про все рассказала на первом допросе, а больше ничего не знаю. Приходили там разные, но откуда, неведомо.
- Дома-то он с приятелями частенько выпивал?
- Нет, - сразу насторожилась Шестакова. - Разве иногда бутылку красненького.
- Бывает, бывает, - успокоительно заметил Вершинин. - А друг дружку-то как они между собой называли?
- Запамятовала я, милок. Разные имена были.
- Может, вам приходилось слышать из их разговора кличку "Ханыга"?
- Ханыга? Впервой слышу, - ответила женщина.
- Вашему сыну такую кличку его приятели дали. Она известна всем, даже соседи его только так и называют.
- Соседи, соседи. Подумаешь, соседи. Врут они. Мало как убивцы обозвать могут.
Шестакова снова забеспокоилась, и Вершинин решил не разъяснять значение этого слова, хотя и был уверен, что ей уже приходилось его слышать. Василия Шестакова называли так все - от мала до велика. Спрашиваешь: "Вы знали Шестакова?" - пожимают плечами, скажешь: "Ханыга" - сразу ясно.
"Вот ведь как приклеилась, - подивился Вячеслав, - да оно и понятно - вымогатель, попрошайка, любитель поживиться за чужой счет".
Он собрался с духом и спросил:
- Пелагея Дмитриевна! Откуда Василий брал деньги на жизнь, ведь он же почти не работал?
- Работал, он все время, почитай, работал, а деньги мне отдавал, кормилец мой, - упрямо возразила она.
- Ладно, - терпеливо согласился Вячеслав. - После окончания профтехучилища он устроился на комбайновый, два месяца поработал и уволился. Знаете вы об этом?
- Мастер ему плохой попался. Вася пойдет покурить, а он придирается, обижает, проходу не дает. Один раз сынок чуть выпил после работы, он ему прогул поставил. Чай, с устатку-то можно выпить.
- С устатку можно после работы, но выпил-то он в середине рабочего дня, где-то часа в два. И причем на протяжении последнего месяца работы раз шесть выпивал. Вот и уволили.
- Вранье, все вранье. Напраслину на него возводят. Какой он пьяница? Ну, может, выпил раз… два, а они и рады наговорить.
- Возможно. Потом он на ремонтный попал, и там всего месяц проработал.
- Знаю про то. Ребята ящики в раздевалке обчистили, а на него свалили. Он и ушел, не захотел с такими товарищами работать.
- А потом?
- Еще где-то работал, без работы не сидел.
- Вы уверены, что он действительно работал?
- А как же. Каждый день на работу уходил, деньги у него бывали.
- Ах, так! - Вершинин начал терять терпение. - На работу уходил, деньги у него бывали, а известно ли вам, что он самым бессовестным образом обчистил своих товарищей по цеху? Его уволили и из жалости материалы в товарищеский суд направили. Потом он еще в трех местах работал, а в общей сложности за год набрал месяцев пять-шесть стажа. На чьих же харчах он сидел?
- На твоих что ли? - взвилась мамаша. - На своих сидел, работал все время. Неведомо мне, что там написано. Наговор все, и вы тем же занимаетесь. Вы преступников искать должны, которые его жизни решили, а не грязью имечко его бедное поливать, - Шестакова уткнулась лицом в ладони, костлявые плечи ее затряслись от рыданий. - Я к прокурору жаловаться пойду, - закричала она сквозь слезы. - Погубителей искать надо, а вы чем занимаетесь? Я пойду, я докажу на вас.
- Успокойтесь, пожалуйста, Пелагея Дмитриевна. Обидеть вас я не хотел. Поймите, я так же, как и вы, заинтересован в поимке убийцы, но для этого мне надо больше знать о вашем сыне: его привычках, друзьях, образе жизни. Иначе убийцу найти трудно. Вы обязаны мне помочь, рассказать откровенно, а вы принимаете мои вопросы в штыки. Я правду говорю.
- Правду, правду. Знаю я вашу правду. Будь у меня большой заступник, убийцу давно нашли бы и меня так не забижали бы. А то, кто я есть - нищая! - Она снова заплакала.
Вершинин вытер со лба пот.
"Вот поговори с ней, - с досадой подумал он. - Вместо пользы сплошная нервотрепка".
- Знаете, ведь знаете, кто мово Васеньку убил, - опять закричала Шестакова, - а не трогаете, боитесь.
- Не понимаю, о чем вы, - удивился Вершинин.
- Понимаете. Не хуже меня понимаете. Клавки - кладовщицы с овощной базы сын Витька убил, да она покрыла, сунула, сколько надо, вот и не найдете.
- Вы что, меня имеете в виду? - покраснел Вячеслав.
- Тебя, не тебя, почем я знаю, а ходит он на свободе, а мой-то в могилке лежит.
- Выбирайте выражения, а то… - начал было с угрозой Вершинин, но тут же спохватился, заставил себя успокоиться и спросил:
- Какой Витька? Какой Клавки? Кто вам рассказал?
- Вам надо знать, какой, и не от меня, а от других. Бабка у нас одна на поселке живет, по фамилии Бруткина. Вот повстречала она меня вчера и рассказала, как Клавкин Витька пьяный еще раньше хвастал, что сделает он моему сынку. Потом, когда Васеньку убили, Витька сказал: "Ханыга получил за дело. За мной не заржавеет". Вся улица знает, а вы в стороне.
- Действительно не знаем, - признался Вершинин, - чего не знаем, того не знаем.
Минуту он колебался, а затем набрал номер телефона Стрельникова. Виктор отозвался сразу.
- Пока ничего, старина, - не дожидаясь вопроса, сказал он.
- Витя, сейчас же подъезжай сам или подошли кого-нибудь к дому Шестакова.
- Что случилось?
- Не по телефону. Минут через десять я буду там с его матерью, она сейчас у меня.
- Добро. Я тоже немедленно выезжаю.
Бабка Бруткина оказалась согнутой в дугу старушенцией с крупной родинкой на переносице, из которой, словно кошачьи усы, торчали длинные седые волосы. Незнакомого гостя она рассматривала хмуро, исподлобья. Едва Вершинин завязал разговор, в дверь резко постучались и на пороге появился Стрельников. Вершинин поблагодарил его взглядом за быстрый приезд и пригласил подойти поближе. Виктор с любопытством разглядывал убогую обстановку комнаты. При виде второго посетителя бабка боязливо забилась в угол.
- Товарищ из милиции, - пояснил ей Вячеслав, успевший представиться хозяйке.
- Што мне милиция, - прошамкала та, показав единственный желтый клык. - Мы люди честные, бояться нам нечего.
Однако вид ее говорил совсем о противоположном.
- Вы, бабуся, Клавку-кладовщицу знаете? - спросил Вершинин, - опасливо присаживаясь на скрипучий стул.
- Клавку-то? Глухову? Кто ее не знает. Все знают.
- Хороший, наверно, Глухова, человек?
- Мне-то откель знать. Человек как человек, плохого про нее не слышала, хорошего не ведаю.
- А Витька, сынок ее, какой парень? Не балует?
- Почем я знаю. Играюсь с ним, что ли? Знамо только, насмешник большой. Старость не уважает. Из длинной трубки горохом в старух стреляет, когда те в церкву идут. А более про него мне неизвестно.
- Может, чего похуже творит?
- Похуже? А чего похуже? - она выжидательно уставилась из своего угла на сидящих.
Те промолчали. Тогда Бруткина пожала плечами, словно не понимая вопроса.
- Рассказывают тут некоторые, - продолжил Вершинин, - будто угрожал Витька Шестакову Ваське или еще кому-то.
- Не слыхала, - отрезала старуха.
- Как не слышали, ведь вы Шестаковой сами рассказали об этом. Мол, Витька Глухов угрожал убить ее сына.
- Ничего такого я не говорила. Поссорятся, помирятся. Народ всякого наболтает. Один - одно, другой - другое. Откель мне знать про эту шантрапу, не ровня они мне. Да и в мирские дела я не лезу, молюсь богу денно и нощно, - она истово перекрестилась на образа.
- Значит, ничего Шестаковой не говорили? Ни про Витьку, ни про Ваську? Выдумала, значит, Пелагея Дмитриевна? - медленно произнес Вершинин.
Старуха промолчала и забормотала под нос непонятные слова. Она явно отказывалась поддерживать дальнейший разговор. Поймав взгляд Вершинина, Стрельников подмигнул ему и показал головой на выход.
- Мы еще вернемся к этому вопросу, - подчеркнуто многозначительно пообещал Вячеслав, вставая.
Согнувшись под низкой притолокой почти вдвое, он вышел вслед за Стрельниковым на улицу.
- Бабуля явно крутит. Чего-то не договаривает, - убежденно заметил Стрельников, хотя и не знал, что пытался выяснить у нее Вершинин.
- Конечно, крутит, слышала, наверно, звон, да не знает, где он, - заметил Вячеслав и вкратце пересказал ему содержание разговора с матерью убитого.
- Интересно, - задумался тот. - Возможно, Бруткина наслушалась сплетен, а когда вопрос встал ребром - в кусты, а возможно, боится Глухова с его дружками или с нами связываться не хочет. Тоже, скажу тебе, приятного мало: допросы, очные ставки и так далее.
- Верно, - согласился Вершинин, - но нам-то теперь куда деваться?
- Послушай, парень, - остановил Стрельников проходящего мимо с ведром высокого худощавого юношу, - где Глухов Витька живет?
- Вон, - показал тот в сторону добротного кирпичного особняка под железной крышей и, не проявляя интереса, направился к колонке.
Дверь им открыла женщина лет сорока с широким, добела напудренным лицом и заплаканными глазами.
- Гражданка Глухова? - спросил Стрельников и, когда она кивнула, представился: - Капитан Стрельников из милиции, следователь Вершинин из прокуратуры. Разрешите к вам войти?
Женщина тревожно засуетилась и пропустила их в дом. В комнате сидел взъерошенный мужчина. Прямо на крашеный пол с его грязных сапог натекла лужа воды. Он, казалось, не замечал этого и рассеянным взглядом встретил вошедших.
- Это из милиции, Степа, - сказала Глухова.
- Где ваш сын Виктор? - с ходу спросил Стрельников, не выпуская обоих из поля зрения.
- Случилось что? - утробным голосом выкрикнула она, оседая на стул. - Он живой?
- Ничего особенного. Просто нам с ним надо поговорить, - ответил Стрельников, озадаченный ее реакцией.
Женщина всплеснула руками и зарыдала. Мужчина, сначала было вскочивший, вяло опустился на табуретку.
- Пропал Витя, - расслышали они сказанные сквозь слезы слова Глуховой. - Третий день как исчез. Я и отец, - показала она на мужчину, - всех дружков его обошли, в милицию заявили. Нигде нет. Пропал мальчик, - она безутешно зарыдала.
Мужчина отвернулся в сторону, скрывая слезы.
От Глуховых вышли, когда смеркалось. Шли, осторожно наступая на вздыбленный весенними водами асфальт.
- Интересное совпадение, - Стрельников взял Вершинина под руку. - Неужели есть связь между исчезновением Виктора Глухова и убийством Шестакова?
- Трудно, сказать, - отозвался Вячеслав. - Мать Шестакова, на мой взгляд, не соврала - разговор с Бруткиной у нее был. Сейчас мы обязаны вплотную заняться исчезновением Глухова. Что это? Попытка скрыться от ответственности или просто ребячья шалость - обида на родителей. А может быть, его…
- Убили! - закончил Стрельников. - Надо связаться с территориальным отделом милиции, а нам включить в разработку версию Шестаков - Глухов. Друг друга они знали, и, если верить матери, отношения у них были натянутые.
- Идет, - согласился Вершинин, - но не забывай другие версии и, главным образом, работу на вокзалах.
- Ты опять за свое. Розыск мы ведем каждую минуту.
- Только до другого серьезного ЧП, а там быстро переключитесь, а я останусь у разбитого корыта. Такое дело, как убийство Шестакова, чисто следственным путем поднять трудно. Розыск нужен, серьезный розыск.
- Понятно. Давай надеяться на лучшее. Обойдемся без ЧП. Все-таки меня не покидает мысль, что убийцы могли сойти с проходящего поезда, - рассуждал Виктор, - тогда дело дрянь. Тяжело нам придется.
- Нет. Интуитивно чувствую, нет. Поезда дальнего следования почти исключены. С восьми до двенадцати ночи, я беру время с поправкой, останавливалось два таких поезда: ашхабадский и саранский. У обоих стоянка двенадцать минут. Невозможно за такое время пробежать через туннель, затем - через площадь - добежать до продовольственного магазина и вернуться назад. Учти, народу много, значит, надо расталкивать, пробиваться. В общем, я подсчитал, что при самых благоприятных обстоятельствах уходит минут восемь-девять, но тогда они опаздывают на поезд.
- Допустим, они опоздали на поезд.
- Им надо будет добираться до места назначения. Поезда этого направления идут через сутки. В кассе мне сообщили, что билеты на них в течение последующих двух суток не продавались. Состав поездных бригад обоих поездов опрошен. Никто ничего подозрительного не заметил, ни один из пассажиров не отставал от поезда.
- Тогда другой расклад. А свои электрички мы прочесали вдоль и поперек, и безрезультатно.
- Меня беспокоит, - задумчиво сказал Вершинин, - что после нашего выступления по радио прошло уже пять дней, а никто не откликнулся. Но ведь кто-то видел. Значит, не хотят ввязываться.
Вполне вероятно. Вспомни случай, который мы проверяли на другой день после убийства. Тоже была драка, зачинщикам дали по пятнадцать суток, а продавщица из палатки, наблюдавшая за потасовкой, и теперь утверждает, что не видела.
- И тем не менее я настаиваю, чтобы каждое мало-мальски интересное событие, происшедшее на вокзале в течение всего дня, когда произошло убийство, стало предметом нашего самого пристального внимания.
Стрельников в сердцах махнул рукой.
- Ты же видишь, этим мы и занимаемся, и я надеюсь, ничего такого от нашего внимания не ускользнет. Мы проверили участников драки, о которой я тебе только что рассказал, - отпало.
- А вот о тех двух пьяных ребятах на перроне пока нет никаких сведений. Что они за люди, почему один из них порвал документ - неизвестно. Кстати, какой это документ?
- Я пришлю тебе обрывки - назначь экспертизу. Правда, я приглашал кое-кого из специалистов, показывал им. Они склонны считать, что это обычное удостоверение работника завода типа шарикоподшипникового или сельхозмаша.
"И тут завод сельхозмашин", - мрачно подумал Вершинин, а вслух сказал:
- Давай я назначу экспертизу, может быть, нам скажут более определенно. Тогда пойдем на завод, узнаем, кто в этом году не сдал или утерял удостоверение, авось, найдем паренька с вокзала.
- Можно, - без энтузиазма отозвался Стрельников, - хотя скорее всего это в огороде бузина, а в Киеве дядька.
- Допускаю. Но что у тебя есть более реальное?
Виктор промолчал, хотя в душе не очень-то был согласен с приятелем.
- Мне покоя не дает выкрик, о котором рассказал нам железнодорожник, - вернулся к прежнему разговору Вячеслав.
- Опять ты за свое. Ничего странного не вижу. Зато вижу твою рассеянность. Витаешь в облаках?
- Решаю, быть или не быть.
- Как быть или не быть, - всполошился Стрельников. - Чего ты мелешь?
- Да вот заманчивое предложение получил от одного руководящего товарища.
- Неужели новое назначение? Куда? - с интересом спросил Стрельников.
- Предложение другое. Директор крупного завода просит разыскать одного проходимца.
- Что за проходимец?
- Короче, моего директора доняли анонимками. Довели до инфаркта. Он и сейчас одной ногой на том свете. Клевета, говорит, просит возбудить дело. А он фигура: депутат и все такое прочее. Без крайней надобности к нашей помощи обращаться не станет.
- А… анонимки, клевета. История старая как мир. Вот что я прочел в одной из старых газет. В ней сообщалось об обнаружении тайника Рамзеса II, причем не разграбленного. В нем было найдено много табличек, свитков, папирусов. Предполагали найти в них ценнейший исторический материал. Года два работали над этими документами и, наконец, выяснили, что Рамзес II коллекционировал доносы и анонимки своих верноподданных. Можно себе представить разочарование ученых.
- Это серьезно? - не поверил Вершинин.
- Могу принести тебе газету. А вообще-то история, о которой ты мне рассказал, далеко не смешная и не редкая. И знаешь, что самое обидное? Порядочный человек в таких случаях оказывается бессильным - подлостью на подлость он не ответит, физиономию не набьет, на дуэль не вызовет. Самое лучшее делать вид, что ничего не произошло.
- Ладно, хватит на сегодня, - вяло произнес Вячеслав, на которого слова приятеля подействовали удручающе. - Давай до завтра. Пошли с утра ориентировки на Глухова.