- Нет, сказав об отмщении, я не имел в виду месть какого-то конкретного человека. Понимаешь, мой переезд в Хинодэ был бунтом против Маико, бунтом, перешедшим разумные пределы. И наказанием за это стало то письмо. Так что я имел в виду отмщение, которое посылает судьба.
Сумико слушала Окабэ с застывшим лицом, не отводя взгляда.
Разумеется, для нее это был не первый брак. Измученная неудачным замужеством, она поселилась у старшего брата. И он, и их покойный отец учительствовали в школе средней ступени. Ту же профессию имела Сумико, она работала в школе, где директором была Маико. Через какое-то время после ее смерти Сумико и Окабэ начали встречаться, а потом он к ней посватался.
Брат Сумико отнесся к этому с одобрением.
Между тем, только успела миновать первая годовщина смерти Маико, как Окабэ с Киёми переехал в новый жилой массив Хинодэ. Пока Сумико гадала, чем это вызвано, появилось то самое письмо.
Вырезанные печатные знаки, наклеенные на бумагу, складывались в текст, смысл которого сводился к следующему: известно ли вам, что Окабэ Тайдзо после смерти своей жены вступил в постыдную связь с ее племянницей?
Брат Сумико был человеком добропорядочным, осмотрительным. Пышущее злобой письмо повергло его в смятение.
Сумико письму не поверила, но все-таки никак не могла понять, чем руководствовался Окабэ, переехав в многоквартирный дом, причем продав ради этого свой собственный (правда, на вырученные деньги он приобрел вполне приличный участок земли и отложил сумму на новое строительство).
Разумеется, Окабэ был ни в чем не виноват. И все же обойти сам факт появления подобного письма было невозможно. Окабэ утверждал, что у него нет никаких предположений на этот счет, но Сумико виделась в этом коварстве женская рука, и она подозревала о существовании женщины, которая очень сильно увлечена Окабэ.
Само собой, на сегодняшний день их разговоры о женитьбе зашли в тупик.
- Сэнсэй, я хотела спросить вас про то письмо.
- Что такое?
- Вчера в газетах писали, что в Хинодэ получают анонимные письма, и это, возможно, как-то связано с убийством той женщины из ателье. Письмо, которое пришло брату, - оно тоже имеет к ним отношение?
- Понимаешь, Сираи-кун, я ведь неслучайно попросил тебя о срочной встрече. Ты же знаешь, что в конце сентября Киёми пыталась убить себя, приняв таблетки?
- Да.
- Вы с братом тогда здорово подозревали меня, а я совершенно не представлял себе, что могло стать причиной. Те, кто ее обнаружил и спас, - женщина по имени Судо Дзюнко и наш комендант Нэдзу - сказали, что никакой предсмертной записки не было. Поэтому меня мучил вопрос, почему же Киёми так поступила. А теперь, когда произошло это убийство, я узнал, в чем было дело.
Сумико молча смотрела в лицо Окабэ. В ее взгляде появилась ожесточенность.
- Оказалось, когда ее нашли, в изголовье валялось письмо, склеенное из вырезанных слов. В нем было то же, что и в письме, пришедшем в ваш дом.
- Какой ужас!
- Письмо припрятал комендант. А поскольку по содержанию оно было крайне мерзким, они с Дзюнко договорились сохранить это в тайне - даже от меня. Кстати, я слышал от Киёми, что той женщине, Дзюнко, тоже подбросили подобное. Они с мужем заподозрили хозяйку ателье. Вечером в день убийства муж Дзюнко скандалил около "Одуванчика", а потом бесследно исчез. И тогда комендант Нэдзу, решив, что письмо может как-то пригодиться, передал его полиции. Мне дали его прочесть, и я все понял. Письмо просто омерзительное.
- Омерзительное?
- Ваше было еще куда ни шло - мол, знайте, что Окабэ с Киёми путается. И выдержано оно было в каких-то рамках. А то, что толкнуло Киёми на самоубийство - там другое. Оно начиналось Ladies and Gentlemen, содержало самые отвратительные выражения, а кончалось словами: не верите - пусть врач проверит ее девственность.
- Ооо! - Сумико потрясенно смотрела на Окабэ. Наконец, она с трудом проговорила сдавленным голосом:
- Но… Но кто же?.. Кто мог пойти на такое злодейство?
- Вот я и хотел сегодня поговорить с тобой, потому что знаю лишь одно: там, в Хинодэ, есть кто-то, кому, словно дьяволу, доставляет высшее наслаждение жестоко оскорблять людей, разрушать их покой и счастье.
Сумико ахнула.
- Так вот, можно упрекнуть меня в самоуверенности, но я точно знаю, что твое сердце ко мне расположена. И все же ты вдруг заколебалась в отношении нашей помолвки. Причиной было то письмо. Я никак не хочу сказать, что ты подозреваешь меня в отношениях с Киёми. Просто тебя беспокоит, что кто-то послал столь отвратительный поклеп. Ты решила, что я скрываю связь с женщиной, и она пытается разрушить наши отношения. Вот почему ты насторожилась и начала сторониться меня. Разве не так, Сираи-кун?
- Простите меня, сэнсэй, но что еще я могла подумать?
- Так вот, думать можно только одно, то самое, что я уже сказал: есть злодей, высшая радость для которого - разрушить чужое счастье. Я же объяснил, что и супругам Судо подкинули анонимку. И как я понял, такого рода, что сеют разлад между мужем и женой.
- Сэнсэй, мне даже как-то страшно стало.
- Да, история страшноватая. Но для меня этот случай в определенном смысле оказался счастливым. Ведь благодаря ему ты, надеюсь, теперь поняла, что у меня нет никакой другой женщины, которая бы строила тебе козни.
- Да, - Сумико, чуть вжав голову в плечи, утвердительно кивнула.
- Спасибо, что поняла меня. А в связи с этим у меня к тебе есть разговор. Ты, конечно, можешь себе представить, как я изумился, узнав причину трагедии с Киёми. У меня сразу всплыло в голове то письмо, которое пришло вам. Я тогда ничего не предпринял, потому что не хотел впутывать вас с братом.
- Мы вам очень благодарны за это.
- Но прочитав вчера газеты, я подумал, что всему есть предел. Раз в Хинодэ гуляют такие письма, надо вырвать зло с корнем. Как вы с братом отнесетесь к тому, чтобы открыто рассказать о нем?
- Ну… Если это не повредит вам с Киёми… Не знаю, как брат, но я не против.
- Когда оно попало к вам?
- Вы переехали в Хинодэ 8 мая?
- Да, было воскресенье. Ты приходила нам помогать.
- Мы получили его спустя дней десять, кажется, числа двадцатого.
- Как поступил с ним твой брат? Разорвал и выбросил?
- Я видела это письмо всего раз, но ведь брат такой осмотрительный. Вполне возможно, что он его где-то припрятал.
- Это было бы хорошо.
- В этом деле я полностью доверяюсь вам, сэнсэй. Ведь если разберутся с письмами, значительно сузится круг поиска убийцы.
- Я тоже так думаю.
Некоторое время они сидели молча. Взгляды их переплелись.
- Между прочим, - голос Окабэ звучал так, словно где-то глубоко в горле у него застряла рыбная косточка. - Как ты относишься к наставлению Татибаны, которое я тебе передал: "станьте там мужем и женой…"?
- Сэнсэй…
Щеки Сумико запылали, но она застенчиво поднялась и сама села к нему на колени.
"Желудь покатился…"
Если представить себе что-то вроде "Справочника о жителях Хинодэ", то выяснится, что местные обитатели ложатся спать примерно в десять вечера. Приняв среднюю продолжительность ночного сна за восемь часов, мы обнаружим, что утренний подъем у них приходится на шесть утра.
Основная масса проживающих здесь работает в центре, и учитывая транспортный ад, воцарившийся с недавних пор в наших городах, запаздывание с подъемом неминуемо ведет к опозданию на службу.
Посему, в промежуток с семи до восьми часов утра главная улица Хинодэ в рабочие дни представляет собой чрезвычайно оживленное зрелище. Муравьиными потоками движутся по ней служащие и учащиеся. Среди них, конечно, встречаются и бодрые, выспавшиеся экземпляры, но большинство тех, кто с трудом таращит от недосыпания глаза, всем своим видом демонстрируя, что нет в жизни счастья.
Но так происходит в рабочие дни. По воскресеньям, как вы понимаете, картина полностью меняется.
По воскресеньям в семь утра главная улица Хинодэ удивительно тиха и пустынна. По воскресеньям в эти часы достопочтенные отцы семейств обычно заняты именно тем, чему сегодня самое время - они блаженно спят сладким сном.
Однако есть и исключения. Например, Миямото Торакити, отец Тамаки - он служит управляющим кинотеатра "Гораку-кинема" в районе Кэйдо, и по воскресеньям отправляется на работу наоборот раньше обычного.
Виной тому киносеанс для малышни, который начинается в девять утра. - Вот идиотка! Наплевать ей на мужа-труженика!
Это Торакити Миямото готовит себе завтрак в полусумрачной кухне.
Уроженец Осаки, он знатный обжора, и если утром не заправится от души горячим рисом, сытости не ощущает. Но последнее время между супругами идет раздор, и его жена Канако, пребывая в жестокой обиде на мужа, не встает с ним вместе по утрам, даже если уже не спит.
Впрочем, Канако до замужества прислуживала официанткой и к кулинарному делу пристрастия не имела никогда, а уж последнее время вообще старалась отделываться продуктами моментального приготовления. Недовольный таким положением вещей Торакити нередко сам стоял на кухне, вооружившись большим разделочным ножом: чего-чего, а когда речь шла о еде, проворства ему было не занимать. В зимние месяцы он даже приносил рыбу фугу, сам с ней возился и потом, причмокивая от удовольствия, ел собственноручно приготовленное блюдо, но уж тут Канако и Тамаки воротили носы и к еде не притрагивались. Честно говоря, Торакити страшно гордился тем, что до сих пор еще не разу не отравился. Впрочем, произойди это один-единственный раз, и он бы уже был трупом.
Стеклянная дверь все еще зашторена, на кухне сумрачно, но во всем, кроме еды, Торакити отличается прижимистостью и свет из соображений экономии не включает. Он проворно двигается в полумраке, легко перемещая свое тело, которому обязан прозвищем Ширма.
Ростом Торакити не дотянул до метра шестидесяти, а весом малость зашкаливает за шестьдесят килограмм, из чего легко можно понять, что в ширину он крупнее, чем в высоту. Неуемным щеголем его не назвать, но заметно, что принарядиться он любит: поверх тонкого домашнего кимоно юката надето очень даже приличное кимоно на вате. А вот интересно, откуда у него на левой щеке свежий шрам?..
- Тамаки! Эй, Тамаки! Встанешь ты когда-нибудь? Вечно эта девка дрыхнет!
Ругает он дочку сильно, но просить помочь по хозяйству не собирается. Просто ему скучно, и он таким образом развлекается - вроде как на сямисэне играет. Беда в том, что на предыдущей работе Торакити излишне распускал руки в отношении женского пола, из-за чего был переведен в менее престижное место, из Уэно в Кэйдо. Так что теперь он и сам не мог не признавать с глубокой печалью, что его репутация мужа, равно как авторитет отца, заметно упали.
Тянувшаяся с тех пор холодная война между супругами недавно полыхнула огнем. Причиной тому стала грязная анонимка.
Торакити получил письмо во вторник на прошлой неделе, то есть 25 октября. Оно умышленно было послано ему на рабочий адрес: злодей коварно предусмотрел, чтобы донос не попал в руки Канако и не оказался уничтоженным.
Когда потом это письмо изучили полицейские, оказалось, что оно было отправлено 14 октября. В пределах одного района оно добиралось до адресата более десяти дней - видимо, задержалось на почте, такое сейчас случается постоянно.
Убийство произошло вечером 10 октября. Обнаружено на следующий день, 11-го. И вот, уже на третий день после всего этого, злодей-доносчик, не довольствуясь содеянным, вновь пускает стрелу: он подло направляет гнусную анонимку этому управляющему кинотеатром, этому, пусть бабнику, но в сущности хорошему человеку!
В одиннадцать дня 25 октября управляющий кинотеатром "Гораку Кинема" Миямото Торакити, ничего не подозревая, вскрыл ножницами злополучный конверт. При виде выскользнувшего оттуда листа бумаги с наклеенными словами, вырезанными из печатных страниц, глаза его невольно полезли на лоб.
Читать было неудобно: бумага пузырилась, шрифты разнились. Когда Торакити, наконец, добрался до конца, его круглая, как поднос, физиономия побагровела до корней волос.
Торакити поспешно вытащил из кармана пластмассовую коробочку, схватил щепоть серебристо-белых горошин и отправил все разом прямо в рот. Успокоительным он пользовался давно и с большим удовольствием. Угомонив с помощью лекарства сердцебиение, он снова опустил глаза на письмо.
По мере чтения внутри у него нарастал неукротимый гнев. Торакити сунул скомканный лист в карман и, не говоря ни слова, пулей вырвался из кинотеатра. Порядочный скряга, он тем не менее схватил такси.
На кухне квартиры 1518, корпус 15, квартал Хинодэ за столом напротив друг друга обедали Канако и Тамаки. Удивленная грозным явлением мужа, Канако поднялась, и в тот же момент взрывом прозвучала пощечина.
Вряд ли стоит в мельчайших подробностях описывать здесь, какое грандиозное сражение развернулось следом. Как всегда в порыве эмоций, оба перешли на чистый осакский говор. Это придавало особый колорит великолепному семейному скандалу, украшая простоту и неукротимый нрав супругов так, как украшает парчу положенный на нее цветок.
- Придурок, псих! Врезал - слова не сказал!..
- Еще и объяснять тебе?! Грязью меня с ног до головы замазала, подлюга!!!
- Чтооо? Это как же я тебя…
- Ты мне что плела! Ишь, поклонница она его с молодых лет! Потому и спуталась, да? Хуже ничего не придумала? Нашла себе красавчика!
- Я тебе правду говорила!
- Так я тебе и поверил!
- Ааа, убивают!!!
Если во время семейных скандалов муж - это волк, то жена в такие моменты, пожалуй, относится к семейству кошачьих. У волка есть только одно оружие - клыки, у представителей же семейства кошачьих помимо клыков имеются еще и когти.
Торакити опрокинул жену на стол и, вцепившись ей в волосы, принялся трепать туда-сюда, и вдруг…
- Ах ты!!!
Страшная боль пронзила ему левую щеку, и он невольно отпрянул назад. Брызнула кровь.
- Ну такого я не стерплю! Убью!!! Убью!!!
Зажимая одной рукой бегущие по щеке капли, он налитыми кровью глазами шарил по кухне. Недостатка в режущих инструментах здесь не наблюдалось. В руках Торакити оказался здоровенный нож для рубки мяса.
- Да ты что, всерьез меня убить хочешь?!
- А ты думала, я такую шлюху в живых оставлю?!
- Ааа! Спасите!!!
Семейные скандалы были здесь делом обычным, но сегодня хозяин что-то разошелся.
- Папа, прекрати! Прекрати! Это уж слишком!
Тамаки, пережидавшая бурю на балконе, сообразила, что с отцом неладно.
- Господин сыщик, идите скорей! Папа маму убивает!
После всех событий полиция установила в Хинодэ постоянное наблюдение. Несколько человек тщательно контролировали обстановку и следили за слухами. Один из них и положил конец побоищу между родителями Тамаки.
Когда на вопли девушки примчался сыщик Симура, блестящее сражение было завершено, и хотя обе стороны продолжали пылать друг к другу злостью, в их поведении уже чувствовалось легкое смущение.
- Так! Это что такое? Ну, хозяин, знатных дел ты натворил!
- Папа, сиди спокойно, дай я тебе помажу… - успокоенная появлением полиции, Тамаки вернулась в комнату.
- Отстань, не надо мне ничего!
- Нельзя так, вдруг микробы попадут!
- Хозяин, Тамаки дело говорит. Брось упрямиться, дай прижечь.
- Ну и натворил ты дел! Хозяйка!
- Д-даа?
Обессиленная Канако мешком притулилась в углу.
- Что здесь произошло?
- Что-что - да ничего! Явился и, слова не сказав, на меня с кулаками! Чисто псих!
- Что-о?! Ах ты…
- Ну-ну, хозяин, давай без драки. Так что скажешь?
- Да вот, господин сыщик, письмо я получил да и разозлился.
При виде извлеченного из кармана конверта глаза Симуры блеснули.
Это была уже четвертая анонимка, которую читал Симура (правда, первая ему досталась в обрывках):
"Слушайте все, слушайте все!
Как говорится, во всей округе только муж пребывает в неведении. Проживает здесь в Хинодэ в корпусе 15 красавица-толстуха по имени Канако, достопочтенная супруга Миямото Торакити. С юных лет была она поклонницей художника Мидзусимы, а теперь ей редкое счастье привалило жить с ним по соседству. Ладно бы она от восторга только глазки закатывала, но ведь Мидзусима-то тот еще артист! С давних времен идет о нем дурная слава соблазнителя-Дон Жуана, и не напрасно. Сперва-то он красавицу-толстуху вроде рисовать взялся: запрется с ней в квартире, и услаждает взор ее голыми телесами. Так это еще что! А вот вечером десятого числа нынешнего месяца они в некоем месте встретились, слились в объятиях и отдались пылкой страсти. Где это происходило, у них самих и спросите!"
Закончив чтение, Симура взглянул на штамп и удивленно нахмурился.
- Хозяин, ты когда это получил?
- Да прямо сегодня! Вот только что.
Угомонившись, Торакити вновь обретал способность изъясняться на языке токийцев.
- Не шутишь? Судя по штемпелю, его отправили 14 числа, так? А сегодня 25-е! Что ж оно, больше десяти дней шло?
- Чего-чего? - Торакити тоже проверил штамп. - Вот чудно-то! Но только, господин сыщик, его точно сегодня принесли. Не верите - можете у меня на работе спросить.
- Значит, это все почта дурит… Скажи-ка, хозяин, а супруга твоя про письмо знает?
- Да нет еще. Я до того обозлился, до того обозлился - терпеть мочи не было.
- И ничего не объясняя, с кулаками на нее бросился? Ну хорош! Шрам себе сам заработал, сам и носи теперь. Хозяйка, почитай вот!
Пышнотелая Канако, стесняясь прорех на своем пострадавшем в битве одеянии, взяла письмо и молча принялась разбирать написанное.
- Ах ты!.. - взвизгнула она, подняв злющий взгляд. - Эдакая бредятина…
- Бредятина? То есть мы должны считать, что все, здесь написанное - вранье?
- Вранье! Наглое вранье! - Она еще раз взглянула на текст. - Десятое нынешнего месяца - это ж когда мадам из "Одуванчика" ночью убили. А я в тот вечер со своей знакомой, с Минэ-сан, в театр на Симбаси ходила.
Симура захохотал:
- Да, хозяин, просчитался ты. Все действия Мидзусимы десятого вечером у нас проверены. И никаких тайных свиданий с твоей женой за ним не замечено. Уж к счастью или нет, не знаю.
- А где в тот вечер был Мидзусима-сэнсэй? - Занятая наклеиванием пластыря на боевые раны отца, Тамаки вдруг дерзко взглянула на Симуру.
- У него в тот вечер была встреча с коллегами-иллюстраторами, они собирались в закусочной "Коёкан" на Тораномон.
- Господин инспектор, это действительно так?
Тамаки выдернула письмо из рук матери и впилась в него глазами.
- А что такое, Тамаки-тян? Ты думаешь, там написана правда?
- Да нет, но ведь Мидзусима-сэнсэй за мадам ухлестывал… Я просто про его алиби подумала.